27. Сон, оборвавшийся рукой

Так как здесь лишь серьезные люди, то не будем все время перечить.

ГЛАВА 1. Вочеловечивание.

Рассекло временем пополам человека с кириллицей, чтобы проговорился я уютным рассказом, в котором можно было укрыться от дождя.
Неблагоустроенным вчера произошла нелепая акустическая ошибка и судьба едва ли преподнесла нам колбаску, если бы лингвистика, прослушав звуковое послание, не просигналила отбой. Тогда было бы где развешивать, рожать, сооружать, соперничать, а так советь равносильно, чтобы лечь и перевернуться.
- Это бескрыло!
- И отдаленно!
Внять бы голосу разума, но акустическая ошибка закралась в сознании.
Тут завизжали шины двенадцатым колесом, что означало, что вечер треснул ночью.
Ворочаясь в постели, я все думал о вчерашнем, уже потустороннем дне и по утру пригласил Отгадчика для разъяснения всего отскрипевшего. Не найдя их признаков, Отгадчик мощно свалил меня сорокодневной голодовкой, после чего я уже циркулирую, как обычный человек, снимаю при встрече с ним шляпу и посмеиваюсь над своей тогдашней сыростью...

Нюхов проснулся от ярко нарисованного плаката. Немногочисленные осколки сна, торчавшие все еще из горла, в затылке, за ухом, Нюхов, поднявшись, смывал над рукомойником. Одеваясь, он успел заметить, что на носках лежали микрофоны. В эту эклиптику зазвонил телефон и пригласил его с визитом.

ГЛАВА 2. Утешение.

Игнорируя тараканник черных дыр, дама-собачка ловко шла к себе во дверь, то и дело нарываясь на низходящие, но  сверху струи воздуха ночного.
Появления ее все давно уж ждать боялись и когда дверь распахнулась,  наполняя  помещенье  ночью,  лунным  страхом перед смертью, стрекотаньем кузнецов, люди, приободрившись, отправились по своим рабочим местам.
По старой проторенной привычке дама-собачка принялась третировать любую козявку, какая только попадалась ей на глаза и под каблук, и окружающие замерцали, волнуясь, потея, надеясь на нож, воткнутый во время.
Кузнецы и кузнечики, одна из многочисленных этнических групп, покидали дом с глубоким колодцем чувств. Оставшиеся люди молчали, стоя на ковре, панически страшась большого скопления людей.
А позднее ночь взорвалась днем и всем казалось, что с этим грохотом начнется новая незаляпанная жизнь...

Проснувшись, сонная структура Бедрова Екатерина Афанасьевна сразу повеселела. Распускался бутон солнца и луна, попрощавшись, бледнела. В этот круг небесной сферы ее как-то повлекло в сторону и она перестала ориентироваться в часах и минутах.

ГЛАВА 3. Безымянный палец.

Малоизвестно кому, что Сергей Леонидович Сугробов непредсказуемо проснулся среди ночи с чувством выполненного долгового обязательства.
В кой раз заснув и увидев там закипающий чайник, Сугробов открыл глаза и пробуждение порадовало своей настойчивостью.
Свой штрих в записной блокнот отрочества Сугробова внесла и книга, коя была высунута из шкафа и читаема до самого дна.
Так Сугробов зарезал один свой день, не замазав общепринятых норм поведения.
Но выйдя в садик, незыблемый фрагмент Антон Сараевич Карнизов лег у дерева и хорошенько поспал, увидев сюжет, предназначенный для Сугробова.
Внутриутробно, что после случившегося ответственность лежала на Карнизове, как он в садике и поэтому он пробдел неделю, уравновешивая мировое соотношение сил и набирая тем самым дополнительные очки...

Сугробов, похожий по утрам на снег, легко проснувшись, лежал трупом еще какое-то время в постели. С выражением паука на  лице  он  все  же  поднялся  и  пока  собирался,  заплывшее ото сна лицо неба стало покрываться синяками туч и опухолями свежего ветра. К таким зигзагам Сугробов был свежевыбрит. Он застегнул последнюю пуговицу и табло загорелось зеленым. Пора.

ГЛАВА 4. Палец безымянный.

