Разговор

Железный скрип снова разрезал тишину, электричка быстро исчезла в морозной дымке. Ее еще долго было слышно, но вот поезд скрылся за пригорком, и все звуки исчезли. На небольшой станции сошло всего несколько человек, двое из них были нагружены охотничьим снаряжением. Одному, мужчине среднего роста, было уже за шестьдесят, хотя на первый взгляд он выглядел моложе. В его фигуре еще чувствовались сила и уверенность. Другому было чуть за тридцать, худощав, почти такого же роста. Улыбка на его лице объяснялась долгожданным расставанием с железным вагоном.

– Жалко, день сегодня уже потерян, – сказал старший, разминая спину, – пока до места дойдем, печь растопим, уже часа четыре будет. А ну-ка, Ваня, подкинь!

 Николай взялся за широкие лямки рюкзака. Иван помог, сам забросил свой рюкзак за спину, взял лыжи и поспешил за другом.

Станционный поселок был небольшой, домов сорок. Они шли по неширокой, слегка заметенной улице. Завидев чужаков, из какого-то двора выбежал пес и залился громким лаем. На его голос по всему поселку откликнулось еще пять-шесть собак.

– Это у них проверка связи, – заметил Николай.

Проводив непрошеных гостей на безопасное расстояние от своего двора, пес убежал. Улица скоро кончилась, пришла пора надеть лыжи. Наст неплохо держал, лыжи только слегка окунались на глубину недавно выпавшего снега, он еще не успел слежаться и почти не мешал идти. Туман понемногу расходился, солнце уже более отчетливо вырисовывалось на белом небе. Лес начинался нечастыми березами, которые понемногу стали перемешиваться с елью и сосной. Особенностью этого участка тайги было то, что в каждой относительной низменности текла небольшая речушка. Были места, где на небольших пригорках образовались болотинки, это объяснялось многочисленными ключами. Растительность здесь была очень разнообразна. Особую красочность разнотравья можно было увидеть осенью. Деревья и кустарники имели разные цвета, от зеленого и бледно-желтого до малинового и даже бордового. Раздолье для художника!

 Наст в лесу был тоньше, чем в поле, и держал похуже. Просека, по которой они шли, выходила на большую поляну почти круглой формы. Посреди нее стояли несколько молоденьких сосенок. Тумана уже почти не было. Яркие лучи солнца превращали свежий снег и иней в искрящееся покрывало. Деревья обступали поляну плотной стеной. Иней, которым были покрыты ветви, делал эту стену еще плотней. Сквозь него проглядывала зеленая хвоя.

Охотники зашли на поляну со стороны солнца и увидели ее во всем великолепии. Иван невольно остановился, наверное, пытался запомнить то, что видел сейчас.

– Ты хоть рот закрой, простынешь, – засмеялся Николай, – а то уж больно смешно на тебя смотреть. Что красиво, то красиво, тут уж ничего не скажешь. В городе такого не увидишь. Обычно красота в природе нема, но мне однажды посчастливилось увидеть одну очень необычную картину. Это было ранней весной, мы ночевали в палатках на берегу Байкала. С вечера дул ветер, с неба валился не то дождь, не то снег, короче, хуже погоды не придумаешь. К утру все стихло, я проснулся и услышал очень странный звук. Было впечатление, будто кто-то покачивает около палатки хрустальную люстру. Еще, помню, немного полежал с открытыми глазами, пытаясь угадать происхождение звука. Ничего так толком не придумав, вылез из палатки и… чуть не сел около нее. Облака на небе разогнало, ярко светило солнце, небо было чисто голубого цвета. Деревья и кусты вокруг меня искрились тысячами сосулек, они свешивались с каждой, даже самой тонкой веточки. От порывов небольшого ветерка и шел этот неповторимый звук. Сосульки, отражая небо, искрились голубизной. Это чудо длилось недолго. Через час, когда солнце взошло повыше и заметно потеплело, сосульки начали таять и падать вниз. Честно говоря, было жалко на это смотреть. Мы снимались с места, и у каждого было чувство, что такое увидеть, а уж тем более услышать уже, наверно, не посчастливится... Ну, отдохнули и пойдем, уже немного осталось.

