Маленькая слабость большого человека

               



Крупный  он был  мужик, огромный. Проще говоря – шкаф.
 Рост за два метра, вес за сто тридцать килограммов,  грудь неохватная, шея бычья, затылок мощный в складках, как у шарпея,  стёртые о борцовский ковёр, и от того  ставшие больше похожими на вареники уши и, по всей видимости не раз ломаный, (слава Богу не искривившийся) с горбинкой нос.
 Кроме вышеперечисленных достоинств он имел  всегда бритую наголо голову, тяжёлый из-под бровей взгляд, длинные руки с надутыми бицепсами и широкими ладонями. Бронежилет на нём казался слюнявчиком, потому что закрывал он только верхнюю, к тому же меньшую часть груди, а каска вообще какой – то нелепицей.  Не человек – машина для убийства.

Не смотря на его грозный, я бы даже сказал, устрашающий внешний облик был он очень  добродушным, если его не злить,  и покладистым человеком, пускай и  немного наивным,  немного тугодумным, немного себе на уме.

Прошу прощения у читателя, я как – то сразу взялся за описание личности, а саму личность не представил. Спешу исправить свою ошибку.
Майор Дзоев Руслан Данилович, по национальности осетин, в одна тысяча девятьсот восемьдесят девятом году – майор,  начальник физической подготовки и спорта нашего полка. Полных лет ему было в то время, примерно за сорок

Как Вы уже поняли, был он из бывших борцов « вольников», и когда – то, по его туманным упоминаниям, ещё в «семидесятых»,  якобы даже занял второе место на чемпионате России.

Что ж, возможно так оно и было на самом деле.

Не став чемпионом олимпийских игр, не завоевав звания чемпиона мира или, на худой конец Европы и вообще исчерпав свои возможности в большом спорте, Руслан Данилович стремился реализовать их в полном объёме в армии.
 До майора он дослужился достаточно быстро, но после того как майорские погоны легли на его плечи служебный рост прекратился. Такие законы в армии, что каждой должности соответствует определённое воинское звание и достигнув потолка, будь ты хоть семи пядей во лбу или имей такие габариты какие имел Руслан Данилович, следующего звания ты не получишь, если не пойдёшь на вышестоящую должность.
Вышестоящей должности ему не предлагали.
  А Данилыч грезил о погонах  полковничьих  и где-то глубоко- глубоко в душе, боясь признаться в этом даже самому себе – о  генеральских.
Для того чтобы воплотить свои мечты в реальность, он неоднократно писал рапорта с просьбой отправить его в Афганистан, а затем, когда в мчавшемся на всех парах к своему развалу Советском Союзе, пока ещё едином и в чём – то даже могучем, стали возникать горячие точки он стал проситься в любую из них.
Рапорта у Руслана Даниловича принимали, клятвенно обещали отправить по команде в дивизию, а может и ещё выше, но время шло, волнения не утихали, а его никто никуда не вызывал и ни в какие горячие точки не отправлял.
По всему видать без него управлялись, потому  что усомниться в способностях Данилыча навести порядок во всей стране, не говоря уж о каких – то локальных конфликтах, никому и в голову прийти не могло, а всё потому что всякая думающая голова, кроме всего прочего, имеет склонность к самосохранению.
Звания по - прежнему не давали. И страдал  Руслан Данилович. Ой, как страдал!

Дошёл наш Дзоев до того, что выезжая в отпуск из Средней Азии на свою малую родину, в милый его сердцу город Орджоникидзе, нынешний Владикавказ он, немного смущаясь, менял на форменном кителе свои майорские погоны на подполковничьи, справедливо полагая, что уже давно достоин носить это звание.

Об этом стало известно после того как с Данилычем в Ташкентском аэропорту нос к носу столкнулся ответственный секретарь парткомиссии нашего полка, возвращающийся из командировки. После чего об этом узнали командир полка, начальник политотдела и далее по - нисходящей, однако никаких оргвыводов к нему не применили. Решили, что можно простить ему это прегрешение. Что поделаешь - слаб человек. Так и продолжал Данилыч ездить в отпуска в подполковничьих, а потом( по непроверенным слухам) и по прошествии некоторого количества времени - в полковничьих…

А ещё мечтал он получить орден или медаль. Не какую – то там юбилейную, за безупречную службу или выслугу лет, нет, такие медали у него были, целых семь штук. Он хотел иметь настоящую государственную награду.
И если с приобретением погон и звёздочек к ним проблем не возникало, то купить орден или медаль в те далёкие теперь времена не представлялось возможности. Ну не торговали тогда ветераны наградами.

