Серебрянная луна книга 2. Глава 3

ГДЕ ПРЕКРАЩАЕТСЯ ЖЕЛАНИЕ УНИЧТОЖАТЬ, ТАМ ПРЕКРАЩАЕТСЯ СТРАДАНИЕ…
               
Алексей открыл мутные глаза и тяжело повёл ими во все стороны. Веки были распухшими и, казалось, весили по нескольку пудов, голова была тяжёлая, но внутри было ощущение было полнейшей пустоты, словно из неё вытащили мозг. Он понял, что находиться внутри какой то крохотной комнаты, но видел всё он настолько неясно и расплывчато, что детали интерьера разобрать не мог. В ушах его ритмично шумело- он отчётливо слышал как сокращается его сердце и тяжело дышал, было полное впечатлении, что грудь его сдавило тяжёлыми стальными обручами. Он попробовал пошевелиться, и вдруг с ужасом осознал, что руки и ноги не слушаются его. Да, он чувствовал их, но они были словно ватные, будто затекли много часов назад. Однако прежде чем он успел испугаться, чьи то цепкие и сильные пальцы схватили его за плечо и поправили жёсткую волосяную подушку на которой покоилась его голова.
«Не двигайся- прошептал чей то горячий шепот над самым его ухом: Ты весь изранен и обложен целебными снадобьями. Тебе нельзя шевелиться, здесь ты в безопасности и если будешь пытаться встать то сам навредишь себе.»
Похоже китаец, или бурят. Судя по голосу не молодой. – пронеслось в голове у Алексея, а вслух он спросил: Где я?
Лежи и молчи. Все силы сейчас должны идти на твоё восстановление. Я всё расскажу, что с тобой случилось, а ты лежи и внимательно слушай. Ты понял меня?
Лёша с трудом кивнул. Зрение его мало- по малу прояснилось, и он теперь уже чётко увидел склонившегося над ним собеседника. Человеку уже было много лет- его плоское, серое как необожжённая глина обветренное лицо с узким подбородком, изборождённое морщинами вокруг узких, раскосых глаз, наголо бритая голова- всё подтвердило его первоначальную догадку. Комната вокруг была обшита грубыми досками, с маленьким слюдяным окошком, посредине стоял массивный стол на котором стояло несколько простых глиняных горшков, почерневших от копоти. Над нарами, на которых лежал Алексей висел огромный кусок ткани, пестревший изображением Колеса Жизни, окружённого многочисленным ликами бодхисатв и злых демонов. Только сейчас его обоняние смогло осознать тонкий аромат каких то благовоний, дымившихся в костяной пожелтевшей подставке.
Меня зовут Могарнга Ньянагар, ты находишься в Гималаях на границе Тибета  в закрытом монастыре Лахалшу, окружённого непреступным горным массивом. – сказал незнакомец на ломанном русском: Больше полутора тысяч лет назад здесь останавливался сам Бодхидхарма на своём пути в Шаолинь. До этого места нет дорог и добраться сюда невозможно даже на вертолёте. Путь сюда лежит лишь по извилистым горным тропам и только наши проводники могут показать его среди скал и вечных снегов. Многие мечтали отыскать путь в эти стены, и Цинь Шихуань, и Хубилай, и Гитлер, но попасть сюда можно было только избранным.
 Могарнга замолчал, потом повернувшись к столу, взял один из горшков и помешивая его содержимое деревянной ложкой вновь повернулся к больному.
Тебя несли на носилках три дня- ровно столько лежит пеший путь из Торонги в Лахашу. Твоя бабушка вырвав тебя из рук твоих врагов, передала тебя нам. Твари, напавшие на тебя изорвали твою плоть,  в некоторых местах прокусили даже кости, мало того от их укусов у тебя началось заражение крови. Ты был очень плох и только искусство тибетской медицины позволило донести тебя до этих стен. Твоя бабушка осталась в своей стране, ей не разрешено надолго покидать то место, а тебе там оставаться было нельзя, поэтому решено было переправить тебя сюда. Выпей это…
Могарнга вновь замолчал и постучав ложкой о край горшка, протянул его к лицу Алексея. Внутри горшка плескался какое то горячий, густой, отвар жёлтого цвета, от которого поднимался ароматный дымок какой то пряной травы.
Залпом, ну…- услышал он слова Могарнги и почувствовав у губ шершавый край, сделал огромный глоток. Вкуса отвара он так и не успел почувствовать, однако ему показалось, что он вдоволь наглотался камней- настолько тяжёлым показалось ему вдруг собственное тело и он вновь в беспамятстве откинулся на подголовник.
