Справка

Дело было в начале восьмидесятых. Я заканчивала заочно юридический и уже вовсю практиковала на небольшом рыбозаводе в одноименном ему городе: писала претензии, исковые заявления, ходила покорять судебные инстанции разных уровней и даже, иногда, небезуспешно. Училась, так сказать, на своих же ошибках. Жилось мне тогда весело и интересно. В каждое новое дело я окуналась с головой, выискивая законы, разъяснения и судебные прецеденты: впереди маячила адвокатская перспектива.
Утоляя мой профессиональный голод, юридическая практика на рыбозаводе была разнообразной. Тут тебе и рыба «с душком», прибывшая из Прибалтики, и сгоревший «сам по себе» склад с сушеной морковкой и луком для консервов, и рваные сети у рыбаков, хотя столько рыбы, чтобы они могли порваться, на завод давно не сдавалось. А чего стоил один трудовой спор директора с секретаршей, растянувшийся на несколько приказов и судебных заседаний! Восстановили-таки ее на работе, молодец, добилась своего. Так что, не всегда приходилось защищать интересы администрации – и работники порой бывали правы.
До сих пор удивляюсь, как я за все бралась. И не страшно было - от отчаянной неопытности и молодости.
В те же времена зародилась в моей душе трогательная любовь к оформленной в определенном порядке бумажке с печатью, то есть,  говоря попросту, к документу. Понятно, что юрист, просто в силу профессии, обязан уважительно относиться к документу: он должен уметь его составить, добыть в нужных инстанциях, отправить по надлежащему адресу и, что, пожалуй, самое главное – правильно  использовать документ, положив его в основу своих утверждений. Но и чисто по-человечески я понимала, что за каждой бумажкой если не судьба человека, то, по крайней мере, серьезный эпизод его жизни.
Собственно, я и хочу рассказать об одном документе - справке, точнее о том, как я ее добывала. Справка должна была подтвердить прописку бывшего работника и его семьи в деревянном доме, принадлежавшем нашему рыбозаводу в далекой деревеньке на Волге. Работник уволился и перевез семью в город, а вот выписываться по какой-то причине не стал. А мы, следовательно, не могли туда вселить и прописать других людей. Молодым читателям надо пояснить, а жившие в советское время должны помнить, что вместо гибкой теперешней регистрации по месту жительства в те времена существовала жесткая прописка, и если человек без уважительных причин более полугода не проживал там, где числился по паспорту, его могли выселить в никуда. Увы, закон суров, но это закон.
Кто в деревне выдает такие справки? Тогда все знали: сельсовет. Вот туда я и отправилась однажды утром на рейсовом автобусе, предварительно договорившись по телефону о встрече с секретарем сельсовета. Это теперь секретарь без начальника как телефон без хозяина, а раньше  секретарь сельсовета – это полномочный представитель советской власти на местах, который сам решал, выдать документ или нет, когда его  выдать и, наконец, что в нем написать. По телефону мне ответил низкий женский голос, во владельце которого угадывалась физическая сила и большое самоуважение:
- Приезжайте, там посмотрим.
Гм… Многообещающе, но делать нечего. На улице, кстати, было холодно: то ли весна, то ли осень, уже не помню. И в мою задачу входило не только получить справку сразу же по приезду, но и уехать на том же автобусе обратно, так как оставаться в деревне было негде.
Вхожу в сельсовет. Слуховые ассоциации оказались верными. За столом сидела крупная женщина лет 45-ти с полным лицом и короткой стрижкой. Я представилась:
- Юрисконсульт рыбозавода. Вы мне справку обещали выдать о прописке нашего бывшего работника.
- Обещала, значит,  выдам, - ответила секретарь и стала писать от руки на листе бумаги, - посидите тут.
Я присела на край деревянной скамейки. Жду, поглядываю на часы, автобус вот-вот уйдет. А она все пишет, с книгой сверяется. То ли семья у нашего работника была большая – пока всех перечислишь, то ли скорость письма у работника сельского делопроизводства низкая… Наконец, подает. Беру в руки и читаю: «Гр. (ФИО) прописан и проживает в деревне Н. Его жена (ФИО) прописана и проживает в деревне Н. Его дети: (их ФИО) прописаны и проживают в деревне Н. Дата, секретарь Н-ского сельсовета В.» и задыхаюсь от возмущения:
- Как это прописаны и проживают, если они уже почти год, как уехали, и вы это хорошо знаете?
- Знаю, ну и что? Раз прописаны, должны проживать!
- Что значит «должны проживать»? Они выписаться должны. Да еще допишите, что прописаны они в доме рыбозавода.
- Я вам ясно сказала, -  прописаны, так проживайте, как все советские граждане! А номеров домов в нашей деревне нет, и ваш тоже стоит без номера.
- Но в сельсовете же он числится как дом рыбозавода?
- Числится, а номера все равно нет.
Начинаю снова объяснять, что справка мне нужна в суд, который установит, что семья здесь давно не живет и право на жилплощадь потеряла, это могут подтвердить свидетели, а такая справка мне все дело испортит. Если люди только «должны проживать», да еще в доме, который по документу сельсовета, никакого отношения к рыбозаводу не имеет, то чего же я смогу доказать в суде?
Слушает и как будто не слышит:
- Я вам последний раз объясняю: на то и прописка в нашей стране, чтобы люди жили там, где прописаны. Такой у нас порядок.
И я поняла, что разговаривать дальше бесполезно. С порядком и его олицетворением не поспоришь.
Да, такой порядок был: жить, писать, работать… Нам казалось, что был он до невозможности нелепым, хотелось вырваться из его административных тисков на свободу. После 90-х  - уже не кажется и не хочется.
А автобус тогда ушел без меня. И люди выписались из этого злополучного дома через какое-то время сами.  В суд на них я так и не подала.