Боль

Он смотрел на нее сквозь прорези темной ткани, закрывавшей его лицо, как хищник смотрит на жертву, судьба которой уже предопределена.
- Подтяни ее повыше, - бросил он своему напарнику. Невысокий мускулистый мужчина в обтягивающей черной футболке и темных джинсам, спокойно подошел к девушке прикреплённой одними концами наручников за запястья, другими к железной петле под потолком и подтянул ее так, что теперь она висела, касаясь пола только кончиками пальцев ног.
- Вот, так лучше.
Говоривший отошел вглубь небольшой прямоугольной комнаты к стоящему около стены металлическому столику, на котором лежали тонкие с узкими лезвиями ножи, ампулы с лекарствами, шприцы, а на нижнем ярусе столика веревки, и кованная окровавленная цепь. Все это уже не требовалось, сейчас он искал провод. Толстый оголенный провод, встроенный в резиновый чехол-рукоять.
- Я повторяю все тот же вопрос – куда он тебя возил? - не оборачиваясь к девушке, спросил он. Его движения были неторопливы как у человека давно знакомого с техникой дознания.
- Молчишь? – снова спросил он у нее, присев на корточки и вороша с неприятным скрежетом железо.
- Это глупо с твоей стороны, - он обернулся еще раз глядя на нее. Мокрые спутанные волосы безжизненно свисали вниз, пряча за собой ее лицо. Разорванная темно-синяя маечка, в местах, где ее рассекла цепь, слиплась с кожей по краям глубоких кровоточащих ран. Он отложил найденный провод, встал, подошел к ней, поднял ее голову за подбородок и откинул волосы с лица.
 Глаза у девушки были крепко зажмурены.
- Открой глаза! - потребовал он. - Ну! - и крепко сдавил ей свободной рукой шею.
Из рассечённого лба мелкими каплями скатывалась кровь, покрывая лицо причудливой сеткой. Прокусанные в нескольких местах губы, в черных расширенных зрачках, смотрящих на него, светилась боль, и где-то глубоко свились змеей в кольцо ненависть и упрямство которые он уже сутки не мог перешибить. Она молчала, зная, что живой уже не выйдет, молчала ему назло. А может и вправду не помнила, куда ее возил дружок. Но разве это сейчас так важно?
- Ну как хочешь, - убрал он руки и вернулся к столику за проводом.
Два длинных разряда оставили на ее плече глубокий ожог в виде почерневшей звезды. В воздухе запахло горелым мясом. Ее голос взметнулся до потолка и тут же оборвался.
- Упрямая девка, чего только хочет этим добиться? – равнодушно пожал плечами его помощник. - Давно бы прекратила свои мучения, так нет же, все чего-то пытается доказать.
- Всё, хватит, мне надоело. Зови Стервятника, – мужчина раздраженно отбросил провод на стол, сбив при этом им часть ампул на пол. К удушливому воздуху подвала примешался острый запах лекарств.
 Вошедший колючим взглядом окинул комнату и поспешно приблизился к стоящему около девушки человеку.
- Забирай, она твоя, можешь делать с ней что хочешь. Не забудь про камеру и побольше крупных планов – ему будет приятно посмотреть.
Глаза вошедшего сверкнули болезненным удовольствием в свете одиночной тусклой лампы висевшей на одной из стен подвала, а крючковатые пальцы начали нетерпеливо потирать друг друга.
***
Белые стены, надоевшие до тошноты за те полгода, которые она тут находилась. Повезло, сказали врачи. Это первое, что она услышала, когда пришла в себя. Повезло. После автокатастрофы ее долго и мучительно собирали по кусочкам. Операция за операцией, и после каждой болезненный этап реабилитации. Как она попала в ту машину, куда ехала в такой час, как случилось, что водитель не заметил припаркованной на обочине фуры груженной железной арматурой – вопросы, которые ей постоянно задавали, и на которые она не могла дать ответы. Ей повезло, она, скорее всего, нагнулась за чем–то, иначе чем еще объяснить то что ей не срезало голову как водителю. Повезло. Она не думала так, когда врачи после четырех месяцев лечения начали перечислять чего у нее больше не будет. Детей, их место заняли бесчисленные шрамы и рубцы, хорошего зрения, части органов…
Травм и их последствий было столько, что ей стало плохо при чтении на середине листа подсунутого для ознакомления врачом. Больше всего на свете ей после этого захотелось сделать шаг с крыши пятиэтажного корпуса одиноко стоящего в лесу. Внизу черным кольцом его обвивала асфальтовая дорога. То, что уже умерло однажды, должно было умереть по-настоящему. Тогда только один Денис удержал ее от этого шага.
Они познакомились тут же. Он проходил лечение после сильного ожога. Баллон со сваркой взорвался недалеко от него. Под толстым слоем бинтов на груди и плече пряталась обширная рана, грозящая в будущем стать трудно растяжимым рубцом. Он заметил ее снизу, когда подходил к корпусу, и недолго думая забрался вслед за ней на крышу и оттащил от края. А потом целый вечер не отходил от нее, боясь, что стоит ему отойти она вновь окажется наверху. Терпеливо день за днем он вдалбливал ей в голову, что она не имеет права так поступать, что люди живут и с более тяжелыми увечьями, чем у нее. Подумаешь всё тело покрыто шрамами или швами, их же все равно не видно под одеждой. А тот, что на лбу, можно скрыть под челкой, которая ей пойдет. Разноцветные глаза, еще один подарок от аварии, это очень необычно. Один глаз теперь желто-зеленый, а второй карий, но каких чудес только не бывает в природе, а если ей не нравится, то через полгода контактные линзы сделают их цвет одинаковым. Она слушала, слушала и сквозь слезы потихоньку привыкала к новой себе.

