Точка возврата. 71

Спустя два года после начала вторжения, во второй год Кайтё,  на двух мостах,  что соединяют корейские провинции Челла и Пэкче, появился отряд, неся стяги с девизом «Тай Мин» (Великая Ясность - кит.). День выдался ветреным и каким-то суетным, как и вся неделя. По небу неслись то тяжелые тучи, но дождя не было. По ночам же ветер завывал так, что от тоски не спасала и чарочка. Беспокойство и нетерпение витало средь облаков и меж людей. С высоких стен укреплений, возведенных, дабы предотвратить  быстрый прорыв японцев, выглянул начальник караула Пак, а вслед за ним – бойцы с натянутыми луками. Из всех корейских провинций, лишь провинция Челла была полностью свободна от японцев, а Пэкче – свободна лишь своею северною частью, и опасения корейцев не были напрасны.
- Эй! Кто такие? – Хрипло проорал Пак с высоты.
- Арьергард ти-ду  из Нинь-Юань, Ли Чжусуня! – Ответил ему молодой, почти мальчишеский голос. Ответил по-корейски, но с явным китайским акцентом.
- Уж больно ты молод, чтобы быть Чжусунем! – по-корейски снова заорал с высоты Пак.
Безусый юноша, почти мальчик, привстал в стременах, поправил висевший на поясе прямой меч-цзянь, и что-то сказал седому старику в богатой одежде, с длинными седыми усами и редкой бородой. Старик чем-то неуловимо напоминал сверчка. Сморщившись, словно от зубной боли, старик-сверчок, поправил повязку на шее, закрывающую, как видно, неопасное, но болезненное ранение, и с усилием что-то прошептал мальчику.
- Как смеешь ты думать, что убеленный сединами Ли Чжусунь, да при этом уязвленный стрелой в победоносной битве с японскими варварами, будет непременно говорить с тобою лично? Тем более, что ты, верно, даже не знаешь китайского? – Подбоченясь, перевел на корейский слова своего командира молодой адъютант, и опять поправил свой меч. Перевел он, надо признать, очень вольно.
- Я кажне дэн песу саапсения на китайскама, и на карейсками! – Обидевшись, с высоты заявил Пак, уже по-китайски. – И журналама веду! У васа бумагама есть? Тогументама.
- Тогуме? – нахмурился, соображая юноша, но потом лицо его просветлело. – Документ? Есть, конечно! Высылайте вестового!
Из редких кустов возле дороги, словно из самой земли, поднялся огромный мужчина, совершенно разбойничьего вида. Каким образом он уместился в редких кустиках, и притом не был замечен, было непонятно. Громадина подошел к адъютанту, переваливаясь с ноги на ногу, как йети, и протянул тому гигантскую ладонь. Будучи почти одного роста с конным китайцем, он обратил свои маленькие глазки прямо тому в лицо. В глазах его не было ни злобы, ни ненависти, скорее, детское любопытство и нетерпение, адъютант понял, что перед ним не чудовище, а слабоумный. Скосив глаза на своего господина, адъютант получил утвердительный кивок, после чего быстро достал из рукава свиток, и передал его здоровяку. Здоровяк своею переваливающейся походкой быстро зашагал по шаткому мостику, соединяющему два берега крепостного рва, к маленькой незаметной дверце, и исчез за стеной.
Юноша-адъютант поправил явно досаждавший ему меч, пришпорил коня, подъехал к старику-сверчку, и, едва заметно поклонившись, тихо заметил по-китайски:
- Господин, взгляните, как разумно здесь устроена крепость: стены примыкают к высокому берегу, а вход проложен через откидной мостик. Неприятелю путь перекрыть ничего не стоит.
Старичок-сверчок понимающе осмотрелся, потом обнажил в полуулыбке белые зубы. Ежли бы  корейцы в этот момент спустились вниз, они бы верно позавидовали такой белизне. Но вниз, никто из гарнизона не спустился, и удивиться молодым зубам старого человека было некому. Досужий разум наших современников, пожалуй что вызвал бы пустые разговоры о неких таинственных даосах, или же прочих кудесников медицины. Но практический мозг воинов прежних  времен мыслил проще,  он мог заподозрить неладное в различии облика и зубовной крепости китайского командира. Посему старик-сверчок поспешно захлопнул уста под седыми длинными усами, и более их не размыкал. За него говорил адъютант. И говорил он уже с другими корейцами, небольшим отрядом, вышедшим из ворот.
