Друзей моих прекрасные черты...

В первую субботу февраля почти весь наш выпуск собрался на вечер встречи. Повод был серьезный: в этом году мы празднуем серебряный юбилей. И хотя живем совсем не за тридевять земель друг от друга, таким вот составом собираемся нечасто.

Отзвучали приветственные речи, погас свет, и с белого экрана глянуло на  нас полузабытое детство. Мелькали черно-белые и цветные фотографии юбилейных выпусков, старшему из которых минуло уже пятьдесят лет. Тут и там слышались удивленно-радостные восклицания, смех. Здоровенный детина во втором ряду, когда-то сводивший с ума большую часть педколлектива своей развязностью, толкал локтем соседа: «Ты помнишь, помнишь, как мы тогда…»

Но вот на экране появились фотографии старых учителей в черных рамках. Стало почти тихо. Печальной мелодии вторил шепот: «Екатерина Даниловна!», «Наталья Валерьяновна!», «Георгий Иосифович!», «Светлана Николаевна!», «Баба Зоя!». И каждая фотография вызывала в памяти эпизод, связанный с теми, кто в свое время вкладывал в кого-то из нас душу.

***
 Наталью Валерьяновну мы боготворили. Ее кабинет был самым уютным в школе, самым зеленым и интересным. На уроках истории даже последние двоечники сидели, раскрыв рты, и боялись пропустить хоть словечко. Она пробудила во многих из нас неистребимую тягу к изучению прошлого, гордость за деяния славных предков. Она заставляла нас расспрашивать о былом своих дедов, ветеранов Великой Отечественной, и тех, кому приходилось ковать Победу в тылу. Не знать своих родственников, побывавших, а тем более погибших на полях сражений, было стыдно.

 Классе в пятом я, впервые задумавшись о выборе профессии, всерьез вознамерилась стать археологом. Книги о первобытных людях, мифы Древней Греции и рассказы о великих битвах читала, что называется, запоем.  С благоговением принимая из рук Натальи Валерьяновны, которая еще и заведовала школьной библиотекой, очередное сокровище, я грезила о том, что когда-нибудь отрою в оренбургских степях нечто, равное по величию погребенной под пеплом Помпеи.

Но всего через год душа моя начала испытывать «мильон терзаний». Причиной тому были не менее интересные  уроки географии и неподражаемый Георгий Иосифович. Он с увлечением рассказывал о полезных ископаемых, течениях и розе ветров, а потом начинал гонять нас по карте. Летом в поисках минералов я обшаривала все окрестные овраги. Дом постепенно заполнялся кусками железной руды, кварца, полевого шпата и ракушечника. Мама полушутя ругала Георгия Иосифовича за то, что он «свернул мне мозги».

В девятом классе, когда в школе впервые ввели промежуточную аттестацию, я сдала географию на «пять». А еще через несколько лет поразила вузовского географа, не ожидавшего ничего интересного от заочницы из деревни. Особенно его умилила моя пламенная речь о месторождении, которое располагалось в нескольких километрах от нашего села. Как засиял пенсионер Георгий Иосифович, когда я передала ему комплимент коллеги!

Баба Зоя числилась простой техничкой, но в наших глазах находилась почти на одной ступени с директором школы. Директора у нас одно время сменялись довольно часто, а баба Зоя незыблемо стояла на боевом посту, зорким оком замечая малейший беспорядок. Суровую старуху побаивались даже оторвяги-старшеклассники.  Она воспитала несколько поколений техничек, последняя из которых и сейчас поддерживает идеальный порядок в школьных кабинетах и коридорах.

