8. Интересная парочка

День обозначил своё присутствие узкой серой полоской в своде пещеры. Я ждал этого, и когда в природную форточку, доставлявшую мне свежий воздух, проник свет, приступил к действию. Привязал нож к рукавице, поправил «циклопа» на лбу и стал раскапывать выход. Пробил ледяную корку, успевшую образоваться за четыре дня моего заточения, и врезался в спрессованный снег. Отделённые от массива кружаки и кирпичики отбрасывал за спину, без особых забот о свободном пространстве. Вполне подходящим орудием оказалась и ржавая миска, оставленная здесь мне в наследство.

Чуть продвинувшись, постелил «пеночку» под живот.

«Быстро теперь откопаюсь».

За полдня я прошёл метров пять, постепенно наращивая крутизну восходящей выработки. Не спешил, так как выбраться из снежного плена рассчитывал ночью, не раньше. Сполз обратно в пещеру – согреться и натопить воды для питья. Это – крайнее - удалось не вполне, потому что закончился газ в баллоне.

«Неважно: ещё кружку-две растоплю, поджигая хворост из старой хвойной подстилки. А большего мне не понадобится: ночью выберусь – дойду до ручья».

Что-то резко переменилось вокруг. Стены моего убежища пошатнулись. Возник и стал нарастать низкий гул. Пенка - тоненький коврик, гибнущей птицей вылетела из проделанного мной тоннеля, а вслед за ней на меня поползла масса снега. Гора тряслась мелкой дрожью.

Закончилось всё приглушённым хлопком; движение прекратилось. Полоска слабого света в пещерном своде исчезла. Я погасил фонарь и стал вслушиваться в темноту. Тишину нарушал только шорох уплотняющейся снежной толщи.

«Ну что, бродяга, попался, - признался я сам себе. – Побоялся выбраться раньше… и вот тебе дорогие, пышные похороны. Теоретически допустимы и другие объяснения этой напасти: близкое извержение вулкана, ядерная война… «конец света»! – я позволил себе рассмеяться. – Нет, апокалипсис здесь не проходит: вполне земные дела».

Одно не укладывалось в сознании – откуда взялось наверху столько снега?

«Получается, что «масоны» специально нагребли огромную массу и столкнули… чтобы прах их обидчика здесь сто лет не нашли? Нет, нет, бродяга, что-то другого порядка произошло - грандиозное, страшное!

Тем не менее, материал обрушения – снег, очень много рыхлого снега. Звук от падающих камней, льда, воды или пепла был бы другим».

Вновь пробивать тоннель я принялся к ночи. Снег растаскал в плащ-накидке по дальним углам пещеры и стал черпать холодную массу из прежней выработки…

Через сутки снег на забое сделался очень плотным, его с трудом удавалось резать или отдалбливать. А вскоре – новое дело – я врезался в лёд.

В экспедициях мне, разумеется, доводилось работать со льдом, очень разным: перемороженным, тёплым-пластичным, во многих формах и проявлениях. Но то, что увидел теперь, поразило.

Я никогда и не слышал, чтобы ледяной массив составляли огромные монокристаллы, спаянные в тетраэдры. И вот теперь такой монолит из крепко сросшихся пирамидок отрезал меня от внешнего мира. Только и оставалось вообразить, что хлопья невиданного снегопада преобразовались в кристаллы трёхсантиметровой длины, которые, в свой черёд, почему-то сплотились в тетраэдры.

Поначалу я полагал, что такая картина лишь на границе со старым снегом. Однако тетраэдрический лёд продолжался из смены в смену... Он был проницаем для воздуха, что принципиально облегчало дыхание.

«Лёд жизни» - так с благодарностью стал я его называть. Беспокоило только, что его слишком много. Презрительно мной отвергнутая поначалу мысль о космической катастрофе и последовавших за ней изменениях в атмосфере грузно вползала теперь в утомлённую голову.

Время текло для меня по-особому – через регулярные пополнения в умозрительном футуройоговском дневнике. За каждый пройденный метр я премировал себя «колесом», или годом – одним оборотом Земли вокруг Солнца, на который память моей души дополнительно сохранится… а вместе с ней, вопреки хотя бы и планетарному катаклизму, продлится то – замечательное, великолепное, чуткое – о чём лишь в особых случаях и лишь самой душе дано догадаться.

Голод при интенсивной работе точил изнутри. После он, вроде, утихомирился, но зато до обидного частой, прилипчивой гостьей сделалась слабость. Иногда я себя ощущал крайне немощным.