***
  Небольшой кабинет, с окнами выходящими на юг. Тут много солнца, а летом невыносимо жарко, кажется что через стекло течет расплавный металл, а не солнечные лучи. Он снял очки в тонкой стальной оправе и положил рядом с собой. Белый лист формата «А4» от самого верха до низа заполненный мелким черным шрифтом. Он еще раз в голове прокрутил его краткое содержание.
«… закрытая черепно-мозговая травма, ретроградная амнезия, травма правого глаза, падение зрения до 90% - восстановлено до 70% от нормы, травма левого глаза падение зрения на 100% - восстановлено до 60% от нормы. Разрыв селезенки - удаление, проникающие ранение груди, разрыв средней доли правого легкого - удаление. Колото-резаная рана шеи – наложены швы. Электроожог правого плеча – рубцовое замещение ткани. Рваные раны в области спины, поясницы, живота – наложены швы. Повреждения внутренних органов, множественные разрывы в области промежности – гистерэктомия, швы. Множественные оскольчатые переломы правой и левой голени – репозиция вытяжение, ограничение подвижности правого голеностопного сустава….»
Он потер глаза руками, и, сцепив их в замок, уткнулся в них подбородком. И это далеко не весь список. Когда они ворвались в помещение бывшего лесозаготовительного пункта первое, о чем подумал, что она умерла. Он ввел ей препарат скорее от отчаяния, чем рассчитывая на то, что он поможет. Тот, кто это сделал с ней, умирал потом долго и мучительно, сполна расплачиваясь за свое болезненное пристрастие. В этом Сергей не мог себе отказать, после того как ему показали недоснятую до конца пленку с камеры, это самое меньшее чем он мог отплатить.
А теперь у нее новая жизнь, она не вспомнит ничего из того что с ней сделали, ничего что было перед этим. Последним воспоминанием останется приезд в этот город на учебу. Все остальное накрепко заблокировано в ее подсознании. Денис, их штатный психолог, работает с ней уже полгода и скоро она уедет подальше отсюда, где никто не сможет ее опознать. Дальний восток, крупный город - самое лучшее для этого место.
Препарат, на первый взгляд мутная голубоватая жидкость без запаха слегка опалесцирующая на свету. Никто бы не сказал, что она дает жизнь тогда, когда шансов на нее уже нет. Только он знает, как она действует, только он знает как ее изготовить и за эти знания он заплатил самую страшную цену – жизнь своей семьи.
Еще десять лет назад, у него была семья, любимая жена и скоро должен был родиться сын. Его строго секретная разработка грозила перевернуть мир, а вместо этого перевернула его жизнь. Сначала исчезла младшая сестра, уехавшая отдыхать на море в последствии так и не вернувшись с него. Несчастный случай, она сорвалась со скалы и упала на камни. Тогда он получил первое письмо. В конверте из плотной бумаги без рисунка лежал маленький листок, на котором отпечаталась цифра «1». Потом исчезла жена, ее искали неделю, поначалу подумали что на шестом месяце беременности ей могло стать плохо. Он перерыл все больницы, но тщетно. Затем стали рассматривать версию о намеренном похищении, но время шло, никто не звонил и ничего не требовал. А потом ему доставили посылку. В термоконтейнере находился труп не рождённого 24-недельного мальчика, его сына… И так каждую неделю: в посылках неизвестный психопат возвращал по кусочку части того что еще недавно составляло его жену. И под конец снова конверт на этот раз с цифрой «2». Кто он, за что так ненавидит Сергея, выяснить не удалось.
 Год под контролем врачей, личный психолог, приставленный к нему начальством, не отходивший от него 24 часа в сутки вернули его к существованию, потому что к жизни возвращать уже было нечего. И теперь все словно повторяется заново, именно тогда когда он подумал, что все кончилось.