За поляной начинался довольно крутой пригорок. За ним текла небольшая речушка, на берегу которой и находилась землянка охотников. Когда тронулись, вся поляна наполнилась скрипом снега; звук, отражаясь от деревьев, возвращался обратно.

 – Ну вот, Ваня, кажется, пришли.

Николай первым снял лыжи и воткнул их в снег. Землянка была врыта в стену неглубокого овражка за кустарником. Даже с небольшого расстояния увидеть ее постороннему человеку было довольно сложно.

– Николай, ты глянь, зайцы мимо землянки дорогу протоптали, как в магазин.

– Ага, в винно-водочный. Не забыл, где лопата? Давай снегом занимайся, а я сучьев нарублю. – Он достал топорик и направился к ближайшему сушняку.

Иван посмотрел, куда вела тропа. В двадцати шагах от землянки лежала, сломанная ветром, молодая осина. Ее ствол был очищен от коры, будто ножом, добела. Это и была заячья столовая, в которую ушастые протоптали дорогу.

Иван расчистил вход, занес вещи, достал фонарь и включил его. Потолок и стены от света искрились наледью. Николай занес охапку сучьев и начал растапливать печь.

 Обстановка внутри напоминала вагонное купе. По бокам на полу стояли два топчана, которые служили вместительными ящиками для угля, продуктов и посуды. Справа от входа находилась буржуйка, тепла от которой хватило бы и на баньку. Между топчанами, как положено, стоял стол с вкопанными в землю ножками. Зимовье они поставили прошлым летом. Приезжали на три-четыре дня, бывало, и на неделю – по возможности. Все, что могли, привозили летом на автомобиле. Приехать в эти места можно было только посуху, если пару недель не было дождей, да и то не на всякой машине.

Через час в землянке стало тепло. Потолок около печи начал уже подсыхать, но кое-где еще капало. Фонарь давно погасили, хватало света от огня, который пробивался через неплотную дверцу печи. Иван разложил на столе «что бог послал» и откупорил бутылку перцовки.

– Ну, кого ждем, наливай помалу.

Николай поставил на печь чайник со снегом, тот недовольно зашипел.

– Ты знаешь, Коль, а я в детстве мечтал так пожить в тайге, поохотиться... Почувствовать себя древним человеком, сидящим в землянке или пещере около костра. Еще помню, фильм тогда смотрел про таежного охотника Дерсу Узала.

– Фильм я помню. Этот охотник жил в гармонии с природой. Еще удивлялся, зачем люди в коробках живут. Он брал от природы только то, что ему нужно было для жизни.

– Ты, кажется, говорил, что жил в тех краях?

– На Дальнем Востоке, я десять лет там егерем отработал.

– И в чем работа заключалась?

– Размечал вырубки и посадки, изучал миграцию, численность животных...

– Спасал их от браконьеров?

– Бывало, что и наоборот. Иногда купит человек ружье скорострельное и думает, что это даст ему большое преимущество. Но хищный зверь тебя учует задолго до того, как ты его увидишь. Он может затаиться так, что пройдешь в пяти шагах и не заметишь его. Если он поймет, что ты представляешь для него опасность, то беды не миновать. Ну а в большинстве случаев было, конечно, наоборот. С развитием всяких человеческих «охотничьих» технологий природе уже нечего противопоставить им, и она становится беззащитной.

– Да, техники и хитрых технологий сейчас много...

