Заколдованный цех

   Я часто вспоминаю, как впервые появился в том цеху. В отдел кадров станкостроительного завода я пришел, что называется наудачу - без предварительного звонка.
«Уж куда-куда, а на завод со своей квалификацией устроюсь в любом случае! – справедливо полагал я. -  Завод - не теплое местечко, куда попасть можно исключительно только от «Иван Иваныча»!
На свадьбе родственники моей невесты, узнав, что я – инженер со стажем работы на закрытом предприятии,  наперебой предлагали мне свою помощь в устройстве на работу. И это было нормально. Я  вежливо обещал им подумать, хотя в душе уже все решил: свою новую, теперь уже семейную жизнь и карьеру в незнакомом городе я начну самостоятельно, ни от кого и ни от чего не завися. Вот такой я «ненормальный»!..
Начальник отдела кадров – немолодой упитанный дядька с прилизанными на пробор волосами, – выпятив нижнюю губу, долго вертел в руках приложение к моему диплому, словно пытался сквозь частокол не самых плохих оценок увидеть мою истинную сущность и профпригодность. Наконец, оторвавшись от созерцания документов, он задал сакраментальный вопрос:
- В цех пойдете? Сменным мастером?
- Я и был мастером механосборочного цеха у себя в городе после распределения.
- Ну, и отлично! Значит, вам эта работа знакома! – завкадрами удовлетворенно потер ладошки. - У нас как раз есть сейчас одно вакантное местечко  в пятом  цеху. Зарплата у производственников повыше, чем у инженеров, так что будете довольны. Только сразу хочу предупредить: цех этот непростой, и мастера там меняются, как перчатки чуть ли не каждые полгода!
- Трудностей я не боюсь, а деньги мне сейчас очень нужны – я только-только женился, живу у родителей жены и не хочу ни от кого зависеть! – мгновенно отреагировал я.

Цех, в котором мне предстояло работать, занимался изготовлением из тонколистового металла  «одежды» для токарных станков – кожухов, защитных щитков, экранов и т. п. –  в общем, всего того, что определяет внешний вид этого оборудования.
В старом обшарпанном двухэтажном здании из красного кирпича на сравнительно небольшой площади размещалось множество самого разнообразного оборудования – от огромных полуавтоматических гильотинных ножниц и гибочных прессов до ручных вальцов. И все это гремело, стучало, визжало и стрекотало так, что поначалу даже мне, человеку, уже понюхавшему производственного пороху, было немного не по себе. Но сдаваться я не собирался.
За полтора года на прежнем месте работы я уже успел привыкнуть и даже полюбить особый заводской запах –  эту удивительную смесь из нагретого машинного масла, всевозможных смазок и горячего металла. Здесь же  прибавлялись и еще два своеобразных «аромата» - запах сварки и перегара!
По слухам этот цех действительно был словно заколдованным: чуть ли не каждый месяц здесь происходили странные ЧП. Беспрестанно ломались станки, ни с того, ни с сего обрывались стропы талей с подвешенным грузом, разъезжались вдруг промасленные стопки листов металла с опасными острыми кромками. И все это травмоопасное оборудование являло собой прямую угрозу здоровью рабочих, а, зачастую, и их жизням. Казалось, только чудо спасает работающих здесь людей!
Но работяги, средний возраст которых колебался в пределах сорока лет, не унывали, ведь зарплата самых квалифицированных из них была чуть ли не в два раза выше моей – инженерно-технического работника! Среди них были просто виртуозы своего дела. Я только диву давался, каких высот в области «слесарного и сварочного искусства» можно было добиться людям, буквально не просыхающим от ежедневного употребления спиртного. И все это на фоне постоянного бедлама с оборудованием!
Ни для кого не секрет, что в те застойные годы пьянством на рабочем месте мало кого можно было удивить. Все это знали, по мере возможности боролись с этим повсеместным злом, но искоренить устоявшееся явление были не в состоянии.
И наш «особый» цех вовсе не был исключением из правил. Принять стакан перед сменой, во время обеденного перерыва и уж конечно после работы считалось вполне обыденным делом. Пили, безусловно, и на  моем «почтовом ящике», как называли раньше закрытые заводы, но то, что я увидел здесь, переходило все мыслимые границы.
