Чайнадаун

Я,разумеется, видела, как пол начал плавиться, и мои ноги по щиколотки вошли в паркет, как в трясину. И - само собой! - я чувствовала, как из рук полезли маленькие, по-майски клейкие листья, полезли нагло и неожиданно, щекоча кожу. Пурпурные черви моей страсти извивались, как могли, извивались, как не могли, короче говоря - танцевали самые древние, первобытные танцы на тленных костях рассудка. А вот Додо не видел всего этого. Додо полулежал в кресле и невозмутимо попивал кофе из моей любимой кружки с зеленым мумитроллем. Брюшко богообразного нэцкэ волновало меня и заставляло пурпурных червей двигаться все активнее. Китайские делегации и кино с Боло Йенгом проносились по потолку, как диафильмы, и стук моего сердца стирал грани между всеми национальностями. Я разбирала на части Вавилонскую башню и перестраивала ее в гигантскую кровать, в ложе похоти, если угодно. А Додо бормотал на китайском что-то о работе (насчет которой и явился ко мне в этот, скорбный для моего разума, час). Но мои уши, эти две большие, розовые от стыда и солнца морские раковины, рождали лишь шум волн и ничего не пропускали извне. Ох... я страшным усилием воли вытащила ноги из паркетного пола, подошла к софе и постаралась грациозно присесть на краешек. Вы когда-нибудь видели, как рушится статуя каменной богини любви в храме порочности? Где-нибудь на юго-западе Азии? Тогда вы можете отчетливо представить, насколько изящен был мой пируэт. А кумир моих снов все бормотал и бормотал о каких-то сводках, пока мои руки обхватывали его сладострастный стебель, эту спаржу с китайской плантации наслаждения, пока соседи испуганно вызывали полицию и баррикадировались где-то в параллельном обыденном мире, пока дикие да-боже-да-мой-дикий-селезень были слышны даже в другом квартале. На кармически-порочном уровне моего воображения наши тела сплетались, словно удон в коробке, и небеса сжимались и сокращались, как при родах, а после рождали ослепительное солнце экстаза... Я была воспаленной любовной чакрой, и никакая мебель, расставленная по фэн-шуй, не могла меня успокоить. Додо закончил бормотать и посмотрел на меня великолепным раскосым глазом. Мое блаженное лицо сигналило ему на всех языках мира: после года совместной работы, после стольких героических ковров у босса - снимай уже свои кельвин кляйн и дай мне узреть истинное лицо нашей компании!
 Додо ничего не понял. Он вгляделся в мой сияющий лик и слегка побледнел. Решил, что мне плохо.
 - Ты идиот? - спросила я его ласково.
 На что он предложил мне померить температуру. Бутылка заранее приготовленного шампанского летела ему вслед, пурпурные черви превратились в кровоточащих монстров и заполнили комнату своими рыдающими телами, пока он суетливо скрывался от неизбежного за дверью. Вполне возможно, завтра мерзавец уволится по собственному желанию. Какая сволочь сказала мне, что служебные романы это круто? Наверняка это сделал тот, кто хотел, чтобы однажды я пришла домой и начала разговаривать по душам с шелковой пижамой. Пижама будет сочувственно молчать. Все по фэн-шуй, господа, индийского слона его за ногу.