Код от Винца

Человеческая жизнь похожа на коробку спичек.
Обращаться с ней серьезно - смешно.
Обращаться несерьезно - опасно.
Акутагава Рюноскэ

-В общем, Ген, я все сказал. Дальше решай сам. Но больше я не намерен рисковать.

    Паша устало откинулся на спинку стула, напряженно вперив взгляд в стрельчатое, под готику, окно с цветными стеклами, и нервно забарабанив пальцами по накрытому белоснежной скатертью столу небольшой уютной кафешки, куда завел меня для сегодняшнего разговора.

    Нет, ну нормально конечно. Вот так взять и вылить ушат холодной воды на мою бедную головушку! Обалдеть просто. Как будто сам не такой. Нет, я согласен, не такой конечно, но ведь начинал-то с низов.

    Сам в рейсы ходил и прекрасно знает, что такое удел дайвера. Дорога, бесконечной черной лентой вьющаяся через дни, месяцы и годы. Дорога, снящаяся по ночам. Нудная и постылая, без которой, однако, как моряк без соленого бриза, уже не можешь.

    Привычка? Нет. Скорее любовь. Дорога ведь, как и любая другая работа, тоже требует своеобразной любви к себе. Иначе не выдержишь этого тяжкого труда. Кто-то скажет – да что такого, рули себе да рули, выжимая педаль до полика да пощелкивая коробкой. Ну-ну, флаг в руки такому. Глядишь, далеко уедет.

    Не, уедет конечно, если будет переть по какому-нибудь Штатовскому хайвэю. Я всегда, как смотрю «Брат-2», чуть не плачу от досады на кадры, где Серега, тьфу, то есть Данила, с америкосом до Чикаго чалит. Вот где забота о дальнобойщике! И аппарат ухоженный, прямо конфетка, прет как мерин, и в кафе придорожных можно поесть, не боясь отравится, и ночевки в номерах.

    И даже стирайся, если желание есть! Лепота! Не спорю конечно, наш сервис тоже далеко шагнул. Только до них нам, как до неба. Особенно в части стоимости всех этих маленьких радостей. Их водила на каждом шагу за все добросовестно отстегивает и у него еще куча баков остается, а мы на всем экономим и в итоге гулькин нос домой несем.

    Так что наша дорога совсем не такая. Наша дорога это жизнь. Другая, отдельная, неизвестная никому кроме нас, дальнобойщиков. Все что там снимают или пишут про дорогу – чушь собачья.

    Романтика. Ага, конечно, романтика ежкин кот. Особенно когда идешь со скоропортом, время чуть ли не на секунды расписано, а граница закрыта или забита сверх всякой меры и никого из знакомых в очереди как назло нет.

    А тут еще холодильник хандрит, в любой момент готовясь клина поймать. И кардан постукивает, и резина на ладан дышит, и солярка в баке летняя при морозе под тридцатник, и автономка чихает. И клиент через каждый час нервы треплет. И таможенник зверем смотрит, словно ты не человек, а отпетый контрабасник. И гаишник лютует, татем из-за угла жезл как палицу высовывая. И инспектор из транспортной, каждую шайбу словно кроссворд, с увлечением разгадывает. Короче бесконечная маета.

    Дорога это усталость. Вечная усталость. Красные глаза и крепчайший кофе в термосе под боком или арахис-зуболом, специально высушенный до каменного состояния. Это немеющие руки и противно ноющая спина. Это постоянное одиночество, изредка прерываемое хрипением косноязычной рации и всегда такой ожиданной мелодией звонка от жены.

    А еще дорога это мысли. Неторопливые, плавные как затяжной поворот и тягучие как масло на морозе. Говорят, грек древний, - Диоген что-ль? - прямо в бочке свою нетленку верстал. Так по мне, тут ума много не надо, особенно если климат позволяет.

    Вывали копыта вялиться наружу, подложи под нечесаную голову грязный кулак да размышляй о бренности сущего, в ожидании, когда страждущие затесаться вместе с тобой в анналы истории, накормят от пуза.

    А попробовал бы он за рулем моей старушки Скании посидеть, совой пялиться в рябую от ям пластину накатывающего асфальта, прислушиваясь к каждому новому звуку двигателя, да прикидывая где выгоднее заправиться и как скудную сумму дорожных до конца растянуть, да соображая где лучше остановиться чтобы под чей-нибудь заботливый пресс не попасть и без груза, а то и без башки не остаться.

    А попутно еще переваривать последний разговор с женой, что сын окончательно от рук отбивается и мама, теща то есть, дай ей Бог чего мне не надо, прихворнула. Много бы он нафилософствовал тогда.

    Единственная радость у нас – стоянка. Съедется на одну ночь народ со всех концов России в какой-нибудь Богом забытой Пупырловке, соберется в группки и поведет неторопливые разговоры о том, о сем.

    Про жизнь, цены, груз, рейсы, маршруты, заказы да запреты. Ну а какой разговор без стопки? Это так только, терки одни. Вот и появляется на газете рядом с ножками от Буша и картошечкой, заботливо уложенными супругами, бутылочка – другая.

    Посидели, выпили, поговорили. А завтра, опять дальше, в путь, кто куда. Разве это пьянка? Нет конечно, культурный отдых рабочего люда. Ну я же не виноват, что отхожу похуже остальных. Васька, так тот вообще через три часа как стеклышко становится. Но я то ведь не Васька. Мне потом где-то до обеда отлежаться надо. Но зато дальше ничего, еду нормально и на опохмел не тянет.

    Да и сколько такое бывало? Хорошо если за пару месяцев удается разок так стрелкануться с мужиками. А то ведь все один, да один. И отстаиваясь, не столько спишь, сколько бодрствуешь, прислушиваясь ко всему, в ожидании что сейчас какому-нибудь вурдалаку захочется груз проверить или обиженной плечевой отомстить за отказ сорванной пломбой либо болтом под колесо. Да мало ли что на остановках бывает. Там ухо всегда держи востро.

    Опять же дома если брать. Пришел с рейса, ну как не посидеть на уютной кухне? Расслабиться за рюмашкой, блаженно вытянув ноги под стол, слушая милую воркотню соскучившейся Галки и потихоньку распаляясь желанием предстоящей ночи. Или это тоже к категории пьянки относится?

