Посетитель

  "Безумные приключения униженного чиновника."
 Серия рассказов,
которая может вовсе не понравиться читателю.




Приснится ли нам, или  несуразность какая выйдет, а то и вовсе, случится эдакое, от чего  в дрожь и бросит.  Холодным потом прольёт, да так  завернет, встряхнет, взбудоражит,  что и поверить не захочешь,  а оно-то  так и есть.

Серое небо без спросу  в кабинет заползло, от чего в кресле неуютно и  лампочки  тускло  светят, и сырость уличная, и воздух  будто из подворотни.

Телефоны одноглазые со стола  начальниками  смотрят, вот-вот распоряжения отдавать начнут.
Неприятно звякнул красный, откашлялся в трубке и  знакомым голосом  скомандовал:

- Ты, Стёпка, прими человечка нынче, да не грузи его особо. Он хоть и не нашего круга, но родственник какой–никакой.

Степану Ивановичу невмоготу   слушать  эти распоряжения.
И пусть должность досталась с подачи родственника, ненавидел он его за великосветское барство и снисходительное к нему  отношение.
Тесть и секретарше вот также,  по телефону: «Дай трубку Стёпке…».


Никчемного вида лысый мужик  лет пятидесяти, не похожий ни на кого из  родственников, простой, как мелкая купюра, зашелестел бумагами в кабинете.
Степан  выслушал посетителя,  обозначив суть проблем приличной суммой   и дежурной фразой  закончил:

- Приходите завтрА.

Проситель  удалился, вроде сквозняком бумажку вынесло.
Да, депутатство  даёт свои результаты. Степан умел  разъяснить, убедить и заморочить голову.
И хоть злился  на тестя, но именно он  такими клиентами баловал и  коли  бы  не делиться   доходом со старым козлом, то и со «Стёпкой» смирился.


- Ты, как-нибудь, скажи отцу,  не надо при секретарше меня  Стёпкой  кликать,– обиженно твердил он жене. Та обещала, но всё без толку.



А небо так и хмурилось до ночи. И даже дома Степан не мог отделаться от серого присутствия, с тем  и спал беспокойно  и снов  не видел.
 Как заснул так и проснулся: верно и не ложился вовсе.
Кофе с утра несвежий, служебный авто не подали и департамент не отвечал на телефонные звонки. На работу своим ходом.  Хорошо  хоть  рядом.


Охраны нет. Лифт не отзывается. До третьего этажа ногами.
- И что за утро, что за день!
В приемной Светка – секретарша  взвизгнула, со стула соскочила: "Вы куда гражданин!?"
Уперлась грудью Степану в шею, будто голову он на мягкое блюдо уложил.
Говорил  тестю, зачем такую дылдину ему прислал, неловко же.
Но разве старому докажешь. Вот так и общался с ней со стула не вставая.
 
-Ты чё,  дура! - вырвалось у Степана.

- Охрана! – заверещала Светка.

У кабинета  братья возникли: Коля и Коля, двоюродные, похоже  от одного отца и, не говоря ни слова, брезгливо понесли Степана из здания.
Пол мельтешил разноцветной плиткой и вот,  грязный асфальт ударил больно  в спину.  Степан соскочил с тротуара, влетел  в коридор и, ухватившись за куртку охранника, заорал:

- Вы чё, козлы, с ума  посходили!?

Здоровяк подтолкнул  крикунак двери и больно ударил   пониже поясницы.

Обезумевший начальник департамента сидел на тротуаре, как последний «бич».
 Мимо пролетела бумажка, подхваченная порывом  ветра.

- Так, это сон, – обрадовался Степан, поднимаясь.

Небо прояснилось вдруг, солнце на секунду сверкнуло весело и тут же, занавесилось  чёрной тучей. Она криво улыбнулась лазурной щелью и  моргнув, превратилась в подобие кукиша.


У подъезда  дома набранный Степаном код не открыл дверь.
В карманах ни  ключей, ни денег, ни служебного удостоверения.
- Чертов сон, надо же такому присниться.

У двери сосед. Степан протянул  руку в приветствии, тот брезгливо отстранился и пропал в дверном проёме.
Дверь медленно прикрылась,  улыбаясь зеркальным  отражением  человека  похожего на  вчерашнего,  лысого,  повторявшего  теперь Степановы движения.
 
Депутат оглянулся. Рядом никого.
Жильцы брезгливо посматривали на лысого мужика. Такие типы сюда и близко не подходили.

- Ну, хватит, пора просыпаться! – крикнул Степан и не узнал своего голоса, и растерялся, увидев полицейский УАЗик.

- Мужик, документы есть? – слегка постукивая дубинкой по плечу, обратился   сержант.

- Я здесь живу, я депутат городской Думы,  – с  достоинством ответил Степан.