***
Воспоминания вспыхивают в наших сердцах, а музыка слегка ускоряет темп, тревожные нотки становятся в ней все явственнее. На экране мелькают черно-белые фотографии школьников – одноклассников моих родителей. Их гораздо больше, чем учителей, но и они никогда больше не придут на наши теплые вечера встреч.  Многие из пришедших узнают друзей детства, родных. А музыка все тревожнее, все злее. И вот замелькали цветные фото, а на них – те, кому могло бы сейчас исполниться 44, 38, 26…

Андрей – коренастый красавчик, тайная любовь половины моих одноклассниц. Он окончил школу на два года раньше нас. Отработал год учителем физкультуры, стойко перенося наше панибратство, и  отправился служить. Через два года явился перед матерью во всем дембельском великолепии. А через месяц погиб в пьяной драке на танцах. Шок, который мы тогда испытали, конечно, не идет ни в какое сравнение с горем тети Таи, лишившейся единственного сына.

Таня – одноклассница Андрея, высокая светлая девочка с застенчивой улыбкой. Она принимала участие во всех школьных мероприятиях, а став сельским библиотекарем, часто наведывалась в школу, пытаясь приобщить «племя младое» к богатству своих владений. Год назад, на такую же встречу выпускников ее младшая сестра, работавшая в школе, пришла с распухшим от слез лицом: «У Танюшки рак!». Болезнь развивалась стремительно, операция не помогла.

Данил – невысокий мальчик, смущенно поглядывающий исподлобья. В школе он ничем особым не выделялся. Вырос, отслужил в армии, работал, дурака по молодости валял. Потом вдруг резко остепенился, завел во дворе целый автопарк  и начал зарабатывать деньги на содержание жены и своих мальчишек. К нему можно было прийти за помощью в любое время дня и ночи. Привезти из города цемент или шифер, отвезти тещу к ночному поезду, вывезти в скупку старый «Запорожец» или выехать со стонущей роженицей навстречу «Скорой»  - Данила не нужно было уговаривать. Его уважали и пожилые, и молодежь. На похороны съезжался народ со всей округи.

***
Сердце начинает стучать сильнее. Туманная пелена слез застилает знакомые со школьной скамьи лица уже наших одноклассников.

Сашка – единственный мальчишка в классе. В раннем детстве он тонул, с тех пор стал заикаться, особенно когда волновался. В восьмом классе, готовясь к смотру строя и песни, мы поставили его командиром. Боевых голосистых девчат у нас было хоть отбавляй, но нам показалось неудобным затирать единственного парня в общий строй. Представьте, каких неимоверных усилий стоило Сашке наше выступление. Мы старались ему помочь – четко выполняли повороты, чеканили шаг и громко орали: «Не плачь, девчонка…».

 Строгое жюри присудило нам третье место! Впервые за всю историю нашего класса! А смущенного,  раскрасневшегося от волнения Сашку ждал сюрприз. В присутствии всей школы наша староста Ирина поздравила его от лица коллектива с днем Советской Армии и вручила шикарную статуэтку, купленную вскладчину. Бедняга Саня, недавно четко отдававший команды, смог сказать «Спасибо» только с четвертой попытки и смутился еще сильнее. Зато все мальчишки школы провожали его восхищенно-завистливыми взглядами.

Дней через десять по дороге домой я зашла в магазин и стала невольной свидетельницей разговора продавщицы тети Лены и Сашкиной матери.
- Духи, Лен, есть какие-нибудь, недорогие?
Тетя Лена выложила перед покупательницей несколько флаконов. Та придирчиво перенюхала все и попросила:
- Вот этих мне девять штук дай.
- Сколько?! – оторопевшая Елена Павловна уронила забракованные флакончики обратно на прилавок. – Ты их что, пить будешь?
- Скажешь тоже! Понимаешь, Сашке девчонки на 23 февраля такой подарок дорогой сделали, ну, он и пристал ко мне – надо же в ответ чего-то дарить. Хоть и маленький подарочек, а приятно ж будет.

Я шмыгнула за дверь, незамеченная женщинами. В последний перед 8 Марта день на партах нас ожидали поздравительные открытки, старательно подписанные почти не корявым почерком и малюсенькие флакончики с нежным ароматом. Для большинства из нас это были первые духи.