    Так тогда получается, все конченные пьяницы, тунеядцы и алкоголики, а не только я. Да если бы все, так как я пили, то водочным королям только паперть и осталась бы. И значит не в счет, побоку, что все ведь в дом тащу, как муравей. Заработал что, скалымил ли, соляру где толкнул – все жене до копейки отдаю. Никаких там заначек. Зачем? Если надо, подойду, попрошу, возьму немного, ровно сколько надо. К чему дележ в собственной семье? Муж да жена, как говорится одна сатана.

    По кабакам опять же не шатаюсь, на баб не трачусь – они все одно Галке и в подметки не годятся. Всегда довольна ведь была вроде всем, и вот на тебе, неизвестно отчего у нее бзик стукнул.

    А что неизвестно? Теперь ясно, откуда ветер подул. Только Паша так может, исподволь и незаметно. Его фирменный стиль – постелить так, что затем спать невозможно. И когда только успели прийти к этому, как его… консенсусу общей борьбы с моим так называемым пьянством?

    А я то дурак голову ломаю – чего это Галка всю неделю разговоры странные и не в тему заводит, что не плохо бы кодироваться, вот мол и Мишка, и Колька закодировались, теперь живут кумами королю да сватами министру. Совсем рехнулась простота.

    Для нее кодироваться, что чайком побаловаться. Ну она баба, ей как говорится простительно. Но Паша?! Тот то с какого кондачка наехал? Ладно если бы я косячил. Так нет, все нормально вроде шло. Завис только пару раз в Поставах. Так объяснял же ему – резину менял и фуру чужую зацепил случайно. Не поверил. Ну по факту, да, оторвался слегка с пацанами, и что с того? Груз ведь в целости и сохранности доставил.

    Думал, забыл он про то, сколько времени то прошло. Выходит не забыл, все на заметку взял, а сейчас вдруг безапелляционно выложил – или кодируйся или уходи.

    Классно конечно. Понятно что хозяин барин, но не до такой же степени! Нашел тоже бухарика. Да мне только 28 лет. И за все мои годы ни одна тварь меня валяющимся на улице не видела. И что мне теперь по его прихоти вообще не пить? Сидеть в компании и с тоской глядеть как другие с восторгом крякают, занюхивая корочку? Нормально.

    Короче попал я, как кур в ощип. Как там - казнить нельзя помиловать? Как ни пыхти, а все одно. От Паши не уйдешь – как про хозяина, про него плохого ничего не скажешь. Справедлив, хотя и резковат временами, как сегодня. Но кто в наше время пушистый? Политик только какой-нибудь, изливающий бальзам с экрана.

    По жизни все по-другому. Закон стаи - рви сам или порвут другие.
А если уходить то куда, в белый свет? И чем тогда семью кормить, сказками? Так что, выходит остается только кодироваться? От то попал. Друзья засмеют просто. Генка закодировался, ха-ха-ха!

- Ладно Паша. Не кипятись. Дай время хотя бы до утра подумать. А то огорошил, как мешком из-за угла.
- Думай. Но не забудь – завтра в рейс. Без кодировки я тебя не выпущу.

    Поднявшись, Паша протянул руку, и слегка смягчив тон, закончил разговор. – Ну все, давай, до завтра. Утром я перезвоню. Только смотри, не вздумай выпить сейчас, там с бодуна не примут.

Ну вот, еще один запрет. Покорнейше благодарствуйте.
- И что даже пиво нельзя? – Меня уже конкретно зацепило. Хоть бы вчера предупредил, я бы прощальную проставу мужикам сделал, сам напоследок накачавшись до бесчувствия. Все ведь змей ушлый продумал.
- Нельзя. Самому потом плохо будет.

    В глазах Паши едва мелькнуло насмешливое сочувствие моей негаданной трагедии, тут же спрятавшееся под маской напускного равнодушия. Все же нормальный он мужик, из тех с кем можно идти в разведку. Не подставит.

    Если бы не бизнес, то и сейчас не стал бы наезжать так конкретно. Перевозки, они ведь не семечками на рынке торговать, нервы еще как в жгут закручивают.
- Привет Галине!
- Катерине взаимно!

    Семьями мы не дружили, так было принято, но жен шапочным знакомством знали.

    Посидев еще немного, я плюнул на Пашино предупреждение – уж пара бутылок пива всяк ничего не покажет, проверено, – после чего в самом дурном настроении поплелся домой.

    Судя по Галкиной суетливости, заговор против меня имел место быть. Она как кошка начала тереться вокруг меня с первой же минуты, искушая перечислением своих фирменных кулинарных шедевров: – Геночка хочешь я пирог испеку? А может блинчиков пожарить? А давай я лучше борща сварю!

Ну конечно, свари борщ заговорщица! У-у-у погубительница последней мужской радости! Это ж сколько мне теперь, как минимум год ничего в рот не брать? Трезвость норма жизни! Кошмар сплошной.

    Еле сдержался чтобы не рявкнуть на нее. А чего орать то? С другой стороны она ведь не за себя думает, за нас обоих, за спиногрыза подрастающего да за дочку будущую. Тьфу-тьфу чтоб не сглазить. Как никак третий месяц пошел.

- Не надо ничего. Пельмени лучше поставь. Где Валерка?
- На улице где-то. – В голосе Галки чувствовалась явная вина.

- Уроки он сделал?
- Да, я проверила.
- Ладно, пойду полежу, башка что-то трещит. Завтра на Москву иду.

- Гена… - Галка смущенно потупилась. – А чего тебя Паша вызывал?
- А то не знаешь будто! Кодироваться твой Паша требует! Заговорщики, нашли алконавта, мать вашу!

- А ты?
- А что я? – Галкин вопрос прямо взбесил. – Ты вот скажи мне прямо – я что до такой степени квашу, что просто необходимо кодироваться?

- Нет конечно. – Галка, сразу как-то сгорбившись, затеребила старенький передник.  – Но если у Паши работу потеряешь, на что жить то будем? К Руслану ведь не пойдешь, да и он не возьмет обратно.
- Проживем, не помрем с голоду.

- Так что, ты отказался? – В глазах Галки заблестели слезы отчаяния.
- Ничего я не отказался. Завтра поедем с ним.

