Глава III

Глава III
Когда я подходила к назначенному месту, Элисон уже ждала меня. Значит, я, как это часто бывает, снова опоздала. Ну, думаю, ничего страшного, главное, что она не сердилась на меня за это. По крайне мере я надеюсь.
Как всегда мы обнялись при встрече, сделав перед этим что-то похожее на одновременный, понятный только нам, жест рукой, и пошли вдоль дороги в сторону парка.
С Элис как-то особенно легко не только общаться, но даже и просто находиться рядом. Не существовало в мире больше такого человека, с которым я могла разговаривать как с настоящим психологом. И даже ведь не каждый родитель может так хорошо понять тебя, как лучший друг, которого знаешь с детства!
Как видите, я, наверное, не устану об этом говорить никогда.
Я рассказала Элисон про чудное перо, которое нашла с утра, про колечки и семейку Моренте.
- Приходи сегодня ко мне с ночёвкой, переживём это как-нибудь, - предложила подруга.
Она, без сомнения, всегда знала, что мне необходимо. Я с радостью согласилась, ведь не очень-то, как вы поняли, мне хотелось  мило ужинать с этими почтенными гостями.
Солнце так ярко светило мне в глаза, что я чуть не стукнулась в своих раздумьях о фонарь, стоявший чуть ли не на самой середине тротуара.
- Интересно, почему тут так много осколков? - осторожно переступая с место на место, удивилась я.
- Может, вчера вечером тут что-то произошло…- начала Элисон. -  Что-нибудь странное, необыкновенное?..
Я уже догадывалась, что сейчас обязательно должна последовать  какая-нибудь история. Элис была любительницей придумывать на ходу что-то интересное, весёлое и поднимающее настроение даже незнакомым людям. Однако меня, если честно, не всегда веселили её выдумки.
Простите, но очень бы не хотелось  цитировать её историю сейчас. Если же интересно, и вы захотите узнать, я перескажу вам позже. Только напомните, пожалуйста.
- Элисон, ты слышишь это?.. – перебила я её историю.
- Что такое?
- Какая музыка… Прислушайся…
И тут она меня поняла. Мы обе остановились и тихо стали наслаждаться красивой мелодией, долетавшей до нас.
- Откуда звучат такие божественные звуки? - спросила Элис шёпотом.
Мы решили, что это из музыкального магазина и направились прямиком туда, рассуждая по пути каждый о своём.
Снова пошёл снег, и мои глаза невольно устремились в небо, блестя от радости. Как будто бы все эти маленькие мелочи знают, когда напомнить о себе и приятно удивить!
Вскоре наши догадки подтвердились: перед нами, переливаясь на солнце, висела большая искусно украшенная вывеска «Музыкальный магазин Адана Вивеса», а ниже на стекле, более мелкими каллиграфическими буквами было написано «Музыка – это следы, по которым можно вернуться в разное время жизни». Пока шли, мы слышали всё ту же мелодию, что завлекла нас тогда, но подойдя ближе, мелодия изменилась:  звуки доносились уже резко, не так плавно и словно на тон ниже.
Элисон, которая всю дорогу с нетерпением неслась вперёд быстрее меня, первая стремглав вбежала в магазин и застыла на месте от удовольствия.
- Скажи, это ведь ты сейчас играл? Было необыкновенно красиво и здорово, мне очень… - обратилась было она к сидящему за роялем молодому человеку, с виду нашему ровеснику.
- Да, да, я, спасибо. Мне это уже говорили, но я не люблю хвастаться, - музыкант сыграл ещё пару аккордов, совсем не сочетающихся друг с другом и громко причмокнул губами, гордясь собой.
Пока подруга, вдохновившаяся услышанной музыкой, хвалила и восхищалась тем парнем, я стала рассматривать висевшие на стенах нотные тетради, грамоты и старые чёрно-белые фотографии.
На некоторых был изображен концерт популярной в то время группы, собравшей в своей аудитории миллионы людей, желающих послушать и насладиться музыкой; другие были, видимо, посвящены одному человеку, исполнявшему сольную пьесу на испанской гитаре у себя дома в полном и гордом одиночестве;  ещё несколько маленьких прямоугольных фотографий, висевших на самом верху, повествовали, словно старинная картина неизвестного художника, о красивом дуэте мужчины и женщины, играющих на скрипке.