Он встретил Дашу весной в городском парке. Темноволосая стройная девушка, расположившись на траве, увлеченно рисовала старую полуразрушенную церковь утопающую в вишневом цвету. Рисунок был черно-белым, но Сергей видел все оттенки бело-розовых лепестков перенесенных простым карандашом на бумагу. Погруженная в свою работу она спустя час заметила, что он сидит рядом и наблюдает как она рисует. Она смутилась и отложила карандаш, не в силах продолжать работу. Выпускница художественного техникума готовилась поступать в академию живописи и рисовала необходимые для поступления работы. Они быстро нашли общий язык, с ней было на удивление легко. Даша приехала в их город из небольшого селения откуда-то с юга. Здесь у нее были дальние родственники со стороны бабки. О родителях она не говорила, только раз обмолвилась, что бабушка заменила ей мать. Жила в общежитии и подрабатывала рисуя на набережной городского парка всех желающих. Добрая, наивная, она напомнила ему чем-то погибшую Лизу, его жену. Может именно это и подтолкнуло его к тому, что он сделал. Незаметно для Даши пока она спала в его квартире, он вставил в ее часы крошечный маячок. Его друг, а по совместительству начальник службы охраны, лично отвечающий за его безопасность, одобрил его действия, философски заметив, что береженого бог бережет. По этому маячку ее и отследили. Даша исчезла через месяц их знакомства, на следующий день после поездки к источнику в лес, откуда он брал воду для своего препарата. Ей он об этом не сказал, просто наполнил две канистры холодной водой и отнес в машину. Наутро ее телефон не ответил. Сразу же заподозрив неладное, он обратился к Виктору. Последний сигнал маячок подал у леса за чертой города, сутки ушли на его прочес и он едва не опоздал, в последний момент выцарапав ее у смерти.
- Мы можем убрать у нее способность рисовать. Ты же знаешь Сергей, это риск, рисуя, она может случайно сбить какой-нибудь блок и все вспомнить. Я бы рекомендовал, все-таки это убрать, – прозвучал в его голове скрипучий голос старого нейрохирурга, одного из его блестящих врачей работающих в его команде.
- У нее уже достаточно убрали, - вспылил он тогда, - проще ее убить, и она точно ничего не вспомнит и не сможет травмировать себе психику!
Неодобрительно пожевав губами, нейрохирург ушел, оставшись при своем мнении.

