La Luna triste

      Треугольник. Квадрат. Многоугольник. Куб. Каскад геометрических фигур – разноцаетных, ярких, меняющихся местами, вертящихся. Калейдоскоп. Фрактальные бесконечности. Яркие картинки жизни. Но жизнь конечна, всё имеет свой итог, всему своё время. И всё не случайно, всё специально, но каков его смысл? В чём высший замысел? Это нам только предстоит постичь.
Сквозь теплые осенние сумерки пробивался нежно-молчаливый лунный свет, хитро и ласково заманивая отяжелевший за день мозг в дебри различных хаотических размышлений, попытка логического обоснования которых никак не давала результата.
     «Чёртов мозг! Чёртова луна! Чёртов фонарь! Подвернувшийся так некстати».
Порыв холодного октябрьского ветра чуть было не развеял лунный гипноз.
«Ну что там опять? Развязался шнурок! Как всегда! Ну ладно… Спасибо тебе, чёртов фонарь, что ты здесь стоишь!»  -
И сесть под этим согревающим конусом света на корточки, чтобы, терпеливо проклиная кроссовок, фонарь, дорогу и весь неудачный день, устранить опасность столкновения своего лица с жёстким асфальтом.
Впереди резко обозначился весёлый смех, разрезав сумерки, лунные чары и проникнув сквозь уютнй вакуум фонарного света. И голос… Такой до боли, до агонического хрипа знакомый! Его узнало подсознание и уже классифицировало, незаметно типизировало.
      Интуитивно руки сами прекратили действия по завязыванию шнурка, а лицо обратилось в сторону узнанного голоса. Вот обладатель, а вместе с ним пара девиц и три друга. Все они тоже заочно известны. Их уничтожительно-сочувственные взгляды вернули тебя в систему, напомнив, что в ней ты принадлежишь к самой низшей касте – неприкасаемых. А хозяин голоса полоснул коротким , царственно-насмешливым взглядом янтарных глаз, в ответ на который выстрелом пронеслось в голове: «И ты, Брут?»
Это не первое подобное пересечение и не последнее. Травля длилась уже полгода и не обещала окончиться.
      А между тем, ветра больше не было. Тишина ни к чему не обязывала, и расслабленное, едва осознающее себя тело, покачивая внешние предметы в своём зрении, томно и тяжело поднялось с корточек и пошло в давно знакомом направлении к родному дивану, разрезая своей материей гнилостно-сладкий эфир осеннего бытия.
Вдруг что-то неясное, едва уловимое промелькнуло где-то в подкорке и заставило остановиться. Эфир стал проясняться, и из гнилостного, вязкого, превратился в лёгкий, прохладный, дурманящий свежестью. Нужно обернуться. Но зачем? Это плохая примета: давным-давно одна женщина уже обернулась, чтобы взглянуть на прошлое – и это стоило ей жизни.
     Голова сама сделала лёгкий поворот, и край правого глаза уловил луну… Тело не превратилось в соляной столп, и ничего также более или менее похожего не случилось. Напротив, внутри зародилась и начала расти, расширяться молниевым энергетическим шаром диковатая и стихийная СВОБОДА, стремящаяся вырваться наружу, заключить тебя внутрь себя и вознестись вместе с тобою на такую парареальную высоту, что может дойти до ирреальности в своей сверхъестественности! И в этот момент высшего уровня чувственного познания ощущалось всесилие на уровне духовноми и, одновременно, совершеннейшее бессилие на уровне материального мира. В силу этого обстоятельства тело продолжило своё движение вперёд, подчиняясь командам мозга (который единственно и управлял им в отсутствие души, что находилась сейчас где-то во вне) и передвигало одеревеневшие ноги, чтобы дойти до сакрального дивана – идола затворничества и одиночества. Осознание реальности окружающего притупилось. Да и зачем оно? Лучшим действием сейчас было бы запереть тело в четырёх стенах нашего личного «футляра» и позволить лишь душе – парить!..
