Канкан для полковника Кудасова

                «Халявы не бывает».
                Братья Питерские.

                «Веселые люди делают больше
                глупостей, чем грустные, но
                грустные делают большие
                глупости».
                Э. Х. Клейст.



                Пролог. От Холмса, с любовью…

     - ...Давай, давай потихонечку! Да поднимай же ее, о, донна Роза!.. – Хрипел Дукалис, с трудом удерживая за один угол громоздкий шкаф-купе с приборами.
     - Погоди, щас перехвачу... Уф, тяжелая зараза!.. – Оперуполномоченный уголовного розыска Вася Рогов пытался поудобнее взяться за другой угол ноши и был бы наверняка раздавлен, если б не своевременная поддержка Андрея Ларина, подставившего свое плечо под заваливающуюся на друга аппаратуру.
     - Слушай, а что мы дежурному скажем? – Поинтересовался Рогов у товарищей, когда шкаф был с грехом пополам извлечен из подвала на улицу. – Что это – машина времени, на которой мы только что сгоняли на уик-энд к Шерлоку Холмсу в Лондон?  Чтоб его!..
     - Какой, блин, Холмс, какой Лондон? – Вещдоков, что ли, не видел? – Сплюнул Дукалис. – Нет, ребята, без транспорта мы эту хреновину в контору не доволочем. Послушай, Андрюха, давай, хлебнем чего-нибудь, да тормознем какой-нибудь «мерс»...
     Но опять в разговор вмешался неверующий Вася, рассуждая, мол, зачем мучиться с аппаратурой, если она вряд ли еще раз заработает без специалиста.
     - Почему не заработает? – Удивился Толян. – Ну, хорошо, Ларин – доктор по специальности. А мы-то с тобой инженеры или кто? Разобрать сумели, значит и собрать сможем. Думаю, за пару часов с помощью лома и чьей-то любимой мамочки все это хозяйство запустим.
     - А мамочка тут при чем? – Захлопал ресницами молодой опер.
     - Исключительно для связки слов, – хохотнул Дукалис, – идите, ловите машину, а я тут поохраняю...
     Часа через полтора после этого разговора к «убойному» отделу подъехал огромный дорожный каток, на капоте которого аккуратно покоились очередные «вещественные доказательства» в виде напичканного приборами шкафа-купе и какой-то странной аппаратуры. Тут-то выяснилось, что экс-туалет, приспособленный для обитания оперативников , отнюдь не был рассчитан проектировщиками для хранения столь громоздкого имущества. Поэтому под безутешные стенания водителя катка, уверявшего, что ему еще надо что-то асфальтировать, все вновь приобретенное хозяйство было отвезено в РУВД. Там «вещественные доказательства» перетащили в подвал и сдали «под охрану и оборону» дежурному. На стенке новых «вещдоков» Ларин старательно вывел надпись: «От Холмса, с любовью»...