***

Даша рассеянно ходила по залу галереи, рассматривая все ли на своих местах. Со стен на нее взирали безмолвные картины. Ее картины, ее друзья. Единственные друзья. Кто бы мог подумать - двадцать пять лет и первая персональная выставка, имеющая такой ошеломительный успех. «Боль» - так она называлась. Девушка поплотнее закуталась в яркий платок, наброшенный на тонкий шерстяной свитер с короткими рукавами. В помещении открыли все форточки, и прохладный осенний воздух без зазрения струился по комнатам, вытесняя тепло. Еще один завтрашний день, а потом тур по городам. Желающих видеть ее работы оказалось огромное количество, пришлось на год вперед составлять график.
В первом от входа зале мелькнула человеческая фигура, Даша нахмурилась. Выставка закончила работу еще час назад. Помедлив немного, видя, что охрана не торопиться выпроваживать случайного посетителя, она направилась в зал сама. Высокий стройный мужчина со светлыми коротко стрижеными волосами стоял к ней вполоборота и увлеченно разглядывал ее работы.
- Простите, но выставка уже закрыта, вам лучше прийти сюда завтра, – негромко сказала она ему.
Он оторвался от картины и, обернувшись, неожиданно виновато улыбнулся.
- Я знаю, что уже нельзя, но понимаете, я проездом в городе, прилетел на несколько часов и завтра когда она откроется, буду далеко отсюда. Я понимаю, что это не извиняет моего вторжения, но мне так хотелось посмотреть на ваши работы, а другой возможности у меня уже не будет.
Даша в нерешительности замерла около него. Она никак не могла вспомнить, где его видела. Светлые голубые глаза, окруженные длинными пушистыми ресницами, внимательный мягкий взгляд, тонкие губы и едва заметная ямочка на правой щеке, когда он улыбнулся. Она спохватилась, что неприлично так в упор разглядывать незнакомого человека и чтобы как-то сгладить ситуацию быстро нашлась:
- Раз так, я не буду против, если вы тут останетесь. Когда закончите осмотр попросите Андрея, это наш охранник, он обычно сидит у выхода, он вас выпустит.
Даша поспешно отошла в соседний зал, решив, что ее присутствие может помешать запоздалому посетителю, пользуясь уединением, познакомиться с ее работами. Она поправила чуть перекосившийся рисунок сломленного ураганом дерева, и задержалась у своей любимой картины. Именно ее название стало визитной карточкой выставки. «Боль» так она ее назвала. Молодая женщина держала на руках только что умершего ребенка. Она вложила в нее все свои чувства, часами вырисовывая мельчайшие детали карандашом. Страх, боль, ужас, скорбь – все смешалось на одном лице. Она так и осталась написанной карандашом. Сколько боли и слез она передала своему рисунку, даже теперь стоя на расстоянии от него, ей казалось, что от картины веет холодом.
Даша обернулась и застыла, увидев лицо смотревшего на эту же картину мужчины. Его глаза предательски блестели, а руки непроизвольно сжались в кулаки, впиваясь ногтями в ладони. Ей стало неловко и она поспешила к двери, ведущей в служебное помещение.

