Точка возврата. 36

- Хаджмэ! Хаджмэ!  –Хрипло понеслось вдоль строя.
Единым взмахом взметнулись руки с шомполами, застучали о кремень огнива. Сизыми струйками потянулись дымки запальных шнуров, над полем потёк кислый запах селитры.
Когда стих командирский крик, загремели боевые барабаны, и огромная масса корейской конницы пришла в движение. Со стороны показалось, что в движение пришла сама земля.
Первыми ринулась на врага легкая кавалерия. С криками и улюлюканьем неслась она на ощетинившиеся ряды японцев, потом резко разделилась на два потока, и двумя огромными колесами закружило перед ними, осыпая градом стрел из своих маленьких кругленьких луков. Корейские луки оказались неожиданно дальнобойными. Земля ощетинилась вонзившимися в её плоть древками с фигурным корейским оперением.  Покрылись вонзившимися стрелами и японцы. Множество асигару со стонами упали в траву. Приказа открыть огонь всё не поступало. Вдруг взвизгнула сигнальная раковина, и лес копий дрогнул, стрелки подняли стволы, заколыхались стяги и флажки-сасимоно над отступающими воинами. Ободренная отступлением японцев, в бой ринулись отряды тяжелой конницы. И тут из центра обороны японского строя грянул залп, за ним второй. С десяток всадников рухнул в молодую зелень. Озлобленная гибелью товарищей, корейская конница, размахивая цепами, устремилась на врага с удвоенной яростью. Задние напирали на передних, смыкая и без того плотный строй. И тут свершилось! С обоих флангов, ни на минуту не прекращаясь, на задние ряды корейской конницы полился свинцовый ливень. Густое белое облако порохового дыма,  разрастаясь и увеличиваясь в размерах, поплыло в сторону корейской ставки. Перекрестный огонь выкосил весь арьергард подчистую. Перемалывая сочное разнотравье, на земле бились умирающие люди и их лошади. Истошные крики раненых смешались с конским ржанием. Кровь алыми фонтанчиками била из живой плоти повсеместно. Некоторые из продолжающих скакать корейцев оглянулись, но увидели лишь ужас и смерть. Цель же была достигнута: отступление конницы, если бы таковое имело бы место, через ряды трупов стало до крайности затруднительно. Те корейцы, что слабее духом, потянули поводья, но это их не спасло. Аркебузиры Кониси Юкинага уже перевели огонь в середину строя. Стрелки же Като Киёмасы более не оглушали долину  выстрелами – был отдан приказ беречь порох. На место аркебузиров, громыхая колчанами, древками и луками покатились лучники. Менее пострадавший фланг корейцев, сам потек навстречу шелестящему потоку длинных японских стрел. Японский лук – юми гораздо длиннее своего корейского собрата, и стрелы у него – длинные, под стать ему. Через несколько мгновений поле боя густо покрылось белым японским опереньем на высоту половины человеческого роста. Стрелы в воинском деле не столь смертоносны, как пули, и, осыпав наступающую конницу очередным потоком, лучники устремились под защиту копьеносцев. Подняв наперевес длинные, более двух человеческих ростов, копья, яри-асигару поспешили навстречу корейской коннице, прямо сквозь строй лучников. Старый, как мир, прием «День сменяет ночь», был проведен с точностью старого каллиграфа. Закувыркались пронзенные лошади, забились в предсмертной дрожи раненые люди. К остановившимся конникам, яростно, словно смертоносными жерновами, размахивающим окованными цепами, потянулись копья с перекладинами для стаскивания всадников. Не более сотни корейцев, продолжавших сопротивление, за несколько мгновений были сняты с лошадей и зарезаны уже на земле. Авангард же корейцев  продолжил свою стремительную гонку в самое сердце японского строя. Перед собой они видели лишь рассредоточенный небольшой отряд, вооруженный странным оружием, направленным прямо на мчавшихся конников, и укрепленных одною своей стороной на бамбуковых палках, упертых в землю.