Жизнь короля Генриха V, 1-1

АКТ ПЕРВЫЙ

СЦЕНА ПЕРВАЯ

Лондон. Вестибюль королевского дворца.

(Входят архиепископ Кентерберийский и епископ Эли.)

АРХИЕПИСКОП КЕНТЕРБЕРИЙСКИЙ:
На обсуждение опять закон представлен,
Он был покойным королём составлен,
Давно бы нас стреножили те путы,
Когда б страну не охватили смуты.

ЭЛИ:
Деваться некуда: давайте же решать,
Как этому, милорд, нам помешать.

АРХИЕПИСКОП КЕНТЕРБЕРИЙСКИЙ:
Не думать нам об этом невозможно,
А вникнув в суть, становится тревожно:
Ведь земли, что завещаны церквам,
Отдать придётся государю нам,
Чтоб в счёт налогов,
Непомерных штрафов
Монарха содержать,
Дружину,
Графов,
Шесть тысяч с половиною дворян,
И богадельни немощных мирян.
К тому же следует сказать:
Казну придётся нам латать.
С каких не посмотри сторон –
Резона нет голосовать закон.

ЭЛИ:
Да где же денег взять.
Чтоб и казну латать?

АРХИЕПИСКОП КЕНТЕРБЕРИЙСКИЙ:
Так получается:
В чужом кармане деньги не считаются.

ЭЛИ:
Как разорений и несчастья избежать?


АРХИЕПИСКОП КЕНТЕРБЕРИЙСКИЙ:
На мудрость государя уповать.

ЭЛИ:
Довериться его благому нраву
И на приверженность религии и праву.

АРХИЕПИСКОП КЕНТЕРБЕРИЙСКИЙ:
Прожекты эти в юноше не зрели,
Но лишь отца умершего отпели,
Пороки все, за что юнца корили,
Исчезли навсегда с отцом в могиле.
И с неба ангел разума спустился,
И в государе нашем воплотился,
Из плоти грешника-Адама удалив,
Обитель-рай для духов сотворив.
На самом деле – это поражает,
Таких примеров свет ещё не знает,
Чтоб гидра всех голов лишилась враз.
Но это – факт! Таков король у нас!

ЭЛИ:
Достойный представитель новой смены.
Да будут к счастью эти перемены!


АРХИЕПИСКОП КЕНТЕРБЕРИЙСКИЙ:
Он богословие превыше прочих чтит,
Оно ему нисколько не претит,
Так вдохновенно входит в эту роль,
Как будто он прелат, а не король.
Когда же говорит о государстве,
Он, словно, был века уже на царстве.
Война – не кровь, а музыка сплошная:
Армагеддон – история смешная.
С политикана враз срывает маску,
Гордиев узел рубит, как подвязку.
Когда с народом Генрих говорит,
То речь его особенно звучит,
И атмосфера так напряжена,
Как будто слушает оратора она,
И каждый хочет с ним поговорить,
И слово сладкое из уст его испить.
Где почерпнул он бездну этих знаний?
Ведь в годы юные бессмысленных скитаний
В чаду разврата, площадного слова,
Среди отбросов, общества гнилого,
Где верховодил  воровской типаж,
Не мог он накопить такой багаж.

ЭЛИ:
С крапивой рядом земляника зреет,
Отменный вкус и аромат имеет.
Компании дурные, как компост,
Придали принцу красоту и рост.

АРХИЕПИСКОП КЕНТЕРБЕРИЙСКИЙ:
Должно быть, так оно и есть,
Но от того конца проблемам нашим несть.

ЭЛИ:
Но как, скажите, можно помешать
Закон, одобренный общиною, принять?
Как государь относится к закону:
Помолится ль на нашу он икону?


АРХИЕПИСКОП КЕНТЕРБЕРИЙСКИЙ:
На это закрывает он глаза.
Похоже, что ни против он, ни за.
Но склонен я, однако, полагать,
Что интересы наши будет защищать.
В беседе с ним о Франции и деле,
Разумный ход мы с ним предусмотрели:
Внесёт в казну великий церковь вклад,
Всех прочих вкладов больший во сто крат.


ЭЛИ:
А оценил ли государь порыв такой?

АРХИЕПИСКОП КЕНТЕРБЕРИЙСКИЙ:
Да. Благодарность полилась рекой.
Когда бы было время для беседы,
Мы б обсудили притязанья деда
На земли Франции и на её корону.
Желание такое ведь и вправду
Вынашивалось дедом-Эдуардом.

ЭЛИ:
И кто же поломал сей ход событий?

АРХИЕПИСКОП КЕНТЕРБЕРИЙСКИЙ:
Посол французский со своею прытью.
Я, полагаю, час уже настал:
Пред государем во дворце посол предстал.
Ему назначено в четыре было.

ЭЛИ:
Уже четыре, сударь мой, пробило.

АРХИЕПИСКОП КЕНТЕРБЕРИЙСКИЙ:
Пора и нам пойти уже проведать,
О чём посол намерен нам поведать.
Достаточно, однако, быть ослом,
Чтоб не понять, что движет сим послом.

ЭЛИ:
И я, пожалуй, сударь, не премину
Увидеть эту милую картину.


(Уходят.)