Продолжая надеяться на чудо, бросил Руслан Данилович все свои недюжинные силы на выполнение своих же непосредственных обязанностей. Решил он поднять на высоту недосягаемую уровень физической подготовленности офицеров и прапорщиков управления полка, тем более своевременно решился он на это в преддверии какой – то небывало ответственной министерской  проверки.
В часы предусмотренные на то распорядком дня, два раза в неделю по вторникам и четвергам, с он заставлять нас накачивать мышцы, ослабевшие в штабной работе, развивать в начинающих заплывать жирком телах кроссовую выносливость, вырабатывать гимнастическую ловкость и гибкость.
 Глядишь,  заметят и наконец – то по достоинству оценят Московские начальники его, Руслана Даниловича старание и способности.
Работы у офицеров управления хватает, да и лень – матушка присутствует в членах расслабленных, а посему к рвению Данилыча отнеслись все с очевидной прохладцей. Прямо говоря, всячески старались  офицеры от занятий тех уклониться. Предлоги находились всегда.

Но у Руслана Даниловича не забалуешь. Он распахивал двери в кабинеты нерадивых так, что бумаги слетали со столов от внезапно налетевшего сквозняка и, вращая тяжелой головой на бизоньей шее, голосом схожим с рокотом селевого потока гнал позволивших себе не явиться в срок на занятия на плац или спортгородок.

  Начальником вещевой службы в то время был у нас уже немолодой, как мне тогда казалось, Николай Довженко, по отчеству Александрович, по воинскому званию капитан.
 Худющий, высохший за пятнадцать лет службы под палящим Азиатским солнцем до изнемождённости. До такой степени он был худ, что форменная рубашка болталась на его плечах как на вешалке, а брюки, казалось, ходили сами по себе так, словно под ними ничего не было.
 Терпеть не мог Коля занятий этих физкультурных, всеми правдами и неправдами избежать их старался, открещивался как мог, ссылаясь то на занятость, то на боли головные, то ещё на что-нибудь.
Однажды физруку нашему пришлось силой его из кабинета вытаскивать  на занятия и нести на плечах своих, не обращая внимания на  сопротивление и Колины вопли, как мешок с отрубями на плац, где под общий смех и различные реплики, наблюдающих эту картину офицеров, поставить лентяя в строй.
Шутки, как говорится, шутками, но мало - по -малу переросли их такие отношения в антагонизм неприкрытый. Руслан Данилыч, Колю в коридорах штаба встречая, кровью чёрной наливался. А Николай всё с присказками к нему, типа: «Сила есть ума не надо», или «Сало–сила, спорт – могила!», а то ещё: «Здоровому физкультура не нужна, а больному не поможет» ну и так далее и тому подобное.
 Таким своим поведением  неприкрытым пренебрежением физическими занятиями Коля очень раздражал Руслана Даниловича.
А между тем жизнь в полку продолжалась.