    Отвернувшись, я поспешил в комнату. Чего не терплю, так это бабских слез. Любят они по каждому поводу мокроту разводить. Радость ли горе, все одно – всплакнуть надо. Обмывают так что-ли по-своему?

    Вечером по ящику крутили мою любимую комедию «День сурка», но на сей раз мне было не до нее. Все мысли кружили только вокруг одного – завтра кодироваться! В армию уходил и то, кажется, так не колотился.

    Галка, ожившая и повеселевшая, закончив бесконечные домашние хлопоты, приткнулась мне под бок, нежно поглаживая по груди. Честно сказать, после сегодняшнего не хотелось ничего, но она мертвого может оживить, не то что меня, постоянно тоскующего в пути по ее горячим ласкам.

    Но осадок от предстоящей экзекуции все же остался, переведя всю любовь на кроличий темп. Галка кажется обиделась, в итоге отвернувшись к стенке. Ну а что она хотела, чтобы я можно сказать в самый критический момент своей жизни, проявив английское хладнокровие, еще и на высоте остался? Ей то не надо завтра торпедироваться.

    А как собственно это все будет происходить? Неужели и вправду ампулу вошьют? А если она лопнет, все тогда, крышка? Это же, наверно, ни нагнуться резко, ни поднять ничего такого. Или как Мишку будут кодировать, током? Вот тоже додумались светлые головы!

    Только наших безбашенных экстремалов могла озарить гениальная идея избавленья от пристрастия к денатурату электричеством. Дешево и сердито. Особенно если счетчик на обратку крутить заставить.

    Мишка рассказывал, что сначала какую-то лекцию проводят, да еще с танцами, по типу краковяка в смеси с русской плясовой – два прихлопа, три притопа. Кто поумнее, так тот при виде такого экстравагантного введения, сразу линяет. А тормознутых потом на кресло сажают, один в один с электрическим стулом, электроды к вискам и рубильник на полную.

    Мишка говорит, трясет конкретно, аж зубы лязгают. Так мало того! Пока его колбасило, ему мужик, с ручищами коновала, в резиновых перчатках, бока мял, норовя все в печенку угодить, вроде для усиления эффекта. Сам синяки видел! Не лучше уж чем-нибудь ширнуться.

    Правда я уколов с детства боюсь, но все не так страшно. А то провода как водится, перепутают, и вместо 120, 380, как шарахнут, ахнуть не успеешь, поджарившись курицей на гриле.

    Утро пришло с обжигом мысленного прощания с прошлой жизнью. Настроение стало хуже собачьего, даже завтрак внутрь не полез.

    Галка помалкивала, крутясь у плиты. Валерка, тишком собравшись, подхватил в коридоре портфель, и не прощаясь проскользнул в дверь. Как вернусь, надо будет дневник его проверить. Опять поганец двоек поди нахватал.

Звонок от Паши загремел траурным маршем. Вот и все.
- Ну что, готов? – Паша как всегда был бодр и жизнерадостен. Мне бы его оптимизм.
- Готов.
- А чего так хмуро? Я кстати не один. С тобой еще один друг решил пойти за компанию. Так что не соскучитесь.

    Я промолчал, мысленно послав и Пашу и его друга подальше. Шутки все ему.
- Мы уже едем, минут через десять подскочим, так что выходи.

    Собравшись, я кивнул чуть не плачущей Галке, от сопереживания, готовой кажется самой пойти вместо меня, и не прощаясь, вышел во двор, как всегда живший своей обычной жизнью.

    На заборе сыто жмурился Цезарь – толстый, как и хозяин, ментовский котяра, в курятнике баб Тони, в предвкушении встречи с соседскими курами, радостно горланил безымянный петух, а в гараже у дядь Пети уже началось традиционное утреннее собрание пенсионеров, бурно обсуждающее последние мировые события под стакан свежайшего первача.

- О, Генка! – Несмотря на принятый градус, глаз дядь Пети – отставного боцмана - оставался по-прежнему зорким, подмечающим все вокруг. – Заходь к нам.
- Не могу дядь Петь. В рейс сегодня.

- А, в рейс. Ну это дело святое. Но как вернешься, загляни. Побалакаем.
- Обязательно!

    Сглотнув слюну обиды, я завернул за угол. Пашин мерс уже ждал меня, нетерпеливо пофыркивая движком.

    Паша на ходу представил нас друг другу. - Знакомьтесь. Это Николай, мой родич. А это Геннадий.

    Николай был постарше меня, лет тридцати пяти, но по виду тоже не скажешь, что зависим. Зато для Паши, все одно, - раз выпивает, значит алкаш. И как так только можно вообще не пить по собственному желанию? Не понимаю!

   - Короче мужики. Электрик сегодня не принимает. У него оказывается предварительная запись на неделю вперед. Остается один адресок, мне вчера его уже вечером дали. Не знаю что за контора, недавно открылась. Кодируют традиционно, но вроде с гарантией. Да и дешевле. Что делать будем?

    Мысленно я прям заорал от восторга. Предо до мною нежданно забрезжил рассвет надежды. Конечно ждать! Запишемся с этим родичем к Электрику, и через неделю, как белые люди закодируемся. А так как за неделю я сто процентов не обернусь, значит через две. Ну а где две, там и месяц.

    Но родич, судя по всему, был уже проинструктирован на соответствующий лад, начав пространно излагать, что какая мол разница, где и как, главное результат. Паша, довольно кивая поддержал его, и лишь потом соизволил осведомиться о моем мнении.

А какое к черту может быть мое мнение. Да пошли вы все!
- Поехали тогда туда. Чего в самом деле кота за хвост тянуть.

    Паша в зеркало бросил внимательный взгляд на меня, но видимо поняв мое состояние, промолчал. Зато родич, в рот ему печенку, начал распрягаться, травя тупые анекдоты. Такое впечатление, что кодироваться для него так же буднично, как забежать в ларек за пивом. Гапон долбанный!

    Здание больнички, куда привез нас Паша, одним свои видом приводило в уныние. Отсюда вперед ногами хорошо выезжать, как раз соответствующие интерьер и окружающий ландшафт.
- Вы покурите пока. А я схожу узнаю, что да как.

