Задача с замкнутым кругом

Страх его обуял, когда он посмотрел отсюда, с высоты каменного утёса, на море, где бесновались души его предков, они были в этих волнах, брызги которых долетали и сюда, на эту неровную площадку, откуда он решил бросить испытующий взгляд на водную стихию, уходившую куда-то вдаль, в бесконечный простор, где земля и небо сливаются воедино...
Они, предки, жили и умирали возле этого моря – и сама близость океанской пустыни делала их души глубокими, а мечты их столь далёкими и нереальными, как другой берег моря, которого нельзя видеть отсюда. А теперь он, Человек, мысленно прожил жизни всех тех, кто были до него и ушли, дав ему место жить на этом клочке суши...
Когда он спустился на берег и шёл вдоль воды, оставляя на мокром песке следы голых ног, ему чудилось, что кипящие буруны издают человеческие голоса, и он вслушивался в них – но ничего не мог понять... «Умершие спорят между собой, – решил он, – и ещё неродившиеся хотят родиться!..»
Навстречу ему шёл Человек, он шёл прямо, невзирая на ветер и солёные брызги моря, его смуглое лицо казалось мужественным, но в глазах будто обосновалась невыразимая печаль – и та печаль указывала на сердечную скорбь Человека... В руках незнакомца было длинное копьё с металлическим наконечником и можно было принять его за охотника или воина, но Человек нёс копьё так, будто не понимал его убийственной сущности, острым концом оно чертило по песчаному берегу неровную полосу...
И двое, наконец, сошлись и остановились напротив друг друга – и каждый из них рассматривал с любопытством другого. Оба они были смуглокожие, крепкого телосложения, только один из них был в набедренной повязке – тот, что держал в руках копьё, – а другой одет был в парусиновые штаны, подпоясанные кожаным ремнём. Как у одного, так и у другого, на шее у обоих висели амулеты из зубов акулы и раковин, выброшенных на берег из морских глубин...
– Я тебя знаю, ты из деревни, что находится на противоположном конце острова, – сказал Человек, недавно поминавший души предков. – Как ты тут оказался?..
– Я не знаю никакой деревни, – сурово отвечал Человек, имевший копьё, – и ты меня не знаешь...
– Откуда же ты?..
Взгляд Человека, обладающего копьём, упёрся в песок, разделяющий двух людей, словно там, в песке был ответ. Внезапно он приподнял копьё, которое было достаточно длинным, и, не сходя с места, стал чертить вокруг другого Человека линию, она криво ползла возле ног Человека, пока совсем не замкнулась...
– Пошли, – сухо сказал незнакомец, обладатель копья, – ты приведёшь меня в свою хижину...
– Хорошо, – ответил Человек голосом, принадлежавшим как будто не ему, чужим голосом, который заставил его подумать о том, что незнакомец навязывает ему свою волю...
Они отправились в глубь острова. Первым шёл Человек в парусиновых штанах и мысли его были о круге, недавно очерченном вокруг него, о его молчаливом спутнике, следующим за ним по пятам, о подозрительном копье в руках другого Человека, о заложенном тучами тёмном, не проницаемом для солнечных лучей небе, и о чём-то неопределённом, похожем на дурное предчувствие...

Дни шли за днями, а Человек, имеющий копьё, молчал, не проронив ни слова, он смотрел то вдаль, где за выступами скал темнело море, то рассматривал немудрёные предметы, имевшиеся в хижине, словно ища в них какой-то тайный смысл, то погружался в думы, уводившие его куда-то далеко-далеко, дальше, чем противоположный берег моря. Когда ему предлагали пищу, он или брал её из рук людей, или отводил её рукой, давая понять, что он не голоден. Большую часть времени он проводил в хижине, сжимая в руке древко копья, и его полуприкрытые веками глаза были направлены в какую-то одну точку пространства. Казалось, он знает нечто такое, что никогда не будет известно другим людям. Часами он был неподвижен в одной позе, но если хозяин хижины собирался куда-нибудь уходить, он вдруг бесшумно поднимался и следовал за ним, идя на некотором расстоянии за Человеком...