– Видел я таких недавно на снегоходах, так им и ружье не нужно – лыжами давят. У косули или лисы в поле от такого уйти нет не единого шанса. Между охотником и животным должен быть хотя бы относительный паритет, иначе это не охота, а убийство, даже браконьерством не назовешь. Вот был случай. Осень тогда поздняя стояла, снег выпал и растаял. Заяц, конечно, побелел, а снега нет. Паренек молодой настрелял этих зайцев, наверное, штук с десяток, идет довольный. А что бы и не пострелять? Они хоть и прячутся за кустами, но все равно мишени идеальные. И вот его дед при мне начал на улице стыдить. Говорит, сейчас зайца стрелять – что младенцев обижать, на это ни ума, ни силы не требуется. Парень тот смутился, и по нему было видно, что он уже совсем не рад своей удаче. По глупости, по молодости такие вещи бывают, это не сильно страшно.

– Знаешь Коль, я вот так думал. Древний человек когда-то имел и чутье, и слух, и даже зрение, и способности, которых сейчас у нас нет.

– Я не думаю, что все так однозначно. Если бы все эти способности были утрачены полностью, то они бы не могли проявляться у отдельных людей. Просто человеку они сейчас не нужны, вот и лежат где-то в бесконечных закоулках нашего мозга. Я думаю, что если будет необходимо, то организм человека сможет перестроиться и привыкнуть к изменению условий. У этого вопроса, к сожалению, есть еще одна сторона. Как много в человеке утрачено, полностью или нет, в связи с эволюцией! Но также много качеств и приобретено в связи с нею, причем далеко не лучших. Животные с самого рождения поставлены природой в очень жесткие условия. На такие вещи, как лень, глупость, слабость и ошибки, она им просто не дает права. В противном случае они, как правило, не достигают зрелого возраста. В дикой природе всеми животными движет один железный закон сохранения жизни и продолжения рода. Он очень хорошо проявляется, когда на охоту выходит человек или хищник. У зверей моментально обостряется чутье и неизвестно откуда берутся силы. В таких экстремальных ситуациях поведение животного можно назвать разумным. На самом деле, мне кажется, все происходит по-другому. На оценку ситуации очень мало времени, и животное действует инстинктивно, неосознанно. В мозгу каждого хранится многовековой опыт предыдущих поколений. Опыт… даже не в том смысле, в котором мы его понимаем, а намного глубже. Животные, которые действовали так, что это приводило к их гибели, естественно не могли изменить последующие поколения. Напрашивается вывод: само существование этого животного говорит о том, что все его предки вели себя так, как это было нужно, согласно тому самому закону сохранения жизни и продолжения рода.

Я заметил еще одну вещь: чем ближе животное находится к человеку, тем равнодушней оно относится к своему потомству. Что ни говори, а есть у кого учиться. У нас ни один детский дом пустым не стоит, и это только цветочки. Для природы как высшего разума эти животные, да и люди – уже потерянные экземпляры.

– Все же я думаю, что это больше относится к людям, чем к домашним животным. В них есть что-то такое непосредственное, детское, откровенное, и они очень преданны хозяевам, в дикой природе этого не встретишь.

– Не идеализируй домашних животных. Ты, конечно, имеешь в виду, в первую очередь собак? Несмотря на то, что их мозг адаптирован к отношениям с человеком многими тысячелетиями совместной жизни, в частности к тому, кого они видят каждый день, кто их кормит. Все же относиться к ним нужно с ответственностью и осторожностью, как, например, к оружию. Конечно, это относится только к сторожевым, бойцовым породам.

Был у меня случай. Отдали мне собаку, это была сука месяцев восьми, ее прежний хозяин привез щенком откуда-то с Севера. Она была рослая, видно, с помесью лайки. Все было нормально, я на нее нарадоваться не мог, охранница была отличная. Никого, кроме хозяев, не признавала и ничуть этого не скрывала. На третий год даже пришлось цепь заменить, износилась. На ребятишек и на супругу никогда даже не зарычала, пять лет верой и правдой служила. Младшему моему тогда тоже около пяти было, выходит – ровесники.

