Точка возврата. 55

- Господи, Иисусе Христе, Боже наш, благослови нам пищу и питие молитвами Пречистыя Твоея Матере и всех святых Твоих, яко благословен во веки веков. Аминь. – Пробасил Отец Василий и перекрестил находившееся на столе.
Майор Анохин быстро взглянул на Отца Василия, грустно вздохнул, и деловито принялся уплетать не особо радостную для своего желудка еду. С трапезой покончили быстро, и, пока Матрена отбирала от них посуду, а Анохин смахивал крошки себе в ладонь и отправлял в рот, священник еще раз свел брови, и вновь стал похож на Главного Киношного Айкидоку.
[Вот Митька… Ах ты, чтоб тебя! Митька в больнице остался! Вернуться, забрать надо…]
- Я в больнице… э… забыл… - промычал Гав.
- Не беспокойтесь, сходим в больницу, позже. Сначала дело. – Хмуро сказал Анохин и надолго замолчал, переводя взгляд с Гава на священнослужителя.
- Давай, майор, начинай, - совсем не по церковному произнес Василий-Сигал.
- Ты, парень, в бою ушлый и не робкого десятка, - крякнув, обозначил предисловие Анохин, - такие нам сейчас, ой как нужны.
Потом Анохин опустил глаза, чуть помедля, поднял, коротко встретился взглядом с Отцом Василием. На что-то решившись, майор сменил тон с развязанного на деловой, даже официально-протокольный.
- Десять дней назад, а точнее, девятнадцатого числа сего месяца, в городе Саратове стали происходить эксцессы, необъяснимые с точки зрения науки и криминалистики. Я в этот момент занимал должность начальника дежурной части по Волжскому району города Саратова, а также исполнял обязанности зама по вооружению. При проведении плановых стрельб мною было обнаружено, что по непонятной причине не действует автоматическое оружие. Все автоматы и боеприпасы мной были проверены лично. Я написал рапорт на эту тему и распорядился направить автоматы на экспертизу. Утром следующего дня, до проведения текущего оперативного совещания, где-то в семь-пятнадцать, семь-тридцать я решил проверить в служебном тире, у нас в подвальном помещении свое личное оружие. Помимо табельного пистолета Макарова у меня имелся наградной пистолет системы ОЦ-27 «Бердыш» со сменным комплектом ствола и магазина под патрон семь-шестьдесят две на двадцать пять и девять на восемнадцать. Мне не удалось произвести ни одного выстрела. Когда я поднялся для проведения оперативного совещания, мне доложили, что в ночь с девятнадцатого на двадцатое целый ряд сотрудников ГУВД покончили с собой, в их числе начальник ГУВД и все его заместители. По неточным данным с собой покончили не менее трехсот сотрудников милиции. Также в ту ночь также покончили с собой многие сотрудники прокуратуры и других силовых структур. Более половины личного состава не явились к месту службы, отключили все средства связи и даже покинули место проживания.
Майор остановился. Было видно, что ему тяжело рассказывать. Он опять сменил тон и как-то тихо произнес:
- Мне в ту ночь тоже застрелиться хотелось. Совесть так зажгла, как прут раскаленный, не передать. Все свои гнусности припомнились. Как бандитов за деньги отпускали, как коммерсантов крышевали. И, самое главное, как из-за нашего опоздания положили почти всю роту Сидорчука. Там, за речкой, в Афганистане еще. Меня, можно сказать, жена спасла. На колени перед образом встала, молиться за меня начала. Сказала, что и на этом, и на том свете прощенье за меня у Бога вымолит, сразу легче стало. А как солнце взошло – я на службу. Потом – всё еще больше запуталось. – Анохин замолчал. Молчал долго и хмуро.
Отец Василий перехватил инициативу.
- Мы с Андреем… Николаичем… в одном полку служили в Афганистане. В семидесятой бригаде. Вместе воевали, вместе выходили. После того случая с ротой Сидорчука я на гражданке постригся, а Андрей вот в органы пошел.
Анохин тронул за рукав Отца Василия, и продолжил.
- Далее ситуация совсем вышла из-под контроля. Резко увеличилось число грабежей, разбоя и убийств. Правоохранительные органы самоустранились. Я пытался противостоять, но меня открыто игнорировали. Не помогало ни рукоприкладство, ни личные хорошие отношения. Когда уличная преступность узнала, что оружие не стреляет, совсем страх потеряла. Потом на заводах организовались рабочие дружины, они заняли круговую оборону. Войсковые части заняли склады длительного хранения и тоже заняли круговую оборону. Потом они принялись враждовать между собой. Одним только холодным оружием, разумеется.
- Сейчас подойдет Дима Мантейлов, он намного лучше нашего расскажет. – Дополнил со своего места майор Анохин.
- Мы предлагаем Вам влиться наш отряд, - подхватил со своего места о. Василий.