- Слушаю Вас, уважаемый. Мы уже изрядно устали под стенами вашей крепости. – Громко сказал адъютант, и, чуть поморщившись, снова поправил не по росту длинный меч.
- Господин комендант приветствует в вашем лице великую и непобедимую армию Великой Мин! Под руководством Великого Желтого Императора не смеет не оробеть ни один из живущих под небом народов. Господин комендант восхищен храбростью и умением воинов Чжусуня, сумевших не только победить, но и пленить множество островных карликов, отличающихся своею зловредностью. Но господин комендант – солдат, он связан присягой, так же, как и все вы. Господин комендант нисколько не сомневается в искренности и чести Чжусуня, но у господина коменданта есть одно «но». Господин комендант имеет высочайшее повеление не пропускать никого до прихода письменного приказа высокого командования. Господин комендант не имеет сообщений о скором прибытии господина Чжусуня. – На бодром и почти правильном китайском сообщил, вышедший к союзникам еще один здоровяк.  В полной амуниции, и даже при коническом шлеме. – Господин комендант желает принять одного господина Чжусуня. Другим же славным воителям он предлагает остаться до утра у стен крепости. Рис на ужин сейчас подадут.
Речь второго посланника была выспрення и красива. Однако само предложение таковым не было. Средь воинов под стеной прокатился негромкий, но явственный возглас возмущения. Какой-то нетерпеливый солдат в досаде огрел древком копья ближнего плененного японца. Пленных было много, на первый взгляд – более сотни. Они сгрудились в кучу, настороженно озираясь, выглядывая наружу через грязное тряпьё. Большинство куталось, помимо того, в широкие соломенные плащи и сильно натягивали соломенные широкополые шляпы. Всем своим видом они уже не напоминали бойцов, но, скорее, бедных землепашцев.
- Это невозможно! -  В сердцах принялся возражать  адъютантишко, переложив свой длинный и тяжелый меч вовсе на луку седла. – Солдат Великого Желтого Императора, суть сам Император! Так-то вы встречаете союзников? На сырой земле? Уставших и замерзших?
Адъютант набрал в легкие воздуху, вознамериваясь продолжить свою гневную тираду, но тут к нему тихо подъехал старик-сверчок, и что-то тихо сказал тому чуть не на ухо. Брови адъютанта понимающе полезли вверх, а тело подалось вперед. Дослушав до конца, юноша просветлел лицом, выпрямился, и, с широкой улыбкой, повернулся к корейскому вестовому. Теперь молодой человек излучал радушие, было видно, что древнее искусство дипломатии было ему не в диковину.
- Господин Чжусунь тепло приветствует представителей вассальной территории! Господин Чжусунь с радостью принимает предложение господина коменданта и его щедрость по отношению к его воинам! Но у господина Чжусуня тоже есть одно «но»: господин Чжусунь ранен, и просит разрешения провести в сопровождении с собой своего адъютанта. – При этих словах юный адъютант подбоченился, повернул безусую голову в профиль к выехавшим корейцам, дабы те получше рассмотрели такого важного человека, как помощник знаменитого китайского командира.
Взгляд стоявших напротив корейцев, едва скользнул по напыщенной фигуре гордого собой мальчишки-адъютанта. Интерес, проявленный к нему, был не большим, нежели интерес к сухой веточке под копытами лошади. Корейцы перекинулись парой коротких фраз, качнули одновременно головами, и, мотнув подбородком в сторону крепости, повернули лошадей назад, указывая путь. Пятеро бойцов сопровождения замыкали процессию. Со стен крепости уже спускали еду, циновки, одеяла. В общем, всё то, что пригождается в ночлеге  под открытым небом. Ближний к адъютанту боец охраны вдруг негромко  спросил того:
- Тебе лет-то сколь, молодой?
Вместо ответа на прямо поставленный вопрос, адъютант опять подбоченился и просветил того по поводу своей родословной и послужного списка:
- Я двоюродный брат прежнего адъютанта. Он погиб геройски, при переправе. Я служу господину Чжусуню уже четыре месяца! – И снова поправил явно мешающее ему оружие.
 - А лет-то сколько?