Как все произошло, никто со стороны не видел. То ли она в это время ела или еще были какие причины... Может, даже вспомнила, как он ее щенков за год до этого утопил в баке. Короче, укусила она его за щеку, да довольно серьезно. Малого сразу в больницу, швы наложили, ладно хоть парень, с девочкой проблемы были бы серьезнее. Первая мысль была, конечно, ее пристрелить. Собака прекрасно понимала, что натворила, забилась в будку и носа не высовывала. В любом другом случае я бы это сделал не задумываясь, но безупречная репутация спасла ее от смерти. Одно я знал точно: дальнейшее пребывание дома уже невозможно. Тут как раз знакомым нужна была такая собака, и я ее отдал. Рассказал, конечно, эту историю. Они не испугались, взяли.

…Через месяц она прибежала домой без ошейника, перемахнула через забор и к себе в будку. Прихожу с работы – она на своем посту. Злости уже к ней не было, какое-то равнодушие, может, слегка сочувствие. Привязал я ее, чтобы потом ловить не пришлось. Ты бы видел, какая она была счастливая! Глаза светятся, хвостом виляет, руки облизывает. Подумала, если привязали, значит простили. На следующий день, я ее, конечно, увез обратно. Как говорит один мой знакомый грузин: «Вэра уже нэт».

– Может, ты отчасти сам в этом виноват? Если уж она была такая злая, то нужно было вольер ей сделать.

– У домашней собаки должно быть табу. Есть вещи, которые нельзя делать ни при каких условиях.

– Бывает, что и от «домашних» людей не знаешь, чего ожидать... Я слышал, кстати, что у волка щенков тоже можно забрать спокойно.

– Я это знаю, но тут дело не в равнодушии. У них высокая рождаемость, и популяция пострадает больше, если погибнут взрослые особи, нежели щенки. Такой характер поведения можно встретить и у других животных. Кстати, волка я бы особенно выделил из хищников, за его силу, выносливость и жестокость. И еще потому, что всякие попытки приручить этого зверя заканчивались неудачей. На задних лапах, как, допустим, медведя или тигра, ходить его не заставишь. Даже при полном достатке еды он все равно остается волком, а это значит, что для него сытость не главное. Из собак лишь редкие породы могут с ним потягаться, да и то не во всех отношениях.

Был у меня охотничий пес Фрегат, так он шел на волка. Умнейшая была собака. Что характерно, никогда сам не шел на двух. Не то что боялся, а стоял около ног и нервно рычал. Знал, что это верная смерть.

– Николай, ты говорил о жестокости, и мне вспомнилось. Я одну книгу читал. Там говорится, что хищники не могут быть жестокими по отношению к жертве. Потому что убивают, чтобы выжить самим.

– Я не задумывался над этим, но, пожалуй, соглашусь. Не может же волк питаться корой и травой, хотя это намного проще и безопасней. Они выполняют свою немаловажную роль в качестве санитаров, и в этом их оправдывает сама природа. Против естественного отбора не пойдешь, это качественная селекция, если можно так назвать. Кстати, жестокость в общечеловеческом понимании – тоже приобретенное им качество. Людей в нем ничто не может оправдать, разве что реальное безумие, но таких случаев ничтожно мало. Мне вообще часто кажется, что животные больше, чем люди, понимают, что такое смерть. Они могут пойти на смертельную опасность, только защищая себя или потомство. По всяким глупостям или от проблем, как люди, в пропасть они кидаться не будут.

– Киты на берег выбрасываются, – перебил его Иван.

– Киты – это особый случай. Лично я считаю, что на то есть причины, которые стоят на порядок выше нашего знания и понимания китов. Может быть, это протест или предупреждение нам из-за экологии. Кстати, недавно ученые объяснили один случай массового выброса китов. Это произошло в зоне военных учений, киты бросились на берег из-за использования новых гидролокаторов. После того случая даже решался вопрос о запрещении использования такой техники в местах их обитания. Со временем объяснят и все остальные случаи.

– А как же ты понимаешь песню о лебединой верности? Ведь там наверняка описывается жизненный случай. Но это же самоубийство в чистом виде!

– История красивая, не поспоришь. Но ученые-орнитологи тоже давно объяснили ее. Если выстрел удачный, то лебедь, в которого попали, падает сразу. Когда до стаи доходит звук выстрела, все разом взлетают вверх, а поскольку выстрелили не пулей, а дробью, то следом может упасть и раненая птица.