Сашка, Сашка… Он и после школы все мечтал собрать нас всех. Не успел. Теперь, встречаясь даже неполным составом, мы обязательно говорим ему спасибо и просим прощения. Может, он нас слышит?

***
На следующей фотографии та самая Ирина, которая поздравляла Сашку, и Люда. Самые самостоятельные девчата, они ушли после восьмого класса.

Людмила и Томча, живущая сейчас в Сибири, пришли на мой день рождения, опоздав на неделю. Они просто не смогли вовремя вырваться из Медногорска. В последний день зимы задул такой буран, что движение автобусов было остановлено. Девчонки, модно одетые и накрашенные, звонко смеясь, рассказывали о том, как они прогуливают занятия в своем технаре. Я слушала их болтовню, вдыхая аромат подаренной дзинтарской «Мистики» и украдкой бросала взгляд на ухоженные пальчики Людмилы, которые небрежно перебирали «недельку» - набор из семи тоненьких колечек.  Видимо, конспиратор из меня был никудышний, потому что, когда я вышла из комнаты за чаем, девчата о чем-то оживленно зашептались. Через пару минут они встретили меня с лукавыми взглядами:
- Закрой глаза!
Кто-то взял меня за руку, послышался тоненький звон. Я ахнула, распахнула очи и зажмурилась снова. На пальце красовалась Людмилкина «неделька»! Сердце сладко стукнуло, но голос совести заговорил моими устами:
- Зачем? Это же твое! Вы мне уже подарили подарок!
- Бери, бери. Мне не жалко, - искренняя улыбка подтвердила слова подруги.
- Спасибо…

Мне грешно жаловаться на судьбу. Не знаю, за какие милости, но периодически она выделяет мою скромную персону из общего ряда. Почему же к Людмиле, умненькой, симпатичной, доброй девочке, она оказалась столь сурова? Кто из нас в юности не совершал ошибок? Люда за свои платила дорогой ценой. Незавершенное образование, неустроенность личной жизни, бесплодие – за этими казенными штампами прячется трагическая судьба. Услышав от врачей еще один страшный приговор, Люда стала топить  свой страх в вине. Но умерла она не от рака, а от стремительно развившейся пневмонии.

 Ирина, закончив нефтяной техникум, уехала в Ухту. Пятнадцать лет на нефтеперерабатывающем предприятии не прошли даром. Пошатнувшееся здоровье не удалось восстановить даже в Германии, куда она переехала с мужем несколько лет назад. В июне прошлого года на моем пороге возник дядя Вася, Иринкин отец, и трясущимися губами произнес страшные слова:
- Сегодня девять дней со дня смерти Ирочки. Мы недавно узнали. Приходи на обед. И Марину позови.
Мы с Маришкой шли, как в тумане. Два года назад родители Ирины уже похоронили младшую дочь – хохотушку Инну. На руках стариков-родителей осталась ее дочь-инвалид.
 
***
Мелькают фотографии, музыка разрывает душу. Брат моей лучшей подруги, неугомонный выдумщик и мастер розыгрышей.  Четверо одноклассников младшей сестры. Совсем юная племянница коллеги, покончившая с собой за три дня до начала учебы на третьем курсе института…

Зал всматривается в их черты, стоя и не сдерживая слез. Да, многие из них погибли из-за собственной безответственности и даже глупости. Многих сгубил проклятый «зеленый змий». Но тем, кто любил их, от этого не легче.

Может быть, я не права, но мне кажется, что мы должны тем, чьи голоса звучат лишь на старых пленках. Должны их помнить, беречь эту память, ворошить ее в своем сердце. Ради их близких, которым важно, что кто-то помнит их любимых юными и красивыми. Ради того, чтобы и нас когда-нибудь кто-нибудь вспомнил.