- Скоро будет семнадцать!
- У… - только и ответил суровый дядька с густой черной бородой и изрядным брюшком, а сам подумал: «Хлыщ придворный! Притворяется, что делает военную карьеру».
В небольшом войске Чжусуня уже кипела суета: бойцы зуботычинами отогнали пленных от стены, и принялись растягивать шатры, готовясь  к ночлегу. Сам же Чжусунь с сопровождающими лицами въехал в узенькую створку, и по хитрому коридору двинулся сквозь стену. Зубья и крючья на хитрых приспособлениях, призванные преградить путь внезапно прорвавшихся врагов, выглядели внушительно, механизмы имели следы недавнего ремонта, проведенного, впрочем, наскоро и кое-как. Зоркие глаза старичка-сверчка мгновенно выхватывали детали окружения, а его молодой спутник и вовсе непрестанно вертел головой, проявляя детское любопытство. Три раза он даже тронул рукой страшного вида зубья из заостренного бамбука. При виде этого стражи сопровождения хмурились, но молчали. По въезду в крепость молодой ординарец завертел головою еще пуще, а сам Чжусунь, напротив, стал морщиться и хвататься за перевязанную рану на плече. Ни караульные на стенах, ни выехавшие встречать китайцев начальники корейского гарнизона, не заметили как две черные тени, метнулись в отворившиеся створки, впрочем, это могли быть и тени от облаков, кои гнал по небосклону беспокойный ветер. Оставленное без начала войско под стенами, ничуть не смутилось отсутствием командира, сноровисто разбила лагерь, принялось за приготовление ужина. Пленные японцы сидели понуро и тихо, молча снося тычки охранников. Раза два их сгоняли на новое место, а на третий и вовсе усадили пред воротами, знаками показали стражам на стене, что более некуда, со стены равнодушно махнули рукой. Задымили костры, потек к облакам неожиданно густой белый дым. Начальник караула Пак нахмурился – дым мешал ему видеть. Но тут его внимание отвлек голос вестового, призвавшего его спуститься и принять участие во встрече китайских соратников.
- Господин Пак! Вас к господину начальнику гарнизона!
- Смотрите за китаёзами тут! – Сурово приказал Пак двум стоявшим поодаль стражникам, - Еще сопрут чего-нибудь. Мародер мародеру не волк, а друг, товарищ и брат. – Закончил свою мысль Пак, объясняя необходимость пригляда за союзниками. Стражники молча согласились, ибо если чего плохо лежит, так сам Будда велел, и, тем более, ежели война. Начальника караула они прекрасно поняли.
Пак спускался по узкой лесенке без перил, что змеилась уступами вдоль стены, привычно, не глядя под ноги. Мысли же его были поглощены китайским отрядом – Пак никак не мог понять, что же его беспокоит.
- Да пребудет с Вами мудрость богов и покровительство Великого Желтого Императора, властителя Поднебесной! – витиевато начал свое приветствие молодой адъютант, к подобающему моменты вмиг приосанившемуся и переставшему вертеть головой.
- Вас приветствует командир гарнизона Чхон. – В тон ему ответил Чхон. Остальные хмуро замычали что-то напоминающее «и вам того же».
Командир Чхон был молод, а начальник караула Пак – стар и опытен, тем более, что Чхон приходился Паку племянником, а потому всегда обращался к Паку, чтобы Пак оценил какого-нибудь заезжего проверяющего из столицы. При этом он всегда говорил: «Дядя, у тебя чутье на людей. Погляди, посмотри, потом мне скажешь, что за человек, чего ему больше надо, лести ли, денег ли, или еще чего». Вот и сейчас Пак предполагал, для чего он нужен командиру гарнизона.
- Моя пириветствует васа, - слабым от ранения голосом с сильным китайским акцентом продолжил беседу Чжусунь, притронулся к ране и чуть скривил узкие губы под седыми усами. Потом седовласый китаец нахмурился еще пуще, стараясь вспомнить что-то сложное на корейском, щелчком подозвал молодого толмача, и зашептал тому на ухо.
- Господин Чжусунь рад всех вас видеть, он обязан ознакомить всех командиров с директивой, которую представитель Двора Императора должен представить всем командирам. Секретный доклад следует представить командирам в таком месте, какое не помогло бы соглядатаям врага узнать наши планы. И еще, пригласите коменданта соседней крепости, ибо директива очень, очень важна.
