За синими реками, за дальними горами-3

     ***
      Глотая слезы и прижимая ладони к горящему, как печь, лицу, я убежала в царские палаты. Стрелой взлетела по узорчатому крыльцу, нырнула в спасительную темноту, привалилась к стене и только тогда дала волю слезам.
      Прав был папенька, ох, как прав! Опозорила я его и все царство наше перед гостями иноземными! Зачем только я вообще из своего терема выходила? Почему мне за закрытыми дверьми не сиделось?
      Слезы солеными ручейками текли по щекам, а дыхание сбивалось, едва пробиваясь сквозь тугой комок в горле.
      Ох, какая же я дурища! Представляю, что теперь Тоши обо мне думает!
      Отчего-то при этой мысли сердце испуганной птицей заколотилось внутри, а руки сами ощутили горячую сухость ладоней иноземного гостя.
      Где-то в чаще далекого леса грозно и тоскливо заухал филин, и я вспомнила водяного с его лесным озером.
      "Может, пойти да утопиться?" - внезапно подумалось мне, - "стану русалкой холодной да бездушной, и горя ведать не буду. Все лучше, чем на этом свете прослыть дурехой, что чуть ли не на шею гостям заморским кидается".
      Почему-то я была уверена в том, что мое поведение не укроется от папеньки. Наверняка Тоши расскажет ему про его непутевую доченьку.
      Тоши, Тоши... И почему сердце так болит и сжимается при одном воспоминании? Что в нем такого - высокий рост, да худоба, да глаза узкие и волосы черные. Около него я похожа на матрешку расписную - нос курносый, щеки красные, губы пухлые, а в этом сарафане - так и вовсе на ватную куклу, что сажают на чайник! Ох...
      Сердце опять кольнуло, и я сжала кулаки и подивилась тому, что слезы течь перестали, оставив на память лишь подсыхающие дорожки на щеках.
      Ладно. Утро вечера мудренее. Глядишь, с первыми лучами солнца все плохое обернется не столь уж ужасным, как кажется сейчас. Пора возвращаться в терем.
      Я глубоко вздохнула, огляделась и почувствовала, как по спине побежали мурашки - будто бы рука ледяная погладила чуть пониже шеи.
      Тишина, окутывавшая царские палаты, была плотной, словно кто-то набросил на них сверху пуховую перину. Тьма, обступавшая меня, не была кромешной, и я могла разглядеть очертания предметов...
      ...Чтобы понять, что угодила не туда, куда было нужно.
      Чтобы попасть в палаты, нужно было миновать одно из четырех крылец. Два из них были парадными, еще одно отводилось специально для челяди, а еще одно вытребовал для себя Полкан - дескать, нужны покои, что поближе к отдельному входу. Не любит папенькин любимец, чтобы мимо его комнаты шастали почем зря.
      Именно через Полканово крыльцо я в палаты и забежала. Понять это не составило труда - только у его дверей стояла огромная медная ваза, невесть, за какие заслуги подаренная папенькими боярами. Эту вазу Полкан берег пуще зеницы ока и зорко следил за тем, чтобы она была начищена до блеска.
      По тусклому поблескиванию ее пузатого бока я и поняла, где нахожусь, а, поняв, едва не лишилась чувств от ужаса.
      А ну, как Полкану вздумается проснуться и выглянуть за дверь!
      Чувствуя, как сердце заколотилось где-то в горле, я тихонько, на цыпочках, стала пробираться по коридору, замирая при каждом шорохе. О том, чтобы вернуться на улицу и обойти палаты снаружи, даже думать было страшно - мысль о том, что я могу вновь столкнуться с Тоши, пугала не меньше, чем возможность встречи с папенькиными стрельцами.
      Тут рядом со мной что-то всхрапнуло, будто медведь за углом притаился. Тоненько ахнув, я зажала себе рот руками и прижалась к стене, отчаянно надеясь, что меня не заметили.