***


Шесть лет он не видел ее, целых шесть лет с того момента как она открыла глаза в больничной палате. Она изменилась, повзрослела и уже не та молоденькая девушка, беззаботно рисовавшая свои рисунки под облаками. Длинные темные волосы, прихваченные двумя заколками по бокам, тонкий шрам беленькой ниточкой пересекает лоб. Те же разноцветные глаза, она не стала исправлять их при помощи контактных линз, как ей советовал Денис. Теперь ее все так и называют «художница с разноцветным взглядом на жизнь». Они считают, ей повезло иметь такой необычный подарок от природы.
Он не мог не приехать, должен был убедиться сам что то, о чем предупреждал тогда нейрохирург не правда. Это всего лишь картины, отображение того что она когда-то чувствовала и того чего по его вине теперь лишена. Но «Боль» заставила его вернуться в прошлое, снова пережить те чувства которые казались уже притупились от времени. Того психопата не нашли, несмотря на сведенья которые психиатры смогли выудить из Даши. По приметам составили фоторобот его напарника, но на этом все и закончилось. Он вглядывался в картины, боясь увидеть на одной из них его лицо.
Но лица были ему незнакомы, и он с облегчением покинул галерею. Неожиданно для себя самого ему захотелось поговорить с ней, пусть даже в последний раз. Зная, что поступает неправильно, он обогнул здание и подошел к служебному входу.
Ее плащ замелькал в дверях, несколько секунд и Даша вышла на тротуар.
- Подождите! – он в несколько шагов догнал ее.
Она пугливо обернулась на его голос.
- Простите, я просто хотел сказать спасибо.
- Спасибо? – не поняла она его. - За что?
- За то, что вы имеете смелость рисовать такое.
- Это не смелость, - услышал он в ответ, - это отчаяние. И она ушла вниз по улице, постепенно сливаясь с темнотой, пока не растворилась в ней до конца.
 
***

Отчаяние, знакомое как некому чувство. Весь обратный перелет он думал о ней. Мучается ли она от того, что не может вспомнить часть своей жизни? Верит ли в историю сочиненную им и его коллегами? Или все-таки ощущает ее надуманность? Шесть лет большой срок, успокаивал он себя, многое меняется и за меньшее время. Сергей осознавал, его выходка может дорого ей обойтись, если психопат об этом узнает. Но надеялся, что сможет сохранить свой визит в тайне. Даша не узнала его. Он был рад и огорчен одновременно. Но на что он надеялся? Что в ней шевельнется память глубоко запрятанная по его же просьбе? Если бы это случилось, ничего кроме беды Даше это бы не принесло. И все-таки было больно от того что не чужой тебе человек тебя не узнает.
Сергей закрыл глаза, вспоминая ее картины калейдоскопом сменявшие друг друга. У нее хотя бы остался ее талант, а у него только его работа и психопат, надзирающий за тем, чтобы ему не было хорошо.

***

Последний посетитель весь вечер до глубокой ночи не шел у нее из головы. Все в нем казалось ей знакомым. Она напрягала память, вспоминая, где их пути могли пересечься.
В академии? Навряд ли, там она практически не с кем не общалась кроме своего руководителя да двух-трех девушек сокурсниц. Остальные стали шарахаться от нее как от прокаженной, когда в один из жарких дней она пришла в короткой маечке и шортах, не скрывавших многочисленных шрамов. Больше в таком виде в академию она не приходила. Но жизнь жестока, не только с теми, кого покинула, но и с теми с кем осталась. Даша затылком улавливала сочувствующие взгляды, а парни при ее виде старались отводить глаза. Жалости к себе она не прощала никому. Денис, будь он рядом, сумел бы объяснить в чем ее проблема, но его не было. После выписки из больницы он проводил ее на вокзал, а сам остался долечиваться, обещая ей писать. То, что она забыла спросить на какой адрес отправлять письма Даша вспомнила, когда колеса бойко застучали об рельсы. Ее ждала Дальневосточная академия искусств, туда по настоянию Дениса она отослала свои работы, нарисованные в больнице, там ее приняли без вопросов и Денис советовал ей не упускать такую возможность.
Может, они виделись после окончания, во время ее стажировки в одной из творческих мастерских? Туда часто приходили заказчики и просто люди не равнодушные к искусству. Нет, его лицо особняком выделялось в ее памяти. Теперь она была уверена он из ее прошлого, той части прошлого, которой она не помнила. Много раз она хотела обратиться к специалистам, чтобы восстановить размытый отрезок своей жизни, но каждый раз ее что-то удерживало. Теперь же появление незнакомца подстегнуло ее решимость.

***

Белый конверт светился призрачным кладбищенским светом, но только один Сергей его ощущал. Четырехугольный сложенный и склеенный в типографии лист плотной бумаги лежал, как и предыдущие два его собрата на столе поверх раскрытой рабочей тетради. Он знал, что внутри даже не вскрывая конверта. И не обманулся, на листочке грозно значилась цифра «3». Он недооценил психопата переигравшего его и на этот раз. Сергей снял трубку телефона, торопливо набирая цифры службы охраны. Тянуть было нельзя, второй раз он может не успеть.