– Но все равно лебединая верность существует! Лебеди за свою жизнь заводят только одну пару.

– Из всех правил есть исключения, возможно, это одно из них. Одно я могу сказать с уверенностью: самоубийство противоречит законам природы. Животные уходят из капканов, отгрызая и откручивая себе лапы, хвосты, и такие случаи очень нередки. На Севере, я слышал, был один трагический эпизод на дороге. Водитель ехал в одиночку, когда спустило колесо. Стал менять, отказал домкрат, и ему зажало руку. Он попытался сделать то же самое, но не смог и погиб. Выходит, что у животных на это силы хватает, а у людей нет?

– Ты называешь такое поведение силой? К тому же это редчайший случай, и судить по нему в общем, по-моему, нельзя.

– Это именно сила, другими словами, возможность мозга в экстремальной ситуации найти подчас единственное правильное решение. И идти этим путем, не обращая внимания на боль и эмоции. Могу привести тебе более распространенный пример. Ты когда-нибудь видел горящего человека?

– В кино видел, конечно, а так нет.

– На моих глазах одного парня облило бензином из лопнувшего шланга. Горелка была у него в руках, одежда моментально вспыхнула, и он просто побежал по прямой со всех ног. Даже и не пытаясь сбросить одежду или сбить пламя.

– В кино люди обычно начинают кататься по земле.

– То кино, там работают профессионалы. Просто есть люди, которые по долгу службы с подобными ситуациями сталкиваются часто: пожарники, те же каскадеры, спасатели и так далее. У них и мозги от обыкновенных отличаются.

– Тот парень сильно обгорел?

– Да нет, мы его догнали, сбили с ног и засыпали снегом. Руки и лицо немного зацепило. Ни одно животное не бежало бы до изнеможения на его месте, оно либо начало бы валяться в снегу, либо зарылось бы в него. Именно так делают крысы, выбегая из горящего сарая.

– Знаешь, после твоего рассказа... Окажись я на месте того парня, уж точно не побежал бы.

– Сомневаюсь я в этом, одного знания тут ничтожно мало. Чтобы быть готовым к правильному поведению, людям, о которых я уже говорил, приходится пройти через огонь не раз, не два и даже не три.

– Значит, у меня еще не все потеряно.

 Николай усмехнулся.

– Не станешь же ты прыгать в огонь только для того, чтобы убедиться, побежишь или нет? Риск без серьезных оснований – глупость. Потом я часто вспоминал тот случай, пытаясь в деталях понять, почему он поступил именно так. Да почему бы и я, наверно, сделал бы тоже самое... Это конечно, только мое мнение, и с точки зрения психологии все, возможно, объясняется по-другому… Страх и глупость. Они есть в каждом человеке, разумеется, в большей или меньшей степени. В экстремальной ситуации два этих чувства усиливают друг друга. Точнее говоря, страх порождает глупость, а она в свою очередь усиливает страх. Человек доходит до отчаяния и даже безумия. Если ты в самый первый, самый ответственный момент сможешь подавить в себе этот страх, то у тебя останется возможность избежать глупостей и ошибок. Первопричиной тут, конечно, является страх, он вообще творит с человеком невероятные вещи. Расскажу историю: в советские времена был ограблен один банк, и сначала под подозрение попали абсолютно все. Так вот, некоторые люди на допросах начинали себя вести очень необычно, как будто были виновны, хотя не имели никакого отношения к преступлению.

– Кстати, похожие истории, тот же страх и та же глупость. Есть что-то общее между горящим человеком и человеком, который хочет свести с жизнью счеты...

– Да, ты прав, я и не думал об этом. Мы тут с тобой и не до такого додумаемся. Давай еще по пятьдесят, остальное на завтра, уже чай надо заваривать. – Чайник на печке вовсю пыхтел. Николай вытащил из связки на стене небольшую метелку зверобоя.