Где-то там, наверху, началось календарное лето, а здесь становилось всё холодней. Отдыхая, я надевал на ноги рюкзак поверх спальника, накрывался плащом-накидкой, приспособленной в другое время для переноски льда, а затем сворачивался в комочек – лицом в колени. Сухой хвойный лапник спалил почти весь: иначе затруднительно было добывать воду, а есть мёрзлый снег я себе запретил. Моё место отдыха последовательно перемещалось ко входу, поскольку края пещеры всё более обрастали стенами льда, вынесенного из тоннеля.

Мобильный телефон давно уже не светился, когда подошёл черед умереть моему драгоценному другу – «циклопу».

Стиснутый ледяными стенками, я сидел на крохотном пятачке довольно просторной прежде пещеры и набирался сил перед следующим выходом на работу.

«Ещё полтора или, максимум, два «колеса», и я буду вынужден оторваться от «базы» – покинуть её совсем, перейдя жить в туннель. А пещера останется далеко внизу, забитая льдом. Как я выдержу это? Успею ли прорубиться? И без воды…»
Такими были мои вновь и вновь повторяющиеся размышления. Их монотонный ход перебило событие неординарное.

Вход в тоннель осветился, и оттуда ко мне поплыла… шаровая молния. Я перво-наперво испугался за зрение – как бы после полной темени не ослепнуть! Молния взмыла под потолок, опустилась за ледяные нагромождения и там надолго зависла. Мои глаза постепенно привыкли к яркому свету, и я осторожно поднялся на ноги, движимый любопытством и новой надеждой. Опасная гостья почти лежала на возведённых мной антресолях из льда. Она тихонько шипела, а лёд рядом с ней испарялся и плавился. Прежде я представлял шаровую молнию соответствующей названию - в виде шарика. Эта имела форму двух мячиков на верёвке, а ещё скорее напоминала гантель – два шара, соединённые рукояткой. Конструкция, разумеется, состояла из природного электричества и обладала большим разрушительным потенциалом.

Мне уже не было страшно. Даже когда залётная парочка подплыла к моему лицу, я лишь плотно закрыл глаза, но не отшатнулся и не бросился на пол.

Дальнейшее странно. Во-первых, горячая гостья меня не шарахнула в сто тысяч вольт и не обожгла. Во-вторых, отрулив мирно в сторону, снизилась, совершила плавный облёт пустой кружки, поднялась над ней на полметра и принялась растапливать снежную глыбу.

Я присел на корточки и нахально подвинул кружку под струйку талой воды.

Мой разум открылся для чудной догадки. Хотелось скорей уже выяснить истину. И почему-то я вслух стал рассказывать странной гостье про свой умозрительный рейтинг-дневник, про то, как меня вдохновляет такая вот практика. Интересная парочка слушала-слушала, да изобразила мне смайлик: молнии-мячики подтянулись чуть вверх, а соединяющий их электрический стержень расплылся в улыбке.

Несокрушимо – мне здесь явилось видящее, слышащее и осмысленно относящееся к происходящему доброжелательное существо.

Когда я всё же собрался в тоннель на работу, гостья сопровождала меня. Она приняла на себя обязанность освещать мне забой. И что примечательно – делала это с большой деликатностью, издалека. Она включилась в мой повседневный труд, и вскоре мы уже составляли слаженную бригаду проходчиков.

Я строил тоннель в виде лестницы, восходящей пологой лестницы с общим наклоном градусов в двадцать пять – тридцать. Сплошная наклонная выработка не годилась по соображениям безопасности: я мог бы в любой момент укатиться вниз, а переломать себе кости совсем не хотелось. И потому за каждым участком вертикальной проходки я прорубал вдвое более протяжённый горизонтальный участок. Свод делал арочным, для устойчивости.

Я полагал, что моё результирующее направление надёжней прочих возможных выведет на дневную поверхность. И с относительно меньшей затратой физических сил, которые, разумеется, следовало экономить.

Перебрался в тоннель с вещами. Теперь не только пещера, но и начало проходки сделались недоступными из-за сброса в них нескончаемых порций льда. Моя удивительная напарница была всё время со мной, только очень редко куда-то по своим делам отлетая. Она не чуралась и вовсе неблагодарной работы: сонному, согревала мне спину и сушила ботинки. Она, конечно, была настоящим маленьким солнцем для иначе холодного, тёмного мира.