Начальник цеха Михаил Александрович, или просто «Михалсаныч», дядька предпенсионного возраста с лицом старого интеллигента, сильно потрепанного жизнью, нисколько не уступал в этой ипостаси своим «работягам». Правда пил он в основном после работы и в окружении «комсостава»: технолога Валеры – добродушного толстяка с сильной одышкой и отечной физиономией; контролера Матвеича – маленького верткого человечка с хитрыми блестящими глазками; замначальника Ольги Васильевны по прозвищу Старуха – вечно хмурой костлявой женщины со злым лицом и тонкими нервными губами; и душой коллектива - профорга и сварщика в одном лице - дяди Коли Борисенкова.
Про дядю Колю надо рассказать отдельно. Этот самый пожилой в цеху человек обладал запоминающейся внешностью: большая белая голова, черные мохнатые «брежневские» брови и темные, удивительно молодые глаза. Его жена тоже работала на заводе – заведовала заводским домом культуры. Он был уже несколько лет на пенсии, но уходить на покой не собирался, так как другой жизни, кроме цеха, извечного домино в обеденный перерыв, дружеских ежедневных посиделок в кабинете начальника цеха, просто себе не представлял.
Дядю Колю любили и уважали абсолютно все. Он был всегда неизменно весел, доброжелателен, безотказен в любой помощи. У него всегда можно было стрельнуть его любимую «беломорину», «чирик» до получки, просто получить дельный совет. Надо было отдать ему должное – в рабочее время он не пил никогда.
Особенно интересно было наблюдать за дядей Колей в процессе работы. Когда он варил, дым валил не только из-под его  электрододержателя, но даже из-под сварочной маски. Он не выпускал папиросу изо рта ни на минуту, даже во время сварки! При этом он никогда не болел, был подвижен и поджар. Это был непревзойденный мастер своего дела. Сказать про него «золотые руки» – не сказать ничего! Попасть в пару с дядей Колей, значило иметь гарантированно высокий заработок, ведь работа в цеху была сдельной, а с его скоростью, точностью и качеством напарник-слесарь только успевал поворачиваться.
Не менее забавно было видеть дядю Колю и во время обеденного перерыва, когда свершалось главное таинство и удовольствие рабочего дня почти  для всех наших мужиков – доминошные баталии! И здесь дяде Коле не было равных! Он умудрялся одновременно играть, обедать, хохотать и хохмить! В его огромной правой пятерне укладывались все семь костяшек, которыми он лихо управлялся одной рукой, потому что в другой у него находился его неизменный обед, состоящий из четырех блюд - именно столько предметов размещалось между пальцев его левой руки. Кусок хлеба, колбасы, огурца и вареного яйца откусывались попеременно, не прерывая игры ни на секунду!
 - Знаешь, Мишаня, - сказал он мне как-то, когда мы с ним вместе сидели в курилке, - я ведь сварщиком на этом заводе больше сорока лет. Как пришел из армии, женился на Нинке своей, так здесь безвылазно и тружусь! И мне такая жизнь по душе. Веришь - нет, а ведь у меня родители интеллигентами были. Я ведь сам из евреев, да-да, не удивляйся! А фамилия моя – от жены. Да и по паспорту я Пинхус Моисеевич, хоть и привык, что меня все на заводе называют Николаем Михалычем. Что делать, время такое было, да и сам я уже давно к этому привык. И жена меня иначе не называет. Это ведь от нее и повелось. Когда мы с ней сошлись, она мне и говорит: «можно я тебя Колей буду называть? Очень уж мне имя это нравится!» С той поры так и пошло. Ну, какой из меня, прости господи, Пинхус?..
Были там и другие, не менее колоритные персонажи. Чего стоил только один Толя Гремин! Я всегда с большим  удовольствием и удивлением наблюдал за его виртуозной работой. Толик был относительно молодым парнем, чуть постарше меня самого, но уже алкоголиком с большим стажем. Но, несмотря на этот порок, свою работу слесаря он знал великолепно, любил ее и выполнял с изяществом, некоторым шиком и даже бравадой. Например, он никогда не пользовался мерительным инструментом! Толя все делал на глазок, но при этом никогда не ошибался даже на миллиметр! Это было поразительно!
Я не раз становился свидетелем того, как Толик неизменно выигрывал пари, делая сложнейшие крупногабаритные изделия для станков, идущих на экспорт, не прикасаясь ни к рулетке, ни к линейке, ни к штангенциркулю! Ведь на кону был неизменный приз – бутылка «беленькой»!
Начальство в лице Михалсаныча давным-давно махнуло на Толика рукой, закрывая глаза на его пьянки и приводы в вытрезвитель, ведь Толик, играючи, делал главное – его величество План!
Был момент, когда все же терпение лопнуло и у начальника цеха: пришла очередная «телега» на Гремина из милиции.