***

Белая кафельная плитка на стене вызывала неприятные ассоциации у Даши. Ей хотелось вскочить и выбежать отсюда куда глаза глядят. Но она заставляла себя сидеть и терпеливо ждать пока ее вызовет врач. Она пришла пораньше, чтобы никто не увидел ее. Посещение психиатра не самая лучшая реклама для того чья известность только еще растет. Длинный пустынный коридор, уборщица громыхающая ведром в самом его конце оттирающая и без того до блеска сверкающие мраморные полы. Редкие оббитые коричневым дерматином банкетки вдоль одной из стен, на одной из которых она сейчас сидела судорожно сцепив пальцы. В любой момент можно встать и уйти, или прийти сюда завтра, или послезавтра, или никогда сказала она самой себе. Но если уйти сейчас на второй раз может не хватить смелости. Словно подслушав ее мысли, дверь напротив нее открылась и пожилой врач пригласил ее войти.
Даша ожидала увидеть шкафы с лекарствами, стеллажи заваленные картами больных, смирительные рубашки на вешалке для халатов, но не увидела ничего из того что еще недавно за дверью рисовало ей ее воображение.
Пара мягких кресел, небольшой диванчик и толстый пушистый ковер на полу, в котором она тут же утонула ногами как только сделала пару шагов.
- Присаживайтесь, можете выбирать любое удобное для вас место. По телефону вы сказали, что вас мучает провал в памяти приблизительно год по времени. Все правильно?
У него было спокойное лицо, густые седые волосы, неторопливая речь и приятный низкий голос. Вместо смирительных рубашек на вешалке висел его коричневый плащ. Даша присела на одно из кресел, опустив сумочку на пол.
- Все правильно. Я не помню период в течение года предшествующий аварии и саму аварию.
- Вам это доставляет неудобство? Врач расположился на соседнем кресле и внимательно ее слушал.
- Я не могу вспомнить, как вообще оказалась в этом месте и почему. А недавно я увидела человека, лицо которого показалось мне знакомым, но я не могу его вспомнить.
- Но вам бы хотелось?
- Да, очень, – созналась она.
- Расскажите мне последнее, что вы помнили до аварии и первое что вспомнили после.
Ее рассказ занял час, начиная от приезда в город, заканчивая больницей, в которой она проходила курс лечения. Она устало откинулась в кресле.
Врач задумался, слегка нахмурив брови.
- Я часто сталкивался со случаями ретроградной амнезии, и в большинстве из них люди вспоминали, что с ними происходило до аварии. Но я не могу гарантировать, что вы вспомните все что было. Если вы согласны и это для вас так важно мы можем попытаться.
Она кивнула головой.
- Тогда постарайтесь расслабиться и следите за моими часами, – он вытащил из кармашка пиджака серебристые часы на цепочке и стал раскачивать их у нее перед глазами, вполголоса отсчитывая их колебания…
Его вид, когда она очнулась, напугал ее больше гудения в своей голове. Врач был бледен и растерян.
- Ничего не вышло? - переводя дыхание, спросила она у него.
- Ммм, - замялся врач, - где вы сказали проходили лечение?
Она повторила номер больницы.
- Значит, не вышло? – с грустью повторила она свой вопрос.
- Вышло, я оставлю вам свой номер телефона, вы можете звонить в любое время. Память вернется к вам и очень скоро, но боюсь, вы не готовы к тому, что она скрывала.
- Все равно спасибо, - Даша поднялась с кресла и с облегчением вздохнула выйдя на улицу из мрачного и холодного здания. Она представила лицо вчерашнего посетителя и в голове прозвучал его смех, теплый, живой, настоящий.

