Третья реальность. 2. Вторая

               

 Целый месяц я был на грани безумия. В больнице меня накачивали транквилизаторами, пытались лечить гипнозом, но ничего не помогало. Я бредил, терял сознание, у меня появились галлюцинации. Чаще других повторялось одно видение, необыкновенно яркое, нет, не видение даже, а воспоминание, относящееся к тому дню, когда я рассказал Элис об ошеломляющих результатах своей работы. Снова и снова я видел себя сидящим за рабочим столом, а она подходила сзади, обнимала меня за плечи и, прижавшись щекой к моему виску, без тени иронии спрашивала: "Ну и когда же ты прокатишь нас на машине времени?"
 В сущности, именно это воспоминание и выдернуло меня из пучины безумия, но, наверное, не до конца, ибо идея, которую оно породило в моем воспаленном мозгу, тоже была безумна. Вы, вероятно, догадались? Да, я решил на практике осуществить то, что пока было лишь отвлеченной теорией – создать машину времени. С ее помощью я смог бы изменить прошлое, сделать бывшее – небывшим. Впрочем, я не тешил себя иллюзиями насчет осуществимости поставленной цели – я хорошо представлял себе разницу между теорией и практикой. Просто мне нужна была надежда, пусть бесконечно малая, абсолютно несбыточная с точки зрения нормального человека, но без нее моя жизнь лишалась бы всякого смысла. Естественно, я ни с кем не делился своими планами, иначе мое пребывание в психбольнице затянулось бы надолго.

 Скоро я вновь вошел в свой опустевший дом, а на следующий же день вышел на работу. Раньше я был вполне удовлетворен своим образованием, но теперь этого было недостаточно. Я был чистым теоретиком, теперь мне пришлось стать конструктором, экспериментатором, и освоить еще десяток различных специальностей. Мой счет в банке таял с катастрофической быстротой – пришлось приобрести кучу аппаратуры, не предусмотренной сметой на текущие исследования. Я перестал читать лекции и отказывался от любых форм сотрудничества с коллегами. Ни руководящая должность, ни интересная проблема не привлекали меня, и в конце концов меня оставили в покое. Репутация нелюдимого чудака и затворника – это было то, что мне нужно. А чтобы избежать интриг со стороны охочих до моей должности коллег, я периодически подкидывал им интересные идеи, не претендуя на авторство. В своей области я опережал коллег по крайней мере на десятилетие, и хорошо видел новые направления в развитии науки.

 Пять лет пролетели как один миг, прежде чем мне удалось добиться первых практических результатов. Нет, это еще не было машиной времени, но я нашел способ получать информацию из любой точки пространства-времени внутри сферы определенного радиуса и отрезка времени от настоящего до некоторой точки в прошлом. Радиус сферы и длина отрезка времени определялись мощностью хроноскопа – так я назвал созданный мною прибор. Короче говоря, я мог видеть и слышать все, что делалось в прошлом внутри этих пределов, но не имел ни малейшей возможности вмешаться в ход событий. Первая модель хроноскопа углублялась в прошлое всего на несколько микросекунд, но с каждым новым образцом мощность возрастала, и скоро я уже мог достигнуть точки, к которой стремился – дня катастрофы.

 Я видел все, что творилось там, в самолете, с момента взлета и до конца. После авиакатастроф обычно не остается свидетелей, и мало кто знает, как ведут себя люди, внезапно оказавшиеся перед лицом близкой и неизбежной гибели. Легче всего было экипажу – чувство долга заставляло их продолжать безнадежную борьбу до последней секунды, давая силы противостоять смертельному страху. А пассажиры... Бросалась в глаза разница в поведении мужчин и женщин. Женщины по большей часть оставались сидеть в полном оцепенении, крепко вцепившись в подлокотники, с плотно зажмуренными или, наоборот, широко раскрытыми глазами. Ну, а мужчины, опять же не все, но большинство, бились и извивались на привязных ремнях, издавая душераздирающие звуки, от хриплого рева до пронзительного, скрежещущего визга. Не берусь утверждать на этом основании, что женщины мужественнее мужчин, просто в силу своих психофизиологических особенностей они, видимо, более склонны безропотно покоряться неизбежному. Мужчины же, более активные по природе, не могут не выразить свой протест хотя бы таким, прямо скажем, не очень красивым способом.