Всё было так простенько и уютно отделано, что каждый мог почувствовать себя как в гостях, а может, даже и как дома. Магазин был совсем небольшим, и казалось, каждый предмет, каждая вещица лежит уже давно нетронуто на своём законном месте. Тут, видно, поработали умелые руки! Подойдя к стойке с камертонами, я нечаянно услышала разговор.
- Ты чудесно играешь, Габриэль, и заманиваешь в наш магазин довольно много покупателей. Отдельная благодарность тебе за это. В следующий раз нам обещали привезти новое пианино, так что жду тебя к тому же времени. Вот, держи, ты заслужил, - старик, лет шестидесяти-семидесяти с признательностью протянул деньги и пожал руку своему помощнику.
- Благодарю Вас, сеньор. До завтра, - кротко ответил тот и повернулся в мою сторону, чтобы уйти.
- Полностью соглашусь, ты изумительно играешь – с одобрением, и словно извиняясь за случайные мысли вслух, проговорила я.
Габриэль поднял свою белую шляпу, упавшую, наверное, от удивления, а затем, слегка улыбнулся и тихо повторил: «Благодарю». По пути к двери он ещё раз оглянулся, сделав знак продавцу.
- Хе-хе-хе! Славный малый наш Габриэль, до чего я им горжусь! Несмотря на некоторые странности, этот парень знает, что делает. Ах да, я забыл представиться, прошу прощения. Адан Вивес, – он вышел из-за стойки и  повёл меня к пианино, на котором играл Габриэль.
- Эвелин. Очень приятно. У вас тут так замечательно…
- Ну, что скажешь, музыкальный магазин – единственное достояние и радость, оставшаяся у меня. Вот на этом инструменте, - указал сеньор Вивес на пианино, - я играл, когда был ещё в твоём возрасте. Это удивительно, что за столько лет оно совсем не испортилось. Ни царапины, представляешь! Чудо-вещь! Покупатели так и пожирают его глазами, хе-хе-хе… Я, однако, никому не разрешаю на нём играть, кроме Габриэля. Я абсолютно уверен в этом мальчишке, к тому же и его отец когда-то сам работал со мной; они оба – славные малые; побольше бы было таких людей во всём мире! Я, конечно, уже не молод и забыл почти всё, что умел играть. Как жаль! Мой учитель был славным малым, и только благодаря его искренней вере в меня, я проникся в мир музыки и творчества, восхищался им и наслаждался. Ах, как всё это было давно, а что сейчас осталось… – сеньор Вивес так часто повторял выражение «славный малый», что мне показалось, будто для этого человека существует как минимум полмира этаких славных людей.
- Насколько всё-таки огромно влияние на нас общества, оно ведь коренным образом может изменить нас. Ты согласна, Эвелин?
- Безусловно, сеньор.
- Вот только и обстановка, в которой находится человек, влияет на его внутреннее состояние, - продолжал он, присев за накрытый оранжевой тканью столик - Бывало, я сидел у себя дома в городе за этим пианино, играл, готовился к экзамену по сольфеджио. Но в четырёх душных стенах, думаю, желание играть пропадёт у каждого второго человека. Тогда мне казалось, что пол, потолок и гул с улицы давят на меня, и я вот-вот превращусь в бесформенную живую лепешку... Ты улыбаешься, Эвелин? Да, бесформенная живая лепешка звучит странно и забавно, я и не обратил на это внимания. Так вот, когда же я выехал на природу, уединился на своём излюбленном тихом крылечке, дело пошло само. Любой писатель и художник оценил бы это место: оно пробуждало внезапные чувства беспредельного счастья и умиротворения… Но к чему я это всё говорю, сам не знаю.
Надо искать истинного себя во всём, что видишь - вот, в чем я искренне уверен. У каждого из нас есть свой двойник, созданный не из живой материи. Частички нашего второго Я разбросаны по миру, летают, знаешь, абсолютно повсюду. Наша же задача – находя их, узнавать о себе в течение жизни всё новые и новые вещи, раскрывать тайны своей души. Последняя же ее частичка открывается нам перед самой смертью.
- Откуда вам это известно, сеньор?
- Не обязательно иметь основания и истоки всех своих убеждений, понимаешь?
- Не совсем.
- Хорошо… Допустим, человек верит в Бога. А почему он верит, отчего вдруг взялось это необъяснимое чувство?
- Наверное, потому, что человеку нужно во что-то верить. Разве это не основание?
