Летом 1984 года...

    Летом 1984 года меня неожиданно посетил мой школьный товарищ, с которым мы не виделись лет 15.  15 лет - большой срок.  Мы оба изменились. Он не сразу меня узнал и бросился с объятиями к моему  брату с криком: «Вовка, ты ли это!»
"Я не Вовка" - сказал мой брат и вежливо уклонился от объятий. Тогда школьный друг бросился ко мне, ухватил меня поперек туловища борцовским замком и попытался поднять, но не справился с управлением, и мы оба упали на пол.  И уже на полу, не отпуская объятий, он жарко зашептал мне на ухо: «Чувак, тебя пасет КГБ». И в тот момент моя собака, немецкая овчарка  по кличке Фил, пользуясь моим беспомощным состоянием,  реализовала свое давнее заветное желание - полизала меня в другое свободное ухо.  И вот в таком странном положении, находясь между Сциллой и Харибдой, я отчаянно воскликнул: «****ь!»
После чего дружеские объятия разжались, а собака отскочила на безопасное расстояние.  Мы встали на ноги и здесь я заметил, что он ведет себя довольно странно , как бы изображая беларуского подпольщика из кинофильма ‘Часы остановились в полночь’, который, рискуя жизнью, пришел сообщить, что все явки провалены и нужно немедленно уходить.
Я заметил, что мой товарищ изрядно выпил.
Он достал из внутреннего кармана блокнот, ручку и написал: "Где мы можем поговорить?"
Я не стал с ним спорить и,  чтобы поскорее от него отделаться,  пригласил его в ванную. Когда я, желая ему подыграть, пустил воду из крана, он воскликнул: «Спасибо!»,  и стал жадно пить.  Пока он пил, я разглядывал его. Вид у моего одноклассника был изрядно потертый: дешевые индийские джинсы, грязноватый свитер и ковбойские ботинки на высоких каблуках  на босую ногу.
- Как живешь, старик? - спросил я сочувственно.
- Нормалек, сказал он,  утираясь рукавом. Вот только со здоровьем не очень. Что-то воды стал много пить, наверное, печень барахлит.
   Мы дружили с детства. Его мать, учительница младших классов, нашу дружбу поощряла. Пусть лучше еврей, чем эти – указывала она пальцем куда-то, где в этот момент дрались, сквернословили и занимались онанизмом дети низших слоев населения.  Мы увлекались шахматами,  физикой и научной фантастикой.
После школы наши дороги разошлись. Он сходу, не теряя ни одного года молодой жизни, поступил в  престижный институт, а я как-то замешкался, но перед переспективой  грядущей службы в армии согласился поступать в пединститут на исторический, где деканом факультета сидел старинный друг моего отца.
На стационар не смогу – сказал декан – сам понимаешь какое для вас сейчас время. Пусть поучится пока на заочном, а там посмотрим. Время было лето 1967 года,  мне исполнилось 17 лет, и, согласно трудовому законодательству, мой рабочий день на заводе Ленина был  всего 7 часов.
   Наш мальчик женился – сказала его мама, когда я встретился с ней в большой очереди в гастрономе на Волгоградской. Говорят ты тоже женился?
-          Да.
-          Наша, русская девочка?
-          Да.
-          А чего же ты на своей не женился?
Я промолчал.
-          У тебя уже и ребенок есть?
-          Да.
-          А вот у нас ничего нет. Я убирала у них в комнате, а у нее там какие-то баночки, шкляночки, спринцовки. Где ж там что может родиться.
К праздникам давали копченую колбасу. Очередь волновалась и раскачивалась.
По две палки в одни руки!...
-          С чем пришел? – спросил я у школьного друга.
И он рассказал мне историю.
Брак его получился удачным вдвойне. Кроме того, что девушка, с которой его познакомили родители, была красивой, ее папа оказался полковником ГБ где-то в Гомеле, что открывало молодому специалисту после престижного вуза широкие возможности. Он сходу, не теряя ни одного года молодой жизни, женился и вступил в должность зам. начальника цеха, а через пару лет мог бы стать начальником, но, как говорят в народе, если фортуна повернулась задом – это судьба. На том заводе, где он был зам. начальника цеха, внутренними органами  открылось хищение государственного имущества в особо крупных размерах. Каким-то краем попал в это дело и он. Масштабы хищения были большие, а, учитывая особенность уголовного кодекса в те времена, 15 лет максимум за любое преступление, а дальше пропасть – расстрел, положение его оказалось серьезным. Тесть, полковник КГБ, который навестил его в следственном изоляторе, так и сказал: ‘Будешь правильно себя вести получишь трешку химии и уйдешь досрочно, а будешь ****еть лишнего, подведут под расстрел.'
Он сделал все правильно и вышел на химию. Однако все же  поступательный ход жизни был нарушен. Жена подала на развод сразу после суда, гебешная семья поспешила избавиться от позора. После двух лет химии он вернулся в Минск в родное гнездо на Сельхозпоселок и запил.  Здесь его и разыскали компетентные органы.
В этом месте в его рассказе было какое-то упущение. Но я не стал допытываться. Мало ли что может случиться с человеком в такой сложной жизненной ситуации, что-то такое, о чем бы он не хотел никому рассказывать.
Они все про тебя знают. Знают про нашу школьную дружбу. И про драку с Колей-парашютом, когда ты чуть не сломал ему позвоночник, и все очень удивились, потому, что ты никогда раньше не дрался.  И про то, что твой отец, зубной техник, взял патент на работу на дому, а потом в 63 году за то, что  он познакомился с работником израильского посольства на пляже в Ялте и разговаривал с ним на еврейском языке,  его патента лишили, а он все равно работал. И про то, какое стихотворение ты написал Бокуну в альбом.  И про то, что ваша овчарка лает на слово ‘коммунист'. И про то, что в тюрьме на Володарке тебе не давали нигде прижиться и дергали из камеры в камеру, и что в одной камере тебя чуть не убили, но ты сделал заточку из чего-то, что нашел в рабочем мусоре и подсадной от опера, спасая свою жизнь, выломился на кормушку. И про то, что летом 1982 года ты посеял на огороде у нарочанской бабки анашу, но краснодарке не хватило северного беларуского лета: дым есть, запах есть, а кайфа нет...
-          Слушай, а ты правда наркоман?
-          Покуриваю, когда есть.
-           Но это же наркоманИя! – с восторженным ужасом воскликнул мой школьный друг.
-          А ты не наркоман?
-          Нет, я не наркоман. Я может быть алкаш, но я не наркоман
-          Короче, чего они хотят?
-          Они сказали, что если ты будешь бороться с советской властью музыкой, тебя опять посадят, и в этот раз уже надолго.
-          Власть, с которой можно бороться музыкой, уже сама по себе не имеет права на существование.
-          Кто это сказал?
-          Ленин.