Точка возврата. 67

Какая удача:
Увидеть на пути к горе смерти
Вишневые деревья в цвету.

Такэбаяси Садасити Такасигэ


Мир вокруг был бел, совершенно. Тело никак не чувствовалось. Пахло сладенько и противно. «Я умер, не иначе» - спокойно, как-то даже буднично, решил Гав, и отвернулся от яркого света. Совсем рядом с глазами было что-то маленькое, полосатое, и до боли знакомое.


- Митя, Митрий! – из горла вырвался хриплый, шершавый голос. - Митька! Ты что, тоже помер? – Гав подумал, что в этом месте герои в фильмах обычно плачут скупой мужской слезой, или кричат в небо английское слово «No!». И чтобы клятвы отомстить, и солнце чтоб всходило, хотя, можно чтоб и закатывалось, это кому как нравится.

Гав совсем было от этих мыслей растрогался, печально вздохнул, но вполне себе живое сопение вывело нашего героя из грустной задумчивости.

- Алё! Ты что, друг мой, совсем охренел? – Полосатая мордочка изобразила удивление, проворная лапка постучала по пушистому лбу. – Как же я помереть-то могу? Я же символ!

- Какой такой символ? – Гав сделался серьезнее самого себя, огляделся: он лежал на больничной койке в каком-то крохотном боксе. Стерильный воздух проник в легкие, Гав закашлялся.

- Здесь… э… тут, э…. в России, есть одна идиома… э… когда хотят сказать про кого-то, что он очень быстро… э… короче, очень быстро убежал, говорят: «Митькой звали». - Бурундук театрально качнул в воздухе хвостом, поглядел в потолок, и громко вздохнул.

        - Короче, этот самый Митька я и есть!

        - А я тогда кто? – Нахмурился Гав.

        - Гаврилюк Алексей Васильевич, - Терпеливо начал Митя.

        - Не, это я помню,  дальше. Ты с приезда в Саратов начинай! Что тут вообще происходит?

- С приезда? Что ж, приготовься, ибо это будет долгий рассказ. – С этими словами Митя осмотрел себя с головы до лап, тщательно причесал шерстку, затем театрально выпрямился, приложил правую лапу ко лбу, потом к сердцу, и начал.

- С момента приезда в Саратов, прошло вот уже две недели. На следующее утро после приезда ты, Оякадасама, куда-то ушел. Тебя нашли на следующие сутки, истекающим кровью.

Связь с внешним миром к тому времени, окончательно прекратилась. Из города уехали все, кто хотел уехать. И никто обратно не вернулся. Городом заправляют две группировки. Бывшие менты и эфэсбешники, в черных одеждах, заняли склады длительного хранения.

А ракетчики, они сейчас в красных одеждах, – этот институт, бывший электроламповый и другие технологические пункты. Наладился было обмен. Но скоро продукты со складов пошли порченные. И между группировками началась война.


Тут Митя надолго замолчал. Гав закашлял негромко, пытаясь вывести полосатого лектора из задумчивости. Митя был недвижен, казалось, его душа парит в неведомых далях, с которых нет возможности не только спуститься, но и расслышать собеседника.

- Митя! Митрий! – Бесцеремонно продолжил Гаврилюк. – Как я сюда попал?

- Оякадасама, тебя здесь нашли, в больнице, на кушетке в сестринской. - Задумчиво произнес Митя, - С раной в груди. Доктор сделал тебе операцию.

- А что за операция?

- Это тебе Доктор объяснит, - ответил Митя, и как-то по-особенному сосредоточился, тихо и печально. В это время дверь, слегка скрипнув, отворилась, и полосу белого света вошел доктор Грязин.

- И откуда ты всё это знаешь? – С сомнением протянул Гав.

- Кто быстро бегает, много узнает. – Парировал Митя. – Смотри, это к тебе.

- Охаэ дзэмас, Арекусеи-сан! – каким-то гортанным голосом произнес Грязин. Потом уставился на бурундука, лицо его стало изумленным, взгляд его надолго остановился, а слова застряли в горле.