- Разумно. Однако мы же не заставляем себя этого делать, всё происходит, можно сказать, спонтанно. На неком бессознательном уровне…
Ах, Эвелин, прости, что же это я так заговорился... Тебе, наверняка уже пора бежать. У меня почти никогда не бывает таких славных слушателей и собеседников, вроде тебя.
- Нет, что вы, сеньор, мне очень интересно вас слушать.
Наступило долгое молчание. Я не знала, что нужно еще говорить в таком случае, и нужно ли говорить что-либо вообще. Я редко общалась с пожилыми людьми, а может, даже в некоторой степени и избегала их длительных речей. Но Адан Вивес был не такой, как все, с кем мне приходилось сталкиваться раньше.
Это был невысокого роста щуплый старичок, который с первого взгляда вызовет скорее сострадание, чем жалость. По его частым морщинам на лице и слегка опущенным векам, было видно, что этот человек испытал многое в своей жизни. Однако, всё же, неумолимая жажда жизни и даже некая игривая задорность была заметна в его глазах и продолжала блистать трепетным, но ясным огоньком. Густые чёрные брови на загорелом лице двигались живо и плавно, стараясь выразить всё то, что витало в мыслях, и опередить сказанное. Тонкие пальцы с обвисшей кожей слегка подёргивались при волнении, а фиолетовые выступающие на руках вены выступали при этом еще больше. Каждое действие, какое бы сеньор Вивес ни делал, совершалось с точностью и осторожностью, продуманно и не торопясь. Поразительная мудрость исходила от этого невероятно грустного при первой встрече человека, и не уставала поражать при общении с тем же, но уже бесконечно счастливым старичком. Казалось, он всеми оставшимися силами боролся со своим одиночеством и старался в каждом из нас найти того самого «славного малого».  Признаюсь: во мне Адан Вивес ненароком уже с первых слов вызвал уважение, доверие и симпатию. Необъяснимой харизмой веяло от его слов и искренности при этом первом знакомстве. Будто бы в одно мгновение он стал для меня самым близким и родным человеком, даже любимым дедушкой, которого ты видишь каждый день.
Сзади подбежала Элисон с восхищенным лицом и, можно сказать, вывела меня из этого слегка затруднительного положения.
- Чудный магазин, не правда ли?!
- Чудный. Что за тот парень, с которым ты разговаривала? – Простите, сеньор, - сказала я уже сеньору Вивесу и отошла к окну.
- Это Казимиро. Зря ты не познакомилась с ним!
- Он, я слышала, неплохо играет, - улыбнулась я.
- Какое «неплохо», Эви? Это было потрясающе! Жаль, конечно, он только больше не играл, а только говорил со мной. Но мы же слышали его музыку, когда подходили к магазину…
- Ты такая смешная! – защекотала я ее, отчего Эли взвизгнула и, рассмеявшись, стала вырываться, - А знаешь, я действительно верю, что он хорош.
У Элисон зазвонил телефон, и мы вынуждены были выйти из магазина, не успев толком сказать «до свидания».
Пока она забавно ходила по снегу взад-вперёд, громко разговаривая с родителями, я села на низенькую тёмно-синюю скамеечку, стоявшую неподалёку, и начала искать предмет для наблюдения.
Казалось, нескончаемое количество людей двигалось по улице. Весь мир будто куда-то торопился, бежал, суетился, боялся опоздать. Стоял гул и шум с ближайшей автотрассы, пахло бензином и машинным маслом. Мне вдруг стало невыразимо противно от этого жуткого запаха, и я отвернулась  обратно к музыкальному магазину, чтобы ещё раз полюбоваться его оригинальной и умело сделанной витриной.
На стуле, накинутом прозрачной оранжево-коричневой шалью, лежала старенькая, не потерявшая ещё своей былой красоты скрипка. Рядом стоял пюпитр с открытой книгой, где, словно маленькими черными капельками, были выведены разные ноты, знаки и прописи, которых я не совсем понимала. По бокам от этой композиции висели шторы из светло-желтой переливающейся материи, закрывавшие то, что непосредственно находилось внутри самого магазина; и главное, я думаю, должно было обязательно скрывать то старое пианино, которым так благоговел Адан Вивес. Внешний вид не представлял собой никакой роскоши, богатства, посредством которого другие владельцы любят приманивать к себе посетителей, и мне это безумно нравилось.