Жена хозяина хижины, его старый отец и дети Человека взирали на Человека, сжимающего в руке копьё, с благоговением. А старик однажды прошептал на ухо своему сыну, хотя они были вдвоём в лесу и их никто не мог услышать:
– Этот Человек с копьём – знак доброго предзнаменования!.. Духи сна сказали мне, что он недаром выбрал нашу семью и однажды он предотвратит несчастье, от которого не уйти жителям деревни!..
При этом выражение лица старика внушало Человеку уверенность в том, что старик не может ошибаться, ибо старости свойственна мудрость и опыт её нельзя подвергать сомнению...
Однажды двухгодовалый мальчик (а детям часто невдомёк – как вести себя в тех или иных случаях) подошёл к пришельцу, сидящему у стены с закрытыми глазами, и схватил лежащее на полу копьё, древко которого было зажато в кулаке Человека. Человек открыл глаза и взгляд его остановился на ребёнке и было в нём что-то такое, от чего мальчик словно окаменел. Рука его разжалась и видно было, как она мелко-мелко дрожит. Мать мальчика, увидев, как тот застыл в одной позе, подбежала и, подхватив его на руки, унесла прочь, но ребёнок долго ещё не мог прийти в себя после происшедшего, он был объят лихорадкой, в него вошла странная болезнь – и спустя три дня мальчик умер. Отец мальчика сходил на противоположный конец острова, до которого было несколько часов ходьбы, в деревню, где жил знахарь, он привёл его в свою хижину, но как только знахарь увидел больного ребёнка, он произнёс, глядя в глаза Человеку:
– Я вижу на нём знак Смерти, она пришла к вам в образе этого человека, – и знахарь указал рукой на Человека, сидящего неподалёку с неразлучным копьём в руке...
– Что же мне делать?.. – растерянно спросил отец мальчика...
– Пока этот незнакомец здесь – твоя семья будет подвержена опасности, – ответил знахарь. – Надо, чтобы он ушёл туда, откуда он пришёл...
– Но как это сделать?.. Ведь он никуда не собирается уходить?..
– Об этом тебе никто не скажет... Спроси об этом его самого!..
Знахарь ушёл к себе в деревню, а Человек отправился на берег моря, пришелец, как его тень, шёл за ним в некотором отдалении, на этот раз он держал длинное копьё острием вверх, железный наконечник поблёскивал во влажном, туманном воздухе, остро отточенный – он, как тревожная мысль о будущей жизни семейства, впивался в голову Человека. Внезапно Человек обернулся, когда они уже достигли подножия той высокой скалы, откуда Человек мысленно обращался к морю, где, по его мнению обитали души его предков, и заглянул в глаза того, кто следовал за ним по пятам...
– Когда ты покинешь нас?.. – заговорил он и на лице его был виден упрёк. – Знахарь сказал, что мой сын должен умереть – и ты тому виной!.. Скажи, так ли это?..
Человек, державший в руке копьё, стоял перед ним и молчал, он смотрел куда-то вдаль, через плечо Человека, туда, где стлалась поверхность моря, на сей раз спокойная, лишь еле колеблемая лёгким бризом. И там, на поверхности моря, ничего не было, только в невыразимо скучном и унылом небе летели два еле уловимых птичьих силуэта с распростёртыми крыльями, это были чайки, промышлявшие ловлей рыбы. И глаза Человека, имеющего копьё, были столь задумчивы и столь печальны, что Человеку, сын которого должен был умереть, стало не по себе, он почувствовал неловкость и стыд...
Обернувшись к морю, он тоже вглядывался в него, он смотрел, как зачарованный, на бедные краски неба, на две скользящие в небе точки, и думал: «Почему я не имею крыльев и не могу подняться в небо, как эти птицы, которым дано так много?.. Почему я стою на этом берегу моря, такого бесконечного в ширину, и боюсь думать о том, что будет со мною завтра?!.»