    Не было Паши подозрительно долго. Во рту уже горечь от сигарет скопилась, а в голове целый рой мыслей проскочил, пока мы топтались у машины. Родич все пытался меня успокоить, приводя какие-то утешительные аргументы, но я его не слушал.

    Сердце вдруг защемило предчувствием нехорошего. Неудивительно. Одно дело когда к докторам сам идешь, зная что у тебя болит и предполагая что пропишут. А другое когда вот так, кодироваться с бухты-барахты, и неизвестно еще что вколют.

    А если не тот препарат откроют? А если он просрочен? А если у меня на него аллергия? Отвечать то кто будет? Да и на кой мне тот ответ, если и в самом деле, тьфу-тьфу, в итоге под простыней выволокут?

    Да ну меня в баню, проживем и без работы такой. Бог не выдаст, свинья не съест. Если Паша не нарисуется еще минут пять, я точно сделаю ноги, плюнув на все.

    Паша успел. Идет и натурально цветет. Договорился значит. Эх, жизнь моя жестянка!
- Все нормально, примет прямо сейчас. Пошли?
- Так это, Паша, а там что, вернее как?

- Да я откуда знаю Ген? Там доктор представительный такой, хохол по-моему. Говорит, сам вам расскажет, что да как.
- А чего ты там делал тогда столько времени?  – Теперь уже родич наконец-то насторожился. Тоже в мандраже оказывается! Бравирует только.

- Не знал где принимают, в очереди к другому врачу проторчал пока разобрался что к чему.

    Кабинет доктора соответствовал рангу больнички. Древний стол с парой не менее древних стульев. Облупленный шкаф с традиционным набором пугающих латинским шрифтом колб и пузырьков за стеклом.

    Какие-то штативы, и застиранная занавеска, наполовину закрывающая топчан с чьим-то телом в рваных спортивных штанах и заскорузлых шерстяных носках, сладко похрапывающим под капельницей.

    Единственное что не соответствовало безотрадности картины, так это вид разговаривавшего по мобильнику доктора – цивильно упакованного, плотного, хорошо упитанного и не менее ухоженного мужчины в расцвете лет и сил, с холеным и предельно довольным жизнью лицом.

- Да, да. Ну возьми у него. Да я отдам завтра. Ну сказал отдам, значит отдам. Тоже мне проблема - триста баксов. И еще не забудь пригласить Павла Николаевича. Как какого? Да, этого козла, с мерии. Как зачем? А кто нам разрешение на частную клинику пробивал? Не он. Но если бы не он, сидела бы ты сейчас дома, балалайкой ухо терла. Как по-твоему я бы на Лукина вышел? А они вместе квасят постоянно. Ладно, все, целую. До вечера.

    Жестом указав нам на стулья, доктор минут пять почиркал что-то в толстом журнале, после чего соизволил наконец уделить внимание нам.
- Так, Павел э… Андреевич кажется? В вашем присутствие я думаю, нет необходимости. Если не против, подождите в коридоре пожалуйста, пока я с вашими сотрудниками предварительно поговорю.

    Круто! Паша не привыкший к подобному нахально-вежливому обращению, только желваками заиграл, но сдержался и молча вышел.
- Ну-с, господа приступим-с?

    Так, вступление надо отметить, ничего. Впечатляет. «Собачьего сердца» что ли насмотрелся? Только с таким лексиконом, что периодически проскальзывает, не под профессора Преображенского или на худой конец под Барменталя косить надо. Лучше уж с Швондера для начала пример взять.
- Меня зовут Винц Генрих Карлович.

    Кто, Карлович? Ежкин кот, час от часу не легче! Какой хохол, Паша!? Да немец он натуральный! Еще один новоявленный друг славянам, точнее нашему экс-дирижеру Лондонского оркестра, братавшемуся с каждым, кто наливал. Знал бы, что так, ни за что не пошел бы!

    Не я не против немцев там или англичан. У меня вообще один хороший знакомый из Южного Йемена был – полукровка араба с негром. Во такой парень! А уж как матом ругался – заслушаешься! Один акцент чего стоил.

    Но это в части общения. А вот в таком деликатном вопросе как пить бросать, извините. Это у них там все орднунг, а у нас то, как положено делается, через одно место.

    Но наши хоть знают, как правильно через это самое место смостырить, чтобы результат требуемый вышел. А эти, варяги, что они знают? Такому ведь не научиться никогда, оно в крови, в генах должно быть. Ой не к добру все это!

- Друзья мои! Я приветствую ваше решение кардинально изменить свою жизнь. Алкоголь, - это безжалостная болезнь современности, ведущая к полному распаду личности, это страшная беда как самого пьющего, так и всех его близких. Собственно алкоголик, это…

    Ну погнали наши городских. Мужик точно не из любителей поговорить. Ну и чего он спрашивается распрягается? Оформил необходимые документы, достал шприц, вколол, получил гонорар, и все good bay may leave good bay.

    Продолжай обход больных по палатам. Вместо того, чтобы по ушам ездить, скажи лучше, что не совсем еще стыд потерял брать такие бабки за простейшую процедуру. А то читаешь тут лекцию.

- … Но дело даже не в этом. Сам процесс разрушения организма практически не заметен алкоголику. И только когда…
Что он все заладил – алкоголик, да алкоголик? Другого слова не знает, что ли? Хотя бы, например, «Не совсем в меру выпивающий человек»? И болячками, думает, испугает.

    Щаз! О то мне прямо полегчает, если буду знать, что алкоголь разрушает печень, и что за несколько дней может полностью вывести из строя поджелудочную железу. Ну и что с того? Кому что на роду написано, так тому и быть.

    Венька вон Гурков, сколько бухает, лет двадцать поди? Да больше! Так что он только не пил за свой рабочий стаж! Всю таблицу Менделеева, в самых фантастических комбинациях перепробовал, и ничего, зеленью, как мхом, только весь покрылся.

    А так на здоровье не жалуется, и в ближайшие годы не собирается оставлять квартиру в наследство Верке-сожительнице, такой же как и он пьянчужке.

- … это конечно потребует обязательного соблюдения определенных правил, но практика показывает, что они не вносят сильных ограничений в сформировавшийся уклад жизни…

    Прослушал, о чем это он? А, не пить кефир, лимонад, и прочее, могущее содержать микродозы алкоголя. Туфта это все по-моему! Не помню где, но где-то я читал, что в организме накапливаются только диоксин и радиация.