- Все, - орал Михалсаныч, сидя на планерке - с меня довольно! Я его уволю к чертовой матери! Мы и так из-за него опять не получили знамя за перевыполненный план в прошлом месяце. Пусть катится ко всем чертям!
- Но у него же жена не работает, есть маленький ребенок, и живут они в коммуналке! – возражал я. – Его же никуда не возьмут! Совсем пропадет парень, сопьется вконец! Жалко его, он ведь слесарь от бога! Надо ему помочь, сходить в профком, поговорить, устроить на лечение в ЛТП, уговорить «зашиться». Я уверен, что Толика еще можно вытащить, его надо взять на поруки…
- Я не буду с ним возиться! Если ты такой добренький, сам занимайся им, а я умываю руки. Но только учти, еще один срыв, я его все равно уволю, а ты, заступник, если нечем больше заняться, носись с ним, но только в свое личное время!
Забегая вперед, хочу сказать, что, к сожалению, начальник оказался прав. Толик после лечения от алкоголизма продержался в цеху не более полугода, и однажды все-таки сорвался - ударился в длительный запой, поругавшись с женой из-за какой-то бытовой мелочи, и был \уволен…      
Тем не менее, жизнь продолжалась, я проработал около года, с рабочими у меня сложились неплохие, я бы сказал даже доверительные отношения. Что же касается «комсостава», то, за исключением дяди Коли, здесь было все не так гладко. И дело было даже не в том, что я не разделял их обязательных послесменных застолий и старался побыстрее оказаться дома, где меня ждала молодая жена. Я просто чувствовал себя не в своей тарелке среди людей, много старших себя и, к тому же, взявших за обыкновение перемывать кости всем окружающим.
Поначалу меня вежливо приглашали разделить немудреную трапезу «с устатку», затем осторожно намекали, что негоже отрываться от своего коллектива, потом на меня просто махнули рукой и перестали замечать.
А тем временем по цеху поползли слухи, что Михалсанычу на директорской планерке задавали вопросы по поводу приемника на его должность, ведь Ольга Васильевна в расчет не входила, так как была ровесницей начальника, и директор завода отказал ему в просьбе остаться на должности  после выхода на пенсию. И некоторые из рабочих между собой судачили на эту тему, рассматривая и мою кандидатуру, как вполне приемлемую. Даже дядя Коля как-то намекнул мне, чтобы я не особо чурался их посиделок и в свете грядущих событий попробовал наладить контакт с начальником. Я вежливо обещал подумать.
И такой повод вскоре настал. Наш цех, наконец, получил переходящее Красное знамя, с чем на торжественной пятиминутке нас всех и поздравил Михалсаныч. После смены ко мне подошли Валера с Матвеичем и по-простецки пригласили на дружеский «сабантуй» по столь торжественному поводу. На этот раз отказываться я не стал.
Вместе мы вошли в кабинет начальника, где уже были сдвинуты вплотную друг к другу два письменных стола, покрытые видавшей виды скатертью, заставленные нехитрой, но обильной закуской. В центре стола красовались три  бутылки водки.
«По полбутылки на брата!» – прикинул я машинально в уме.
Раскрасневшаяся Старуха, блестя глазами, уже вовсю хозяйничала, нарезая хлеб, дядя Коля что-то в полголоса доказывал начальнику, но тут же умолк, едва мы появились в кабинете.
- А, Миша, - сузила глазки в приветствии Старуха. – Наконец-то, и ты почтил нашу компанию своим присутствием! Проходи, выпей с нами, ведь у нас сегодня праздник!
- Он не пьет, Оля! – подал голос Михалсаныч, сверкнув линзами очков. – Или ты забыла?
- Что значит не пьет, Саныч? – удивилась Старуха. – Может, ты больной, Миша? – поинтересовалась она у меня участливым голосом, презрительно скривив свои тонкие губы.
- Нет, вполне здоров! Просто…
- А-а, ты не умеешь? – перебила она. – Так это ничего! Хочешь, я тебя научу? Ты же мужик, как-никак, а в жизни все может пригодиться!
- Его жинка заругает! – захихикал Матвеич.
Я обвел глазами всю гоп-компанию. На лицах всех присутствующих блуждали ехидные улыбки. Лишь дядя Коля смотрел на меня сочувственно.
- Почему не умею?! – мое самолюбие было несколько уязвлено. – С удовольствием выпью по такому случаю, а что касается моей жены, это мое личное дело! – я неприязненно взглянул на контролера.
- Все, брек! – прогудел Валера. – Все за стол, водка стынет! Михалсаныч, с вас тост!