Гав, не поняв ничего, перехватил взгляд Грязина, посмотрел на опустившего голову Митю, потом снова на доктора.
[Не видит доктор Митьку, как пить дать, смотрит, да не видит, как Лида в офисе. Ай да Митя, ай да сукин сын!]

- Простите! - Гаврилюк обратил на себя внимание, громко прочистив горло. – Я  Вас не понимаю!

Доктор встрепенулся, словно вышел из минутного забвения, перевел, ставший осмысленным взгляд, на Гава, и назидательно повторил:

- Я говорю, здравствуйте, Алексей Василич! Как Вы? – Как ни в чем ни бывало, повторил Грязин.

- Тут такие приключения, я балдею! – Начал, было, Гаврилюк, но доктор его перебил.

- Я, батенька, не о Вашем мнении спрашиваю, а о Вашем самочувствии. – Уточнил свой вопрос доктор, на чистейшем великом и могучем.

- Отлично я себя чувствую! – Радостно отозвался Гаврилюк, мгновенно сел в кровати и похлопал себя по коленям.

- Вот и славно, батенька! – Сказал доктор, неожиданно обернулся и с укоризной обратился к тихо сидящему бурундуку. – А Вы, Дмитрий Анатольевич, обещали мне не беспокоить больного хотя бы до завтра! Ай-ай-яй, стыдно должно быть.
[Нет! Доктор всё-таки Митьку видит, по батюшке величает, культура, понимаешь]

- Вы что, знакомы? – скосив глаза на полосатого зверька, спросил Гав у Грязина.

- Конечно, Дмитрий Анатольевич разрешение на операцию подписывал, и не только. Вы прилягте, батенька, мне осмотреть Вас нужно.

- Да я здоров, как бык! Энергии – хоть отбавляй!

- Тем более, батенька, тем более. Смотрите, вот и шов от операции. – С этими словами Грязин стетоскопом показал на длинный бледный рубец вдоль широкой Гавовой груди. – Ложитесь, говорю Вам.

Пока доктор, покачивая головой, цокал языком, прикладывал стетоскоп, вслушивался в него, Гав бросил беглый взгляд на бледный операционный шов. Казалось, шов был наложен не меньше года назад.

Гав ничего не стал думать по поводу операции, но, напротив, осенился другой глубокой мыслью, повернул голову к бурундуку и шепотом спросил:

- Ты почему Анатолич?

- Потому что папа – Анатолий. – Резонно ответил Митя.

- Может, и фамилия у тебя есть?

- Конечно, есть.

- А какая у тебя фамилия? – В прищуренных глазах Гаврилюка читалось откровение из разряда тех, что постигло великого Менделеева, увидевшего во сне таблицу имени себя.

 - Медведев моя фамилия. – Нехотя отозвался Митя, почесал себя лапкой, и добавил. – Это были не самые удачные годы моей жизни. И вообще, тебе сейчас лекаря надо послушать.

- Что со мной случилось? – Нехотя перевел взгляд на доктора Гав.

- У вас, батенька, две недели назад было проникающее ранение грудной клетки с фатальным разрушением миокарда, сердечной мышцы. И многочисленные другие проникающие раны. Фактически, Вы были мертвы.

Мы Вас прооперировали, и поставили имплант. Процесс заживления идет неимоверными темпами, никогда прежде такого не видел. Я думаю, что могу разрешить Вам встать.

Нам нужно замерить миоактивность. Ну, величину нервного импульса, который идет к мышцам. – Доктор задумался и добавил. – Это не больно и не долго, пойдемте со мной.

Гаврилюк опустил ноги с больничной койки, посмотрел под простыню, вопросительно взглянул на доктора, тот, спохватившись, подал больничную пижаму и деликатно отвернулся. Гаврилюк натянул полосатые штаны, внимательно осмотрел операционный рубец, почесал его, пару раз несильно стукнул себя кулаком в грудь, прислушался к ощущениям, и пожал плечами. После чего натянул на свои немалые плечи пижамную куртку.

- Ваша обувь тут, за дверью. – Предупредительно напомнил доктор.