- Комендант соседней крепости уже перед вами. – Ответил один из подъехавших офицеров, выдвинув вперед и без того изрядно выдающуюся нижнюю челюсть. Его китайский был безупречен, с нанкинским выговором. Он учился военному искусству в империи Мин, благо средства родителей позволяли это делать. Собственно желание лично поговорить с китайским военачальником и привело его к соседям. Комендант Цой явно засиделся за стенами своей крепости, и жаждал продвижения по службе. Любая война, даже такая, как сейчас – всегда шанс для умного человека.
- Какая радость, какая радость. – Забормотал Чжусунь на ужасном сычуаньском диалекте. – Южанин  - догадался комендант Цой, -  стесняется, что не из столицы.
Чжусунь снова затараторил прямо в ухо своему адъютанту.
- Мы должны проехал туда, где не будет посторонних глаз. – Важно заявил юноша, и огляделся, будто ища глазами шпионов. – Сообщение важное, присутствовать должны все командиры.
- Прошу за мной. – Ответил комендант Чхон, и повел всех за собою. Впереди шел Чхон и комендант Цой, затем китайский командир Чжусунь, за ним семенил адъютантишко, придерживая длинный меч. На спине его болтался небольшой деревянный ящичек, в котором обычно носят письменные принадлежности. За китайцами, переваливаясь поврежденной правой ноге караульный Пак и еще пять командиров.
- Что-то в этих китайцах не так… какие-то они… - снова подумал Пак, но его отвлек караульный Ли, спросивший, давно ли прибыли китаёзы, Пак, ответил, что нет, совсем недавно.
Покои коменданта Чхона располагались на втором этаже. Сумрак уже сгустился, и в помещение внесли фонари. Комендант Пак строго взглянул на прислугу, и она удалилась, предварительно забрал у Чжусуня его короткий прямой меч, как того требовал этикет. Адъютантшко же споро отцепил явно великоватый меч, положил его на циновку, сам присел и стал торопливо отцеплять ящичек для письма. Отцепив его, он достал маленький раскладной столик, тушечницу, кисти, потом вынул дощечку, закрывающую второе дно, и извлек свиток, запечатанный по всем китайским регалиям. «А приказ-то не дивизионный, имперский» - заметил про себя комендант Цой, поднаторевший в таких вещах, будучи в Мин. Один юноша из прислуги остался, вопросительно глядя на длиннющий меч адъютанта, но Пак слегка нахмурился и отрицательно покачал головой. Этикет – этикетом, но этот мальчишка даже поднять его не в силах, а не то, что нанести вред хозяину. Меч остался лежать на циновке, а молоденький адъютант, с молчаливого кивка Чжусуня, уже расстелил свиток перед собравшимися, поискал глазами, чем бы прижать его края – свиток был весьма длинен – и не нашел ничего лучшего, чем собственный длинный меч, а на другую сторону поставил тушечницу. Сам же вежливо отодвинулся от свитка, предлагая присутствующим самим ознакомиться с текстом. Документ был на двух языках, как того и предписывала субординация, и начиналась словами «Да пребудет с нами Великая Ясность».
Пробежав глазами еще пару строк, комендант Цой заволновался – похоже, Мин начинает-таки Великий Фронт, тот Фронт, о котором так долго говорили все, и корейцы, и китайцы. «Теперь японцам точно конец!» - торжествующе подумал комендант Цой. Комендант Чхон и другие командиры непроизвольно сжали кулаки. А караульный Пак, стоявший далее всех, снова подумал, глянув на китайцев: «Какие-то они мелкие, как…».
Додумать он не успел,  раздался резкий щелчок, из ножен длинного меча выскочила целая орава острейших игл и впились в лица корейцев, сгрудившихся у документа. Иглы были смазаны ядом, и раненые, захрипев, повалились на пол. Чжусунь молниеносными движениями невесть откуда взявшегося узкого кинжала, принялся добивать раненых. Лишь старый караульный Пак чудом избежал яда отравленных стрелок, две из которых застряли в одежде, не причинив вреда. Караульный Пак вскочил, рванул из ножен меч, отпрыгнул от Чжусуня. Давняя рана на правой ноге подвела Пака,  прыжок получился не очень быстрым. Нескладный и худой на вид мнимый адъютант в мгновение ока оказался за спиной у караульного Пака, тонкие руки, крепостью не уступавшие стали, обхватили Пака, выбили меч. Без видимых усилий тонкий адъютант приподнял крупного Пака над землей, подсечкой выбил ноги, и тяжко приложил к земле, выбив дух.