    Все остальное естественным путем выводится. Так что скорее всего врешь ты Карлович все в наглую. Да и что вы колете? Небось воду дистиллированную? Мне покажете какую-нибудь ампулу, а затем ловкость рук и никакого мошенничества. Чистая экономия.

    Тот же Венька, сколько раз кодировался? То ли шесть, то ли семь. Раз, лет семь тому назад, хохма была. Теть Зоя Ларина, решила своего мужика, дядю Петю кодировать. Тот соответственно в транс – жизнь кончилась и все такое.

    Пришел к Веньке за советом, как к бывалому значит. А Венька ему и говорит – спонсируй на мое кодирование, и ящик водки сверху, а я, так и быть, чтобы твоя зараза навсегда отстала, докажу на себе, что пить можно хоть через час. Ну дядь Петя, обрадовался конечно и без споров согласился.

    На следующий день, Веньку торжественно закодировали, и все присутствовавшие при этом свидетели, дружно собрались в гараже у дяди Пети на супер эксперимент. Водка тут же, закуска, все как положено. Даже хронометр. На всякие пожарные нашатырь захватили и валидол.

    А бабе Тоне, за бутылку, поручили в окне дежурить – у нее как у ветерана на весь дом тогда был единственный телефон. Скорую значит если что вызвать. Может успеет.

    Венька хоть и держался молотком, но видно, что нервничал. Так обычно, он после кодирования через полгода где-то запивал. В последний раз, правда, только полтора месяца продержался. Но вот так, через пару часов?

    В общем, попрощавшись со всеми, Венька одним махом бутылку всосал и сел, скрючившись. Минуту так просидел, другую, третью. Все молча смотрят – интересно ведь, когда помрет – сразу или погодит чуток?

    Но Венька сидит себе значит, вроде ничего, потом икать начал, а затем как подпрыгнет и козлом к ящику! Народ по сторонам шарахнулся – решили что все, хана Веньке, сейчас окочурится.

    А коли так, то и их еще заметут, да посадят как соучастников. И не зря ведь! Венька, оставшись в одиночестве, ничуть не расстроился, а другую бутылку вскрыл и опять, с горла, всю винтом в себя влил. После чего покачнулся, и как стоял, так и упал навзничь, оставшись лежать мертвяком с открытыми глазами.

    Ну тут по двору вой соответственно, хоть святых по очереди выноси! Громче всех, естественно, выла Верка, а морда у самой, прям светилась от негадано свалившегося счастья! Дядь Петя за голову хватается, теть Зоя ему все глаза норовит выцарапать, а баба Тоня, - вот лахудра! - уже участковому звонит,  - Венюшу изверги сгубили прямо на ее глазах!

    И чем все кончилось? Да тем, что Венька, проспавшись, в морге очнулся, и требованием немедленного опохмела надолго сделал заикой санитара, а по пришествии домой, еще и навешал транды Галке, успевшей собрать бродяжек на экстренный консилиум по теме – как хату выгоднее сбагрить? - а дядь Петю, на следующий день выпустили из КПЗ за отсутствием состава преступления. Он после того случая, сам больше года в рот не брал!

- … и вот именно отсутствие такого факта, как проведение провокации, и доказывает, что вы попали в недобросовестные руки шарлатанов, не имеющих никакого отношения к честному труду настоящего медика…

Что-что? Не понял, какая провокация? О чем это он?
Пашин родич, заинтересовавшийся не меньше меня, опередил: - А что это такое доктор?

- Провокация, означает проведение физического теста на как вашу зависимость от алкоголя, так и на срок, в течение которого вы обязаны соблюдать полное воздержание от его употребления. В противном случае, последствия могут быть самые плачевные, вплоть до летального исхода!

    Ух ты, это уже что-то новое! Знать наука не стоит на месте? Аж на слезу гордости за наших светил прошибает - там электричество, тут провокация какая-то. Сейчас, наверное, даже Венька, со всем его фартом, на такой отчаянный риск, как тогда, не пошел бы. Везение тоже ведь когда-то кончается. Ну попал я, конкретно!

- Ну-с, на этом вводную часть можно закончить. Теперь господа, приступим к практической стороне. – Винц довольно потер розовые ладошки со свежим маникюром на ухоженных ногтях. – Инна Ильинична!

    На его зов, в кабинет вошла запенсионного срока применения тучная медсестра, причем, к тому же явно не дура заложить за воротник, если судить по неряшливому халату и морковному цвету чем-то весьма недовольного отечного лица.

    Екарный бабай! Кому мы только сдуру не доверяем свое драгоценное здоровье! Пусть бы Паша сначала на себе всю эту процедуру испробовал, прежде чем нас тащить. Еще не дай Бог подхватишь какую заразу, доказывай тогда Галке что не на трассе подцепил!

- Инна Ильинична, достаньте пожалуйста бланки и будите Потапа, хватит ему разлеживаться. Пациенты ждут. – Винц кивнул в сторону кушетки, ритмично подрагивающей от  богатырского храпа.

- Счас разбужу. – Суровым басом пробурчала старуха, роясь в шкафу. – Полотенца им надо будет или как?
- Ну конечно надо, вы же знаете, Нина Ильинична, что последствия могут быть самыми гм…гм....

    Заметив, что мы с родичем напряглись не хуже сторожевых собак, доктор, видимо брякнувший лишку, осекся, и сразу поспешил развеять наши сомнения.
- Нет, нет. Не подумайте ничего! Опасаться, а тем более бояться, вам абсолютно нечего! – Он даже криво усмехнулся. – Единственно, что может быть, ну обильное потоотделение, и еще, может слюна начать активно выделяться. И все!

    Так, начинается. Рефлексом Павлова нас на сто процентов уже обеспечат. А о чем этот перекормленный Ганс смолчал? Паша, куда ты нас к черту затащил?! Давай включим заднюю, пока не поздно!

- Ну конечно все! – Желчно забухтела Ильинична, бросая на стол пару чистых бланков с мелким шрифтом, траурной рамкой окружающим огромные жирные буквы зловеще пугающего слова СМЕРТЬ посредине. – Прям все! А как тот длинобудылый, под себя сходил, поди забыли? Ну конечно, простыни то не вам пришлось перестилать.