 И среди этого кошмара были мои жена и дочь. По какому-то недоразумению их места оказались в разных рядах, но Элис в нарушение правил взяла Кэт к себе на колени. Я смотрел на них с расстояния не более полуметра и немного сверху. Я видел, как Элис прижала дочь лицом к своей груди, чтобы та не видела всего этого ужаса, и, склонившись к ее уху, повторяла нежным и ласковым голосом: "Не бойся, это воздушная яма, просто воздушная яма." Наверное, девочка верила – ведь мама никогда ее не обманывала. Потом был страшный удар, скрежет рвущегося металла и стена огня. Одно утешение – никто не сгорел заживо, все погибли мгновенно, в момент удара. Но за секунду до конца Элис вдруг подняла голову и, глядя мне прямо в глаза, как будто могла видеть меня сквозь время, с немного виноватой улыбкой прошептала единственное слово: "Спаси!"

 Вы, вероятно, скажете, что в такой момент с подобной просьбой она могла бы обратиться только лишь к Господу Богу. Да, она верила в Бога, но, обладая научным складом ума, весьма скептически относилась ко всякого рода чудесам. "Бог не затем установил законы природы, чтобы нарушать их на каждом шагу" – заявила она однажды проповеднику, который пытался убедить ее в том, что чудеса, описанные в Библии, происходили на самом деле. А ее целенаправленный взгляд! Я потом наблюдал этот момент с разных точек – она глядела, чуть повернув голову, именно в то место, откуда я смотрел на нее в первый раз. Впрочем, это могло быть и совпадением, да и теория однозначно говорит, что она не могла меня видеть, но ее последняя улыбка... Сколько раз я видел ее на лице Элис, когда она обращалась ко мне с какой-нибудь просьбой! "Я понимаю, ты очень занят, но сейчас мне просто никак не обойтись без твоей помощи" – без слов говорила она. С этой улыбкой она могла обращаться только ко мне и ни к кому другому. Я почти уверен, что она в этот миг вспомнила наш недавний разговор и у нее мелькнула та же мысль, что и впоследствии у меня: я смогу создать машину времени и изменить реальность. Если знать ее веру в меня, такое предположение не покажется невероятным.

 Наверное, мне не надо было смотреть в хроноскоп. Боль потери за эти годы несколько притупилась и, возможно, через пару лет я снова стал бы нормальным человеком. Но теперь, когда я мог видеть их живыми и здоровыми каждый день и в полном бессилии наблюдать, как события движутся к роковому концу, когда каждое мгновение катастрофы огненным клеймом запечатлелось в моей памяти, боль вернулась с новой, неистовой силой, и у меня осталось только два выхода: либо умереть, либо выполнить последнюю просьбу Элис.

 Я и до того работал как одержимый, но теперь это приобрело характер мании в полном смысле слова. Я спал два-три часа в сутки, забывал о еде и отдыхе. Вы видите перед собой старика, а ведь мне всего сорок два. Таким сделала меня работа. И при этом мне приходилось соблюдать строжайшую секретность, чтобы ни одна собака не пронюхала о моих достижениях. После изобретения хроноскопа у меня появились несравненно более веские причины для сохранения тайны, чем раньше. Вы, конечно, понимаете, что появление хроноскопа было бы великим потрясением для человечества. Представьте себе мир, где все тайное, надежно упрятанное в прошлом, внезапно становится явным! Не сомневаюсь, что при малейшей утечке информации меня бы просто уничтожили или, в лучшем случае, моя дальнейшая работа протекала бы в условиях пожизненного заключения без всякой надежды на амнистию. Я стал дьявольски осторожен. Чтобы не возбуждать любопытства, я перестал засиживаться в лаборатории до поздней ночи и вместе со всеми спешил домой, где меня ждала моя личная лаборатория, на оборудование которой ушли последние деньги.