                Часть 1. Ихние благородия

                Глава 1. Рагу из зайца

     - ...Мурка! Ты мой Муреночек! Мурка! Ты мой котеночек!.. – Торжественно отбивая по столу такт ладонью, подхватил припев старинного шлягера оперуполномоченный Вася Рогов. – Мурка! Маруся Климова!..
Но допеть ему так и не удалось, потому, что в этот момент дверь кабинета была решительно открыта, и на пороге во всей красе парадного подполковничьего полицейского кителя предстал Николай Александрович Петренко, величаемый за глаза оперативниками «Мухомором».
     - Та-ак, – угрожающе протянул вошедший, потянув носом, – празднуем? А работать кто за вас будет?
     - Да мы... мы ничего, Николай Александрович, – на правах старшего по должности ответил за всех присутствующих Дукалис, одновременно стараясь незаметно затолкать ногой под стол пустую бутылку из-под водки, – у нас тут, так сказать, производственное совещание... План оперативных мероприятий отрабатываем.
      - Оперативных, говоришь? – Брови Мухомора медленно поползли вверх и он изумленно взглянул на старшего опера поверх очков в стиле «а ля Познер». – А, разрешите поинтересоваться, в каком притоне вы собираетесь петь про эту... как ее?.. – бандитскую Марусю?
      - Это не бандитская Маруся, товарищ подполковник, – решительно возразил Дукалис, – а героически погибшая на своем посту сотрудница уголовного розыска. Сегодня – первое мая – праздник весны и труда (естественно, героического!), вот и песни соответствующие моменту...
     - Какие такие «соответствующие»? – Попробовал возмутиться начальник райотдела. – Злых у;рок славите, товарищи?
     - Да что вы, Николай Александрович! Там же сказано: «Даже злые урки и те БОЯЛИСЬ Мурку». И правильно боялись – она же в конце концов «зашухерила» всю тамошнюю малину – ОПГ  полностью в клетку помогла забить. Из песни слова не выкинешь... Только жаль (Дукалис тяжело вздохнул), что засветилась Мария Климова... Ну, да времена иные были, опыта не доставало, старших товарищей с их богатым опытом (Дукалис опять вздохнул и вопросительно взглянул на начальника, словно ища поддержки)... Так я молодым и объясняю, как со спецконтингентом работать надо: не ходить в форме на встречу с агентурой, места для явок верные выбирать. Ну, кто же со связниками встречается в навороченных ресторанах, при этом вырядившись в кожаную тужурку, да с табельным оружием на поясе? А мы ошибки-то и анализируем. Вот...
     - Вот я и говорю, – не сдавался Мухомор, поморщившись, словно от зубной боли, – вот я и говорю, что агентурная работа требует особого артистизма, такта, ответственности. А вы орёте на весь райотдел. Не надо бы этого, а то, понимаешь, поймет кто неправильно...
     - А мы одновременно к смотру строя и песни готовимся. – Снова нашелся Дукалис. – Согласно последнему циркуляру номер... номер два ноля – сто пятьдесят! Вот Рогов речевку и репетирует (Вася усиленно закивал головой, стараясь не дышать свежим перегаром в сторону начальника райотдела). А вы что, за этот циркуляр не расписывались?..
     - Ну-у, ты тут не очень-то,.. – погрозил пальцем Мухомор, – руководящие документы я получше вашего знаю, – а вот почему исполняете не вполне жизнеутверждающе – не пойму. Держите лицо ровно! С огоньком к службе относиться надо. В общем, чтобы к установленному сроку все было, как положено. Смотрите мне... – И, еще раз назидательно погрозив подчиненным пальцем, начальник удалился с чувством исполненного долга.
     Некоторое время, пока шаги подполковника глухо затихали вдали коридора, в кабинете висела напряженная тишина. Первым ее нарушил Дукалис.
     - Блин, сколько раз предупреждать, что дверь запирать надо! А ты (старший опер угрюмо взглянул на ссутулившегося Васю)... Ты чего разорался, как постовой на бомжа?..
     Оправдаться Рогов не успел, так как дверь снова распахнулась, пропуская очередного визитера, начальника отдела уголовного розыска Соловца.
