Точка возврата. 40

На поле битвы уже верховодили бесы паники. Жалкие остатки конницы Когурё устремились к реке, но были в упор расстреляны из одноручных пистору, гнавшимися за ними конными самураями Кониси Юкинага. Самураи не упражняли в меткости, они стреляли в лошадей. И корейская конница перестала существовать как боевая сила на этом поле. Обуреваемые страхом всадники в беспорядке бросились наутек, следом за конницей не удержалась на месте инфантерия. Корейская пехота отступала еще более нелепо, нежели конница. Испуганные статские, совсем недавно именовавшиеся воинами кучковались, разбегались, потом снова сбивались в невообразимые кучи, мешая друг другу и затаптывая своих же соратников. Японцы, уподобились стае волков в овчарне, что никак не могут утолить жажду крови. То, что совсем недавно было корейским войском, ныне превратившееся в мятущуюся толпу, изрыгая стоны и проклятия, бежало к реке. Уподобившись многорукому и многоногому существу, в ужасе искала оно спасения в хладных струях реки Тамгуемда от раскаленного гнева аркебуз и острейшего металла мечей. Но, казавшееся так близко спасение, обернулось для многих гибелью иного рода. Множество тяжеловооруженным корейцев немедля пошло на дно. Отягощенных доспехами, их сбивали с ног тех, те, кто еще стоял, в свою очередь падая под напором толпы с берега, создавая невообразимую сумятицу. Легковооруженные воины, загодя сбрасывали с себя скудную защиту из коротких кожаных безрукавок, и бросались в стремнину вод, в надежде пересечь ее вплавь. Некоторым это удавалось, но там их поджидала еще одна опасность. Две заградительных роты, что оставил мастер Ип на другой стороне, дабы железом пресечь малодушие, принялись останавливать и разворачивать доплывших на другой берег. Но страх и трепет были столь сильны в дезертирах, что стремление это превратилось в массовое убийство. Подоспевшие японские хатамото , наблюдая беспорядочную свалку на другом берегу, тот час же пресекли попытки самураев стрелять из своих коротких карабинов дзиттэ-тэппо по противоположному берегу. Свалка на другом берегу нарастала. Японцам свалка между корейцами было на руку. Вскоре и сами заградительные отряды заразились паникой, и ретировались, оставив попытки повлиять на ход баталии. Опытные корейцы, в отличие от юнцов, не были столь опрометчивы, они не полезли на стремнину, они устремились к бродам. Река в ущелье имела два брода, но, к слову сказать, оба они были чересчур глубоки для измотанных боем и бегом людей. Не более трети из тех, что устремился к спасению, добрались до левого берега. Не сидели без дела и воины Ямато. Водные преграды, быстрые горные ручьи и речки никогда не являлись диковиной для опаленных чередой нескончаемых войн самураев. Они знали, что делать с бродами. Четыре конные сотни тяжелых всадников врубились в сгрудившихся у бродов корейских солдат, уничтожили и рассеяли сопротивление, и спешились. Спешившись, они выстроили строй «рыбья чешуя», ощетинившись четырьмя рядами длинных пик.  Пересечение по бродам стало невозможным. Многие воины Страны Утренней Свежести, в отчаянии бросились на острия пик, найдя там свой конец. Теперь уже не звучали выстрелы, везде орудовал хладный металл мечей и копий. Рядом с водной стихией некоторое время бушевал людской поток, покуда не иссякла его сила, и песчаный берег не покрылся телами убитых и раненых. Живой лежал на мертвом, а мертвый – укрывал живого, сам будучи укрыт следующим мертвым телом. И так было по всему, изрытому острыми копытами, берегу. Немногочисленные оставшиеся в живых лошади, обезумев, скакали меж трупов, добавляя сумятицы. Другие животные, эти безответные образчики преданности, лежали там и сям, отравляя самый воздух зловонными испарениями разорванных внутренностей.
К тому моменту, когда берега достигли пешие воины Ямато, как потомственные буси, что в черненых кирасах, так и потомки крестьянского и ремесленного сословия, асигару, что в складном  доспехе, цвет воды в реке поменялся. Стремительный поток прозрачной влаги унес с собой поднятый великим множеством людей песок, поток стал светлее и прозрачнее. Река приготовилась испить иную чашу, и чаша сия уже начала наполняться. Поток воды у кромки берега стал бурым. Вот тут настал  черед наполнить последнюю чашу, Чашу Крови. Стройные роты по командам хатамото рассыпались, и принялись обезглавливать врагов. Всех, до единого. Самураи докалывали корейцев, а потом отрезали, или отрубали им головы. Вместе с головами, японцы забирали с тел все ценное, включая железное оружие, к коему, по правде говоря, относились они без уважения, на практике убедившись в сомнительном качестве корейского металла. Как всегда бывает в таких случаях, среди лежащих оказалось премножество раненых, вопли, крики и стоны полились по округе с новой силой, наполняя сердце корейской земли отчаянием. Чаша Крови стала наполняться. Стекающая в немыслимом количестве кровь, сделала реку сначала бурой до половины, потом целиком. А затем весь поток стал красным, как склоняющееся за горизонт солнце перед непогодой. Цвет реки оставался таким до заката, пока и самые цвета не перестали различаться. Чаша Крови была испита сполна.