В тот вечер я изрядно надрался. Первый раз за весь год. Как добрался домой, не помню. Единственное, что осталось в памяти, это то, как меня сильно тошнило, и как теща язвительно выговаривала моей жене что-то насчет пьяных оргий.
Утром я еле поднялся и на работу пришел не в самом лучшем расположении духа. Но все это было ничто в сравнении с тем, что меня ожидало. Как только я появился в цеху, меня тут же вызвали к начальнику.
- Ну, что, докатился?! – выдал он вместо приветствия, едва я переступил порог. – Никак я этого от тебя не ожидал, тезка! Что же это получается? Мы к тебе со всей душой, а ты? У своих воровать?!
- Постойте, Михаил Александрович, о чем это вы? – Меня будто ошпарило кипятком. Никогда в жизни по отношению к себе я не слышал ничего подобного. – О какой краже вы тут говорите?
- Может, еще скажешь, что ты не подходил к кейсу Матвеича? Не рассматривал его, перед самым уходом?
- А причем здесь это? – удивился я. – Ну, да, смотрел. Это же настоящее произведение искусства! Не каждый день увидишь кейс из стали, да еще обитый кожей! Его что, украли?
- Не прикидывайся дурачком, Миша, тебе это не идет! – произнес начальник спокойно. – Не кейс, а деньги из него пропали - целых сто рублей! И не говори, что тебе об этом ничего не известно! Матвеич сразу же после твоего ухода их хватился.
- Да почему вы решили, что это я их взял?! Может, у него их там и не было вовсе!
- Были! Он при мне из кейса своего дурацкого вынимал всю пачку, что у него от премии осталось, когда мы скидывались на вчерашнюю пья… встречу. Вот и посуди сам: были деньги, а после того, как ты подходил к кейсу, пропали! И получается, никто, кроме тебя, их взять не мог! Я всех своих как облупленных знаю, а ты у нас – без году неделя! Да и мутный ты какой-то – коллектива сторонишься, прикидывался, что не пьешь, а выжрал вчера полпузыря наравне со всеми! За Гремина опять же вступался, хотя я тебя и предупреждал, с работягами миндальничаешь…
В общем так: Матвеичу деньги верни, пока я не довел это дело до суда. А тебе советую, как старший товарищ и твой начальник: уходи-ка ты по собственному желанию, все равно тебе теперь здесь не работать - крысам в нашем цеху не место!
От начальника я вышел оглушенный. Перед глазами у меня плыли желто-зеленые круги, в ушах шумело. Вот так, на ровном месте я сделался крысой, сам того не ведая! Что же делать? Неужели это подстава? Но кому и зачем нужно было так по-глупому меня подставлять?
Пока я, убитый, сидел в курилке, ко мне подошел дядя Коля и молча уселся рядом, доставая «Беломор».
- Эх, дядя Коля, - вздохнул я, - зачем я вас послушал и поплелся на этот сабантуй! Теперь все считают меня вором, а я ничего не брал! Вы-то хоть мне верите?
- Я верю, Миша, но против фактов не попрешь! – он глубоко затянулся и сквозь сизый дым внимательно посмотрел на меня. – Вчера Матвеич после твоего ухода такой крик поднял, что мы чуть не оглохли. Все уверены, что это твоих рук дело. Слушай, ты же вчера изрядно выпил с непривычки, был не в себе, может, того… машинально…
- Да вы что?! – я вскочил с места. – Клянусь вам, что никогда в жизни не брал чужого!
- Да, дела… Да и Матвеича я знаю, он про деньги в любом состоянии не забудет… а тут такое!.. Если только… они с Санычем не задумали черное дело: – он посмотрел мне в глаза,  – подставить тебя и убрать из цеха, чтобы, значит, не подсидел ты его… А что, с Матвеича станется!.. Но, не пойман – не вор!
- И что же мне делать?
- Уходи, Миша, - мой тебе совет!
- А деньги?
- Деньги придется отдать!
- Но я тем самым подтвержу свое воровство!
- Иначе, Мишаня, они испортят тебе всю биографию! Оно тебе надо?
- Нет, дядя Коля, я этого так не оставлю, я буду бороться и докажу, что не вор! Не знаю, как, но свое честное имя я не дам втоптать в грязь! – я встал с лавки и пошел в цех.
Домой я пришел сам не свой. Всю ночь я не сомкнул глаз, обдумывая свое положение. Прикидывал так и эдак, но ничего путного не придумал. Выходило, как бы я не поступил, все было плохо. В те времена сумма в сто рублей была существенной, и составляла примерно половину моей зарплаты. А кража на производстве, тем более, в присутствии нескольких свидетелей вообще выглядела мерзко.