 И я сделал это! Ценой невероятного, запредельного напряжения, истощения всех умственных и физических сил я создал машину времени. Теперь я мог вмешаться в прошлое и изменить реальность. Оставалось только решить ряд чисто технических проблем. Я знал, что у меня будет только одна и притом очень короткая попытка. Дело в том, что визит в прошлое требует огромной по нашим масштабам энергии, и без ядерного реактора отправляться в сколько-нибудь длительное путешествие нечего и думать. Сам переход занимает меньше одной наносекунды, и здесь проблемы не было: современная техника позволяет получить кратковременный импульс достаточной мощности. Однако чтобы держать проход открытым до возвращения, требовалась мощность всего на порядок меньшая, а при такой нагрузке электропроводка в лаборатории сгорела бы за сотые доли секунды. Я рассчитал, что если сделать параллельную проводку самым толстым кабелем, какой я только мог достать, и обойти все предохранители до самой подстанции, питающей электроэнергией половину города, у меня будет одна-две десятых секунды, прежде чем сгорят трансформаторы подстанции. За это время я должен был выполнить свою задачу. Я сделал так, чтобы импульс на обратный переход подавался в тот момент, когда напряжение в сети начнет резко падать.

 Я, конечно, рассматривал и технически более простой вариант с невозвращением из прошлого, но тут возникали такие парадоксы, что моя фантазия отказывалась работать. Не имея возможности провести хотя бы один предварительный эксперимент, я не смог разработать непротиворечивую теорию межвременного перехода. Что будет, если я останусь в прошлом? Как встречусь я, постаревший на десять лет, с самим собой? И вообще, откуда я могу появиться в прошлом, если в новой реальности машины времени наверняка не будет? Нет, тут было слишком много неясного, и я решил не рисковать. Впрочем, и с возвращением тоже не все было понятно. Ведь я должен был вернуться другим человеком, с другой памятью, или, вернее, просто исчезнуть вместе со старой реальностью, а этот другой, проживший все десять лет в новой, ничего не будет о ней знать! Ну что ж, это были не лучшие годы моей жизни, и я готов был ими пожертвовать.

 Теперь нужно было выбрать момент и способ вмешательства. Часы, недели, месяцы проводил я у экрана хроноскопа в поисках минимального, но достаточного воздействия, песчинки, движение которой способно стронуть с места лавину причин и следствий. Я очень тщательно изучал каждый возможный вариант и отбрасывал их по причине ненадежности или возможных тяжелых последствий, пока не нашел тот, который меня устраивал.

 Примерно на полпути между нашей виллой и аэропортом было место, где мы почти всегда останавливались. Это была скальная площадка, почти нависающия над дорогой, откуда открывался великолепный вид на море. Из трещины в скале бил родник с чистейшей и удивительно вкусной водой. Словом, это было идеальное место для пикника, которое никому, кроме нас, не было известно. В тот день они тоже решили перекусить здесь. Машина оставалась на дороге, которая в этом месте шла под уклон и в сотне метров ниже делала крутой поворот, огибая небольшую бухточку. Ручным тормозом Элис не воспользовалась, машина стояла на передаче. Если еще до перехода расположить свое тело соответствующим образом, то одной десятой секунды должно хватить для переключения рычага на нейтраль. Неизбежным следствием этого будет падение машины с пятидесятиметровой высоты в море.

 Этот старый "форд", который после трагедии пригнали мне с аэропортовской стоянки, из сострадания даже не взяв платы за парковку, до сих пор стоял у меня в гараже. Много часов провел я в его кабине, отработав движение до такого совершенства, что из тысячи контрольных попыток все до одной уложились в заданное время. Целый месяц я каждый день выезжал на пустынную дорогу и, поставив машину точно так же, как она стояла в тот проклятый день, выключал передачу. Результат всегда был один и тот же – машина бесшумно трогалась с места, медленно, но неотвратимо набирала скорость... Я тормозил перед самым обрывом, когда ей уже абсолютно некуда было деваться. Я даже исследовал с помощью хроноскопа каждый квадратный сантиметр дороги в тот день в поисках камня или выбоины, которые могли бы изменить направление движения автомобиля. Я убедился, что в течение времени, когда они еще теоретически могли успеть на самолет, мимо не пройдет ни одной машины, попутной или встречной.