Полицейский  улыбнулся думцу,  закрутил ему руку за спину и втолкнул в машину.

В отделении спокойно, как в аптеке и народ не толпится, и шума никакого, и аромат обувного склада.
Замок  клацнул железно, дверь решетчатая скрипнула.


На лавке пьяный мужик спит, двое на полу, на корточках.

-Лысый, курить есть? – спросил чернявый, и хлопнул Степана по плечу.

- Вы что себе позволяете,- возмутился начальник  департамента, и осёкся…

- Ты чё, в натуре, борзый? – прошипел сутулый и  ударил депутатову голень  носком ботинка .


- Полиция! - жалостно выкрикнул слуга народа,  затряс  дверь узилища, и вдруг получил в лоб резиновой дубинкой.

Степка упал на пол, обхватил голову руками, согнулся до колен и заплакал тихо, редко всхлипывая.

Щуплый лейтенант в какой уж раз хватался за дубинку, возмущаясь Степановыми ответами, и вновь  она просвистела у его уха, раскатисто  шмякнув о лавку.
Степан же не понимал вопросов лейтенанта, а полицейскому казалось,  он издевается над ним.

 -Ты чё несешь, бомжара? – взвопил  тщедушный мент.

Толстая книга тяжело обрушилась на голову начальника департамента, и тот прикусил язык.

-Сколько? – неожиданно произнес Степан.

- Чего, сколько, – рявкнул лейтенант.

- Сколько вам нужно, что бы меня отпустить?

- Десть тысяч, дашь? - зло каркнул полицейский.

- Долларов, евро? – серьёзно поинтересовался Степан.

- Дежурный, в ИВС эту падаль! – крикнул дознователь и вытолкал Степана из кабинета.

- Петя, ты с дуба рухнул? Зачем депутату порядочны условия проживания.
Гони его отсюда, ну, как первый день на работе!- недовольно молвил дежурный.

- У него документов нет.

- А они ему нужны? Так, хватит, выноси  депутата на улицу! - крикнул майор и хлопнул дверью.


На ясном небе полная луна томно моргнула Степану пролетевшим облачком, звезды замигали синим светом, а теплый ветерок забрался под рубашку, шевельнул редкие волосья на груди и убежал, стервец, почуяв грязное тело.


Степан уныло брел по знакомой улице. Ныла спина, болела нога,  хотелось есть и спать.
В здания Думы погас свет, на фасаде сияла реклама, и Степану  до  сердечной боли запритчилось проникнуть в зал заседаний, сесть в  удобное кресло, вытянуть ноги и, закрыв глаза, соснуть  часок - другой.

Заметив наряд полиции, сон встрепенулся и попросил сделать ноги.
Начальник департамента бежал, не оглядываясь  долго, до одышки, до кашля.
Приглашал его брат жены фитнесом заняться, да некогда. По субботам - воскресеньям охота-рыбалка, а по вечерам будним с людьми нужными встречи. Когда за здоровьем следить. Все для  работы, для дела. 
Степан споткнулся, упал, вполз в подворотню и заплакал тихо.


Эх, сколько же в закоулках  городов и весей   бродит разного люда.
 Кто на паперти, с протянутой рукой, кто мимо них проходящие, а кто и вовсе, не знающих подзаборной жизни. Вечно свежие, с начищенными зубами, ароматными носовыми платками и собственными водителями.
Люди в чистых костюмах, не ведающие о чести и  совести.
 Требующих, берущих, передающих выше: за что, сперва, крепко держаться в своих кабинетах, затем переезжают в новые, потом повыше, а уж там  и вовсе,  на Верх, где  сколотив состояние в  твердой валюте, запросто платят за Великую Должность и начинают  не управлять и подгонять, брать и требовать больше,  а править, распределять, властвовать.
И вот уж, нет ничего сладострастнее, чем  наобещать челяди от сердца, по щедрости своей государственной столько, аж  дух захватывает и приятные в пятках покалывания делаются, а  внутри такие просветления  головокружительные  случаются, что лишь Самому Гаранту и остановить позволено.


Степан больно ударился головой, от чего проснулся и в лучах восходящего солнца разглядел человека в форме.

- Пшёл отсюда, босота,  – прошипел охранник.


«За что его так ненавидят!  Бьют, унижают, выгоняют, издеваются. Что плохого он сделал этим людям, сегодня, или позавчера?
У себя в кабинете он не был груб, а тем более рукоприкладство….
 И даже в Думе, не оскорблял  вредных оппонентов.
Он прожил в этом городе с рождения и не знал, какому народу служит.
Для кого старался,  сидел в кресле своего кабинета, принимал законы и защищал права? 
Неблагодарный народ, народ без сочувствия и жалости,  жестокий и мстительный!- рассуждал Степан на берегу городского пляжа».
Хотелось  заплакать, или хотя бы позавтракать.