      Всхрап повторился снова, а вслед за ним донеслось гулкое бормотание, словно кто-то заговорил, сунув голову в ведро. Я стояла, не дыша, пока не поняла, что звуки доносятся из-за стены, к которой я прижималась - аккурат из покоев Полкана.
      Батюшка не раз поминал при мне присказку про любопытную Варвару, но я ничего не могла с собой поделать. Уж больно захотелось узнать, что же поделывает Полкан в такой глухой час и с кем он ведет беседу!
      Осторожно, крадучись вдоль стены, я приблизилась к тяжелой двери, у которой стояла ваза, и ухом прильнула к ней.
      Сначала нельзя было разобрать ничего, кроме невнятного бормотания на два голоса. Низкий, густой, как застоявшийся кисель, явно был Полканий, а вот второй - тоненький, аккурат, комариный, принадлежал кому-то, мне не известному.
      В щели между дверью и полом заметался слабый отблеск лучинного света, а половицы заскрипели под тяжестью шагов - Полкан (а кто же еще так топает?) заходил по комнате. На всякий случай, я отпрянула поближе к вазе, надеясь, что в ее тени он меня не заметит, но к двери он и не думал приближаться.
      Я вновь приникла к двери.
      -Проследили за дураком? - колоколом прогудел Полкан.
      -А то как же, - хихикнул его невидимый собеседник, - в лес подался наш дурак. По тропинкам ходил, да песню какую-то голосил, пока к болоту не направился. Мы от него у лесного озера и отстали - утопнет, поди, сам. Или водяной утащит.
      -Озеро - это хорошо, - довольным голосом протянул Полкан, - в глухую полночь, да в чащобе, мудреное дело - уцелеть.
      И захохотал - раскатисто, протяжно, заставив меня сжать кулаки.
      Мне не стоило труда догадаться, о каком дураке ведутся речи. Неужели Ванюшка и впрямь в лес побежал, дерево для летучего корабля искать? А ежели утонет, так в этом только моя вина и будет - из-за меня весь сыр-бор начался! Плохого-то он мне ничего не сделал, да и сам человек недурной - нельзя, чтобы с ним что-то приключилось.
      Что же делать? Бежать следом, спасать дурачка? Да я сама заплутаю в лесу! А если не заплутаю, то попадусь на зуб волку, медведю, лешему - да мало ли, кто по лесам в такой час бродит.
      Я опустила голову и тихо вздохнула. Пусть Ванюшка из леса целым и невредимым выберется - не вынесу, если с ним что-то приключится, буду казнить себя всю оставшуюся жизнь.
      -А что с басурманами? - тем временем спросил Полкан, и, мигом позабыв о печнике, я вся обратилась в слух.
      -А что с ними будет-то? - явно удивился второй голос, - спят, поди, в красных палатах.
      -Следи за ними в оба, - наставительно прогудел Полкан, и я представила, как он наставляет на собеседника жирный палец, - чтобы куда не надо не совались. Шкурки приготовлены?
      -Так точно! Восемь сотен заячьих шкурок, как вы и просили.
      Полкан вновь что-то забормотал, а я нахмурилась в недоумении. Откуда взялись заячьи шкурки? Разве за ними прибыли гости заморские?
      Что-то защелкало в повисшей тишине, и довольный голос папенькиного любимца произнес:
      -Знатно обогатимся мы на этих дуралеях, Тришка. Супротив соболиной, заячья шкурка выходит в семь раз дешевле. Ежели продать под видом какого редкого зверя, то отличный навар выйдет. Зайцев в наших лесах - что грязи под ногтями, озолотимся!
      Полкан захохотал - громко, прерывая хохот уже знакомыми всхрапами, а я прижала кулаки к груди, чувствуя, как становится тяжело дышать от негодования.
      Вот подлец! Какое удумал - мало того, что собрался наших гостей вокруг пальца обвести, так еще и царство наше хочет опозорить!
      И помощника его я узнала. Тришка в наших палатах был только один - главный ключник, Трифон. Никогда я речей с ним не вела, вот голоса и не узнала. Неужто подкупил его Полкан, переманил к себе на службу?
