Ещэ польска не згинэла!

Ещэ польска не згинэла!
----------------------------------
В Варшаве было десять утра. Поезд до Вены уходил в шесть часов вечера.
- Куда?
- В туалет.
- А где у них здесь туалет?
- Пойдем, поищем. Времени достаточно.
Первый в моей жизни заграничный туалет ничем не отличался от нашего советского. Там царили те же, что и в СССР, звуки и запахи и делали в нем все так же, как и у нас. Но на выходе случился конфуз. За столиком сидела тетка с лицом печальным, которое делают обычно женщины-общественницы, когда собирают деньги на похороны, и поляки, которые проходили мимо нее, изображали на секунду такие же скорбные лица и бросали в выставленную на столе картонную коробку монетки. Вот это уже была полная заграница.
    Почему она сидит возле туалета? На какие нужды собирает деньги? Почему люди которые проходят мимо, все без исключения, дают этой тетке деньги? Вот мужик бросил две монетки. Это много или мало?
Я заглянул в коробку. Монет и маленьких грязных бумажек там было навалом. Я бы тоже ей что-нибудь бросил, как рыбкам в бассейн,  но на таможне в Бресте у нас забрали все советские деньги, a те триста баксов на нос, что разрешили провезти с собой, неразменными сотками,  хранились у меня в глубоком внутреннем кармане теплого пальто.  Я даже боялся о них думать. На эти деньги нужно было еще как-то дожить до Америки.
   Мы встретились с теткой глазами, я машинально улыбнулся, и  в тот же момент, она выскочила из-за стола, лицо у нее вдруг сделалось решительное и  злое, как у трамвайного контролера.  Она    вцепилась мне в плечо и громко, так что все слышали,  спросила:
- Ты срал?
Это было по-польски, но я все понял. Воспитанный с детства говорить правду, я ответил:
- Нет.
- А цо ты там робиу? - спросила тетка так строго, что я почувствовал себя школьником, которого уборщица поймала в туалете за маструбацией.
- Это, - я изобразил пантомимически скульптуру писающего мальчика, не будучи уверенным, что смогу объяснить на словах, что я делал в туалете, но сделал это осторожно, так чтобы не оскорбить чувства женщины польской национальности.
- За то тэж трэба заплациць, - сказала тетка и довольно искусно изобразила того же мальчика, который сперва писает, потом моет руки и бросает в коробку деньги. - То у вас там при коммунизме все дармовое, а у нас при капитализме мусимо  за вшистко платиць.
Я содрогнулся от несправедливости того, что она сказала. Во-первых, Польша - страна социалистического лагеря... Я подумал, как бы я мог это ей объяснить. Как изобразить пантомимически: “Член стран Варшавского договора”. Польский язык я понимал процентов на шестьдесят, но говорить мог только по-русски. И в этот момент за моей спиной кто-то сказал:
“Пани Зося, чего вы от них хотите, это несчастные  ж..ды, которые едут в свою Америку.  Они ничего не разумеют. Я за них заплачу.” И в коробочку добавилось несколько монет. Я обернулся и увидел совершенно заурядной внешности консервативно одетого господина, на которого в Минске и не обратил бы внимания. Но здесь в Варшаве он спас меня, совершенно чужого ему человека. Он за меня заплатил. Непонятно, чем бы закончилось для меня столкновение стуалетной уборщицей на Варшавском вокзале в 1987 году.   Сердце мое исполнилось благодарности и, чтобы сделать ему приятное, я сказал громко, обратившись к нему и выходившим из туалета польским товарищам:
“Ещэ польска не згинэла!”