 И тогда я наконец решился. Я хорошо помню этот момент: стремительно приближающиеся к нулю цифры обратного счета на табло, вспыхнувший вдруг на месте серой стены залитый солнцем морской пейзаж и одновременно ожидаемое ощущение твердой поверхности рычага под пальцами. Я успел рвануть рычаг прежде чем все потонуло в грохоте взрыва...

 Очнулся я на больничной койке. Едва я обрел способность соображать, как чувство безысходной тоски охватило меня. Мир не изменился. Где-то я допустил ошибку, и теперь ничто не поможет мне вернуть к жизни жену и дочь.

 Потом приходил следователь и долго меня допрашивал. Его очень интересовало, над чем я работал, но у меня хватило ума изобразить потерю памяти. Более всего его изумляло, каким образом я остался жив. Взрыв, разнесший лабораторию, был по мощности примерно равен килограмму тротила, а я находился в его центре, и тем не менее не получил ни царапины, отделавшись средней тяжести контузией. Тут я ему ничем не смог бы помочь, если бы даже захотел: для меня это было такой же загадкой, как и для остальных.
               
 Выписавшись из больницы, я первым делом поспешил в свою домашнюю лабораторию, к хроноскопу. Мне хотелось понять, где допущена ошибка. Я установил время минутой раньше моего вторжения в прошлое и стал наблюдать. Автомобиль неподвижно стоял на дороге, потом на переднем сиденье на мгновение мелькнула тень и сразу исчезла. Машина медленно, словно нехотя, стронулась с места, набирая скорость, покатилась под уклон и через несколько секунд исчезла за краем обрыва. Все произошло так, как было задумано! Я продолжал наблюдать. Через минуту на тропинке показались Элис и Кэт. Судя по встревоженному виду Элис, они слышали грохот внизу. Не обнаружив машины, они бегом бросились к обрыву и долго стояли в растерянности над пропастью. Потом Элис озабоченно посмотрела на часы, развела руками и села на придорожный камень.

 Первая машина показалась на дороге только через полтора часа, и шла во встречном направлении. Она и доставила мать и дочь обратно на виллу, где их встретил... Кто это был? Я? Да, он был точной копией меня, и в то же время никак не мог быть мной, ибо в моей памяти не было этой встречи. Все они были очень расстроены потерей машины и пребывали в этом состоянии до вечера, когда из программы новостей узнали о катастрофе. Я видел, какими глазами посмотрели они друг на друга, когда осознали, что могло и должно было произойти, как потом все трое долго сидели обнявшись, не в силах разнять руки...
 Тогда я решил заглянуть в более позднее время, на год вперед, и увидел одинокого несчастного человека, склонившегося над столом в поисках решения очередной технической проблемы. Этим человеком несомненно был я, таким я себя и помнил. Все это никак не умещалось в голове. Если изменение реальности произошло, то каким образом все вернулось к старому? Ответ, очевидно, следовало искать вблизи момента вторжения. Я установил время на несколько секунд позже, и увидел неподвижно стоящий у обочины автомобиль. Через четверть часа по тропинке весело сбежали Элис и Кэт, сели в машину и помчались навстречу своей гибели. Выходило, что если наблюдение начинать до точки вторжения, видишь измененную реальность, а если позже, то изменения как бы и не было, все остается по-старому.

 И вдруг все стало мне ясно! Правильность моей догадки не вызывала сомнений: она объясняла все парадоксы и противоречия, связанные с путешествиями во времени. Вторжение в прошлое, оказывается, вовсе не изменяет существующей реальности, а расщепляет ее, создавая новый, параллельный мир. Сразу стала очевидной несостоятельность моей попытки изменить прошлое. Можно создать десяток, сотню новых реальностей, но никогда никому не удастся изменить свое прошлое. Можно остаться в одном из созданных тобою миров, но твое место в нем будет занято, а прошлое последует за тобой и туда. "И ад следовал за ним" – лучше не скажешь о путешественнике во времени, для которого собственное прошлое стало адом.

продолжение http://www.proza.ru/2010/08/19/1023