Тени прошлого книга вторая, 4

Англия. Замок Эшкомб.
Ноябрь 1917 года

     Сэр Рэкстон недомогал. Он сидел у камина, протянув длинные ноги к огню, кутаясь в толстый шотландский плед. В последнее время его начали тяготить обязанности, возложенные на него Апостолами, но он даже себе боялся признаться в этом, надеясь, что хандра, вызванная простудой, пройдет как только он вновь почувствует себя бодрым и здоровым.

     Рэкстон любил свою страну, как наверно, всякий офицер-патриот, посвятивший жизнь служению Отчизне. Вместе с тем, он прекрасно понимал, что более беспринципной политики в отношениях с другими странами, как входящими в состав Великобритании, так и свободными, не ведет ни одно государство в мире. И на этом фоне российское самодержавие, так недавно погубленное не без его деятельного участия, выглядело значительно привлекательнее. И не в административном смысле рабского подчинения, а в смысле высшего духовного авторитета. Многие века народное сознание рассматривало русского царя как связующее звено между Богом и Отечеством. Лозунг "За Бога, Царя и Отечество" выражал ядро русской национальной идеи.
 
     Сэр Рэкстон никогда не решился бы сказать, что такое понимание царя было присуще только русским. Аналогичное отношение к монарху он видел и в Великобритании. Для англичан король или королева - символ незыблемости национальных устоев, порядка и стабильности. Но вот сегодняшнего среднего англичанина монархистом вряд ли назовешь, можно только отметить, что он с большой симпатией относится к своему королю - хранителю общенациональных традиций и обычаев. Что уж говорить о населении около пятидесяти колониальных владений Британской Короны, жители которых вряд ли имели достаточно веские поводы уважать британскую монархию!? Королевство простиралось на территориях около тридцати двух миллионов квадратных километров, что составляет около 22% земной суши. А численность населения империи примерно 480 миллионов человек - четвёртая часть человечества. Этим объясняется роль английского языка как наиболее распространённого в мире. Но вот говорить о  любви четвертой части человечества к метрополии не приходится, поскольку его страна постоянно, на протяжении веков вела и ведет захватнические войны, расширяя и без того обширные владения. Сэр Рэкстон поражался порой, как могла его страна, его Англия, занимающая крохотный клочок суши в безбрежном океане, стать настолько могущественной империей, поработившей полмира…

     Рэкстон зябко поежился и протянул к огню узкие ладони, слегка потирая их одна о другую. Он улыбнулся своим думам: лично он немало сделал для того, чтобы возник противоестественный союз Англии с Россией перед войной. Ему пришлось изрядно потрудиться, чтобы этот союз состоялся… Россия ведь всегда была невыгодна Великобритании. Если с Германией у России практически не было проблем, за исключением Сербии и частично Австро-Венгрии, то с англичанами  проблемы были везде: в Турции, на проливах; в Персии; в Афганистане; на Тибете и в Китае; на Тихом Океане... Доверчивый союзник принял за чистую монету все обещания Англии о переделе мира после победы стран Антанты в Мировой войне. По секретному соглашению России с союзниками 1915 года в случае победоносного окончания войны Константинополь и проливы должны были отойти к России. Как же наивен был Николай Романов, доверившись обещаниям союзников! Не для того в России зрели заговоры и готовились революционные потрясения, чтобы делить с нею земли и проливы! Не для того текли в империю доллары и фунты стерлингов, чтобы сорвать планы революции и свержения самодержавия! Победа над Германией состоится – теперь в этом уже нет никакого сомнения, но Россия будет выброшена из мирного договора, словно паршивый котенок, ибо послереволюционную страну никто не признает в дипломатическом плане, а следовательно, Россия, кроме катастрофических потерь, ничего от разгрома Германии не поимеет!

     Он имел право гордиться собой, проделанной работой, но это же и тяготило его… В глубине души Рэкстон сожалел о предстоящей гибели России, но предотвратить ее он уже не мог. У него возникали горькие сожаления и по поводу братьев Свердловых, которых он сам же и продвигал в революцию, не зная, насколько кровожадны эти люди, особенно, Янкель. И остановить его не было никакой возможности…