***
Ровный гул самолета, успокаивал нервы натянутые до предела. Пассажир на соседнем кресле мирно спал, уронив еще недавно читаемую газету на пол салона.
Сергей оглянулся и, увидев подбадривающий взгляд своего друга сидевшего через ряд от него, закрыл глаза. Еще два часа полета, нужно успеть. У психа перед ними большое преимущество. Чего он хочет на этот раз? Почему прислал сначала конверт? Намекает, что они бессильны что-либо изменить? Если так возможно у них еще есть время. Виктор связался со своими знакомыми, они обещали приглядеть за Дашей до их прилета. Но психопат уверен в своих силах, а значит полагаться на друзей Виктора до конца не стоит.

***

- Куда он тебя возил? Молчишь? – гремел в ее голове голос. – Ну как хочешь!
Даша проснулась от своего собственного крика. С трудом выровняв дыхание, она сползла с постели и пошла на кухню за стаканом воды. Зубы отбивали барабанную дробь о край стекла, пока она пыталась ее в себя влить. Кошмар, ставший явью. Хотя это и была явь, явь которую ей пришлось вспомнить и заново пережить. Врач сказал - она все вспомнит. Она вспомнила. Все… Все до мельчайших подробностей. Ее била крупная дрожь. Мысли мешались в голове, а в настоящее безжалостно вплетались долго скрываемые тени из прошлого, принося с собой нестерпимую боль. Она разжала пальцы, выронив стакан и теперь наблюдала как вода растекается по полу, перескакивая через осколки битого стекла. Она вздрогнула, снова вспомнив его лицо. Он назвал его Стервятником и это имя совпадало с его внешностью. Она видела его всего лишь миг, но запомнила навсегда. Длинный загнутый нос, маленькие, глубоко запавшие глаза с неистовым звериным блеском и руки, узловатые костлявые с пучками высохших вен и скрюченными длинными пальцами. А еще она помнила нож с узким длинным лезвием в его пальцах и каждый взмах приносившей ей новые страдания.
Но было вместе с этими жуткими воспоминаниями и одно светлое, носившее имя Сергей. Человек с закрытым лицом хотел знать только одно, куда он ее возил. И ее ответ «лес» его не устраивал.
Не было никакой аварии, никакого водителя, ничего из того что ей внушали врачи.
Был лес, по которому ее волокли, старый подвал какого-то склада и трое мужчин для которых ее жизнь не значила ничего. Они хотели получить от нее ответ на свой вопрос, но она не знала нужного им ответа, продлевая с каждым часом свои мучения.
А Сергей, он даже не появился в больнице, ни разу. Почему?

***
Ее трехэтажный дом потерялся в густой листве огненного клена. Яркие красно–желтые костры рассеялись по потрескавшемуся от старости асфальту. Третий подъезд, второй этаж, если верить правильности адреса записанному на клочке бумаги. Виктор обещал подъехать через полчаса. Сергей потерялся среди однотипных четырех дверей ни на одной из которых не было номера. Мысленно отсчитав нужную, он с силой вдавил кнопку звонка, и услышал перезвон с другой стороны деревянной двери. Один звонок, второй, неужели ушла? Или увели? Он не отпускал кнопку боясь признаться самому себе, что снова проиграл.

***
Ее выдернул из воспоминаний резкий звук входного звонка. Как и в первый раз, когда она открыла, не спросив «кто там». Тогда за дверью стояла боль, которую она сама впустила в свой дом и в свою жизнь. Но сейчас она не откроет! Даша забилась в угол кухни, зажав уши. Но ведь нельзя же просидеть в углу всю жизнь. Ей больше не восемнадцать лет, нельзя бояться всего. За дверью может быть соседка, которая опять забыла как переключать телевизор, или Андрей, мальчик, помогавший ей устраивать выставку, да кто угодно. У нее многое отняли, но многое оставили. То было прошлое, а сейчас настоящее. Она встала переборов страх, одернула футболку, и пошла открывать дверь.