Могарнга едва заметно улыбнулся тонкими сухими губами и, вскинув вверх глаза начал перебирать висевшие на его правом запястье чётки, шепча молитвы, потом трижды поклонился изображению Будды, приложив сложенные ладонями руки поочерёдно ко лбу, устам и груди. Ещё раз посмотрев на вновь впавшего в беспамятство Алексея, он вышел в соседнее помещение, плотно прикрыв  проход циновкой, заменявшей дверь. В нём было гораздо теплее, в отличие от того, где находился Алексей- там изо рта шёл парок и ясно чувствовался холод,
сковавший стены монастыря снаружи, то здесь, в маленькой полукруглой печке весело трещали оранжевые язычки пламени. Это помещение было существенно больше соседнего, посреди него стоял длинный стол, покрытый красной скатертью, на поверхности которого покоились стопки свитков, один из них, развёрнутый, лежал на краю стола, и  молодой человек, судя по одеянию- бонза, неторопливо выводил священные писания.
Ну, как он?- спросил молодой у вошедшего Могарнги.
Плох ещё- ответил тот: Однако очнулся, это уже хороший признак. Надо сообщить Дорнаю-ламе. Теперь они будут прилагать все усилия, что бы добить его. Я успокоил парня, что здесь он в безопасности- ему нужен полный покой, но сейчас он совершенно беззащитен и нам нужно смотреть во все глаза.
Молодой едва заметно усмехнулся: Кто из них сможет проникнуть в эти стены? Да сюда вход каждому из них давно заказан.
Не говорите, юноша так, как будто хорошо знакомы с тем, с кем мы будем иметь дело.- Могарнга поглаживая висящие на его шее чётки, медленно прогулялся вдоль стола: мой отец вместе с Гонхой-ламой, который был тогда настоятелем Лахаши спустился в Лхасу на празднование Нового года- года Огненного быка.
Они совершили опрометчивый поступок, так как знали о вводе Цинь войска в столицу, и знали, что этот мерзавец был там. Однако они посчитали низостью боятся его- предателя, осрамившего ученье Шакьямуни, поэтому прекрасно понимая чем это им грозило, всё же инкогнито пришли в Лхасу, но из-за предательства попали в ловушку и оказались в руках этого нечестивца. Моего отца и всех, кто с ним был, он приказал расстрелять на глазах многочисленной толпы, а Гонохоя- ламу заживо сварить в кипятке. Все настолько боялись того, кого сами же окрестили когда-то Ямас-лама, что никто не осмелился не только сочувствовать осуждённым, но даже уйти с места казни, окружённого до зубов вооружёнными солдатами. Но замысел злодея провалился: Гонохой-лама не только не изменился в лице, когда его ногами, медленно- миллиметр за миллиметром на верёвке спускали в кипящий котёл, но и пробыв в бурлящем кипятке целый час остался цел и невредим и не получил никакого ожога. Просто расстрелять Ямас его не мог, его цель была поглумиться над нашей верой, заставляя настоятеля знаменитого монастыря страдать на глазах  на глазах хохочущих оккупантов.
Что он только не делал с ним: в течении нескольких часов его подвергали разнообразным омерзительным пыткам: и кипящей смолой, и огнём, и каленым железом, его даже пытались четвертовать, но палаш не мог взять плоть его, отскакивая от тела его как от резины. Поистине Ямас проиграл этот бой, и даже когда с Гонохоя-ламы содрали кожу, он оставался жить до тех пор, пока какой то из солдат то ли случайно, то ли из сострадания не выпустил ему пулю в голову…
Тогда я был слишком мал, поэтому остался в монастыре и лишь спустя много времени узнал о случившемся. Ямас приказал выбросить тела казнённых на растерзание собакам, но вопреки его приказу их сожгли, облив бензином. Узнав об этом он пришёл в неистовую ярость. Но виновные так и не были найдены- даже у самих китайцев этот палач не вызывал ничего, кроме омерзения. И вот теперь он вернулся, с новыми силами, в новом обличье, но душа его осталась прежней и поэтому не так сложно будет предугадать его последующие действия.
Могарнга замолчал, глядя на потрескивающий в печке огонь, а потом добавил: Ямас сильно опасается Охотника, поэтому стремиться уничтожить его всеми силами, и легче всего это сделать сейчас. Он попытается проникнуть сюда всеми средствами и действовать он будет так, что его хозяин не заметит его махинаций. И мы должны быть готовы к встречи с ним. Что же, нужно срочно доложить Дорнаю- ламе, пока не поднялся ветер.
