Точка возврата. 72

Когда в ночи затоскуешь,
Глядя
На выпавший снег,
Вспомни о следах этих
Кисти и туши.

Аихара Эсукэ Мунэфуса

Наш герой справедливо рассудил, что оружие может пригодиться в любые времена, и, первым делом, собрал с убиенных клинки. У трех из них ножен не оказалось, да и напоминали они больше большие мясницкие ножи. Два клинка представляли собой вполне сносные катана, в игрушечно легких черных лаковых ножнах, как видно, из сосны, а не из магнолии, как положено по канону. Алексей старательно вытер лезвия, и только после этого вложил мечи в ножны. Классическим способом, не вглядываясь внутрь ножен, как обычно делают профаны, а протянув обух по кромке устья, контролируя движение согнутым указательным пальцем, и как только металл закончился, и острие скользнуло внутрь, быстро водвинул меч, ножнами навстречу гарде. Спустившийся сверху юноша по имени Витя, уважительно проследил за этими ритуальными манипуляциями, потом слегка поклонился, и спросил:
- Г-г-господин, я могу Вам помочь?
- Можете, молодой человек, можете. – В тон ему ответил Гав, и протянул ему трофейное оружие, - Нате вот, подержите.
Молодой человек бережно принял оружие, а Гаврилюк, тем временем, принялся рыться в карманах поверженных врагов. В карманах, помимо сигарет и спичек, которые Гав тут же присвоил, обнаружились металлические кругляши. 
- Что это? – Протянул к лицу юношу раскрытую ладонь Гав.
- Э-э-это деньги, серебро. Это мы, на электроламповом чеканить начали, а потом и Курой тоже, а потом война началась. – Юноша слегка заикался в начале каждой фразы.
- А Вы, юноша, откуда про монеты знаете?
- Я с-с-сменным мастером в кузнечно-прессовом участке был, еще до всего этого. – Юноша сделал неопределенный жест вокруг себя. – И технологическую карту тоже я делал.
[Вона почему дисциплина такая, Алексис!]
- А что такое Курой? – Вновь поинтересовался Гаврилюк.
- Н-н-ну это такое слово, по-японски значит «черный». Они – Курой, мы – Акай. – Снова с готовностью ответил молодой человек, слегка потрясая пальцами свою одежду.
- То есть «Красный»?
- Так точно. – Заулыбнулся молодой человек с совершенно не вяжущейся с Японией славянской внешностью.
Гав снова полез по карманам, с удовлетворением почувствовав, что его действия, ничуть не осуждаются. Больше в карманах ничего не оказалось, кроме любопытной фотографии, на которой был изображен ни кто иной, как сам Гав, в обнимку с каким-то мужиком с лысой головой и с окладистой бородой и усами. Мускулатуру мужик имел чрезвычайно развитую.
- Г-г-господин, разрешите взглянуть, я не могу забрать у Вас трофей, но это может быть важно для нас. И еще, Вы обувь заберите, с ней скоро будет туго.
Гаврилюк нахмурился, но фото отдал, у мужика на фото внешность была крайне запоминающаяся, а еще Гав запомнил даты в углу карточки – ровно год назад.
- Вы с этими Курой давно воюете?
- Э-э-это Вам командир объяснит лучше меня, я наверху Вас подожду. – Ответил молодой человек и опять поклонился.
Гаврилюк еще раз внимательно осмотрел убиенных и стянул совсем новые берцы, что еще к тому же были совсем не испачканы кровью. Потом, вдруг, заметил на поясе у каждого по маленькому мешочку, с чем-то порошкообразным и без запаха, словно тальк в гимнастическом зале, который Гав посещал где-то в далеком детстве. Он так и подумал: «Как тальк в детстве, только серый». Мешочки Гав забрал тоже, в качестве подспорья используя маленький ножичек, что он вытянул из отверстия на цубе катаны. В этом изменившемся до неузнаваемости мире, эти мешочки люди взяли с собой на смертный бой. Значит, это может быть важным.
- Вы знаете человека на фотографии? – Наверху его уже ждал крупный мужик в полном японском доспехе, лет сорока двух-сорока пяти. С ощутимым брюшком, набитыми костяшками кулаков, совершенно лысый, но с маленькой бородкой клинышком, отчего лицо его напоминало проросшую луковицу. – Здрасссте, извините. – Лысый протянул крепкую ладонь, было видно, что он несколько взволнован.
- Бородатого? – Уточнил Гаврилюк.
- Послушайте, этого самого бородатого, то есть Сергея Манзюка, я и сам хорошо знаю. Но мне хотелось бы надеяться, что Вы знаете другого человека на фото.
Гав весь подобрался, негромко хмыкнул, и выбрал более удобную позицию. И тут лысый в красной одежде поднял перед собой открытые ладони, и заявил:
- Послушайте, Алексей! Меня зовут Андрей Николаевич Кочерыгин, прежде я был майором РВСН, а теперь – командир группировки Красных. Если хотите, клана Акай.  В городе осталось процентов двадцать населения, кто хотел – уехал, не вернулся никто. В городе идет война. Противниками нашими командует майор спецназа Манзюк Сергей Николаевич, прежде мой друг, а теперь – противник. Глава  клана Курой. Пойдемте в кабинет главного врача, и там поговорим.
Едва захлопнулась дверь в кабинет главного врача, Кочерыгин негромко продолжил:
- Вы Сергею для чего-то нужны, и нужны мертвым. Это раз. Вы убили пятерых его бойцов, и не самых последних. Сергей может это простить, но не забыть. Это два. Так что Вам надо сделать выбор. Отсидеться в стороне не получится. Это три. Я предлагаю выйти в город, там я могу всё рассказать подробнее. Потому что не знаю, есть ли еще в этом здании люди Курой.
- Я ведь и вам для чего-то нужен?
- Нужны, но живой, и в этом разница.
- Теперь я Ваш гость, или я Ваш пленник?
- На войне это часто одно и то же.
- Я на фотографии с этим Сергеем в обнимку, возможно, он мой друг. Но я ничего не помню, что было более года назад. Нельзя становиться предателем, ни по каким причинам. Я хочу поговорить с этим главным, с Манзюком.
- Хорошо, мы зашлем в Курой парламентеров. – Хмуро согласился лидер Красных. - Пойдемте быстрее.
- И куда пойдем? – Живо заинтересовался Гав.
- Вы здание консерватории нашей саратовской знаете?
- Со шпилями?
- Да, готическое. Там сейчас резиденция Акай.
- Там еще храм есть, «Утоли моя печали»? –встрепенулся Гаврилюк.
Кочерыгин утвердительно махнул лысиной, но ничего не сказал.
Внезапно вошел Грязин с молодой женщиной. Женщина виновато опустила глаза. В руках она держала сверток.
- Простите, господин. – Смущенные ресницы взметнулись было вверх, и тут же пали. Женщина протянула сверток Гаву, и добавила, - Это Ваша одежда, она грязная, я хотела постирать, но заболела.
Гав моментально схватил его, быстро развернул, бросая бумагу прямо под ноги. Джинсы были в крови настолько обильно, что слиплись, и засохли в этом состоянии. Гаврилюк растормошил весь сверток, ярость красными пятнами проступала по его лицу. Женщина втянула голову в плечи. Тут лицо Алексея словно осветило солнце, он что-то выудил из кармана, и сунул себе в куртку. Обеими руками он схватил женщину за плечи, та чуть не лишилась чувств, но Гав лишь трижды, по-русски, расцеловал ее в кончики губ. Грязин увлек вон из кабинета ничего не понимающую женщину, сложившую руки у груди, в глазах ее читалась благодарность.