Человек и его старый отец вышли на промысел рыбы в море на утлом судёнышке, под парусом, а Человек с копьём остался стоять на берегу... О чём думал он, где были его мысли, что выискивали его глаза в мутной дали горизонта, где море соприкасается с небом?..
Такого ещё рыбаки не знали: огромная рыба вдруг выпрыгнула из воды, схватила старика поперёк туловища своей страшной пастью – и рухнула в зелёную воду, целый фонтан брызг взметнулся кверху и Человека бросило на дно лодки, он ударился головой о доску, при-креплённую в носовой части днища, и на время потерял сознание, и лежал он тихо и неподвижно, откинув одну руку за голову, и со стороны он показался бы спящим. А возле бортов лодки вода окрасилась в розовый цвет, хищная рыба рвала на части свою добычу и кровь старика из глубин поднималась, словно дым, кверху...
Если верить преданиям маленького островного племени, душа старика переселилась в рыбу, которая поддержала свою жизнь его старым, жёстким и невкусным мясом. Впрочем, рыба была изрядно голодна и ей не было дела до того, насколько вкусно и питательно мясо старика, она испытывала немалое наслаждение, набивая свой желудок горячей пищей, и не молилась при этом своему рыбьему богу, не благодарила мысленно его за оказанные щедро-ты, как это присуще людям, её глаза бесстрастно и невозмутимо глядели в глубину вод, где стайками проплывали мелкие рыбёшки. Её плавники и широкий хвост едва гребли воду, она была, как в полусне, маленький мозг, затуманенный ощущением сытости и блаженства, после того, как с обедом было покончено, покоился, словно младенец в колыбели, после того, как мать покормила его грудью. Её белое брюхо слегка взбухло, да и не удивительно, – сморщенный и высохший от долгих лет жизни, старик почти весь поместился в животе рыбины, за исключением немногого, это немногое составило предмет дележа для всяких мелких хищников, почуявших добычу издалека и приплывших сюда на запах крови...
Человек, лежавший на дне лодки, приходил в себя медленно, сознание, возвращавшееся к нему, преодолевало мучительный путь; какую бездну пространства суждено было ему преодолеть, чтобы в голове Человека снова возникло ощущение боли и в ней возникла первая мысль: «Где я и что со мной?..»!..
От лёгкого ветра парусина на мачте слегка похлопывала над его головой, как бы в не-решительности. Человек сделал над собой усилие и приподнялся в лодке и вдруг всё вспомнил. Они отправились на лов рыбы вдвоём со старым отцом и не успели пустить в ход рыболовные снасти, как случилось ЭТО, рыба-убийца унесла в воду старика, несчастный – разве он мог предполагать, что эта прогулка по морю в рыбацком челноке окажется для него последней!?. Губы Человека затряслись, он смотрел за борт, туда, где ничто не выдавало жизни, которой на сотни метров в глубь моря кишела вода, но эта безмятежная гладь моря была обманчива, Человек знал, что где-то поблизости находится рыба-убийца, утащившая за борт его отца... Он думал, что предсказание знахаря из деревни сбывается – сначала умер мальчик, а вот теперь смерть настигла его старого отца. Он представил себе Человека, имеющего копьё, который ходит по берегу моря, пришедшего неизвестно откуда и неизвестно для чего, вспомнил его печальный взгляд тёмных, широко раскрытых глаз, направленный куда-то к горизонту, где море и небо соединяются, и спросил себя: «Может быть, он мечтает достичь конца моря и добраться до того места, где вода превращается в воздух, чтобы подняться на небо?..» Он подумал о небесных зверях и слабая улыбка осветила его задумчивое лицо: эти звери, какие они, кто их видел из живых? Разве хоть один человек достигал неба и охотился на небесных зверей?!
