Приговоренный

     Как ни тяжело было покидать приятный мир дремы, в котором он пребывал, как ни тяжело было с возвращением сознания сознавать свое положение, - все же насущные требования организма требовали пробуждения, и человек, невольно покорился ему. Когда он открыл глаза, он увидел перед собой ровно расчерченные квадраты, а когда зрение вернулось совсем, понял, что лежит на жесткой койке и смотрит в потолок, обклеенный легкой потолочной плиткой.       Невольно, он пытался отодвинуть от себя ту мысль, с которой погрузился в непродолжительный и нервный сон, в котором она нашла отображение в виде ящерицы с тремя головами, которая охотилась на него посреди пустыни, и, куда бы он не кинул взгляд, спрятаться от нее было негде, - но процесс, запущенный подсознанием был неумолим и он не мог забыть ни на минуту, что его ожидает.
     Тело его лежало, ровно распластавшись и вытянувшись на металлической койке, как сосиска на барбекю, но с тою разницей, что он ощущал себя поминутно живым, и не мог свыкнуться с мыслью, что он, по сути, та же сосиска на барбекю, и не более чем мусор для остальных людей. Беспрестанно и невольно его взгляд касался этой ужасно прямой линии соприкосновения плиток на потолке и мысленно хотел уничтожить ее; но вопреки его воли, она продолжала существовать, и было дурно от мысли, что по сути, эта бесполезная для человечества линия просуществует еще черт знает сколько десятилетий, в то время как живой человек, который мог бы спасти еще много человеческих жизней, обречен на гибель. Как забравшееся в жилище человека дикое животное нападает на него, когда он, по своему неведению,  подойдет к нему, или как морская волна поглощает корабль полный людей, когда они, по легкомыслию и самоуверенности попадают в центр шторма, - так и теперь, озверевшее общество людей, которые считали что в этом мире важно и ценно только то, что они считают важным и ценным, набросилось теперь на этого невинного человека и захотело его уничтожить.
     Тотчас по пробуждении человеку захотелось встать и напиться холодной воды, как это делал он не единожды, пробравшись через заросли к каменистому берегу спускавшегося с гор ручья и, рукою загребнув чистой природной воды насладится ее приятным вкусом, - но сделать этого он не мог. Ручей продолжал существовать где-то в реальности, а также в его воображении, рисовавшем его таким, каким он видел его в первый раз, когда вместе с отцом взобрался на вершину холма, откуда открывался вид на окрестности и на деревню вдалеке.  Эта красота природы, - красота располагающая к миру и чистоте, -  была близка ему так же, как была чужда тем властителям мира, которые по усмотрению своему, и во благо той части человечества, которое, как им казалось, они любили, снесли и сравняли с землей и тот холм и деревья на нем, и пресекли поток ручья, загрязнив и иссушив его, и построили на его месте завод, ежедневно и ежечасно выпускающий в воздух клубы ядовитого дыма и пара, и выбрасывающего свой радиоактивный мусор, прямо в болото, которое осталось от ручья.
     Человек подумал, что было бы лучше, если бы он уехал тогда отсюда, из этой страны, когда была возможность и деньги; но тотчас же вспомнил данное когда-то слово, никогда не покидать свое отечество. Но, как это бывает со всеми людьми, ему так страстно захотелось еще раз почувствовать эту столь знакомую ему свободную жизнь, что он пожалел о том что не уехал. И тот чес же ему пришла в голову мысль, что данное когда-то слово ничего не значит, потому что, вот сейчас же, через минуту, он умрет, и уже не важно, данное когда-то слово, или клятва, - а существенна только смерть и то что она несет с собою.
     Человек не мог встать, он не мог даже пошевелится, так как был прикован к кушетке руками и ногами, и возможны были лишь самые незначительные движения, которые не давали расслабления мышцам, уставшим от нахождения в одном положении в течение многих часов. Скованной была также его шея, на которой поместили точно ошейник большое кольцо, которое было спаяно с кушеткой, так что он и вовсе не мог пошевелить  головой. Но человек уже не ожидал прихода палачей, как это было несколько часов назад, а закрыв глаза, представлял себе, как весеннее солнце, наутро поднявшись из-за горизонта, просвечивало сквозь проемы между деревьями и освещало еще не прогревшуюся после зимы землю; как грачи, воробьи и галки, весело готовили себе гнезда, как шелестела, освободившаяся от плена снега слабая еще трава, как «веселы были и растения, и птицы, и насекомые, и дети», - и все то, что было так прекрасно и мило его душе, и то, он уже никогда не увидит.