      -А как же царь? - усомнился ключник, - неужто не возразит против такой хитрости?
      -Царь под мою дудку давно пляшет, - самодовольно произнес Полкан, - и рта раскрыть не посмеет. А басурманы эти косоглазые так и вовсе согласятся на то, что мы им всучим, главное - покрасивее расхвалить. Вовек о хитрости нашей не догадаются, еще и за добавкой приедут! Завтра в полдень встретимся с ними и все обговорим.
      -Ума палата у вас, - восхищенно протянул Тришка, и я вздрогнула от отвращения, представив, как он извивается в поклонах перед Полканом.
      -А то, - гаркнул Полкан, - эх, развернусь я, Тришка! И тебя не забуду, коли будешь мне верой и правдой служить.
      Ключник мелко захихикал, будто рассыпал зерно по полу. Полкан же что-то пробурчал невнятно и вновь заскрипел половицами, напевая:
      -Эх, вот вскорости настанут времена, Тришка! Я буду коронован, рядом - Забава, новые деньги, новые страны... Вот оно как бывает - из грязи - да в князи!
      Тришка вновь рассыпался в угодливом смехе, а я попятилась во тьму, чувствуя, как ухает сердце от гнева.
      Не зря я попала сюда, ох, не зря! И раньше-то у меня не было сомнений в подленькой Полканьей душонке, а тут я убедилась - он не перед чем не остановиться, лишь бы звонкую монету добыть.
      Забава рядом, говоришь? А вот и не бывать этому... Никогда!
      Нога ощутила коварную выемку в полу, я оступилась и отчаянно замахала руками, чтобы не упасть. Ладонь скользнула по холодному боку вазы, и она закачалась, кренясь набок.
      Пение Полкана умолкло, и шаги послышались у самой двери.
      Не помня себя от страха, я опрометью скользнула к вазе и, накрепко обхватив ее руками, удержала от верного падения.
      Дверь натужно заскрипела и стала медленно открываться.
      Я притаилась за вазой, боясь даже вздохнуть лишний раз.
      -Слыхал что-нибудь сейчас, Тришка? - казалось, что голос Полкана прогудел прямо над моей головой.
      -Шорох какой-то, - недовольно сказал Трифон, - да мыши это шуршат по углам. Вот тварюшки окаянные, давеча у меня мешок с мукой прогрызли...
      -Мыши? - недоверчиво спросил Полкан. Он стоял так близко к вазе, за которой хоронилась я, что до меня доносился его чесночный дух и слышала хриплое дыхание, - да, наверное, мыши...
      Дверь скрипуче пропела, захлопываясь, и я смогла отдышаться, чувствуя, как дрожат руки.
      В окне, меж приоткрытых ставень, медленно плыла луна.
      Я вытянула перед собой затекшие руки, чувствуя, как дрожат ладони.
      -Ну погоди, Полкаша, - одними губами произнесла я, - ну, погоди, женишок. Устрою я тебе заячьи шкурки с утречка. Попомнишь ты еще Забаву!
      
      ***
      Остаток ночи я провела плохо, беспрестанно ворочаясь на перине. Она то казалась излишне мягкой, то, напротив, чересчур комковатой. То и дело меня окутывала дрема, насылая беспокойные видения. В них, как рыбы в садке, метались туманные образы: то Полкан протягивал ко мне жирные руки, со звоном просыпая из широких рукавов золотые монеты; то огромные черные летуче корабли вились над головой, заслоняя небо; то возникал иноземец Тоши, молча разглядывающий меня своими узкими, словно серпом прорезанными, глазами. Узрев его, я вздрогнула всем телом и, тяжело дыша, со стоном проснулась на влажной от пота простыне.
      Когда запели первые петухи, я решительно соскочила с кровати на остывший за ночь пол. Голова была тяжелая после неспокойной ночи, но я твердо решила действовать, не откладывая: желание насолить Полкану притупило все остальные страхи.
