Первая работа. за запахом тайги

         

  В те годы выпускникам учебных заведений предоставлялась обязательная работа на три года – распределение. Меня ждал завод. Но мы узнали, что приехал представитель геофизического института.
  Это  были романтические годы. Костры, песни под гитару. Сейчас это уже всем известно из кино, книг.
  Вызвали меня. Долго я стояла у стены почти спиной к комиссии. Меня не берут. Росточком не вышла, хиленькая. В экспедициях такую заждались.
  Невероятно! Но меня взяли в институт. Познакомили меня с зав. лабораторией: Был в Антарктиде, весь Союз объездил. Команда лаборатории немногим старше меня.
  Ничего не знаю, ничего не умею. Включаю свою «природную злость» (по Высоцкому В.С.). НАДО знать, НАДО уметь. Все новое. Какие люди рядом! Сейчас их фамилии в справочниках, энциклопедиях, Нобелевский лауреат.
   Мне было все так далеко по разуму, но близко по душе.
   Работал у нас бывший политзаключенный (ст. 58). Всю молодость отсидел (с 18 до 26 лет) в лагере. Рассказывал мало, но жутко. К стыду своему, мои комсомольские мозги не принимали его.Человека давно реабилитировали, а он все время «висел на волоске». Как сокращение штатов, так он первый в списке. Команда предложила его в профком – выборная должность его защитит. И отдел кадров отстал, да и время шло, что- то менялось для него.
   В те годы, я стала читать не «много и все подряд», а еще и новую литературу. Некоторые книги я поняла через годы.
   Всегда любила и знала кино. Но сейчас я смотрела: где-то  на окраине в каком-то  клубе один сеанс Тарковского «Иваново детство». Мои бедные мозги скрипели, «шестеренки» медленно проворачивались. Но душа ликовала от такой интересной, взрослой и самоуважающей жизни.
   Однажды мне дали пачку папиросной бумаги.
   - Если хочешь, почитай, завтра принеси.
   Чуть со страха не померла: Солженицын (!) до сих пор не помню, что читала. Стыдно. Не доросла.
   Годы шли. Я «ушла» от заводского общежития, где жила наша семья. Мне давно опротивели разговоры его обитателей. Что Манька сказала о Саньке и все услышала Валька и ползавода знает. На какие такие деньги живут «анжинеры» (инженеры) дутые.
   - Во-во! Нинка пошла – пошла. Дома есть нечего, а юбку новую справила (сшила, купила – автор) и в театр отправилась.
   - Катьку опять новый кавалер ждет. Надо матери сказать, пусть дочку ко врачу сведет, а то в подоле принесет или еще чего… (И говорили матери, и мать от дочери справку требовала).
   - Танька в поход побежала. Знаем, что они там делают.
   - У Петровых сыновья бандитами станут, а дочка проституткой.
   Выходит Петрова. Все радостно:
   - Здравствуй. Как здоровье, как дети? Хорошо учатся? Вот счастливая мать. Только что о тебе говорили.
   Сейчас уже разговоры на скамейке не трогали, были где-то в стороне. С тех пор появилась привычка: быстрым шагом мимо соседок, дежурная улыбка:     «Здрасьте».
   На работу ходила как в другой мир. Я уже знала, то что им и не хотелось знать. Мне повезло. От них ушла, а куда пришла? «Никак не могла понять, почему они такие умные ко мне так тепло относятся» - сомневалась  в своем тогдашнем дневнике. Наверное, потому что умные. Работала много не считаясь со временем и силами.
   Весна. Это сборы в дорогу. Машины с оборудованием отправляются на платформах по железной дороге. Сопровождали наши мужчины. На такой платформе была написана песня Юрой Кукиным « А я еду за туманами и за запахом тайги».
   Едем в Шерегеш Таштагольского района Кемеровской области. Рядом Хакасия. Мощь тайги ошарашивает. Сопки. А над ними легкий запах черемши.
Наши мужчины под землей в железорудной шахте испытывают магнитометры. Изредка и мы спускались. В клети спускаются щахтеры, кто-то сгоряча выругался. Сразу его останавливают:
   - Тише! Там девочки Ленинградские едут.
   И тишина. А?
   Мы в комнате общежития оформляли документы.
Начало полевого сезона совпадало с моим днем рождения. Однажды утром моего дня поставили ведро тюльпанов. Я как будто сплю, глаза не открываю, боюсь заплакать от благодарности. Слово нежность я тогда не умела произносить. Не забыли, сходили утром в горы и нарвали цветы. Я получала первые уроки доброго отношения к другому человеку. Просто так.
   Но в сезоне наступает момент, когда даже самые хорошие люди начинают уставать друг от друга. Тогда по общему согласию разбегались в разные стороны. Женщин было трое. Одна с друзьями в тайгу посидеть до утра у костра, кто-то с оказией в районный центр Таштагол, а то и в кафе «Мустаг» посидеть. А там присядет за стол напротив навек обиженный расконвоированный с тоской в глазах.
   - Скоро на волю, а что там делать? Лучше сделаю чего-нибудь и останусь здесь (в тюрьме – автор).
   Или на окраину поселка на поваленное дерево сесть (одной нельзя) с кем-нибудь. Мимо по дороге идет отряд заключенных из жилой в рабочую зону. 8 солдат с собаками охраняют их. И совсем не страшно, потому что картинка нереальная, как на киноэкране.
   Работали много. Один раз к отчету начальника 26 часов подряд, работали без перерыва. Еды не было. Чтобы не спать крышечка коньяку, кусок хлеба с сыром. К концу работы тошнило. Много лет не только видеть – слышать не могла – бутерброд с сыром. Мужчины по очереди сидели в коридоре у двери – следили за тишиной.
   Конец сезона. Домой!
   Скорее собираться и домой, чтобы зимой затосковать, а весной снова собираться в дорогу к свободе.
За эти годы я вышла замуж, родила сына, развелась. Сын пошел в школу. С деньгами стало совсем трудно. Все силы бросила на борьбу с унынием… Сил не хватало.
   Поменяла свою однушку в Ленинграде на такую же в Заполярье.
   О моем отъезде никто не знал. До обеда отработала, отпросилась с работы. В отделе кадров показала билет на самолет, написала заявление об увольнении и через несколько часов сидела в самолете.
   Струсила. Испугалась: долгие проводы – долгие слезы.
   Опять дорога. Дорога на север длиной 20 лет.

                Коротко

   Пошли в тайгу на экскурсию и заблудились. Вышли на старообрядческую
деревню. Сидит старый – старый дед, под сто лет. Спрашиваем дорогу. Дед
подробно объяснил и спрашивает:
         - А, вы откуда?
         - Из Ленинграда.
         - ( Задумался) А, это где, в Москве?
         - За Москво-о-о-й.
         - Далеко. –  Дед не понял.