Чужая вина

РОССИЯ. 1913 год.

Этим летом на даче адмирала Трофима Петровича время тянулось монотонно. Сам адмирал, расположившись под старой  наполовину засохшей грушей, помнившей его ещё ребёнком, просматривал номера «Нивы» и одновременно наблюдал за дочкой  Надей и племянницей Лизой, гостившей у них сейчас. Лиза, дочь его брата-священника, отличалась бойким нравом и неуёмной энергией. Высокая, тоненькая, с копной каштановых волос, она носилась по двору дачи в обнимку с Надей, почти её сверстницей. Надя, которая была ниже Лизы на полголовы, плотная и неторопливая, едва поспевала за кузиной. Девочки то подпрыгивали, то шли обычным шагом, то начинали бегать, потом останавливались, о чём-то шептались и опять начинали кружить по двору.

«Лучше бы станцевали что-то»- подумал Трофим Петрович.

- Эй, вы две козы! – раздался на крыльце голос Анны Сергеевны. – Хватит скакать, солнце припекает!

Статная высокая дама присела на скамью. Надя и Лиза стали с опаской приближаться, зная, что Анна Сергеевна не в духе.

- Ну, что вдруг запрыгали, как маленькие?! Некрасиво! Приличные девушки должны заниматься рукоделием или рисованием! Может, детство вспомнили и решили попрыгать?! – догадалась Анна Сергеевна. Девочки переглянулись.

- Значит, я угадала! Помню, когда маленькими были, Глеб  тащил на верёвке старую сковороду, а вы кастрюли тоже на верёвках. Вот грохот был! Это всё няня ваша придумала.

- Мама! Вы не совсем правы! Я же вышиваю! – пыталась оправдаться Надя.

- Твоя вышивка курам на смех! Аппликация стянутая, стежки грубые. Даже у Лизы гладь лучше получается.

В этот момент Лиза, подняв глаза, увидела на балконе Глеба и покраснела, поняв, что он всё слышал. Глеб много времени проводил в кабинете отца, читая книги по навигации и судостроению, так как мечтал стать инженером.
Во время обеда неожиданно разгорелся спор. Надя доказывала, что из женщин, которые любили Печорина, самой счастливой была Вера, потому, что её одну он и любил.

- Ты не права, Наденька, разве Веру можно назвать счастливой?! Эти редкие встречи украдкой с Печориным, а на самом деле – старые отвратительные мужья. Даже Бэла и та была счастливей, хотя и погибла молодой. Она любила Печорина, и он её полюбил! Во всяком случае, других женщин у него в тот период не было!- возражала Лиза.

- Хорошо! А что вы скажите о княжне Мэри? – поинтересовалась Надя.

- Она очень унизилась, признавшись ему в любви! – ответила Лиза и, взглянув на Глеба, вновь покраснела, как возле балкона. Если бы он так резко не ответил ей: «Я вас не люблю!», было бы ещё ничего. Ведь какое-то время по его поведению можно было бы считать, что он тоже влюблён в неё. А оказалось…

 Впрочем, у неё вся жизнь впереди! И вообще я считаю, что княжна Мэри счастливей, чем Вера и Бэла!

- Если так рассуждать, как вы, то, пожалуй, самой счастливой в романе, можно сказать – это девушка-контрабандистка! Ведь она одна не была влюблена в Печорина! – усмехаясь в усы предположил адмирал.

- Что вы спорите о вещах, в которых ничего не понимаете? – всплеснула руками Анна Сергеевна, глядя на девочек. – Вы ещё глупы. Когда станете старше, поймёте: счастлива может быть только женщина в законном браке с преданным мужем. Все те ситуации и героини – это литература, а в жизни всё иначе. Девочки замолчали.

- Что приуныла, поповна? – спросил Лизу дядя. Лизе нравилось, когда её называли «поповной». Было в этом слове что-то родное, словно отчество.  «Елизавета Поповна» - подумала Лиза.

- Лизонька! У тебя ещё полная тарелка! Что родители потом скажут?! Что мы тебя не кормили?!- заволновалась Анна Сергеевна.

Когда все разошлись после обеда, Лиза, провожая глазами Глеба, поднимавшегося по лестнице, налетела нечаянно на большую вазу, стоявшую на полу, и разбила её. Когда все сбежались на шум, Надя заявила, что это она разбила вазу.

- Зачем ты взяла на себя чужую вину? – спросил её вечером брат.

- Во- первых, Лиза нам не чужая! Во-вторых, - её бы наказали, а меня нет! А в-третьих, ты, глупый, не видишь, что она влюблена в тебя…


КИТАЙ. ХАРБИН. 1923 год.


… О том, что это она разбила вазу и была влюблена в Глеба, Лиза призналась ему в далёком, кишащем русскими эмигрантами Харбине. Глеб , усмехнувшись, ответил, что знал об этом с тех давних пор.

- Тебе Наденька рассказала? – поинтересовалась Лиза. При имени сестры у Глеба закололо сердце, –она умерла по дороге в Китай от воспаления лёгких.

  - Нет, я сам всё видел, стоял тогда наверху лестницы, наблюдая, как ты меня провожаешь взглядом.

  - Знаешь, что, Глеб, не вспоминай при мне никогда Россию! – Очень тебя прошу!
На глазах у молодой поповны красные расстреляли родителей. Стреляли в отца, но мать в эту минуту бросилась к нему и тоже погибла. С тех пор Лиза перестала смеяться.