У меня никак не выходило из головы предположение дяди Коли о возможности подлого заговора начальника и контролера. И это было единственным логичным объяснением этого происшествия. Я решил, что при всех швырну эту проклятую сотню Матвеичу в его хитрую морду и скажу им  все, что думаю об этом! А потом напишу заявление и уйду с высоко поднятой головой.   
В это утро я впервые за целый год опоздал на работу. В цеху было на удивление тихо, если не считать гула голосов рабочих, о чем-то оживленно споривших у выключенных станков, а также на втором этаже, рядом с кабинетом начальника цеха. Я оторопело остановился у входа.
- Вот он! – крикнул кто-то, и голоса разом смолкли. Я понял, что они говорили обо мне!
«Начинается! – У меня засосало под ложечкой. – Уже знают! Ну, что ж, тем лучше, пусть все услышат, что я думаю об их начальнике!»
- А, Михаил Андреевич! – из кабинета вышел начальник цеха. – Вы не могли бы подняться ко мне? – В его голосе мне почудились странные нотки.
- С удовольствием! – Полный решимости, я взбежал по ступенькам и вошел в кабинет, в котором уже сидел весь комсостав. Сердце мое бухало так, что, казалось, его было слышно по всему цеху. Сейчас я им выскажу все!..
- Уважаемый Михаил Андреевич, – начальник смущенно кашлянул, - позвольте мне при всех присутствующих извиниться перед вами за необоснованные обвинения в воровстве. Как выяснилось, сегодня утром у нашего Павла Матвеевича эти проклятые деньги чудесным образом вдруг появились в его кейсе! К вам нет никаких претензий! У меня все! – он повернулся к остальным: - Ну, теперь вы довольны? Всё, расходитесь по местам и приступайте к работе! Все претензии к Матвеичу!
Я снова ничего не понимал.
- Мишаня! Ей богу, я сам не знаю, как это получилось! – Матвеич смотрел на меня растерянно. - Они исчезли, клянусь мамой, а потом воскресли! Вот те крест! Братцы, ей богу не вру! Хоть убейте! 
Молча, я повернулся и вышел из кабинета. Словно во сне проходил я сквозь строй рабочих, ощущая их поддержку, слыша слова одобрения, но для себя я уже все решил. Ухожу!
Теперь я понимал мастеров, которые не выдерживали адские условия труда в этом проклятом цеху. И я, к сожалению, исключением тоже не стал.
После увольнения я часто задумывался над всем, что со мной случилось, пытался хоть как-то объяснить себе, почему только на этот цех валились все беды. Сводить всё к одной мистике как-то не хотелось.
Перерыв кучу специальной литературы и сопоставив факты, я пришел к единственно логичному выводу о том, что цех, скорее всего, находится в так называемой геопатогенной или аномальной зоне, возникающей в местах напряжения земной коры либо на пересечении «геомагнитных линий».
В таких местах, как правило, происходят необъяснимые явления, когда внезапно пропадают и появляются различные мелкие предметы (неужели и пропажа денег – из этой же серии?!); подвергаясь негативному воздействию со стороны зоны, механизмы и электронные приборы выходят из строя; существенно ухудшается здоровье людей, их психическое состояние и поведение…

Примерно через год я случайно встретил одного из своих бывших слесарей, который рассказал мне последние цеховые новости.
- Теперь в цеху вместо Михал Саныча новый начальник, - говорил он, -   Вместе с ним ушел и Матвеич. И что интересно: перед уходом он сильно нажрался и признался в том, что это он хотел тебя тогда подставить с деньгами – дескать, начальник подбил! Но в последний момент передумал - испугался, что ты начнешь расследование и подключишь своего дядю-мента!
- Я? Расследование? Какого еще дядю? Нет у меня никакого мента и ничего делать я не собирался!
- Надо же! - протянул слесарь. – А Матвеич сказал, что это ему дядя Коля тогда по секрету шепнул! Ну и дела! Выходит, старик его на пушку взял! Жаль его, уволился тоже. Первое время он по привычке еще захаживал в цех, но потом ходить перестал... Что касается оборудования, оно по-прежнему ломается, несмотря на обновленный парк. А про случай с мнимой кражей все давным-давно забыли, но тебя вспоминают с большой теплотой...
Пока он говорил, меня не покидала мысль о том, что это и есть самое главное – чтобы о тебе вспоминали с теплотой…