    Чего-чего? Как это под себя? Да что здесь вообще такое творится? Не, все, ты как хочешь Паша, но я в такие игры не играю!
- Нина Ильинична, Нина Ильинична! – Как можно мягче начал журить не в меру болтливую медсестру Винц, в глазах которого, однако, можно было прочесть все, что в данный момент он думает о своей не слишком далекой помощнице. – Ну при чем тут тот казус? Товарищ, как выяснилось, просто страдал энурезом, но постеснялся нам о нем сказать.

- Вот вы, кстати,  – обратился он к родичу. – Страдаете энурезом?
- Да нет. – Растерялся родич. – По крайней мере не помню за собой такого. Разве что, в пеленки, в юности …

- А эпилепсии у вас нет? – Продолжил давить Винц. – Или там допустим каких иных психических заболеваний?
- Какие к черту заболевания?! – Мгновенно побагровел родич. – Я что, произвожу впечатление ненормального?

- Нет, нет конечно. – Вновь мило заулыбался Винц. – Это я так к слову.
- И у вас тоже все нормально по этой части? – Переключился доктор на меня.

- Я за рулем восьмой год. – Отрезал я возможность продолжения возможных расспросов по части психического состояния родственников.
- Все ясно. Ну вот видите Инна Ильинична, у товарищей все в полном порядке.

- Они абсолютно здоровы, так что думаю впредь, - тут Винц слегка подкинул жести в голос, - вам не стоит более касаться этого вопроса.
    Ильинична лишь фыркнула на отповедь, но смолчала, с ожесточением пнув в бок спящего на кушетке.

- Давай вставай, разлегся тут барином.
- А? Что? Все уже? – Спросонок не совсем понимающий, что от него хотят, мужик сладко зевнул, свешивая ноги с кушетки.

- А ты как думал, тебя тут неделю держать будут? И так уже другой час дрыхнешь. Который раз уж кодируешься, а все никак привыкнуть не можешь, сразу в спячку хомяком впадаешь. Обувайся давай, да в коридор иди, не мешай тут!

   Так-так-так! А вот это уже более обнадеживающе. Молоток старая! Своей информашкой, ты мне прямо к жизни вернула! Если мужик часто кодируется и привыкнуть был должен, то получается небольшой срок выдерживает между кодировками, а коли так, то может и мне можно перетерпеть малек, после чего как Веньке, махнуть рукой на все запретные персты науки, да через пару месяцев, пивком разговеться?

    Оно так даже лучше будет – Паша то будет уверен, что я все еще в глубокой завязке. Галка смолчит. Придется повнимательнее конечно, но зато как говорится и волки будут сыты и овцы целы. Денег только жаль на пустую затею, да что поделаешь?

- Инна Ильинична! Вы мешаете мне работать! Будьте так любезны, заканчивайте с Прохором Петровичем в соседнем кабинете!
    Что Ганс, никак достала тебя твоя мать Тереза? Компромат сливает? Так сам не будешь дураков из нас делать, а то видишь ли провокация, провокация! Да в гробу я видал твою провокацию, нашел чем пугать матерого водилу!

- Кстати, еще один нюанс. Прежде чем вводить препарат, я должен получить от вас расписки, что вы в полном объеме ознакомлены с возможными последствиями и впоследствии не станете предъявлять никаких претензий к лечебному учреждению.
    С этими словами Винц протянул нам с родичем бланки со ставшим теперь смешным словом СМЕРТЬ.

    Да я теперь тебе немец что угодно подпишу! Так что там, как эта гадость называется? А все одно не запомню латинскую абракадабру. А что еще? Ну все тоже, о чем он тут битый час мусолил – то не пить, то не есть. На, держи свою белиберду.

    Все одно знаю точно – через два месяца от твоего препарата в организме и следа не останется. Венькой и этим калдырем практически доказано!
- Паспортные данные еще заполните, пожалуйста.
Паспортные так паспортные. Все, готово!

- Так-с. А теперь я попросил бы вас выйти в коридор и заходить по одному. Кто будет первым?
Мы одновременно переглянулись с родичем.

- Я! – Сглотнув, родич браво выпятил тощенькую цыплячью грудь.
Он, так он, мне все равно.
Паша сидел в коридоре, нетерпеливо поглядывая на часы.

- Ну что все?
- Какой там все! Сейчас только начнет. – Родич раздраженно махнул рукой. –

Так что еще пару часов уйдет, не меньше.
- А чего так долго то? – Удивился Паша.
- Да там как я понял под капельницей лежать надо. – Ответил родич. – Мужик что сейчас вышел, только с под нее поднялся.

- А-а-а… ну ладно, чего тогда, подождем. – Разочарованно протянул Паша, разворачивая недочитанную газету.
- Так, кто там на процедуру? – Из-за двери высунулась одутловатая физиономия Ильиничны, не изменяющая постоянству настроения, видимо еще со времен Цусимы.

- Ну что, я пошел? – Родич живо вскочил и скрылся за дверью, к нашему вящему с Пашей удивлению, щелкнувшей замком.
- Чего это они? – Спросил я.

- Не знаю. Вероятно чтобы не мешали? – Паша лишь пожал плечами, вновь уткнувшись в газету.
    Странно все же как-то. Понятно, что иной раз посетители мешают хуже мух, но почему когда тот мужик лежал под капельницей, никто и не думал замыкаться, а Пашиного родича вдруг взяли и заперли? 

    Время ожидания поползло улиткой. Пока Паша изучал свои любимые финансовые сводки, мне оставалось только глазеть в потолок, периодически убирая ноги с узкого прохода перед согбенными недугами болезными, да прислушиваться к происходящему в запертом кабинете.

    Но там стояла прямо гробовая тишина, как будто и не присутствовало трех человек. Профессионализм, едрена корень, так и прет на версту. Хотя впрочем, оно может так и должно быть? Если родственник под капельницей, то чего ему гоношиться, придремал, а эскулап, наверно, будь его воля, языкатую старушонку бессрочно в психдиспансер отправил бы ассистировать, не то что базары с ней разводить.