Закопавшись в чтение книги, Пельцер и не заметил, что сквозь его бутафорское окно стекались люди.
Нюхов, упав ангелом на пол, на мгновенье замер, опасаясь стать причиной беспокойства. Сугробов приземлился на обе ноги небрежно, оглянулся, поправил занавеску. Вслед за ним влез Карнизов, неловко ступая, ежеминутно уверяя себя в обратном. Появилась Бедрова и в комнате стало светлее.
Бедрова: Ну вот, все в сборе. Я замыкала шествие, я знаю. (Закрывает глаза)
Сугробов (показывает на читающего Пельцера, Карнизову): Смотри, кто-то спит.
Карнизов: Ну и что? Кто много спит, тот видит много снов.
Нюхов (вытаскивает нож, Бедровой): Вас можно на минутку?
Бедрова: Не беспокойте меня. Я грежу.
Нюхов: Хорошо, я подожду.
Бедрова (открывает глаза, Нюхову): А вы верите в судьбу, в счастливое стеченье обстоятельств?
Нюхов: Я верю в испытания, которые выпадают человеку. Преодолев их, человек становится богом.
Бедрова: Тогда он будет все знать. Например, в чем смысл жизни.
Нюхов: Свой мне известен.
Бедрова: Да? Как интересно! И какой же?
Нюхов: Мой смысл - чудить.
Бедрова: А общечеловеческий?
Нюхов (медлит с ответом, серьезно): Надо подумать. (Уходит) Я не надолго.
Сугробов (видя уходящего Нюхова): Куда это он?
Карнизов: Об этом не беспокойся. (Вынимает апельсин) Интересно, сколько здесь долек?
Бедрова: Давайте рассказывать сны. (Карнизову) Начинай.
Карнизов: Не знаю, может быть и зря, ошибочно, напрасно, во сне я думал, что ее зовут Екатерина. Хоботов, так мне его представили, когда я спал, страстно любил Катерину и давно бы составил предложение, если бы не она, пренебрегающая паром его дыхания, улетающим с утками.
- Странный ты парень, - сказала Катерина как-то Хоботову в ухо в румяное зимнее утро.
- Спасибо, - проговорил Хоботов и тяжесть усадьбы навалилась на сердце.
- Такие слова для него честь, - объяснял мне уездный пристав, пятясь назад.
Их роман был короче верхушки березы. По носам они подходили друг другу, но мольберта под рукой не оказалось и все усилия привели к калитке, поросшей акациями.
Бедрова: А мне приснилось, что я была дамой-собачкой. (Карнизову) Вы умеете трактовать сны? К чему это?
Карнизов: Это к большой радости.
Сугробов (откашливается): Снится мне, что будто сплю я. Меня будят и бесцеремонно ведут в комнату, где некто Н слишком громко кричал от недостатка отваги. Вскоре от его обаяния остается кусочек свинца, которым он покрывает свою входную дверь. Два санитара, явившиеся ночью, в замешательстве поскребли дверь и ушли.
Всё бы ничего, но Н, который сидел слишком долго, чтобы пересесть, уставший намеками излагать суть дела, замечает меня и манит к себе пальцем. Не в силах этому противиться, я ложусь на пол и ползу к нему змеей, оставляя за собой мокрую полоску.
- Это моя комната, - угрюмо произносит он, когда я оказываюсь возле него.
Совсем недолго мы смотрим друг на друга, потом Н обхватывает мое горло и принимается душить меня неистово, с той остервенелой яростью, будто это его последний шанс.
Чем сильней смыкались руки, тем я легче становился. Тут Н напрягся, весь задрожал, побледнел, кости его захрустели, пыл пропал. Неуверенным движением он придушил меня еще разок, понимая, что теперь не успеет, так как я уже начал просыпаться.
Карнизов (Сугробову): Кстати, я видел тебя во сне этой ночью.
Сугробов: И я тебя видел. Ты потом от дерева куда направился?
Карнизов: Я шел, лопаткой сглаживая неровности. Преодолев очередную кучку, я зашел в бумажный домик.
В правом крайне сыром углу возле батареи лежащий навзничь Сутулкин бормотал непонятные слова и получал от этого удовольствие. Курнякова, объемная особа, стоявшая подле и никогда ранее не встречавшая таких типов, как Сутулкин, пыталась уловить небольшие крупицы смысла. Однако смысл упрямо ускользал.