      Но как мне выбраться из терема? Я с досадой взглянула на дверь, за которой уже ворочались, просыпаясь, стрельцы. Их богатырскому сну можно было только позавидовать: ни один из них даже не шевельнулся, когда я пробиралась в свои покои обратно и случайно задела их локтями. Теперь же, с наступлением рассвета, они были готовы вновь неусыпно охранять томящуюся в неволе царевну.
      Я прищелкнула языком и, наскоро надев сарафан и махнув гребешком по волосам, подошла к двери и завела сладкие речи, стараясь, чтобы мед в голосе становился все гуще:
      -Удобно ли вам там, слуги наши верные?
      Стрельцы примолкли, и один ответил - осторожно, словно я ему змею ядовитую на блюдечке протягивала:
      -Грех жаловаться, царевна.
      -Ой, лукавите, - с притворной укоризной протянула я и даже погрозила двери пальчиком, -ой, не верится мне, что таким бравым служивым по нраву день-деньской коротать у двери девицы взбалмошной.
      За дверью завозились, закашляли, забренчали оружием. Потом второй зевнул и с тоской произнес:
      -Правду говорить изволите, царевна. Неудобно на полу-то спать, а душа требует если не подвигов ратных, то хотя бы прогулки по свежему воздуху...
      Он умолк и охнул от боли - видать, товарищ его пнул. Я улыбнулась сама себе, довольная тем, что услышала то, что нужно.
      -А и за чем дело стало? - еще слаще запела я, - ступайте, прогуляйтесь, покуда раннее утро на дворе и батюшка с Полканом почивают.
      -Да что вы, царевна! - возмутился первый стрелец, невзирая на благодарности, в которых рассыпался второй, - как можно оставить вас? Да и зачем вы нас отсылаете? Неспроста это!
      Я так кулаки и сжала, но голосу дрогнуть не дала.
      -Жалко мне вас, - с грустью поведала я двери, - как представлю, как мучаетесь вы под моей дверью, аж сон пропадает! Ступайте, прогуляйтесь хоть немного, мне же деваться некуда - хоть из окошка на улицу полюбуюсь...
      Стрельцы пошептались между собой, не дав мне разобрать ни словечка; наконец, первый промолвил:
      -Старею я, царевна, и излишне подозрительным становлюсь. Благодарствуем за вашу доброту, пожалуй, и впрямь сходим, разомнем косточки. И оглянуться не успеете, как мы обернемся!
      Негромко топоча, стрельцы ушли, переговариваясь вполголоса. Дождавшись, пока их шаги стихнут, я приоткрыла дверь и опрометью кинулась вниз по лестнице.
      Нужно было во что бы то ни стало поговорить с иноземными гостями, покуда этого не сделает Полкан!
      
      ***
      Я бежала по извилистым коридорам, не чуя под собой ног. Солнце мелькало сквозь полуприкрытые ставни, будто стараясь обогнать меня, и насмешливо гладило по щеке теплыми лучами.
      Только бы успеть! Только бы подобрать нужные слова, да так, чтобы не сойти за полоумную!
      В этот ранний час мне не встретилось ни единой живой души, и я отыскала нужный коридор, за поворотом которого и была дверь в красные палаты.
      Не дойдя и пяти шагов, я остановилась, юркнув за колонну, почувствовав, как бешено заколотило сердце при мысли о том, что сейчас придется заговорить с Тоши.
      Я прижалась к стене и быстро-быстро задышала. Все страхи, забытые было, разгорелись с прежней силой, и язык онемел. А следом и вовсе захотелось развернуться и кинуться обратно, в свой терем, накрепко запереть дверь и спрятаться под одеялом.
      "Нельзя так, Забава!" - одернула я себя, горя страстным желанием надавать себе по щекам, - "а ну, иди и скажи все гостям иноземным! Или же ты хочешь, чтобы они вечность в дураках ходили? Да и не они одни, а вся их земля!"