***

По ее лицу он понял, то чего он боялся и хотел одновременно все–таки произошло.
Даша отшатнулась от него, качая головой и повторяя одно только слово «нет».
Он был виноват, сотню, тысячу, миллионы раз перед ней. За все что произошло из-за него, за все что успел причинить ей сам. А она отходила все дальше и дальше пока не уткнулась спиной в холодную стену коридора. Он хотел ей все объяснить и все рассказать, но не мог глядя в ее разноцветные глаза. «Боль», она писала ее не только с себя, но и с него даже не догадываясь об этом. Это то, что заставляло их жить - перенесенная боль.
- Почему он так ненавидит тебя? – прошептала она одними губами.
- Я не знаю… Он убивает всех кто мне дорог.
- За что? Что ты такого сделал?
- Наверное, причинил боль, хотя я не знаю как. Я не знаю его лица.
- У боли нет лица, - прошептала она, проходя в спальню придерживаясь за стену.
- На твоих картинах – есть.
Она качнулась и присела на край постели.
«У боли есть лицо, у его боли есть лицо» - поправила она себя. Даша поискала взглядом карандаш и лист бумаги и, найдя их, положила перед собой на колени, подложив под них толстую картонную папку. Сергей непонимающе следил за ее действиями.
Какое лицо у боли заставляющей творить такое? Графит оставил короткий штрих на бумаге. Один, второй, третий. Она не видела его лица, затянутого тканью, только глаза, каждый взгляд которых заставлял ее тогда содрогаться.
Карандаш скользил едва касаясь бумаги. И чем больше штрихов проступало с белого листа, тем медленнее стучало его сердце. Сергей знал это лицо, видел тысячу раз. Первый эксперимент его препарата, доброволец из числа его лаборантов, страдающий злокачественной опухолью кожи. Лучшие врачи разводили руками и говорили, что пока лечения на такой стадии не существует. Немного странный, но первый поднявший руку когда речь зашла о клинических испытаниях. Эксперимент признали удачным, опухоль которая быстро распространялась, замедлила свой рост, дав тем самым ученым время для поиска путей борьбы с ней, но замерла на стадии прорастания нервных окончаний и тем самым обрекла несчастного на невыносимые боли.
Убивая его родных, он хотел заставить Сергея всю жизнь чувствовать то же что и он – постоянную боль.
Карандаш с глухим стуком упал на паркет и закатился в щель между досками. С листа на них смотрело лицо убийцы, с искореженным опухолью насмешливым выражением и отчаянным блеском глаз. Вошедший через незакрытую Сергеем дверь Виктор, осторожно забрал листок и вышел из комнаты.
Она отложила ставшую ненужной папку.
- Я хотел тебя защитить, но боялся, что он вернется за тобой, если ты останешься рядом со мной. Это моя идея про аварию, не хватило смелости сказать тебе правду. Я думал, если тебе будет некого винить, ты сумеешь быстрее все забыть и попробуешь жить сначала. Я был неправ…
- Почему ты приехал на выставку? – она повернула голову, и в ее глазах он увидел осень. Желто-зеленые и потемневшие от дождя опадавшие листья.
- Я боялся, ты начнешь рисовать и все вспомнишь. Меня предупреждали, что такое возможно.
- Что вспомню? – на ее глазах заблестели крошечные капельки слез.
- Что я любил тебя, любил и бросил. И ты захочешь вернуться и найти меня, чтобы спросить почему.
¬- Ты боялся этого?
- Боялся и хотел, очень хотел… Поэтому и приехал, - он отвернулся, а когда снова повернул голову то смотрел в пол.
- Его поймают? – тихо спросила она, смахивая слезы.
- Теперь – да, - отозвался Сергей, не решаясь поднять глаза.
- Значит, страшный сон кончился.
- Для меня он не кончится никогда.
- Все страшные сны кончаются, человек просыпается, прогоняет их остатки и идет жить дальше.
- У меня не получится.
- Если получилось у меня, получится и у тебя. У жизни, как и у боли тоже есть лицо.
- У моей жизни - твое лицо.
Даша слабо улыбнулась:
 - Значит у нас одна жизнь… общая…