- А ты поплачь, поплачь, – раздался голос сверху.
Над депутатом стоял старик. Редкая борода трепетала  в слабых порывах ветра, худые кисти сжимали посох,  поддерживая  лохматый подбородок.

- А пожрать, сходи на Болотную, там  по полудни, бездомным кашу раздают, – красивым баритоном молвил старик.

Степан поднялся.  Стряхнул песок, обернулся:  в порыве ветра,   пролетел листок бумаги, прошелестев денежной купюрой.



Тощая девка  в медицинской маске  недовольно скребла половником кастрюлю, собрав последнее, неловко плюхнула в тарелку варево, и брезгливо протянула посудину Степану.
 Пшенную кашу  он не любил с детства, здесь  же она была вкуснее лобстеров.

- Новенький? – смуглый мужик средних лет, смотрел в глаза Степану. – А я уже третий месяц здесь  обретаюсь. А так бы сдох: не могу по помойкам шастать. Ты куда сейчас?

- Не знаю, – горько ответил Степан, вытирая  кашу со щеки.

- Пойдем, на пузырь нашкандыбаем, вдвоем  ловчее. Выпить хочется, погода располагает, – приветливо предложил новый знакомый, - меня Владом кличут, - и протянул  руку.

- Степан, – вздохнул депутат.

Пробежав по нескольким мелким магазинам, помогая торговцем по мелочи, парочка наскребла пару сотен, залетела в аптеку, прикупив перцовой настойки.
И вдруг, Степан оказался у своего министерства.
Невыразимая тоска охватила начальника департамента.
Высокие двери министерства открылись: на крыльцо вышел  Степан Иванович, нервно похлопывая кожаной папкой о бедро.

- Ты чё ? Знакомый, что ли?  – спросил  Влад.

- Не знаю, - отрешенно ответил Степка.

- А я знаком, очень близко был знаком  с этой тварью, – продолжил Влад.

 - Четыре месяца назад, после долгих мытарств, договоров и бесконечных взяток попал я к нему на прием.
Заправил он мне сумму не подъемную, что делать, пришлось отдать.
Через неделю  за подписью пришел. А он еще просит!
Мол, проблемы не преодолимые появились. Нужно ещё денег.
 Не выдержал я. Возмущаться начал, да сдуру и ляпнул, мол,  и на него управа найдется.
А этот прохиндей  улыбнулся мило и вроде как вошел в мое положение.

- Хорошо,- говорит,- у вас   рекомендации положительные, исключительно из-за людей вас представивших, сделаю   себе в убыток, уменьшив сумму в десять раз!
Жду, - говорит,- завтра в означенное время.

А у меня и денег  осталось всего-то столько! Последние!
Утром Светка-секретарша  его звонит.
Начальник,- говорит, - к встрече ментов пригласил, будут  брать тебя  за дачу взятки.
Всё! Бизнес лопнул не начавшись. Сплошные долги.
Раздал, что осталось, продал, что имел.
Пойдем отсюда, водка стынет, - зло закончил Влад.

« Вот,  стерва,  – возмутился про себя Стёпка, – сколько же раз она меня «сливала», говорил же тестю: "Не нравится она мне". А этот старый козел: - она своя, она наша, какая – никакая, родственница»

 
Темный подвал, холодные стены, старый диван, два кресла и стол. Прилично, по нищенским меркам, более и ни к чему. Летом прохладно, зимой – всегда горячая труба под боком.
На столе кусок колбасы, батон и три флакона перцовой настойки.
Влад слил их в литровую бутылку.

Заблудившийся в подвале солнечный луч  медленно прополз по грязному полу, забрался на рваный диван, перескочил на облезлое кресло и  уперся в литровую емкость,  подсветив её содержимое.
Приятный, насыщенный розовый цвет «бодяги», прозрачный, как Кубинский ром,  натурально украсил скудную закусь. Жидкость заиграла солнечными зайчиками, блеснув убегающим лучом.
С устатку, «вкинув» полстакана на выдохе, Степан  не почувствовал ни крепости, ни вкуса. Внутри  полыхнуло невидимым пламенем, разбежалось от языка до пяток кипятком, и вот  протянутая за колбасой рука, безвольно упала на стол.
Уткнувшись лбом в батон, вмиг ставший пьяным, бывший депутат городской Думы  крякнул громко, всхрапнул не интеллигентно и, выводя «рулады», провалился в сон.

Пьяное солнце упало за крышу, а забытые им лучи ещё долго путались в кронах деревьев, приставали  к прохожим, слепили  яркими вспышками, бродили по окнам, разбрызгивая солнечные зайчики. И только неожиданный порыв свежего ветра  разогнал «хулиганов».

 А у здания министерства  шевелилась и билась о бордюр  одинокая сотенная купюра, будто просилась во внутрь.