Сознание обратилось в подсознание. Чтобы привыкнуть к боли, нужно принять её и убедить себя, что её не существует, отключить все рецепторы и тогда ты выйдешь на высшый уровень сознания, где и в рамках материального мира станешь всесилен. Правда, за всё нужно платить, и тут ты утеряешь способность чувствовать реальность физически, но будешь чувствовать только духовно. Хотя это не плата, это уровень, - на нём физическая чувствительность (чувственность) уже просто не будет иметь никакого смысла, перестанет восприниматься как таковая.
     Однажды всё куда-то уйдёт, останется за гранью того, что ты уже давно перешагнул, отправится в подкорку и, возможно, останется там навсегда в виде лёгкой отметины. Ничто уже не повторится в той мере, в которой оно происходило когда-то, во всяком случае, на духовно-чувственном уровне, особенно если учесть то, что никакого чувственного уровня также уже давно нет.
Глаза за чёрными стёклами смотрели через прозрачное стекло авто. Мелкая дрожь из рук плавно переползла в грудь, затем в шею… Нужно сделать так, чтобы она не поразила мозг полностью – тело должно быть спокойным. Руки перестали дрожать, и в голове возник мутный знакомый образ из прошлого, ещё неясный, подёрнутый полупрозрачной дымкой и освещённый каким-то приглушённо-печальным светом, будто светом ночника, повешенного в сыром подвале.
Оно рядом, совсем близко… Это предчувствие просилось уже на физиологический уровень, но туда его нельзя допускать, так как мозг совершеннее в опозновании сигналов извне.
     Рука медленно уверенно взялась за ручку, открыла дверцу – и тело оказалось вне автомобиля. Навстречу шёл улыбающийся сотрудник автосервиса:
- Добрый день!
- Добрый!..  – лёгким движением пальцев левой руки снять чёрные очки. - У моего автомобиля какие-то неполадки…  где-то здесь, - распростёртая ладонь зависла на середине закрытого капота. Глаза смотрели прямо в упор на сотрудника.
- Хорошо. Посмотрим, - прозвучал ответ.
     Взгляд парня резко застыл, движения приобрели механичность и напряжённость. Он повернулся спиной и пошёл торопливой походкой на второй этаж – может, к заветной двери с блестящей жестяной табличкой.
     Вскоре догадка подтвердилась: уже двое спустились со второго этажа – служащий вёл за собой высокого плотного мужчину в костюме, с аккуратной бородкой и завивающейся в изящные кольца чёлкой. Служащий ему что-то торопливо объяснял. Поспешно оставленная возле своего автомобиля фигура в чёрном женском фрэнче, туго затянутая таким же чёрным комплектным поясом, по-прежнему оставалась в той же прямой, почти солдатской позе, и даже взгляд, статичный, устремлённый в упор идущим навстречу, выдавал сосредоточенность и напряжённость -  маленькая, тоненькая женская фигурка со стальным взглядом.
Их взгляды встретились: те самые мучительно-янтарные глаза смотрели озабоченно и тревожно. Те самые… В мгновенье гонг в груди перестал отбивать боевую каннонаду, рассыпав повсюду внутри маленькие бомбы, что сначала обдают взрывной волной дрожи, после чего рассеивают лучи с паралитическим эффектом. Но то лишь мгновенье. А глаза помнят… Помнят тот знакомый образ, образ из прошлого… И эти глаза цвета тёмного янтаря, что вызывают взрывы внутри тела. И когда вместо неба, выси, космоса, в котором парил, вдруг очутился в кандалах на выжженой атомным пожаром земле. Прикован. Обездвижен. Пленён. Навалившееся понимание безвыходности положения: ты на своей земле, где был твой дом. Но дома больше нет и никогда уже не построить – поздно! Поздно не то, что создавать прекрасное королевство с цветущими лугами и счастьем, витающим по его окрестностям, но даже тёмный замок, возведённый на костях надежд, создавать поздно; даже нищенскую лачугу или землянку для опустившихся душ – поздно!
     Вокруг сбежались сумерки, и бесшумной походкой проскользнула на синее с рябью полотно небосвода спокойная, печальная луна.
