Не переступай за пределы этой зоны

Все пространство от макушек деревьев вверх на многие километры было заполнено облаками. Белые туманные реки текли в серых туманных берегах. Зверушка нырнула в одну, немного пролетела в белом потоке, вынырнула и сразу попала в другую, струящуюся в противоположном направлении. Рек было много. Зверушка ныряла из потока в поток, и реки несли ее, то на запад, то на юг, то еще куда-то. Зверушке было все равно.

Из высоких перистых облаков ветер построил Небесную Лестницу. Белые, полупрозрачные ступеньки вели из ниоткуда в никуда. Зверушка легко сбежала по ним, едва касаясь лапками тонких, длинных струй, составленных из миллионов невозможно прекрасных снежинок, и нырнула с разбега в белые подушки кучевых облаков.

Еще совсем недавно Зверушка день за днем приходила из Своего Далека, из своей ночи, в солнечный день Пушка. Приземлялась на берегу Прозрачной Реки и подолгу стояла там – ждала. Кот Пушок не приходил. Зверушка купалась в Реке, смотрела из-под воды на красный цветок Солнца и медленно всплывала, раскинув лапки. Раньше они плавали в Реке вместе с Пушком, вместе смотрели из зеленоватой глубины на Солнце и на свои отражения в зеркале воздуха, – зеркале, которого нет, – а потом сушили свои белые шкурки под горячими лучами на берегу. Они сидели на мягком песке и весело болтали обо всем на свете. Пушок, к примеру, рассказывал Зверушке о том, что, когда он был маленьким и пил только молоко, кошачьи ангелы читали ему сказки на ночь.
 
А Зверушка рассказывала Пушку о том, что в детстве у нее был друг, по имени Универсальное Существо, или Уникс. Он был разумным летательным аппаратом из металла фантастической прочности, по форме близкий к воздушному шарику. Зверушка забиралась в кабину своего друга, стенка перед ней становилась прозрачной, они поднимались в воздух и так вместе путешествовали. Они летали над материками и океанами Земли, ныряли в их синюю глубину и взмывали потом из бездны вод в синюю бездну воздуха. И болтали обо всем на свете. Через несколько лет Зверушка узнала, что Уникс работал операционной системой на компьютерах полумира, а в минуты отдыха прилетал к ней, – отвлечься от работы в офисе и посмотреть Землю, Луну и другие планеты.

Теперь Пушка не было. Он не звонил, не присылал с почтовыми воробьями Смешные Моментальные Сообщения, СМС, как он их называл, – он просто замолчал. Купание в прозрачных струях Реки не доставляло Зверушке удовольствия как прежде. Красный Цветок Солнца как-то поблек и выглядел сквозь толщу воды бурым пятном. Было противно сидеть в мокрой шкурке на песке, а солнце то и дело скрывалось за облаками. Зверушка тихо ходила по Лесу Пушка, часто встречала недавние следы его лап и клочки шерсти там, где он проходил сквозь заросли ежевики. Кот Пушок любил пироги с ежевикой. Он сам собирал ее и сам пек вкуснейшие пирожки, ватрушки и кексы. Варил ежевичные кисели и джемы, и угощал всех друзей и Мыша, который жил в подвале его дома много лет.

«Что ж, – думала Зверушка, – ему больше не интересно со мной. Пусть так». Она понуро брела по берегу, загребая лапками мягкий песок. «Ну, все – пора», – Зверушка вздохнула, еще раз оглянулась на Прозрачную Реку, Лес и виднеющийся вдали дом Кота Пушка (из трубы поднимался дымок, летний ветер доносил аромат ежевичного пирога) и шагнула в Свою Ночь, на другую сторону Земли, домой, навсегда.

Когда-то Зверушка подслушала разговор двух ученых птиц. Один ученый птиц говорил другой ученой птице на своем птичьем языке:

«Triste certitude
Le froid et l'absence
Cet odieux silence
Blanche solitude».

Зверушка не понимала их щебетанья, поэтому попросила перевести свою знакомую – желтую Вавилонскую Рыбку, которая знала все языки на свете. Вавилонская Рыбка важно посмотрела на Зверушку и сказала, поправив на носу очки: «Легче перевезти Англию, чем перевести «Алису». Этот твой стих – почти то же самое». И перевела как смогла:

«Печальная уверенность
Холод и отсутствие
Это мрачное молчание
Белое одиночество».

Сейчас в голове Зверушки звучали эти слова. И она носилась в туманных потоках, надеясь от них избавиться. Шкурка намокла, усы унизали прозрачные капли. Она догнала набирающий высоту борт, летящий куда-то на юг, и приземлилась на крыло. Ветер высоты превратил влагу ее шкурки в лед. Зверушка встряхнулась как собачонка, и маленькие острые льдинки с тонким звоном посыпались на обшивку и дальше – дождем – вниз. Вдоль крыла шла надпись: «Не переступай за пределы этой зоны» и чуть дальше – для английских зверушек: «Do not walk outside this area». Зверушка переступила за пределы зоны и оказалась на крайнем элероне. Она прилегла, свернулась клубочком.
 
Зверушка обладала простым свойством – сохранять свое тепло. Прозрачный, стремительный и равнодушный ко всему ветер, ветер, у которого не было памяти, унес с собой «Triste certitude», отобрал у Зверушки и растворил в себе «Le froid et l'absence» и превратил в изморозь «Cet odieux silence», разметав все как белый пух. Осталось «Blanche solitude». Борт маневрировал, элерон чуть опускался, чуть поднимался, и это покачивание быстро убаюкало Зверушку. Ей всегда хорошо спалось на краешках крыльев этих больших белых птиц. Ей приснился Кот Пушок в виде настоящего белого кота. Он неторопливо бежал по обшарпанной улочке Венеции и молчал. Только бубенчик позвякивал на ошейнике. На Зверушку он даже не взглянул.

Внизу горным хрусталем застыли десять километров скорбного бесчувствия.

© Иллюстрации: Марина Борисовна Нелюбина.


Рецензии