Прощание славянки

  Мой дедушка – военврач по специальности, после войны переведён был служить в Белорусский военный округ. В семье в то время уже были две дочери, и дедушке выделили комнату в помещении бывшей бани, перестроенной в жилой дом. Мои жили в бывшем помывочном отделении. Отсыревшие за десятилетия стены щедро дарили жильцам живительную влагу. Относительно исправляла положение печка-буржуйка. Но то было зимой. А в тёплое время года маму с сестрой с утра выставляли на улицу на просушку. Но вечность имеет свои границы. В эпоху массового решения жилищных проблем за пределами военной части силами бойцов и под руководством знающего инженера был возведён четырёхэтажный дом для семей офицерского состава. На втором этаже была отведена двухкомнатная квартира и капитану Каминскому. Жизнь наладилась. Появился смысл в накопительстве. Теперь, немного ограничивая себя в еде и верхней одежде, в конце месяца семья могла приобрести плетёный стул на кухню или оконные занавески для спальни. Незаметно появилась третья дочь. Старшие удачно вышли замуж и въехали на жилплощадь своих супругов. Родился мой двоюродный брат. Через год подоспел и я. Дедушка ушёл в отставку и с удовольствием нянчился с внуками, дочери были не против - это было время, когда в моду входило иностранное слово «карьера». Годы, проведённые в дедушкином доме, размягчили мою душу, я рос трепетным и обидчивым ребёнком. За забором продолжала жить ежедневной жизнью часть внутренних войск. Утром солдаты в одних кальсонах и строем  выполняли физические упражнения. После обеда, вооружившись резиновыми дубинками и плексигласовыми щитами, играли в средневековье. А вечерами… Теперь я знаю, что ежедневно в шесть вечера тентованные грузовики защитных цветов развозили солдат по районам города для несения патрульной службы. Но в детстве, как я мог об этом догадаться? Для меня тогдашнего «солдат» и «война» были словами синонимами. И, если безоружных солдатиков куда-то везут, значит там бой, и танки, и многие погибнут. Военный оркестр, фальшивя изношенными трубами, играл марш «Прощание славянки». Я выходил на балкон и рыдал в голос. Я бескорыстно оплакивал бессмысленно загубленные солдатские души. Семь раз в неделю 18:00 был часом икс в моей семье. Если погода была хорошей, а я ничем не болел, дедушка отправлялся со мной в город. Обычно: в кино. Так я стал знатоком и ценителем кинематографа. Если пора была осенняя, и я сопливил, квартира закупоривалась наглухо, в спальне включался специально купленный магнитофон – и под агрессивные ритмы современной эстрады, я по очереди танцевал с бабушкой и младшей из моих тёток. Так в моей жизни упрочилась музыка.

  Потом я вырос. Дедушка и бабушка тихо умерли. Военную часть расформировали - теперь на её месте высятся корпуса какого-то сугубо гражданского министерства. За многие утекшие годы я уезжал и возвращался, в том числе и с войны. Я соглашался и отказывался, я бывал решителен и трусил, я любил и был горд взаимностью. Но каждый раз накануне очередного судьбоносного выбора, ровно в 18:00 я включаю в наушниках марш «Прощание славянки» и с надеждой оглядываюсь по сторонам: не стоит ли на балконе соседней пятиэтажки маленький мальчик и не оплакивает ли в голос мою непутёвую, но такую дорогую мне жизнь?