От его взгляда не укрылось то, что течением его отнесло от острова так далеко, что полоска земли на горизонте сделалась едва видимой. Но это не пугало человека – ночью он мог безошибочно находить путь по морю, ориентируясь по звёздам. Его беспокоило другое, мысль о рыбе-убийце не выходила у него из головы, и он чувствовал, что его возвращение домой будет нелёгким. Возможно, хищная рыба затаилась и плывёт где-то рядом, не упуская из виду того, что в лодке находится ещё один Человек...
Во рту у него пересохло и он дотянулся рукой до корзины, где была еда и вода. Достав сосуд с водой, он вынул пробку и стал пить из горлышка, прохладная влага возвращала ему силы и, возвращая ему силы, обретала в его глазах новую ценность. Он прикинул на глаз, на сколько ему должно хватить её, тщательно закупорил горлышко сосуда и положил сосуд в корзину...
У Человека было много времени и он счёл необходимым опуститься на дно лодки. И снова мысли его вернулись к острову, он вспомнил то место, где похоронил умершего ребёнка, и его охватило недоумение: Человек с копьём сидел у могилы и оставался возле неё тогда, когда отец мальчика ушёл, потом он через некоторое время появился и вид его был по-прежнему невозмутимым, он явился в хижину, уселся на свою циновку и принялся чертить палочкой на песке какие-то знаки...

Он очнулся при свете звёзд в ночной прохладе, открыл глаза и, опираясь о дно лодки, приподнял своё тело и сел, пытаясь воссоединить вместе разрозненные обрывки сна, уходившего безвозвратно, заманчивые видения тонули во мраке подсознания и мысли о рыбе-убийце, о смерти старого отца, о Человеке, имеющем копьё, вернулись к нему...
Луна сияла, как брошенная на небо маисовая лепёшка, блики от неё падали на много-численные неровности водной поверхности, посредине которой словно замерла рыбацкая лодчонка, море играло, покуда можно было охватить его взглядом, как беззаботное дитя, но в главном, в цели и смысле своего существования – оно было мудрым. Жизнь человеческая кратковременная, а океан велик, ибо он вечен и поглощает то, что когда-то произвёл, он вечно юн в своём непрекращающемся ни на минуту самообновлении...
Море говорило с давнего времени и Человек, находившийся сейчас в лодке, учился понимать его, и он слушал море, зачарованный его шёпотом, сокровенным и как будто пред-назначенным ему одному в целом мире в эту великолепную лунную ночь, и душа его торжествовала, будто на неё снизошла благодать этой бесконечной океанской шири и ещё более необъятного для глаз, а главное – для разума, звёздного пространства над головой... Лодочка, казавшаяся человеку в эти минуты такой хрупкой и крохотной, будто бы была посредником, взявшимся доставить его к конечной цели земного путешествия, и одна из многочисленных звёздочек в глубине, чистейшей, как душа, не имеющая ни одной плохой мысли, свет которой манил к себе так настойчиво, как последняя надежда, единственная радость, утешение и покой, обещанный где-то там, в высоте, недосягаемой для плоти, но вполне доступной для невесомой материи, составляющей человеческий дух, влекла его к себе и он уже знал сердцем, что там он был уже когда-то – и там его прародина, по которой он бессонными ночами мучается и тоскует, как блудный сын, отправившийся в неизвестный путь, концом которого должно стать его возвращение в отчий дом. И когда он различил в картине звёздного ковра лицо своего отца, вчера ещё бывшего Человеком и стариком, а сегодня ставшего таким огромным, как сам Творец всего сущего, то он вгляделся в выражение его глаз и в улыбку его рта и понял то, что недоступно было его разуму раньше, и осознал так ясно, будто это вошло в него, только и жившего для этого момента, с этой неосознанной целью, ждавшей в нём это-го часа духовного единения и слияния с этим миром, казавшимся ему всегда неприветливым и грозным противником, – и никакими словами невозможно было выразить ему чувство, наполнившего всё его существо до предела и давшего ему радостное ощущение жизни, на которую уже ничто не может покуситься, ибо жизнь его более многогранна, обширна и значима, чем об этом он думал до сих пор... Как новорождённый в колыбели, которую мать качает, напевая о чём угодно, чтобы ребёнок заснул, он скользил в своём челноке, усыпляемый мелодией баюкающего его мироздания, и мать-природа любовалась своим беспомощным, но драгоценным детищем, а в его чистом, не затуманенном никакими предрассудками жизненно-го хлама мозге, рисовались образы, воспринимаемые им как предметы, находящиеся вне его оболочки, он поддавался на обман простосердечно, как ему и следовало и вот уже среди звёзд для него восстали ушедшие из этого мира люди, которых он ещё помнил, и среди них его двухлетний сын, так и не успевший стать взрослым мужчиной – он смеялся и размахивал ручонками, подбрасывая вокруг себя горящие огнём космические тела, и светила потворство-вали его детской прихоти, устроив вокруг его голого тельца забавный танец...