- А это… - Наш герой недоверчиво откликнулся на спинку стула. – Почему вы мне это предлагаете? У вас у самих боевого опыта хоть отбавляй, а меня вы вообще первый раз видите…
- Да нет, не в первый. – На этот раз дополнил напарника о. Василий. – Я Вас уже видел. Знамение мне было насчет Вас. Мы искали Вас по всему городу с позавчерашнего дня.
Гаврилюк недоверчиво прищурился и даже немного привстал. На всякий случай.
В дверь робко постучали, все разом посмотрели в сторону двери, отпирать пошел Анохин. Он молча пожал руку вошедшего и, повернув голову в сторону Гава, сказал: «Это Дима Мантейлов». Вошедший коротко кивнул и едва заметно улыбнулся. Был он высок и широкоплеч, но худ и бледен. Держался он прямо, как струна, с какой-то едва заметной аристократичностью. Гость смущенно прочистил горло и остановился у двери, но Анохин почти насильно усадил его за стол.
- Вообще-то моя фамилия Мантейфель, дед сменил на русский вариант, тогда были не модны немецкие фамилии… Хм…  Но это не главное. – Дима замолчал. – Я не знаю, как начать.
- Ты это, Дим, давай без скидок на образование, излагай, как ты знаешь. – Сурово приказал Анохин. Вошедший снова закашлялся, потом кивнул и взял слово.
В горле у Гава запершило, на мгновение показалось, что где-то на пороге периферийного зрения медленно и беззвучно, как снег зимой, падает серая пыль. Гав негромко кашлянул – пыль исчезла.
- Дело в том, что с недавнего времени мы наблюдаем феномен развивающейся локальной лабильности констант мироздания. По крайней мере, я это так называю.
- Дима, подробнее, ну про скорость света там. Ты же рассказывал. – Уверенно вмешался Анохин, потрясая крупной ладонью у лица.
- Да, - снова запнулся смутившийся Мантейфель, - Наш планета, наш… наш мир, все фи… физические, химические, биологические процессы базируются на константах, эээ – немец щелкнул пальцами, – постоянных величинах.   
Мантейфель растягивал слова, и было видно, что он одновременно думает о чем-то еще, более важном. – Ско… скорости света, силе… земного притяжения, силы трения, температуры тела человека, наконец. И многих, многих еще… других. И… и…  если они…  изменятся, то…
- То мир изменится? – Озарился Гаврилюк, до того молчавший.
- Нет! – Мантейфеля внезапно прорвало, он уже не запинался, он спешил рассказать, слушатели задержали дыхание. – Нет! Нет, наш мир исчезнет, он просто не сможет существовать, изменения этих параметров затрагивают такие основы, что молекулярные и атомарные связи разрушатся. И тогда наступит Первичный Хаос, который предшествовал Большому взрыву. Я – физик, и давно пишу работу о возможных последствиях изменения силы трения, как одного из возможных параметров планеты. И здесь, в Саратове, я впервые в жизни столкнулся с такими фактами на практике. Здесь изменяются и, порой, возвращаются к исходным параметрам гигантское число констант. Невоспламенение пороха, прочих горючих веществ, из-за чего перестало работать огнестрельное оружие – в их числе, но это не самое странное. Я попробовал связаться с коллегами, но оказалось, что это невозможно. Из города нельзя выйти физически. Телефон работает урывками, интернета нет, радиосвязь не работает. В местных ВУЗах мне не то, чтобы не поверили, просто тут началось всё это безобразие…Но при всём при этом материя не коллапсирует! Этого никак нельзя объяснить с точки зрения современной физики. Этого нельзя объяснить без… без допущения третьей силы. – Дима запнулся – Того, с кем наука так долго пыталась бороться. – Мантейфель замолчал, в воздухе повисло гнетущая ватная тишина.
Тишина из ватной превратилась в жидкую. Тяжелую, и подвижную, как ртуть, она заполнила каморку целиком, потом каким-то невозможным способом, эта ртуть поднялась к потолку, и стало слышно, как шумит в висках кровь и тикают чьи-то наручные часы. Первым после физика, подал голос священник, звук его речи начал приходить ниоткуда, отзываясь головной болью в висках, потом он стал похож на удары по пустой жестяной бочке. Все замолчали, пытаясь бороться с мутно-черной головной болью. Они старались не смотреть на Отца Василия, тем не менее, внимали ему с достойным усердием.
- Прямое обращение к Богу – Отец Василий поднял на Гаврилюка заметно запавшие глаза, и стало заметно, что он держит их открытыми с серьезным усилием, -  на какое-то время останавливает и обращает вспять все эти изменения. Мы, служители православной церкви, городской мечети и сторонники других верований, организовали круглосуточные бдения с чтением молитв и сутр на предприятиях жизнеобеспечения города. Электричество, вода, канализация. Мы пробовали прекратить молитвы, и чуть не загубили третью насосную. Может внезапно измениться всё, что угодно: коэффициент электрического сопротивления, коэффициент текучести жидкостей. Такое под силу только одному Господу. Мы можем называть Его как хотим, но здесь только Его Воля.