Около магазина росло ветвистое плодовое дерево, похожее на гигантское брокколи, которое чуть ли не задевало своей кроной окна рядом стоящих построек. Оно сильно выделялось среди других низеньких, тонких и колючих растений, растущих неподалеку. Вокруг ствола этого дерева была обвита белая длинная лента, и мне показалось, что на ней что-то написано.
«Подойти посмотреть или остаться, - решала я, – Кину-ка я монетку».
Я пошарила в карманах и нашла завалявшиеся 50 центов. Этот способ выбора одного из двух был одним из самых оптимальных почти в любой подобной ситуации, и, думаю, не одна я им пользовалась. И так, монетка упала орлом наверх, и я встала со скамейки.
Перебежав дорогу, я с нетерпением подошла к дереву и наклонилась. «Carpe diem»  (- латинское выражение, означающее «наслаждайся моментом» или «будь счастлив в эту секунду», часто переводится как «лови момент») – гласила надпись на неизвестном мне языке.
В этот самый момент сзади послышались чьи-то уверенные быстрые шаги. Кто-то, часто и тяжело дыша в мой затылок, резким движением закрыл мне глаза и вопросительно промычал.
- Кто это, если не Элисон? – удивилась я. Затаив дыхание от приятного волнения и интереса, я стала трогать чьи-то холодные большие руки, - Луис?
- Мм, - снова промычал чей-то знакомый голос.
- Энеко? Сильвио? Точно Сильвио!
- Не угадала.
 Я повернулась и увидела Карлоса – своего одноклассника, который бесповоротно считал себя выше и лучше всех на свете. В двух словах его можно охарактеризовать льстивым мерзавцем, эгоистом и просто до жути невыносимым человеком. Хотя по ухоженному виду такого настоящего щеголя, как он, вряд ли можно было сказать подобные вещи сразу. И это оксюморонное сочетание вызывало во мне чувство безумной жалости к девушкам, которые были вовлечены в его ужасные поступки и желания. Люди для Карлоса были обыкновенными игрушками (ни в коем случае не личностями, это абсурд!), и он свободно играл с ними, пока те не начинали выходить из моды и представлять собою какой-либо интерес. Вместе с ним пришла его неразлучная компания - стадо загипнотизированных, лишенных собственного разума овечек. До чего всё это было противно и вызывало отвращение! Мне стало неимоверно обидно за свои неоправданные ожидания.
- Не угадала, - повторил он уже насмешливым надменным голосом и повернулся к своим друзьям, чтобы посмотреть на выражение их лиц.
- Что ты тут делаешь, Карлос? – резким тоном спросила я. Слова вылетали из меня как стрелы, выпущенные в заклятого врага.
Он не ответил и сел рядом, кривя рот в отвратительную белоснежную улыбку. Его рука коснулась моей щеки, и я тотчас вскочила, как ошпаренная.
- Да отстань ты, чёрт побери! Откуда ты тут вообще взялся?!
- Чего ты разнервничалась, Эви, милая? Пошли, лучше прогуляемся. Недалеко есть одно тёплое местечко, - он снова обернулся к своим друзьям, и те заржали, как гиены, видимо понимая, о чём идёт речь.
- Не смей ко мне подходить, твоих выходок и так хватает!
- Мы бы отлично провели с тобой время. Не отказывайся. Я сегодня самый что ни на есть добродушный и нежный.
- Знаешь что, нежный… Меня от тебя уже тошнит! От вас всех!
- Ну, что ты как дитя?..
- Хватит вам, успокойтесь, – появилась словно неоткуда Элисон.
- О, может, ты захочешь прогуляться, Эл? Твоя подруга сегодня что-то не в настроении.
- Правда, отстань от нас, Карлос. Тебе уже всё сказали.
- Что ж, ладно. Мы всё равно ещё скоро встретимся. Не состарьтесь от скуки, девчонки!
Он развернулся и, дав пять каждому из своей компании, не торопясь пошел вон.
- Чего ты так, Эви, этот тип ведь не стоит ничьих нервов…
Я не стала спорить, возражать и молча, кусая губы, надела наушники и зажмурила глаза. Мне казалось, что так я хоть как-то отдаляюсь от всего окружающего мира.
- Ладно, как хочешь.  А мне надо идти, прости: моя мама приболела, и дома нужна помощь. Эй, Эвелин! Ты со мной?