    О-хо-хо-хо-хо. А я то, тоже дурак. Ночь дурак не спал, Галку обидел. А чего парился спрашивается? Все оказывается так обыденно и …
Мои размышления прервал непонятный гулкий удар, как будто стенку кабинета кто-то безуспешно попытался проломить головой. Даже Паша газету отложил.

- Чего это там? – Спросил он у меня.
- Да кто его знает, может уронили что?

- Кольку?
    Я лишь недоуменно развел руками, сам гадая о причине странного звука, вновь сменившегося полным безмолвием.
   
    Прошло еще минут двадцать ожидания, прежде чем дверь открылась и из-за нее, держась за стенку, натурально выполз, Пашин родич. Ничего себе! Ну и видок у него однако стал, жуть просто, недельный труп, и то лучше смотрелся бы! Бледный как ксенон встречного Мерса, ни кровинки в лице, и глаза какие-то дикие, натурально круглые, по пятаку. Это что, кодировка на него так подействовала?

    Не успел я переварить увиденное, как – еще одна новость! – умильно скалящаяся вставной челюстью Ильинична, многообещающим русалкиным жестом манящая в кабинет меня. Так толком ничего и не сообразив, я прошел мимо вроде хотевшего что-то сказать, но лишь вымученно улыбнувшегося родича, и услышал за собой характерный щелчок замка.

Опять заперли! Ой нечисто тут что-то!
    Немец сидел за столом, на котором лежал большой закрытый кейс, и вновь что-то быстро строчил в излюбленной тетради. Никак диссертацию кропает на свежем материале с нас бедолаг?

- Раздевайтесь до пояса, и ложитесь на кушетку. – Не поднимая головы, Винц неопределенно махнул рукой.
    Раздеваться так раздеваться. Быстро скинув с себя одежонку, я, весь, до подошв, покрывшись гусиной кожей от волнения, лег на чистую простынь, предварительно втянув ноздрями воздух – не пахнет ли чем? Да нет, вроде родич не облажался.

Тогда кто в стенку бился? Бабка, споткнулась? Да нет, она прессом навалившись на родича, точно из него все соки бы выжала.
- Приступим Инна Ильинична?

    Винц наконец приподнялся из-за стола и открыв кейс крышкой ко мне, загремел в нем какими-то массивными предметами, причем по звуку явно нестеклянного оформления.
- Да Генрих Карлович. Какую дозу то будем вводить? – У Ильиничны кажется даже голос потеплел.

    Елы-палы! Никак сестренка садо-мазо? У них тут все, видимо, такие, повернутые. А какой спрашивается другой, нормальный, захочет работать на такую зарплату? Вот и берут кого ни попадя, или продолжают держать впадающих в возрастной маразм.

- По весу конечно. - Беспечно бросил Винц. – На сколько он по-вашему тянет?
Сервис твою медь! На Западе за такое отношение сразу засудили бы, в итоге даже в резервации не дав подработать, зато у нас все хоккей!

    Прикинув на глазок, Ильинична пожевала губами, густо замазанными ядовитого цвета помадой, производства времен НЭПа, и выдала профессионально шифрованный расчет: – Да скорее ближе к третьей категории будет.
- Третьей, так третьей. – Не стал сомневаться в ее точности Винц. – Тогда вот эту и эту сразу вводите.

    Он что-то передал Ильиничне, продолжив возиться в своем необъятном чемодане.
Старая карга, одновременно держа в руках жгуты, кембрики, шприц и ампулы подошла ко мне, усилив нервный озноб и закрыв весь обзор. И только тут, я удивился – а где штатив для капельницы?

    Видимо заметив в моих глазах откровенный страх, Ильинична поспешила меня успокоить, совсем как удав загипнотизированную мышь: - Не боись милок, не боись. Счас мы тебе бабочку поставим. Слегка неприятно будет по первости, но потом ничего, все пройдет и пойдешь обновленным в новую жизнь.

    Твою мать! Еще один лектор! У них что, кружок неформалов-любителей? И что за бабочка, ты еще стрекозу бы посади… Э, э, э, бабуля, погодь! Что это!!!
Я вдруг почувствовал стремительно набирающий силу жар изнутри, волной покатившийся по всему телу от руки, над которой колдовала Ильинична.

    За несколько секунд, температура подскочила наверное за сорок, продолжая расти дальше!! Так ведь и клина можно словить! Точно как Мишкин МАН, когда ему почти все масло какая-то сволочь слила ночью под Смоленском, пока он у меня ужинал!

    Ты что ж творишь хрычовка?! Расплавишь ведь так! А вдруг еще вспыхну, не дай Бог? Были ведь случаи, что люди сами, ни с того ни с сего, загорались и сгорали как спички, только пепел оставался. Давай, коли какое там надо жаропонижающее! Да не тяни ты резину!

- Ну как он? – Голос Винца, спокойный и ленивый, никак не вязался с моим самочувствием.
- Как обычно. – Ильинична, положила ладонь на мою уже почти дымящуюся от накала грудь. – Сильная потливость. А, вот еще одышка появилась.

- Сложный субъект. – Несказанно обрадовал меня констатацией Винц. – У него крайне высокая непереносимость сублимации в сочетании с превышением содержанием алкоголя в крови.

    Да что ты врешь гад! Какой алкоголь! Ну что я тебе говорил Паша! Этот козел решил по-нашему манеру все сделать, на глазок! А сам ведь ни бельмеса не смыслит! И теперь, чтоб значит мордой в грязь не ударить, крутит лапшу дремучей помощнице!

- Выходит надо было по второй категории? – Обеспокоено спросила Ильинична.
Что ведьма, зачесалась?! Погоди, сейчас тебе будет разнос по полной!
- Надо было. – Тон Винца продолжал зомбировать безмятежностью. – Да что теперь…

Что, что?! Давай туши меня скорее!
- Может прекратим?

    Конечно прекращайте! Фиг с ней, с оплатой! Паша, мы ведь свои люди, договоримся. Не надо никаких кодирований. Я и так пить не буду. Только дома теперь, а в дороге ни-ни. Слово! Только бы отсюда на своих уйти!
- Куда прекратим? – Винц раздраженно захлопнул кейс. – Вы же знаете, что процесс необратим. Будем следовать до конца. Да и наука иногда требует жертв.