Он приближался, медленно сокращая расстояние между своими тёмно-янтарными глазами и стальным взглядом, отражающимся с той стороны, наверное, немного иначе, с какими-то примесями, сплавами.
- Ты?.. – тёмно-янтарные глаза всё такж тревожно-озабоченно смотрели.
В этот миг стоять твёрдо, намертво, ни одной мышцей лица и тела не подавая виду, что внутри что-то оборвалось:
- Как ты? – будто из другого мира, совершенно инерционально, но умеренно-спокойно задать вопрос.
- Нормально. Как видишь – бизнес… Семья, дети, - глаза чуть осветились лучиком робкой, смущённой улыбки, но тутже, будто спохватившись, погасили его. – А как ты? Работа?
- … - губы чуть вытянулись в слабой полуулыбке.
- … семья?
- Нет, - холодно резануло осенний тёплый воздух.
Он как-то внутренне напрягся, а тёмно-янтарные глаза отразили ещё большую тревогу.
- Получается… ты так и не видела жизни, - то ли спросил, то ли грустно констатировал мягкий, песочный знакомый голос.
Тонкие губы в ответ чуть вытянулись в правую сторону в отрещённой ухмылке:
- Да. Я видела только смерть.
     Тёмно-янтарные глаза опустились, закрывшись шторами длинных чёрных ресниц, так и не выдав метаморфозы тревоги своей нежно-ранимой сути.
Не стоит больше смотреть на него. Молочно-полынный запах вечернего сентября не поможет вернуть прошлые ощущения и обрести счастье. Всё выжжено дотла. Тихий, глубокий вздох при этой мысли о реальности, - и пояс совсем не мешал при вдохе, даже почти не чувствовался. Оставь живых жить и иди хоронить своих мёртвых!
     Повернувшись спиной к тёмно-янтарным глазам с чёрными шторами длинных ресниц – уйти в бесконечность – ты никогда их больше не увидишь.
 Снова луна…
- Как ты доберёшься до дома? – глухо раздался мягкий, песочный голос.
…Всё выжжено дотла…
- Не важно, - бросить или просто отпустить, как из разжавшейся ладони выпавший стеклянный  шарик, ответ.
     Стоя спиной к тёмно-янтарным глазам, сделать движение вперёд, по направлению к луне, ведь она так пристально выслеживает каждый шаг с того самого дня, с той нашей первой с ней встречи. Перевёрнутая рациональность реальности уже не казалась настолько абсолютной и всенепоколебимой. Всё выжжено дотла… Но есть возможность вновь улететь в небо, чтобы никогда уже не вернуться обратно, на обезвоженную почву.
     Сумерки сгущались, горизонт таял, молочно-полынный запах вечернего сентября не возвращал, он нёс вперёд; маленькая, сухонькая женская фигурка, затянутая в чёрный фрэнч, тоже таяло вместе с горизонтом в молочно-полынном воздухе вечернего сентября. Оглянуться? Оглянуться в последний раз, чтобы всё равно не увидеть больше тёмно-янтарных глаз. И, повернув на секунду голову, так и не посмотреть в его сторону. Это уже прошлое и это чужое прошлое. Снова обратиться навстречу терпеливо ожидающей луне, тайно убить намертво и вырвать с корнем последний росток нежного дерева – это земное. Актуальность любого реального момента потеряла всякий смысл, - и мерными шагами, неторопливо пойти по лунной дороге ввысь… или в тупик по окружности.
Всё неслучайно, всё специально, но в чём высший замысел этого сакраментального «неслучайно»? И есть ли он? Каково движение жизни во Вселенной: линейно ли, по спирали, по кругу, по квадрату, по многоугольнику или калейдоскопу фрактальных бесконечностей неслучайных переплетений душ? Ничего нельзя изменить, так как то, что уже прошло – просто никогда не случалось, а то, что осталось – с этим ничего не сделать. Бессмысленность существования измеряется количеством спасённых жизней. И по каким законам бы ни шло движение жизни во Вселенной и в её звёздной бездне, веками, тысячелетиями особенно пристально на ярчайшее сияние мятущихся душ смотрит терпеливая, печальная луна…