– Я дорогой еще кое-каких веток наломал, такой чаек сейчас запарим!

– Коль, у меня заварка есть.

– Свою заварку в городе пить будешь. Хотел себя почувствовать древним человеком? Вот сейчас и почувствуешь.

Аромат от трав и веток быстро наполнил землянку. Разлив чай по кружкам, Николай продолжил разговор.

– Я не интересовался статистикой, но отношение людей к суициду, по-моему, зависит даже от национальности. Вспоминается один рассказанный товарищем армейский случай. Было у них в роте пять дагестанцев. Держались они немного особняком, разговаривали между собой на своем языке, что, конечно, немного раздражало остальных. Тогда процветала дедовщина, чего греха таить. Русских вызывали после отбоя по одному и учили уму-разуму . Разговор, впрочем, не об этом. Так вот, кого-то из дагестанцев попытались тоже так вызвать, но получилось не как с русскими. Они, все пять человек, встали друг за друга горой, похватали кто ремень, кто табуретку. Старослужащие, конечно, опешили, но связываться с ними тогда всерьез никто не решился. И я думаю, Вань, что без соответствующего воспитания чувство братства, присущего горным народам, этого бы не произошло. И мы, русские, «великая нация», выглядели в этом отношении рядом с ними довольно слабенько. Думаю, что они и в жизни так же дружны. Значит, у них меньше шансов попасть в суицидные клещи, чем у нас, русских.

– Люди кончают с собой из-за несчастной любви.

– Из-за любви, даже несчастной, ничего плохого произойти не может. А все несчастья, которые привыкли связывать с любовью, происходят от ревности, глупости, больного самолюбия и еще черт знает чего. Все это к любви не имеет никакого отношения. Если у нашей печки прогорит стенка, то будет пожар, а общего между теплом и пожаром, по-моему, вообще ничего нет. Виноват в этом пожаре будет не огонь и не печка, а тот, кто ее растапливал.

– Я читал недавно в газете: студентка не сдала экзамен, пришла домой и свела счеты с жизнью.

– Скорее всего, экзамен был только последней каплей или спичкой, поднесенной к бочке с бензином. Либо у девчонки что-то не в порядке с головой. Несмотря на свое несовершенство, человеческий мозг имеет определенную степень защиты, и какая-то единственная причина вывести его из равновесия не может.

– Я недавно то же самое читал о причинах авиакатастроф.

– Это правило любой грамотно продуманной системы.

– Выходит, что наша система не сильно продумана?

– Скорее всего, в ней что-то потеряно, что-то очень и очень важное... Я не говорю о случаях, когда люди серьезно больны психически или «залечены». Как правило, это происходит по другой причине – из-за неуравновешенности характера. Безысходность, усталость и абсолютное равнодушие рождаются из душевного одиночества. Еще играет немаловажную роль груз, как кажется, неотвратимых ошибок. Я знал нескольких таких людей, и все они были психически здоровы. Жили так же, как и все, работали, водили машины, служили в свое время в армии. Человек остается один на один со своими проблемами, и страх, что его не поймут, не дает ему поделиться с теми, кто рядом. А слабость не дает найти в себе силы на достойный выход из этой ситуации. Возьми животных. У них все происходит по другому. В их мозге заложено, что они являются лишь звеном, составной частью природы. И они будут биться за жизнь до последней капли крови, будто на них заканчивается весь род и даже вид. Люди же считают себя своей собственностью и думают, что это дает им право распоряжаться ею, как им вздумается.

– А по-моему, Коль, если бы человек не мог распоряжаться своей жизнью, тогда не было бы и подвигов. Человек не мог бы в должной степени защитить ни близких, ни Родину.

– Ты сейчас говоришь об экстремальных случаях. А я говорю о мирной жизни без пожаров, арестов и войн, а только с одними проблемами, которых у каждого до черта.

– Еще одна интересная мысль. Кому же, по-твоему, принадлежит человек, если не самому себе?

– Я считаю, что самому себе в человеке принадлежит только небольшая часть. Остальное принадлежит тем, кто его любит и кого любит он.