В другой комнате лежал парализованный адмирал. Навещая их семью, Лиза всегда заходила в комнату дяди, садилась возле него, гладила ему руки. Он смотрел в потолок и всё время молчал. Глаза Анны Сергеевны, выплакавшей колодец слёз после смерти дочери, стали похожими на глаза местных жителей – узкими. Давно не чесанные, седые волосы  превратились в паклю.

Лиза часто предлагала расчесать их, но Анна Сергеевна отказывалась. Глеб так и не стал инженером, работал официантом в  русском ресторане. Ненавидел большевиков, вероломно вторгнувшихся в их жизнь. Кто дал им право, нарушая главные библейские законы, убивать и грабить?! Почему они решили, что имеют право распоряжаться чужим имуществом, забирая у одних и отдавая это другим?! . Он знал лишь, что все несчастья, случились по чужой вине – по вине большевиков,  сделавших сумасшедшей Россию.

Едва начав работать в ресторане, Глеб однажды наблюдал такую картину. За стол сели двое мужчин. Один в потёртой военной форме, явно от белых, другой – худой, с нервным тиком.

- Воевал я и у белых, и у красных и понял, что вообще не могу убивать людей!- начал Худой и щека у него дёрнулась. Да и кто это придумал – белые, красные?  Всё одно – наши, русские! Это же не половцы, не татары, не солдаты наполеоновские, а свои, свои! – громко говорил он, почти на весь зал. Я вообще за царя-батюшку! Только не быть уже этому никогда…

- Успокойтесь, сударь! – я вас понимаю. Русский человек без России чахнет! –поддержал  его собеседник.

А на прошлой неделе, вспомнил Глеб, за столом в ресторане собралась большая мужская компания, в которой он знал только одного человека, бывшего белогвардейского полковника.

Обслуживая их стол, Глеб услышал, как невзрачный лысоватый мужчина произнёс:
- А мой сын воевал у красных! Сейчас  он у них в начальниках ходит!
 
Все удивлённо посмотрели на него, а полковник позеленел.

- Почему же вы тут? – спросил кто-то.

- Всё из-за жены. Её племянники были белогвардейцами. Кого поубивали, а другие сейчас в Париже живут.

- Ну, и как им в Париже?

- Да так же, как и нам тут, один чёрт!

Глеб, отойдя от их стола, почувствовал сердцебиение.  Ведь ни отец, ни он не воевали вообще. Может, их бы не тронули, и он бы был сейчас инженером?!

… А я жалею, что уехал из России! – услышал он продолжавшийся разговор мужчин. – У меня была маслобойня и всего один рабочий. Ну, какой же я эксплуататор? Я сам с ним работал…

- Послушай, любезный! – обратился Глеб к молоденькому официанту, работавшему здесь недавно. – Кто твой отец по профессии?

- Врач! – ответил Олег. – А в чём дело?

- Почему же вы уехали из России?

-  Отец работал в госпитале для белых! Его бы большевики точно расстреляли!

- А кем ты хотел стать в детстве? Тоже врачом?

- Нет! -  Я, по-моему, даже не думал об этом! Когда приходили гости и начинали ко мне приставать, я, как и все дети, говорил первое, что мне приходило в голову. Помню, мой кузен на этот вопрос отвечал: «Хочу быть папой!». Все смеялись.

-  И сколько у него детей? – поинтересовался Глеб.

- Нисколько. Его убили красные.

Глеб налил себе стакан воды.
- А я с детства мечтал строить суда!

Олег потрепал его по плечу и тихо произнёс: «Ни о чём не жалейте!».

Глеб заметил двух девушек, зашедших в ресторан и усевшихся за столик у двери. Видно, русские. Одна закурила, красиво отставив мизинец. Обе смеялись.
 
«Вот, кому хорошо здесь! – решил Глеб. – Их привезли детьми, они не помнят той жизни. Смотрят фильмы про любовь, модно одеваются, наверняка пробовали кокаин, танцуют чарльстон с такими же легкомысленными молодыми людьми.»

Глеб почувствовал, что не хочет их обслуживать, хотя это был его стол. «Неужели я стал бояться женщин?» - сердился на себя Глеб. «Или я просто завидую их юности?».

И он направился к ним. Девицы сделали заказ, лишь мельком взглянув на него  Когда они ушли, ему почему-то стало грустно. Девушки его юности были другими.

… Глеб вздрогнул и на минуту избавился от своих мыслей – на улице загромыхала повозка китайца. В его комнату вернулась Лиза.

- Анна Сергеевна всё меньше и меньше мне нравится! Опять наотрез отказалась расчёсывать волосы! Придётся их просто отрезать, иначе там может что-то завестись.

Её лицо было грустно, но всё ещё красиво. Глебу захотелось обнять её, утешить чисто по-родственному, но, вспомнив, каким образом поповна зарабатывает себе на жизнь, не смог. Знакомое чувство брезгливости, смешанное с жалостью, как и прежде, сейчас овладело им. То, что Лиза уже давно не влюблена в него, он понимал- для неё мужчины выглядели на одно лицо. Имея их всех и не имея ни одного, она, наверное, чувствовала себя отверженной и обездоленной. Что поделаешь, если она сама выбрала эту древнейшую профессию?

Лиза, видимо, догадавшись, что творится в душе Глеба, вздохнула и,  кивнув на прощанье, ушла, тихо прикрыв за собой дверь.