    Рэкстон прекрасно понимал, что на начало февраля 1917 года в России был только один по-настоящему выдающийся государственный деятель, работавший на победу и процветание страны, - это император Николай II. Но император и просвещенная интеллигенция жили в разных мирах. Император - в духовном мире коренной России, его противники - в мире ее отрицания. И не его вина, а его беда в том, что именно в его царствование созрели плоды ядовитого дерева отрицания российской культуры, корни которого тянутся в глубину российской истории. Политические деятели новой формации больше думали не о России, а о своих личных и групповых интересах, которые они пытались выдавать за интересы России. Строго говоря, то, что сейчас происходило в России, - это была не революция, ибо основным содержанием событий, последовавших после октябрьского переворота, стала не борьба «за освобождение рабочего класса и трудового крестьянства» от оков самодержавия, а борьба людей, лишенных русского национального сознания против национальной России. В этой борьбе русский царь должен был погибнуть первым… И ведь сама подлая идея убийства царя родилась отнюдь не в народной среде, а в среде нигилистов, в среде интеллигенции, лишенной национального сознания. Но откуда пришло оно, - это патологическое презрение к культуре и истории России, к ее святыням и символам, отсутствие чувства духовного родства с ней и исторических корней?! Кто они – эти люди, пришедшие в революцию с непреодолимым желанием разрушить все «до основания»?

     Сэр Рэкстон тяжело вздохнул, ибо знал ответ на этот вопрос… Неудавшиеся мальчики-кустари: часовщики и ювелиры, цирюльники и фотографы, мелкие коммерсанты и аптекари, недоучившиеся гимназисты и студенты окунулись в политическую жизнь России с единственным желанием - перекроить ее на свой лад, разрушить, разгромить, уничтожить! Их возмущало все – множество христианских церквей и храмов, стоящих на улицах, которые "давили" их своим величием, помпезные дворцы вельмож, особняки купцов и зажиточных граждан… И кулачки их сжимались от ненависти ко всему окружающему! И так хотелось взять в руки револьвер или бомбу! А сколько таких мальчиков выплеснется на улицы в годы революции, признавая за собой только одно право - право палача!
 
     Совершенно естественно, что Царь - как выразитель национальной идеи был для таких людей врагом номер один!

     Ему вдруг вспомнились слова выдающегося российского просветителя Владимира Даля, вычитанные недавно в какой-то статье: "У нас... более чем где-нибудь, - писал Даль, - просвещение сделалось гонителем всего родного и народного... ревнители готового чужого, не считая нужным изучить сперва свое, насильственно переносили к нам все в том виде, в каком оно попадалось им на чужой почве, где оно было выстрадано и выработано, тогда как тут могло приняться только заплатами и лоском..."

     Сэр Рэкстон потянулся и взял с журнального столика книгу Горького «Мать», которой в последнее время часто пользовался, чтобы понять душу русского проллетария. Книга была заложена листовкой Лейбы Троцкого, переданной ему Пешковым. Ни один документ, прочитанный им ранее, не вызывал у него такого физического отвращения, как «революционное творение» Троцкого.
 
     Выдающийся деятель русской революции писал:

     «Мы должны превратить Россию в пустыню, населённую белыми неграми, которым мы дадим такую тиранию, какая не снилась никогда самым страшным деспотам Востока. Разница лишь в том, что тирания эта будет не справа, а слева, не белая, а красная. В буквальном смысле этого слова красная, ибо мы прольём такие потоки крови, перед которыми содрогнутся и побледнеют все человеческие потери капиталистических войн. Крупнейшие банкиры из-за океана будут работать в тесном контакте с нами. Если мы выиграем революцию, раздавим Россию, то на погребальных обломках ее укрепим власть и станем такой силой, перед которой весь мир опустится на колени. Мы покажем, что такое настоящая власть. Путем террора, кровавых бань мы доведем русскую интеллигенцию до полного отупения, до идиотизма, до животного состояния... А пока наши юноши в кожаных куртках — сыновья часовых дел мастеров из Одессы и Орши, Гомеля и Винницы, — умеют ненавидеть всё русское. О, как великолепно, как восхитительно умеют они ненавидеть! С каким наслаждением они физически уничтожают русскую интеллигенцию — офицеров, инженеров, учителей, священников, генералов, агрономов, академиков, писателей!»

     Сэр Рэкстон внимательно прочел текст и содрогнулся от отвращения. Он скомкал листовку  и отшвырнул прочь, намереваясь попасть в камин. Комок бумаги ударился о решетку и упал около березовых поленьев, уложенных на бронзовую подставку…  Он, гадливо скривив лицо,  вытер руки большим белоснежным платком…

     «Россия обречена» - подумал Рэкстон, прикрыв глаза тяжелыми веками. -«Обречена на страшные муки, на геноцид русского народа и немыслимые потери среди населения»…

Продолжение следует -