.– Да, ради этих людей стоит и подвиг совершить.... Коль, а ты военное время помнишь?

– В конце войны мне было шесть. Помню, отец с фронта пришел на костылях. Наступил на мину, и левую ногу по колено отняли. Мать, когда его увидела, только руками всплеснула. В послевоенное время нас, ребятишек, уже пятеро было, и, считай, все на матери. Помогали, конечно, ей, как могли. Отец без дела не сидел, варил леденцы, продавал на базаре. Корову всегда держали, молоко почти все шло на продажу. Картошки много садили – соток по тридцать, сорок. Ею в основном и питались. Сильно досыта не ели, конечно, но и не голодали, до лебеды дело не доходило. Однажды мы как-то сами попросили мать лебеды сварить. Так ее есть никто не стал! Отдали корове, попробовали только. А ведь были соседи, для которых эта самая лебеда была не в диковинку. Тяжелое время... Мать работала на двух работах, и нам, детям, ест, чем в ней гордиться и чему у нее учиться. Ни один человек не мог про нее худого слова сказать. Для таких людей и сто лет не возраст, не то что пятьдесят четыре.

– Коль, а ты детям рассказывал про свое детство, про отца, про мать?

– Рассказывал, конечно.

– А я вот даже про своего деда мало что знаю. Может, я каких-нибудь княжеских кровей? А ведь не слышал об этом, потому-то эти крови во мне и молчат.

Николай усмехнулся.

– Ты так думаешь? Что, если вдруг узнаешь, что ты потомок Васнецова, – начнешь картины писать?

– Для начала я бы этим родством сам гордился. Ну, а во-вторых, старался бы хоть чем-то быть на него похожим. Художником, может, и не стал бы, но попытался бы обязательно чего-нибудь достичь. Не знаем мы своих корней, а жаль. Коль, знаешь, что я сейчас подумал? Почему-то считается, что геральдическое дерево – эта привилегия разных известных личностей. А по-моему, это просто дань уважения своим предкам. Я обязательно такое нарисую. Укажу там всех, кого знаю, себя, своих детей. И если мои потомки будут к нему бережно относиться и дополнять… Представляешь, в каком-нибудь пятом или десятом поколении мой любознательный потомок сможет про меня прочитать! Что жил на свете его предок Иван Кузнецов, вырастил двух дочерей, построил дом и посадил два дерева около этого дома .

– Ладно, садовод, давай-ка, наверно, укладываться. Завтра зайца погоняем, а если повезет, то и на рыжую выйдем. Кстати, лису не зря плутовкой называют. Однажды мы с родственником попались на ее уловку. Давно он со мной на охоту напрашивался, ну и взял я его. Место там хорошее было. Поставил я его в засаду, а сам пошел на загон. Сидит он, ждет лису, и тут прямо на него выскакивает заяц. Шурин стреляет, конечно, по зайцу, ну а лисе того было и надо, она шла сзади. Сразу вбок и скачками ушла. Он, когда понял свою ошибку, пальнул ей вслед. Да что толку. Я издалека видел, как все произошло. Иду злой как собака, думаю: сейчас я этого зайца ему на шею намотаю. Он, видно, смекнул о моем нехитром намерении. Подхожу к нему, он от меня отбежал метров на пятьдесят и кричит: «Подойду, если драться не будешь!»

Пришлось пообещать, родственник все-таки.

– Выходит, лиса этого зайца как наживу пустила вперед?

– Выходит, так. Ладно, давай-ка отдыхать, поздно уже.

Николай стал подбрасывать ветки в печь. Иван, накинув шапку, вышел наружу. В нос ударил свежий, морозный воздух, даже холодный, он был наполнен хвойным ароматом. На небе тускло светились звезды, от полной луны небо было темно-матовое. На его фоне четко вырисовывались очертания близких елей.

«А все-таки здорово, – подумал он, – что хоть иногда, но удается вырваться сюда. До чего тихо вокруг! Летом таких ночей не бывает».