Я проснулся и вспомнил, что Человек, не расстающийся с копьём – это я и есть. И во мне что-то бродило от той, другой жизни, чуждой мне, которой я тем не менее только что жил. В странном волнении я принялся размышлять о судьбе того мира, за жизнью которого я краешком глаза подсмотрел, и мне стало казаться, что он где-то есть в эту минуту, живёт, радуясь и страдая, и подчиняется тем законам, благодаря которым он возник из ничего...
Мир этот жил где-то глубоко в моей душе, в извилинах моего бесконечного мозга, где сосредоточилась память тех, кто жил до меня и, может быть, тех, кто будет жить после меня...
ТАМ я до сих пор не выпускаю из рук копья, это мне совершенно очевидно. Но каков смысл этой многозначительной фигуры – я сказать не берусь. Впрочем, мне кажется, Человек с копьём – это пришелец из другого мира, который отведёт наивную душу другого Человека, плывущего по морю в челноке, в свой прекрасный и возвышенный мир, куда суждено попасть не каждому, но тому, кто покинет на время свой обитаемый остров, чтобы вернуться к нему с новым запасом знаний и мечты. Мы открываем себя каждый день по мере нашего внутренне-го роста, в каждом из нас – духовные бездны и мы только стоим у их края и видим то немногое, что открывается нашему близорукому взгляду...
 Я представляю себе Человека с копьём, сидящего на полу моей комнаты, который смотрит невидящим взглядом куда-то сквозь стены, прямо перед собой, и во взгляде его что-то мёртвенно-безучастное. Я спрашиваю его: «Как ты тут очутился?..» Он молчит, оставляя без внимания мой вопрос. Но когда я беру с вешалки верхнюю одежду и он замечает, что я вот-вот уйду, он поднимается с полу и подходит ко мне. Некоторое время мы стоим напротив друг друга и его копьё между тем обводит вокруг меня круг, как тогда, на песчаном морском берегу. Мне кажется, что до моего слуха долетает шум воды, бьющейся о скалы, но это уже разгулялось моё воображение... Я выхожу из квартиры и за мной бесшумной тенью идёт мой телохранитель. Он следует за мной и на улице, и когда я открываю дверцу моего автомобиля – он сидит рядом и смотрит на меня такими глазами, как будто хочет мне сказать: «Не надо! Ты не знаешь, что тебя ждёт за поворотом, тебе не дано! А мне известно то место, где ты можешь обрести ВСЁ!..»
Вот чёрт! Мне померещилось, будто он и в самом деле тут, в моей комнате... Я попытался скинуть с себя это наваждение и резким движением сбросил с себя одеяло и в следующий момент уже сидел на кровати. Потом я встал и подошёл к окну и выглянул зачем-то на улицу. Внизу меня ждал сиротливо мой автомобиль, и я подумал, что когда-нибудь, набрав побольше скорость, я устремлюсь, не выпуская баранку из рук, за пределы очерченного во-круг меня замкнутого круга – и вырвусь на свободу, которую пока мне ещё не дано познать, и полечу в пространстве, куда отправляются души людей после старта тут, на Земле, как то копьё, что никогда не выпускается из рук и ждёт, как миг озарения, своего часа...
21 июля 1983 г.