Элисон посидела со мной еще некоторое время, и так и не дождавшись моего ответа, ушла.
И почему же я ничего ей не сказала, не подбодрила? Зачем осталась здесь? Откуда был этот непроглядный туман в голове? Отчего вдруг возникло безумное желание превратиться в мертвую белую статую и наблюдать за всеми, не чувствуя в себе никаких обязательств отвечать? Мне стало стыдно и за всё, что я высказала Карлосу. Зря я так, конечно, Элис права.
Все слова – это ведь единственный факт, вылетающий с уст невозвратимо.  Свершившиеся факты обычно печатают в газетах, журналах, показывают в новостях по телевизору, словом говоря, мы можем найти их в почти любом средстве массовой информации. Слова же мы не найдем уже нигде, кроме воспоминаний, и ни в коем случае не сможем их оспорить с такой же легкостью, как в событиях повседневной жизни. То, что было произнесено - не просто набор букв, которые можно записать под диктовку. Это всё то, что мы выплескиваем с тем или иным чувством для определенной цели, или, бывает, вовсе без нее. Говорят: словом можно убить, оно выступает как самое настоящее оружие; в то же время, в нем же, в высказанном и сосредоточена вся изначальная сила. И всё-таки до чего же глупы мы бываем, когда даем нашему телу разъединиться с разумом!..
Когда пробило пять часов, меня невольно передернуло, словно от лихорадки. Как же быстро пролетело время! Оставаться на прежнем месте смысла абсолютно не было, и я побрела, сама не зная куда. В этих краях я бываю очень редко, и поэтому могла бы с лёгкостью заблудиться, (а мы ведь довольно далеко зашли, гуляя с Элисон!).
В кармане я нашла пару евро. Какое счастье и везение: на эти деньги я могла бы поужинать сегодня! Очень скромно, правда, но обойдясь без нервотрёпки дома с дорогими и любимыми Моренте. Не знаю, за что я их так ненавидела... Что они мне такого сделали? Было, видимо, что-то такое, что оставило в моей голове мнение об этой семье так четко и ярко. Не помню только что, как не старайся. Я прошла мимо небольшой украшенной со вкусом забегаловки и решила, что покушаю позже именно там.
Под ногами таял липкий снег, а сами мои ноги в это время намокали из-за образовавшихся луж. Всё идеально подходило для того, чтобы простудиться и пролежать ближайшую неделю дома. Пока я мысленно роптала на ледяные и промокнувшие ботинки громче музыки, которая играла в наушниках, я уткнулась в глухой забор, обозначающий конец улицы. Но меня это вовсе не остановило. Перепрыгнув через него, я прошла дальше и спустилась с небольшого пригорка, напоминавшего из-за своей рельефности спину хищного непонятного зверя. Так я очутилась в старом глухом квартале, который был полностью лишен какого-либо источника света. Меня вновь внезапно затрясло: в темноте, казалось, кто-то бродил и шептался. Стены домов рисовались мне всюду облепленными смолой, а крыши походили на один большущий бесформенный кусок угля. Тени любого предмета, будь то дерево, автобусная остановка или вывеска, двигались и играли между собою. Затаив дыхание, я выбежала прочь, лишь бы быть снова поближе к свету. Только тогда я смогла выдохнуть с облегчением.
На улице в это время заметно стемнело. Люди ходили передо мной туда-сюда, делали какие-то странные жесты друг другу. Общаясь, они то и дело засовывали руки в карманы, ища что-то, девушки поправляли свои волосы и одежду. Однако повсюду было необычайно тихо, что странно в такое время суток и выходной день. Я видела, как многие прохожие разговаривают между собой, но не могла расслышать ни единого их слова. Может, они просто напросто говорили слишком тихо?
Вдруг я услышала в ушах противный, продолжавшийся секунд пять звук, после чего музыка резко оборвалась, и мой плеер выключился. И, что удивительно, я тотчас услышала весь мир: все те разговоры, шум машин, даже собственные шаги и дыхание! Какая же я глупая и недогадливая!
Я невольно рассмеялась над собой, и, услышав свой не на шутку громкий странный смех, замолчала.
«Никогда больше не буду так смеяться, особенно с включенной музыкой; со стороны это звучит просто ужасно», - решила для себя я, и свернула обратно, чтобы не заблудиться окончательно.
Я шла быстро и всё также рассматривала окружающих.