      Чуть успокоившись таким образом, я глубоко-глубоко вздохнула и вышла из-за колонны, едва не уперевшись в Полкана.
      
      ***
      Папенькин любимец щерился, словно пес на чужую кость, глядя на меня. За его спиной стояли три стрельца, и среди них я увидела одного из тех, что караулил у моих дверей. Он старательно глядел в сторону, видать, боясь встретиться со мной глазами.
      Кажется, это он спорил со мной, когда я отпускала их.
      -Вот спасибо тебе, - тихо сказала я, - удружил, отплатил услугой неоценимой за мою доброту.
      Стрелец пробормотал что-то и вперил глаза в пол.
      -Не серчай на него, царевна, - самодовольно сказал Полкан. Он выглядел смешно: роскошный лисий кафтан был кое-как накинут на мятое исподнее, а высокая бобровая шапка кренилась набок.
      Только смеяться мне не хотелось. Хотелось плакать, кричать, топать ногами - все, лишь бы этот мерзкий боров убрался подальше отсюда!
      Полкан прищурился, разглядывая мое лицо, и я поняла, что на нем все отразилось.
      -Не серчай, царевна, - повторил он, - на то он и служивый, чтобы нести верную службу. Интересно ему стало - куда это моя ненаглядная Забавушка собралась с утра пораньше, вот и решил подумать над этим вместе со мной.
      Я молчала, чувствуя, как на лице разгорается жаркий от гнева румянец. Провинившийся стрелец совсем спрятался за широкой спиной Полкана - видать, здорово струхнул. Остальные двое его товарищей молчали.
      -Вот и я подумал, Забавушка, - меж тем, басил Полкан, придвигаясь ко мне. Я отпрянула, - зачем это ты сюда побежала? Али удумала чего? Не стесняйся, расскажи мне все, тем более, совсем скоро моей станешь.
      -Никогда! - выкрикнула я, не сдержавшись, - пошел прочь, вонючий пес! Или не слыхал мои слова про летучий корабль? Да и какое твое дело, что мне нужно здесь - это батюшкины палаты, и я в них хозяйка!
      -Летучий корабль? - переспросил Полкан и переглянулся со стрельцами с такой ухмылочкой, от которой меня мороз по коже продрал, - а что касаемо палат - не буду спорить, царевна, но ведь ваш батюшка велел вам взаперти сидеть, в тереме вашем. Отчего же вы не там? Знамо, надо эту ошибку исправить.
      Он кивнул стрельцам, и те шагнули ко мне, протягивая руки. Перепугавшись не на шутку, я стала отступать, пока не натолкнулась спиной на колонну.
      -Окружайте ее! - брехливым псом гавкнул Полкан, и я завизжала, когда стрельцы похватали меня за руки. Я стала вырываться, но держали меня крепко, и один из стрельцов очень быстро перекинул меня через плечо. Не переставая кричать и звать на помощь, я забарахталась, стараясь пнуть ногой хоть кого-нибудь, но никто помогать мне не спешил.
      -Спокойно, Забавушка, - улыбка Полкана была такой масленой, что твой блин, - сделай милость, не кричи, иначе придется тебе твой рот тряпкой перевязать, а это тебе не очень понравится, верно?
      И гаркнул стрельцам:
      -Что встали? Тащите ее в терем, да на засов дубовый заприте!
      -Стоять, ублюдки! - вдруг перекрыл его вопли зычный низкий голос, знакомый мне до дрожи в теле.
      Тоши стоял в проеме распахнутой настежь двери красных покоев, сжимая узкий блестящий меч. Не сразу поняв, что из одежды на нем были только черные штаны, я ахнула и поспешно зажмурилась.
      -Отпустите царевну, - медленно проговорил он, и я почувствовала, как руки державшего меня стрельца ослабли, - если еще раз хоть тронете ее пальцем, будете иметь дело со мной! Прохладный вихрь воздуха, встревоженный свистом меча, мягко коснулся моей пылающей щеки.