- Они мелкие, как японцы. – Додумал зачем-то мысль караульный Пак.
Пока Пак яростно бился, безуспешно пытаясь освободиться, он спиной ощутил небольшие мягкие округлости. «Это девица» - снова зачем-то подумал Пак, и умер, задушенный стальным обручем рук.
Мнимые китайцы мигом разделись, накинули подходящее по росту платье, ничуть не удивившись двум бесшумно вошедшим людям в черных одеждах и черных же масках, закрывающих лица. Черные люди принялись делать то же самое: моментально скинули с себя черные одежки и сноровисто раздели парочку трупов. Кинжал, которым орудовал мнимый Чжусунь, был очень узок, почти шило, посему крови с убиенных натекло вовсе немного, а опустившаяся на мир ночь позволяла не беспокоиться, что яркие пятна выдадут подмену. Черные тени быстро скатали снятую с себя одежду, свернули ее, и спрятали в ящике для письма. Девица нарядилась комендантом Чхоном, а мнимый Чжусунь – караульным Паком. Крепкое тело Пака продолжало конвульсивно дергаться. Двое черных – комендантом второй крепости Цоем и его помощником. Мнимый Пак, слегка прихрамывая, вышел первым, подошел к солдату в карауле, и на чистейшем диалекте провинции Челла, хриплым, простуженным голосом, подражая Паку, бросил: «Спуститесь, проверьте китаёзов». Сам же слегка поклонился, пропуская вперед себя мнимых представителей второй крепости. «Всё получилось даже лучше, чем задумывалось» - подумал Нагаи Наокацу по прозвищу ТроньБыка. Вслух же он распорядился проводить гостей обратно в соседнюю крепость, сам же вышел на стену и глянул вниз. Возле самых крепостных ворот общей кучей, видимо, чтобы согреться, сидели японцы, прижавшись друг к другу, так что с высоты казалось, что это холмик из соломенных плащей и соломенных же шляп.
- Замерзли. – Зло процедил мнимый Пак, и сплюнул себе под ноги. Получилось это так натурально, что стоявший рядом стражник оскаблился во всю ширину своего немалого рта. Мнимый Пак отвернулся от него, но остался на стене. Он увидел, как парочка приезжих проследовала верхом к соседней крепости. Мнимые китайцы отдали им честь поклонами. Часовой вытянулся было, чтобы проследить их движение, но мнимый Пак ощутимо стукнул того по плечу жезлом караульного командира, и тот сначала вытянулся, потом поклонился, а затем принялся изображать деятельное внимание за черной мглой, что накрыла своим покрывалом тревожную ночь.
Недвижный холмик из соломенных плащей и шляп не издавал ни единого звука, он стоял недвижно, поскольку и был холмиком из соломенных плащей и шляп. Все сто тринадцать человек, закрыв лица черными капюшонами с прорезями для глаз, уже давно просочились внутрь крепости, пользуясь тем, что защитные механизмы и ловушки длинного коридора были выведены из строя, и не представляли опасности. Пользуясь густым белым дымом, люди-тени оставили свои соломенные плащи и пробрались в крепость, а когда дым рассеялся, взору караульных со стены предстала лишь обманчивый вид прижавшихся друг к другу несчастных пленных.