Поехал Коля в отпуск. А почему не съездить в июле раз отпускают?  Погулял, отдохнул, сил набрался, водочки попив  в станице своей родной под Краснодаром,  да и в часть вернулся в положенный срок.  И привёз он с собой газетёнку местную, районную, на плохонькой бумаге отпечатанную. Газетенки – то той тьфу… в два листочка всего, но статейка в ней была напечатана небольшая о том, что такого – то числа, такого – то месяца, житель станицы Ермоловской  Довженко Николай Александрович, проявив гражданское мужество, мальчика семилетнего от смерти спас. Тонул мальчонка в пруду, а Довженко. Н.А. рискуя своей жизнью, вытащил его, потерявшего сознание, из воды,  сделал искусственное дыхание и в чувство привёл. Врачам скорой помощи, прибывшим на место происшествия, уже и делать ничего не пришлось. В общем, геройский поступок совершил товарищ Довженко Н.А. Теперь руководство и администрация района ходатайствует перед вышестоящими властями о награждении товарища Довженко Н.А. Медалью «За спасение утопающих», то бишь,  самой, что ни на есть государственной наградой.
Показал Коля газетку одному офицеру, другому показал, третьему  почитать дал, и через полчаса все были в курсе, какой достойный поступок совершил в отпуске наш сослуживец.
Дошёл слух об этом и до Руслана Даниловича.
Он дела все свои неотложные бросил и к Коле в кабинет наш с Колей забежал, запыхавшийся весь и новостью встревоженный.
- Довженко, - говорит, - Покажи мне газету, где про тебя написано.
Коля плечами пожал, достал газету и на стол бросил,
 - На, - говорит, - Читай.
Небрежно так бросил, вроде как он минимум раз в месяц людей от смерти спасает и то, что о нём газетах пишут ему привычно стало и даже несколько надоело.
- Читай, и не приставай ко мне больше со своей физкультурой. Что проку от твоих кроссов и подтягиваний? Баловство одно. Будь я министром, то вообще твою должность в армии сократил. Ты вон всё в горячие точки рвёшься, всё подвигов ищешь, а настоящий офицер…- тут Коля паузу сделал театральную, чтобы и до Данилыча дошло, кого именно Коля под настоящим офицером в виду имеет, - Он всегда время и место для героизма найдёт. Понятно тебе? 
Зарычал Данилыч невнятно, газету лапищами своими сгрёб со стола и глазами в заметку впился. Раз прочитал, второй, третий. Название газеты посмотрел,  какого числа, года, месяца выпущена, каким издательством. Всё сходилось. Не подделка какая- нибудь. Районный печатный орган.
 С Колиным временем отпуска совпадает, станица, где он отпуск проводил, фамилия, имя, отчество всё в точности. Не придерёшься.
Побледнел Данилыч от волнения, газету в руках теребит, поверить в случившееся не может. В голове его не укладывается, как мог хлюпик этот Довженко, который сам еле ноги таскает,  такое совершить!
Он, Руслан Данилович, всегда к подвигу готов, просто случай не представляется всем это доказать, а этот доходяга, соплёй перешибёшь, гляди ж ты, никаких усилий не прилагая, можно сказать вообще без всякой подготовки, а такое совершил! Не может он в это поверить, потому, что… потому, что… не может такого быть!  Не может и всё. Баста!
Но куда против печатного слова попрёшь? Всё чёрным по – белому, всё как есть описано.
Гложут Данилыча сомнения,
- Николай, а можно я газету в кабинет возьму, ещё почитаю? Таким тоном он просил, каким умирающий с голоду кусок хлеба просит.
Не смог Коля ему отказать, он тоже добрый был, как и Руслан Данилыч, а потому мягко так Данилычу,  - Бери, - говорит, - Читай.  Но… - протянул он строже,- Ты мне её не помни и не потеряй, и в туалет не носи. Я статью эту в рамку вставлю и в кабинете повешу. Вот тут, - он показал большим пальцем на стену за своей спиной.
Данилыча передёрнуло. Схватил он газету, круто развернулся и, бормоча под нос себе что – то очень похожее на проклятия на осетинском языке вышел.
- Да пошёл ты…-  так же неразборчиво пробормотал ему вслед Николай.
Когда дверь в кабинет за Данилычем  закрылась, Коля стал неистово хохотать.
«Ты чего смеёшься?» - спросил его я.
Он посмотрел на меня пока ещё салагу в офицерском корпусе, по сравнению с ним свысока,
- Ты, что тоже поверил в то что это про меня писано?
- Ага, подтвердил я, - А про кого же ещё?
-Да ты никак забыл, что я плавать не умею, что воды боюсь как огня или даже ещё больше?
Тут с действительно вспомнил, что во время наших выездов на реку в Варзобское ущелье, Коля никогда близко к реке не подходил, ссылаясь на неумение плавать.
- Так…а... как же... – хотел я спросить у него о статье в газете, но он со  смехом  перебил мой недовысказанный вопрос, - Простое совпадение это, у нас половина станицы Довженки, мы все друг  с  другом в родне, хотя зачастую и дальней. Настолько дальней,  что и старики припомнить не могут, кто кому и кем приходится. Так и этот мужик, что пацана спас вроде дядька мне какой – то, не то троюродный, не то ещё какой – то. Тёзки мы с ним. Полные тёзки. Так – то.
Я в этой истории не при чём. Сидел вечерком в родительской хате, делать нечего, смотрю газетка на столе лежит, ну я и взял её почитать, а там эта заметка. Прочёл я статейку и тут мне само как – то в голову пришло Данилыча подначить, - Как думаешь, получилось? 
- Ещё как! Он теперь неделю, а то и больше спать не будет. Крепко ты его подкузьмил. Смотри, как бы он умом не тронулся. Если ты и впрямь газетку в рамочке на стенку повесишь, он к нам в кабинет никогда больше заходить не будет и на физо вытаскивать  не станет.
 Мне тоже  захотелось хоть какую – то выгоду поиметь от этой статейки.