      - Ну? И какой такой циркуляр мы выполняем? – Безо всяких предисловий ехидно осведомился вошедший у Дукалиса. – Можешь не отвечать. Только я теперь по твоей милости назначен ответственным за вашу... мать... самодеятельность. Ты чего Мухомору про какие-то пионерские речевки наплел? Это попахивает фальсификацией.
     - Извини Георгич, – старший опер развел руками, – так получилось. Но это – не фальсификация, а, скорее, работа с плановыми показателями... Сидим, понимаешь, первое мая отмечаем, а тут Мухо... ну, подполковник Петренко, в общем...
      - В общем, – прервал говорившего Соловец, – с вашим творчеством потом разберемся, а ты (он поманил пальцем Дукалиса) подойди-ка на минуту.
Старший опер выскользнул в коридор следом за начальником ОУР.
     - Георгич, чего ты взъелся?
     - А ты чего? Совсем офонарел? Сколько лет в конторе служишь – все не можешь выучить первый закон кабинета – двери запирать надо: кто не пьет – тот закладывает... В общем, так, слушай сюда: сейчас берешь молодых (Соловец кивнул на дверь) и валишь с ними хоть к черту на рога, но чтобы я вас здесь сегодня не видел. А будет Мухомор спрашивать, где были – я с вами строевой подготовкой на улице Стачек занимался. Ясно?
      - Ясно, – радостно закивал Дукалис, – щас все исправим. – И быстро юркнул в кабинет. – Ребята, еще по одной, на ход ноги, и валим отсюда по-быстрому...
                * * *
     Собирая в старый полиэтиленовый пакет пустые бутылки, дабы не оставлять в помещении следов «репетиции», Рогов что-то ворчал о плохих временах, когда нормальному оперу и в праздник выпить негде, не то что сделать фото на память с друзьями. При этом он предусмотрительно выложил из стола на видное место новенький «полароид», невесть каким образом попавший сюда и не числившийся среди вещдоков. Обнаруженный фотоаппарат следовало обязательно опробовать, чем сегодня оперативник и собирался заняться. Только этому благому делу помешало неожиданное появление начальства...
      - Где угодно, но только не у нас, – возмущался Вася, – полицейские живут как люди. Толян, помнишь, ты рассказывал, как Холмс в тебе пианиста распознал?..
     - Какой еще Холмс? – Вступил в разговор Виктор Плахов, старательно запихивая во внутренний карман пальто непочатую бутылку «Пятизвездной». – Что, очередной авторитет? В законе?
      - Да нет, – немедленно отозвался Рогов, – мы тут недавно с ребятами на машине времени в Лондон летали, к великому сыщи...
Но закончить свое повествование он не успел, так как Дукалис грузно наступил на ногу товарищу: «Тебе плохо? – Может, на свежий воздух пойдешь»?
     - Да я что?.. Я ничего… – Залепетал Вася.
     - А раз ничего, то и закончили трепаться. Сваливаем отсюда поскорее, пока, действительно, нас маршировать не заставили, – подвел черту в разговоре Анатолий, застегивая на ходу куртку, и заторопился к выходу, – совсем забыл, у меня сегодня еще одна встреча намечается. А вы уж, пожалуйста, кабинет заприте и, чтобы через пять минут духа вашего здесь не было...
     Последняя фраза донеслась до оперативников уже из коридора.
     - Чего это он? – Недоуменно захлопал ресницами Виктор.
     Вася в ответ только пожал плечами, мол, сам не пойму.
     Вскоре пакет со стеклотарой был окончательно укомплектован. Затем он был торжественно отнесен Роговым в туалет, где и оставлен дожидаться уборщицу, для которой средства, вырученные от сдачи бутылок, могли оказаться неплохим дополнением к прочим подаркам по случаю международного праздника трудящихся.
     Освободившийся от тяжкой ноши оперативник поправил болтающийся на шее «полароид» и облегченно вздохнул.
     - Ну что, Вася, где допраздновать-то будем? – Осведомился Плахов. – У меня еще целая бутылка осталась.
     - Да хотя бы в «Праздрое», тут у улицы Стачек, на Комсомольской площади такая славная чешская пивница была, – живо отозвался Рогов, – помнишь, мы туда когда-то ходили?
     - Была, да сплыла, – сплюнул Плахов, – там после последнего кризиса только непонятный гадюшник остался. И вообще не на оперскую же зарплату «Вельвет» да «Крушовице»  пить.