- Внимательнее смотри. – Хрипло произнес по-корейски мнимый Пак, и ткнул пальцем куда-то вниз, за стену. Сам же повернул взор внутрь крепости, по двору которой растекалась черная смерть. Тронь Быка ждал первого крика, и он вскоре раздался. Кто-то из защитников крепости, прежде, чем умереть, истошно заорал. Не успел его последний крик разбиться о стены внутренней крепости, ТроньБыка рванул за штанины стражника, успевшего лишь вполовину повернуть голову. ТроньБыка крепко сунул стражника под ребра, воздух в легких несчастного застрял, не в силах выйти, а обреченное тело его полетело вниз, на острые камни. Теперь уже не скрываясь, Тронь Быка выхватил из ножен меч – скверное подобие  японского изогнутого клинка, отвратительно заточенный, и  дребезжащий, как старая повозка. С обнаженным оружием Тронь Быка побежал к караульному помещению. ТроньБыка решил ускорить события: он подскочил к двери, отворил ее рывком, крикнул по-корейски «Измена!», указывая острием во внутренний двор крепости. Трое воинов, вооруженных цепами и копьями, выскочили из караулки и побежали к лестнице. Тронь Быка забежал в караульное помещение, низко наклонив голову, чтобы нельзя было рассмотреть его лица. «Измена!» - злобно прошипел он по-корейски, всем своим видом выказывая решимость. В караульной сторожке было только двое – они отдыхали, распустив завязки на сапогах и штанах. Теперь же, вполголоса ругая всё на свете, они судорожно приводили себя в порядок. ТроньБыка строго оглядел каморку, никого более не увидел, развернулся на пятках, быстро подошел к одному из корейцев сзади, схватил его за пояс и шею, почувствовал, что под пальцами нет ни железного панциря, ни кожаного доспеха, и с силой толкнул стражника на другого, всецело погруженного в развязывание спутавшихся узлов. Головы корейцев глухо соприкоснулись. Послышался всхлип боли, ТроньБыка пристроил острие меча под пятое ребро стражника, и с силой вогнал его в тело корейца, пробив заодно и грудь второго. Когда один из них только начал хрипеть, а второй зашелся сдавленным криком, ТроньБыка вывернул из слабеющей руки стражника тяжелый окованный цеп, деловито взвесил его в руке, высмотрел высоту потолков, счел ее достаточной, и двумя тяжкими ударами разбил ему голову. Мертвое тело повалилось, увлекая за собой соратника, ТроньБыка переступил чрез спины корейцев, не глядя, взялся за рукоять, торчавшую из спины несчастного, пару раз с силой крутанул клинок вокруг своей оси, и выдернул его из раны. Алая кровь, более не встречая преград, обильно полилась на пол. ТроньБыка ловко обогнул увеличивающуюся лужу и выбежал прочь.
Вторая крепость была меньше первой, и являла собою, скорее, форпост, дополнительный укрепленный пункт, защищающий полосу реки, покрытую множеством отмелей и бродов. Но сей форпост не был достроен, в его дворе во множестве лежали доски и еще не распиленные бревна. Мнимый комендант Цой и его мнимый помощник, на хрипящих конях, галопом подлетели к стенам второй крепости и, что есть сил, заорали про измену, прорыв, про неизбежную смерть, развернули коней, и помчались с той же скоростью, дальше от укрепленных стен. Это происшествие потрясло защитников твердыни, и вскорости к их смущенным душам стали подступать спазмы паники. Мнимые китайцы, расположившиеся на отдых у стен большой крепости, развернулись в боевой порядок. Каждый из воинов нес дополнительный факел, создавая иллюзию большого войска. Беспокойство, отсутствие командира и ночные страхи сделали свое дело. За стенами началась суета и неразбериха, когда с противоположной стороны форта, с небес обрушился водопад огненных стрел. Приготовленные запасы бревен занялись, словно порох. Стихия огня грозила охватить сию крепость. Многие из защитников крепости сочли благоразумием покинуть ее пределы чрез тайный подземный ход, но подземный ход не был достроен. Спастись им было не суждено. Сил у японцев, а наш читатель, как видно уже догадался, что это были именно японцы, не хватило бы на долгую осаду, но злой обман бросил обе твердыни к ногам коварного и жестокого врага. Через час в обеих крепостях не осталось в живых ни одного корейца, кто бы мог рассказать о прорыве японцев в обход основной обороны.
В покоях убиенного коменданта Чхона лежала небольшая коробочка, настырно и прерывисто вибрируя, до тех пор, пока го-кэнин Нагамаса не схватил ее и не побежал отдавать своему командиру, хатамото Нагаи Наокацу. Хатамото ТроньБыка в это время, дабы не терять сноровки, лично рубил головы плененным защитникам, он принял коробочку из рук Нагамасы, подозвал денщика и отдал свой меч в полировку.
- Хорошо, что в отряде свой оружейник. – Подумал ТроньБыка, принял коробочку из рук подбежавшего воина, и едва заметно усмехнулся.