- Ты, Вась, главное человеку скажи, - опять вмешался Анохин, - почему он здесь с нами.
- Вы, молодой человек, здесь неслучайно, - отец Василий прочистил горло и продолжил, – много лет, с тех пор, как мы, то есть войска СССР, вышли из Афганистана, ко мне приходят вещие сны. В этих снах Вы, молодой человек. – Отец Василий пристально посмотрел на Гаврилюка. – Мы считаем, что всё, здесь происходящее как-то связано с Вами, или с тем, что есть у Вас.
[Бред какой-то, Алексис! Какое-то собрание сумасшедших!]
- «Бред какой-то, Алексис! Какое-то собрание сумасшедших!» Правильно? Именно это Вы сейчас подумали? – Глухим, севшим голосом, спросил Майор Анохин. Алексей поднял бровь и посмотрел на заметно побледневшего Анохина.
- Ээээ… - Ответил Гав, и утвердительно мотнул головой.
- Не удивляйтесь, способность проникать в мысли у меня проявилась вместе со всем остальным, что происходит сейчас в Саратове. – Майор остановился, сглотнул несуществующую слюну, по его седым вискам бежали две капельки пота. – Я знаю, что Вы приехали сюда в поисках неких фигурок, кажется, они называются японские нэцкэ. Мы считаем, что это – древний артефакт, который и явился запускающим механизмом.
- Так если наступит Ваш первичный этот… хаос, то значит всему и так звездец? – не удержался в свою очередь Гав, обращаясь ко всем и ни к кому конкретно. Несколько секунд все молча переглядывались. Гаврилюк проследил за взглядами и промолчал.
Ответ возник как бы сразу со всех сторон, но через несколько секунд стало ясно, что говорит физик.
- Боюсь, Вы не совсем верно представляете сущность этого события.
Гаврилюк наморщил лоб, хотел подумать что-нибудь умное, но, учитывая обстоятельства, решил на всякий случай не думать ничего. Надул щеки, выдохнул воздух и спросил у всех сразу, чтобы сменить тему: 
- Кстати, а где мальчик?
- Какой мальчик? – отец Василий поморщился, убрал руки со стола, будто прикосновение к поверхности полированного дерева вдруг стало ему неприятным.
- Матрена говорила, с ним какой-то мальчик был. – Вмешался Анохин. Лицо его уже начало розоветь, но вокруг глаз явно отчетливо виднелись черные круги.
- А… мальчик? Да, мальчик… Матрена говорила… мальчик, да, его должны были покормить, он отдыхает, наверное. – Священник снова нахмурился, - Не отвлекайтесь, молодой человек, здесь еще одно обстоятельство, но о нем завтра.
- Ээээ….  – с сомнением протянул Гаврилюк, дотронувшись до края столешницы, ему стали понятны гримасы священника, от стола ощутимо веяло холодом, будто сделан он был не из дуба, а из толстенного стального листа, и простоял на жестоком морозе целую вечность. Гаврилюк взглядом пробежал по поверхности стола в поисках инея, но не увидел. В ушах продолжало гудеть.
- Ну, вообще-то я как раз собирался найти свои нэцкэ. У меня и ключ есть, - Гаврилюк нащупал в кармане странно потеплевшую связку, и выудил длинный желтый ключ с японским флагом на брелоке. Где тут у вас улица Сакко… эээ.. и там еще кого-то. Пошли, что ли…
- Ванцетти, друг мой, Ванцетти. – Глубоко вздохнув, сказал Отец Василий, - но пойдем мы при свете дня, завтра утром.
Мантейфель, до сего момента сидевший тихо и недвижно, словно аниматор, изображающий статую на площади Каталонии в Барселоне, поднял внимательные голубые глаза, указывая подбородком впереди себя, и хрипло произнес:
- Теплопроводность опять пляшет.
Отец Василий поспешно встал, поспешно оправляя рясу, и забубнил слова молитвы. Повинуясь  внезапному порыву, то же сделали все остальные. Гаврилюк быстро повел глазами туда и сюда, укрепился на ногах, чуть согнув ноги в коленях, слегка приподнял плечи и согнул руки в локтях, изготовившись к любому развороту событий.
- Святый Боже, святый крепкий, святый бессмертный, помилуй нас. – Священнослужитель на миг остановился. – Аллилуйя, аллилуйя, аллилуйя! - Святый Боже, святый крепкий, святый бессмертный, помилуй нас. Святый Боже, святый крепкий, святый бессмертный, помилуй нас. Святый Боже, святый крепкий, святый бессмертный, помилуй нас. Аллилуйя, аллилуйя, аллилуйя! Аллилуйя, аллилуйя, аллилуйя!
Потом все вместе троекратно прочли «Отче наш».
[Митьку всё равно надо побыстрее забрать, Алексис!]
Гудение в ушах прекратилось.