    Вводите препарат Нина Ильинична!
Чего-чего? Каких еще жертв? О чем эта жертва аборта лопочет?! Да я ему такую жертву сделаю, забудет как самого зовут!
- Потерпи милок. – Виновато забормотала Ильинична, вновь склоняясь над моей несчастной рукой. – Счас будет полегче!

    И в самом деле, после ее укола, температура, не так быстро, но все же стала спадать, давая невероятное облегчение страшно перепуганному телу.
Готово? – Винц подойдя вплотную, заглянул в мои зрачки, словно желая прочесть мои мысли, и так ясно отражаемые перекошенной страхом физиономией.

Как себя чувствуете?
Какое тебе дело до моего самочувствия, козел?
Нормально.
Тогда проведем провокацию. Нина Ильинична, достаньте...

- Генрих Карлович! Пульс нитевидный! Мы его теряем!
- Спокойно, спокойно Инна Ильинична! Давайте укол скорее, да не телитесь вы!

Так еще укол! Пульс?
- Падает! Генрих Карлович, может реанимацию вызвать, пока не поздно?
- Зачем? У нас его подписка если что есть, отмажемся. Давайте еще один препарат попробуем. Нет не этот, другой. Да, вот этот. Если уже он не поможет, то…

    Ах ты фашист недобитый! Да дед в гробу перевернется, когда узнает от чьих рук безвременно почил его внук! Ну погоди, мы тебя гада вдвоем с того света достанем! Мы тебе покажем клинику! Ты ее продашь вместе с обязательной секретаршей с ногами от зубов, чтобы мне мемориал из греческого мрамора воздвигнуть! Воздух, воздух давай, сволочь! Доктор, милый, родненький, только ради Бога не останавливайся! Спасай голубчик!!!

- Генрих Карлович! Пошел, пошел пульс!
- Ну вот видите, у него организм молодой, крепкий, выдержал. А вы реаниматологов вызывать хотели. Они знаете, сколько бы с нас содрали? О-го-го!

    Ах ты крохобор недоделанный! Ну дай только встать. Я тебе покажу, на чем надо экономить на моей жизни!
- Хорошо, что провокацию коньяком делать не стали!

- Да, это верно. На коньяк реакция была бы хуже, возможно, что не удалось бы успеть… Ну все Инна Ильинична, я думаю вы тут сами уже справитесь. С вами их старший, Павел…, забыл как отчество, должен рассчитаться. Не забудьте только этот дополнительный укол в счет внести. А пациент, как оклемается, пусть посидит минут десять. Передохнет. Затем расскажете обоим как надо себя первое время вести и все такое. Я побегу, меня в клинике комиссия ждет. Сегодня ведь открытие.

- Ни пуха вам Генрих Карлович!
- К черту!

    И с этими словами эта сволочь убрала с лица маску! Стой, куда?! Изверг, что ж ты делаешь?!! Ну вот и все! Приплыли. Сейчас, еще секунда, и все, начнутся судороги, сознание помутнеет, и я навсегда провалюсь в вечность. Умру в зачуханной больничке, на продавленном топчане, по воле хозяина. Паша, за что?!! А как же Ленка? Валерка? Как будущая дочь? Сразу сиротой родится? Они ведь отомстят за меня, не сомневайся. Надо только успеть помолиться за них. Как там? Отче наш, сущий на небесах…

    И тут, при первых словах молитвы, грудь едва-едва, но отпустило. Слегка вздрогнув, она приподнялась и самостоятельно впустила в изможденные голодом легкие первую живительную струю воздуха. Боже, неужели я выживу?!!

    Собрав воедино всю свою волю, я невероятным напряжением вновь смог со свистом втянуть в себя воздух! Затем еще и еще. И с каждым вздохом паралич отпускал. Медленно, по клеточке, но я выкарабкивался из цепких клешней смерти.

    Выживу! Я выживу!!! Ну фашист, погоди! Дай только встать! Я тебя тварь из-под земли достану! Я тебя так закодирую, на всю жизнь только обо мне будешь помнить! Ты гад из аптек вылазить не будешь! Весь доход от клиники на лекарства для себя пустишь!

    По дороге домой, Пашин родич все время ржал, как ненормальный. Паша смеялся вместе с ним, а сам внимательно смотрел то на меня, то на него, не совсем понимая причины нашей разительной перемены.

    И не поймешь Паша. Для этого надо пройти то, что прошли мы. И тогда вдруг начнешь несказанно удивляться привычным березам по обочине дороги, обычным воронам, мерно режущим крыльями воздух, и такому поразительно красивому солнцу, незаметно перекатывающемуся к краю горизонта.

    Я молчал, по-новому всматриваясь в чуть было не потерянный навсегда, и после этого ставший для меня совсем другим мир.

Ключи на брелке, всегда лежавшие в правом кармане куда-то запропастились. Вероятно, выпали в машине у Паши, когда я доставал сигареты. Да и черт с ними, с этими ключами.

    Главное, что я дома. Дома! Я жив, и меня ждут, даже не предполагая, какую мясорубку мне пришлось пройти, ради того, чтобы вновь получить бесценное право увидеть любимые лица.

    Звонок как всегда не работал. Руки все не доходили. Но теперь дойдут. Точно дойдут. И до звонка, и до газовой колонки, давно уже требующей ремонта, и до машины, второй год ржавеющей в гараже. До всего дойдут! Кто бы только знал, как теперь хочется жить!

    Галя, наверное видела, как мы подъехали, так как немного погодив, открыла сама, не дождавшись моего стука.

    Она простоволосая, усталая от ожидания, стояла и внимательно смотрела на меня. Галюся моя, женушка родимая, единственная половинка, мать нашего в чем-то нерадивого, но очень любимого ребенка.
- Гена, что с тобой? На тебе лица нет. Что-то случилось?

    Незнаю откуда она взялась, эта непрошенная слезинка, вдруг скатившаяся по небритой щеке.
- Я вернулся Галюся! Я так тебя люблю милая!

    С этими словами я шагнул вперед, и крепко обняв опешившую жену, принялся неистово целовать ее мягкие, податливые губы и наполнившиеся слезами бесхитростного женского счастья, глаза.