Могарнга резко поднялся и, подобрав полы своего одеяния, вышел на улицу. Молодой отложил писание и задумчиво подойдя к окну, оглядел кровавые от заходящего солнца заснеженные вершины гор, окружавших столь крошечный на их фоне монастырь.
Будет буря- негромко сказал он сам себе: Ночь предстоит нелёгкая.
Быстро пробежав по заснеженному хозяйственному двору, мимо косматых яков, неторопливо жующих солому под навесом, нескольких монахов, разгружавших с повозки мешки, Могарнга проворно выскочил на центральный двор и побежал к приземистой, четырехугольной  башне с узкими окнами, сложенной из грубых камней, откуда донёсся мерный удар гонга. Моментально взлетев наверх, он увидел настоятеля, стоящего на ограждённой смотровой площадке прямо на ледяном ветру. Могарнга торопливо поклонился, после чего произнёс еле слышно: Охотник очнулся.
Дорнай-лама, не изменившись в лице, что-то коротко приказал, и Могарнга, торопливо поклонившись, чуть ли не кубарем скатился с лестницы. Оставшись один, Дорнай-лама принял позу полу-лотоса и, закрыв глаза, сложил кисти рук мудрой…
 Изабелла Гарцуева, стоя у кухонного стола, перебирала принесённые ей вечером травы. Брошенные охапкой на стол, она сортировала их, собирая в пучки и аккуратно раскладывала по столу. Внезапно она выпрямилась, замерла, а потом торопливо отряхивая руки о передник, быстро вышла во двор и, встав посередине, задрала вверх голову, подняв одновременно согнутые в локтях руки. Несколько секунд она стояла словно статуя, лицо её посерело и действительно стало как из камня, а потом неожиданно улыбнулась и негромко рассмеялась. Плавно опустив руки, она двинулась обратно, торопливо повторяя, словно разговаривая с собой: Жив! Он сумел, они спасли его! Он выжил…
Торопливо войдя на кухню, она промокнула глаза краем передника, но тут же её окликнули во двора, и она, отложив всё, вышла на зов.
Через минуту два дюжих казака под руки ввели в комнату молодого человека лет 20, высокого, исхудавшего, с провалившимися голубыми глазами, растрёпанными, сальными кудрями. Одежда его была покрыта грязью и превращена в лохмотья, он шёл, покачиваясь из стороны в сторону, еле передвигая ноги и, казалось, если бы не поддерживающие его казаки, то давно бы упал. Сопровождающие его аккуратно посадили на стул, где он остался сидеть весь обвиснув и тяжело дыша. Костлявые пальцы его рук нервно сгибались и разгибались, словно играя в какую то детскую считалку, его трясло как в лихорадке и всем бросались в глаза его неимоверно расширенные зрачки глаз.
«Одержимый, похоже- произнёс один из казаков: Полчаса назад на дороге подобрали. Еле шёл, и все имя твоё упоминал. Всё говорил, что спасения у тебя ищет.»
Как имя твоё- спросила Изабелла, подойдя к нему.
Валера- с трудом произнёс он: Алушин Валерий Алексеевич. Из Петербурга к вам приехал. На вас надеюсь только…
Выйдете- приказала Гарцуева казакам и как только дверь захлопнулась за ними, тихо спросила:
Откуда ты узнал про меня?  Тебе кто-то подсказал?
Люди сказали знакомые…Больно мне и холодно…Чувствую, душит меня оно, до расцвета не протяну. – из глаз парня пошли слёзы, смешиваясь со слюной, они повисли на подбородке: Помогите, Христом- богом молю, не сдюжить мне, ох не сдюжить.
Несколько секунд Изабелла внимательно всматривалась в него, будто пытаясь что то рассмотреть, потом нахмурилась и покачала головой, а на лице её явно проскользнула тень досады.
Сними рубашку- кротко бросила она и, повернувшись к нему спиной, потянулась к стоящей на столе маленькому образцу. Парень торопливо начал расстёгивать рубашку, но она не смогла ни заметить ни почувствовать как из его рукава появился на свет короткий чёрный кинжал с кривым, зазубренным лезвием…
Через секунду ворвавшиеся на шум казаки скрутили мнимого одержимого, вывернув из его руки окровавленный нож, которым он даже и не подумал оказать сопротивление. С заломленными назад руками его швырнули на пол, рядом с телом Изабеллы которой он нанёс удар прямо под ухо и только быстрое появление местного батюшки спасло его от расправы.
«Одержимый- сказал священник, после того как страсти несколько поутихли: Он не в себе. Тащите его в сарай и смотрите в оба глаза. Сейчас он особо опасен!». Подняв таинственный нож он внимательно разглядывал орудие и лицо его мрачнело с каждой секундой…