- Ничем он не тронется, потому как нечем, - констатировал Николай, - Ты только не продай меня. Пускай,  гад,  помучается.
- Замётано.

Данилыч целый день просидел у себя в кабинете, изредка выходя только в туалет. Говорят, он газету и на свет просматривал, лупу где – то раздобыл и текст через неё читал, только  что на зуб бумагу не пробовал…
Извёлся весь, бедолага.

Вечером того же дня я в наряд заступил, дежурным по части. Развод караула и суточного наряда провёл, сидим с помощником в комнате дежурного по части доклады от подразделений принимаем да чаи гоняем. Служебное время к концу подошло, народ по домам потянулся, потом и командир полка с замами уехали. Тихо в штабе, шуметь – то не кому. Я да помощник, да прапорщик со спецсвязи, но он у себя в каморке за дверью металлической колдует или спит. Ещё часовой у знамени полкового стоит на втором этаже, но тому по уставу не то, что шуметь, ему разговаривать не положено святыню охраняя. Кабинеты служебные опечатаны. Тихо всё. Спокойно.  Вечереет.

Вдруг на пульте у меня лампочка красная загорелась, и звонок беспокойно зазвенел. Часовой, что знамя охраняет,  сигнал подал. Есть у него кнопочка такая, чтобы извещать дежурного по части если у часового вдруг голова закружится или до ветру приспичит так, что ему не в мочь станет, всяко ведь бывает.

Подхватился  я  и бегом на второй этаж. Стоит часовой на посту, знамя в чехле под колпаком из оргстекла на месте. Фу – ух – х,
- Случилось что? - солдатика спрашиваю,-  Звонил чего?
А часовой палец к губам поднёс,  - Тс – с – с,- потом шёпотом,- Послушайте, тут стучит кто – то и стонет.
Прислушались мы, друг на друга поглядываем. Тихо вроде.
- Ну, - думаю, - Может часового сменить, мерещится ему всякая ерунда. Снять его с поста от греха подальше, пусть отдохнёт часок…
- Бу – у – бух, - грохот из какого – то кабинета раздался, будто шкаф уронили и эхо в длинном коридоре побежало,  а за эхом вдогонку  стон протяжный и сдавленный послышался .
Что за чертовщина?
Пошёл я по коридору, на звуки эти жуткие. Иду вдоль дверей штаба, печати на них проверяю, а сам на всякий случай,  кобуру расстегнул и рукоятку пистолета нащупал. Двери все заперты да ещё и опечатаны. Дошёл до кабинета Руслана Данилыча, смотрю, а дверь- то в кабинет чуть приоткрыта. Заглянул я в щелку и, что вижу? Сидит за столом наш начальник физподготовки и спорта, голову руками обхватил, а на столе перед ним газета лежит со статьёй злосчастной, где о Довженке Н. А. напечатано.

Тихонько я дверь приоткрыл, но она всё равно скрипнула жалобно. Поднял глаза на меня Руслан Данилович, смотрю, а глаза - то у него красные да опухшие, и слеза у Данилыча по щеке одинокая ползёт. Взгляд у него такой жалкий, молящий, как у собаки побитой. О том, что у грозного с виду Данилыча может быть такой взгляд, я и представить никогда не мог. А он посмотрел, посмотрел на меня невидяще, да как треснул по столу кулачищами своими пудовыми и прорычал зверем раненым,
- Не ве …е ..е..р…ю…ю!
Чего в том стоне – рыке было больше, зависти к этому хлюпику Довженке, а может жалобы на судьбу, к нему, Данилычу, такую несправедливую, я не знаю.

Пророчества мои оказались верными. На физо Колю,  Данилыч больше ходить не заставлял и в кабинет к нам не заходил. Наверное сил не было на газетку в рамке видеть.