В тот момент, отличавшись от других людей большой увесистой головой, Курнякова усиленно понимала ситуацию, призывая на помощь потаенные резервы своего организма. Тут Сутулкин стал всхлипывать, кричать и с минуты на минуту, казалось, готов был встать и пойти. В воображении Курняковой промелькнул консервный нож. Но что-то, неясность какая-то иль отвлекающие образы в сетчатке глаза удерживали Сутулкина. Неожиданно его рука взметнулась, показывая влево. Я посмотрел туда и вздрогнул, увидев впервые, как движутся стрелки часов. Ужасное, незабываемое зрелище!
- А-а-а, - закричали они, тыча пальцем на меня, - клюнул, клюнул!
И стали бросать к моим ногам зерно...
Карнизов вытер вспотевший лоб.
Бедрова: А мне иногда снятся одни и те же сны. Зачем они повторяются?
Карнизов: Это для большей убедительности.
Сугробов (громко, чтобы привлечь внимание): Эту сцену я увидел из высокой травы, после отхода Карнизовым от дерева.
Хвостов, отдельные черты лица которого выдавали в нем любознателя, шел вдоль берега, как вдруг заметил, что в одной из ракушек спит человек. Это была девушка, не местная, совсем из другого сна, занимающаяся такими вещами раз в году. Хвостов берет ее на руки, но земля неожиданно укачивает его корабельной тошнотой и он роняет девушку прямо в воду. Терзаемый столь неловким поступком, Хвостов решает вернуть молодую особу на прежнее место и даже засучивает свой левый рукав и погружает руку в воду, но с большим опазданием, с разочарованием, с отрицательным результатом. Непроснувшаяся девушка, ошалев, уплывала по волнам. Хвостов же в свете слабоумной луны выглядел мужчиной, еще способным на многое. Дойдя до раздорожья, он вошел в бумажный домик, где поменял одну печаль на тридцать два обмана.
- Это пошло, - постригла Бедрова замечанием Сугробова.
- Сон такой, - настаивал Сугробов.
- Не имеет значения, - говорила Бедрова бескомпромиссно.
Сугробов (дрожащим голосом, Карнизову, кивая на Пельцера): Смотри, мужик умер.
Карнизов (сочувственно): Да, пришло время, побледнел человек и полностью расслабился.
Сугробов: Погиб в постели.
Пельцер (читая книгу): Да жив я.
Сугробов от неожиданности вздрагивает.
Карнизов: Жизнь человеку дается три раза и прожить их надо, не печалясь.
В комнату через окно проникал утренний свет.
Бедрова: А Нюхов так и не возвратился. Чего же он так?
Карнизов: Да, отчудил.
Сугробов: Инфантилизм всему причина. А давно пора бы повзрослеть, стать с щетиной, потом с бородкой. (Рассматривает старый башмак)
Карнизов (бесшумно подходя сзади): Сколько стоит? Покупаю.
Сугробов (отговаривает): Пустыня. Я вам не советую.
Карнизов: Решено, беру.
Сугробов: Пять минут - это слишком много, чтобы платить за эту вещь.
Карнизов: Мне б этюд. Можно?
Сугробов: Оглянитесь вокруг, мой пасмурный ценитель прекрасного. Нас окружает искусство с четырех сторон. Смело окиньте взором и выбирайте.
Карнизов смотрит по сторонам и останавливает свой взгляд на Бедровой. Бедрова внезапно срывается с места, торопливо идет. Карнизов, кивнув Сугробову, пытается догнать ее. Та ускоряет шаг. Слякоть ложится под ноги. Летят снеговые хлопья. Создается впечатление, что это не комната, а улица.
Карнизов: Девушка, не подскажете как... вас зовут.
Бедрова (опасливо): Меня? (Идет очень быстро)
Карнизов: Да. (Чуть подумав) Вас.
Бедрова: Аня Лиходеева. А вас? (Сворачивает в узкий переулок, где кроны деревьев гнутся)
Карнизов: Лихокрутозакрученский, но друзья называют Напосошок.
Бедрова: Так и думала. (Исчезает, заворачивая за угол)
Карнизов уходит вслед за ней.
Сугробов (Пельцеру, о Карнизове): Ну и люди! Сначала выбрал башмак, только потом девушку. Если бы не я...
Пельцер глядит тревожно на Сугробова.
Сугробов (устало): Сам я опустошен, как мой сегодняшний карман. (Показывает Пельцеру карман) Вот так.
Пельцер (нервозно): Окно.
Сугробов: Что с ним?
Пельцер (дрожащим голосом): Оно заперто.
Сугробов (посмотрев по сторонам): Для кого-то это ответ. (Хватает обеими руками бутафорское окно и выбегает)
Пельцер (как будто растерян): Эй! Ты куда?.. Хм, ушел, забрав моё окно, мой взгляд единственный, мой атлас мира.
Берёт отложенную книжку и начинает читать. Сразу же позади Пельцера появляется новое окно. В него кто-то стучит.
Пельцер: Кто там?
Голос из окна: Дочитывай поскорей книгу, я не могу полностью материализоваться…