Дед

Когда играешь белыми фигурами в шахматах против того, кого нет смысла обыгрывать, тогда просто играть, просто проиграть. Мне забавно видеть радость или злость соперника. Поэтому меня интересует не то, сколько друзей или врагов будет, а то, сколько людей поймет, что жалость это не жалость, зависть, это не зависть, злость это не злость. Это придумано, когда впереди нет выхода. Поэтому я не строю забор. Мне интересно все вокруг, пока дышу и колотится сердце. Прошу прощения за душевный стриптиз.
Моя мать родилась четвертым, или пятым ребенком, может и шестым. Дети, бывало умирали при рождении, а потом об этом было не принято говорить. Особенно там, где могилы остаются в пути, около дороги. Мой дед Саша свое слабоумие компенсировал силушкой. Украинец стопроцентный. Расчетливый и скареда, каких тяжело найти. Он из той породы, которые бывают только в двух состояниях. Это работа или гулянка. Своим кузнечным ремеслом он содержал себя вместе с тем, кто посмел быть с ним.
Когда работа заканчивалась в одном колхозе, он отправлялся в другой. Там договаривался с председателем на подряд за наличные деньги и работал сдельно. Ремонтировал котлы, отопление, лошадиные приспособления и прочее.
Во время пути из одного колхоза в другой, на полустанке, увидел цыгана с грязной, испуганной, маленькой женщиной. Она молчала, а цыган не знал, что с ней делать. Дед Саша и попросил ее отдать. На Украине был голод в тридцатые годы, который довел людей до состояния, когда можно было за хлеб выменять человека. Цыган и обрадовался. Так дед Саша выменял себе жену. Она не говорила на украинском, но говорила на белорусском. Дед назвал ее Анной, потому что так ему нравилось. Он положил ее на телегу, как хорошее приобретение и назвал своей женой.
Так в дороге, не имея собственного дома, они каждый год приносили по ребенку. Жили по месту очередной халтуры на съемных домах. Анна, не знавшая прежде заботы о себе, не узнала об этом до скорой смерти. Пять сыновей и две дочери забрали всю энергию из ее маленького тела. От моего деда она слышала только одно: "наступлю на тебя ногой и порву как лягушку".
Сыновья росли, чтобы быть помощниками, дочери просто так, чтобы вышли замуж когда ни будь. В колхозах становилось с каждым годом тяжелей найти работу. И в механических мастерских уже не нуждались. Пришлось поменять лошадь на корову. Корова давала молоко, которое менялось на хлеб. Но уже и хлеб стал редкостью. Люди говорили разные новости о событиях в мире. Кто то сказал, что в Латвии теперь можно жить, что там есть работа и хлеб. Так в 1940 году дед Саша сложил все имущество на прочную телегу, запряг корову и отправился пешком в Латвийскую ССР.
В разных районных центрах его выгоняли, потому что не имел комсомольской путевки, и был очень похож на кулака. Он говорил, что умеет слесарить, нарезать резьбу на трубах. И удивлялся, что устраиваемой советской власти не нужен его труд. Но на воскресных рынках, куда съезжались хуторские жители на торговлю, он находил подряд, чтобы заработать на еду своим голодным детям.
Когда он своим табором добрался до Бауска, там оказался большой дом, с неработающим водяным отоплением. Это для него было верхом технического прогресса, в котором лучше его специалиста не было. Он получил работу, временное жилье. Тут он закончил свой поход. В результате имел жену Анну и семерых детишек, которые не знали, что такое школа.
Война пришла незаметно. Просто люди на рынке говорили. Говорили о боях под Москвой, Ленинградом. Если в Даугавпилс и был в ста километрах, то новости так далеко не распространялись. Коренные латвийцы относились к деду и детям так, как обычно в мирное время. Военные немцы, если появлялись, то не надолго. Мальчики, братья Раи, моей матери, высматривали тех солдат, которые курили. Они изготовили палки с гвоздем на конце. Когда окурок бросался на землю, они проходили, играясь палкой, накалывали окурок.
Старший Володя, мой дядя, научился водить машину. Он показал братьям, как это делать. Все братья, даже самый мелкий Ваня пошли работать в механические мастерские, где обслуживали немецкие машины. Эта работа давала возможность прокормиться.
Пусть меня тысячу раз проклянут за то, что я пишу. Но это как в шахматах. Нужно было жить, кушать, лечить уже умирающую бабушку Анну. Когда я смотрю на старую коричневую фотографию молодой бабушки, я вижу свою собственную дочь Лену.
Так прошла война. Когда немцы уже бежали, прилетела авиация и разбомбила старинный замок на окраине городка. Дед Саша  вдогонку вступил в Армию и ушел в обозе вместе с кухней.