«Все мы стоим у черты бедности, хотя и по разные ее стороны... Вот, если бы к кому-нибудь в гости. Как Дукалис»... – Виктор мечтательно вздохнул и вдруг вспомнил: «А что ты там говорил о своем кореше?.. Ты его, кажется, Холмсом назвал»?
      Вася на мгновение задумался, а потом махнул рукой.
      - Ай, будь, что будет! Только, чур, Толяну не трепаться... У нас тут такая история с ним и с Андрюхой Лариным приключилась! Кому рассказать – не поверят! Но в гости, правда, звали. И закусь там должна быть классная... В общем, идем, по дороге обрисую подробности. У тебя, кстати, как с английским, шпрехаешь?
      Плахов на всякий случай заверил, что с иностранными языками у него проблем нет, благодаря наследству, доставшемуся от образованной бабушки. Мол, главное, чтобы закуска оказалась качественной. После чего поспешил следом за Роговым к лестнице. Только Вася, вопреки ожиданиям друга, миновав на первом этаже РУВД дверь, ведущую к выходу, направился дальше вниз, к подвалу.
     Увлеченные предвкушением скорого праздника, друзья не заметили, что с верхней лестничной площадки из-под фуражки, поблескивавшей золотистым двуглавым орлом, им вслед зорко вглядывался смотрел начальник райотдела, задумчиво почесывая лысеющий затылок.
                * * *
     ...«Ты что, кореша своего, в подземелье на цепи держишь?» – Попытался пошутить Виктор, когда они спустились вниз. Но Рогов лишь отмахнулся, дескать, сейчас все сам увидишь. Затем, чиркнув спичкой, он осветил заваленное ломанными стульями помещение: «Ага, теперь осторожно налево!»
Васе удалось обнаружить на стене выключатель. Сырой, пахнущий гнилью и мышами подвал осветился тусклым электрическим светом, после чего оперативник уверенно направился к стоящему поодаль огромному контейнеру или, может, шкафу-купе, рядом с которым было свалено несколько непонятных ящиков и приборов.
- Та-ак, – сосредоточенно протянул Рогов, склоняясь над этим добром, – сейчас мы его быстро наладим. Только бы розетку найти, – и деловито начал двигать ящики.
Виктор не разделил трудовой энтузиазм коллеги, с сомнением наблюдая, как тот начинает подсоединять к шкафу какие-то провода.
- А током не ударит?
- Не боись, с мастером дело имеешь, – не задумываясь парировал Вася и тут же, спохватившись, отбросил от себя, словно змею, очередной черный шнур, – А?.. Что?.. Кто сказал?..
- Да нет, это я так, просто интересуюсь технологией приготовления закуски. – Ехидно заметил Плахов. – Кто-то, помнится, обещал ужин в приличной компании... А ты, часом, не живешь по принципу «Чтобы иметь рагу из зайца, нужно иметь, как минимум, кошку»? Так на всякий случай уверяю, что кроме крыс ты здесь ничего не обнаружишь.
Слегка обидевшийся Рогов заявил, дескать, некоторым товарищам полдела не показывают, а обещанное торжество уже не за горами. При этом он решительно протянул провод к подвальной лампочке, выдернул ее вместе с патроном и, попросив друга подсветить немного с помощью зажигалки, начал осторожно соединять оголенные концы проводов.
- Ну, вот и готово, – радостно констатировал оперативник, закончив свою работу. Сейчас мы так напразднуемся – закачаешься. – И распахнул дверцу шкафа, в котором на голубоватых стенах таинственно замигали какие-то лампочки. – Заходи. «Двери закрываются. Следующая станция – река Темза»!
- «Уехала навсегда. Твоя крыша» – Процитировал Виктор, переминаясь с ноги на ногу. – Так ты, может лучше помаршируешь немного, успокоишься, как Мухомор велел, а я, пожалуй, пойду, подышу свежим воздухом?
Только покинуть подвал Плахову не удалось, так как в этот момент со стороны входных дверей раздался твердый голос подполковника Петренко, требовавший, чтобы перед его глазами немедленно предстали нарушители служебной дисциплины, легкомысленно скрывающиеся в недрах райотдела в то время, как все порядочные сотрудники готовятся к выполнению циркуляра номер два ноля – сто пятьдесят.
- Немедленно покинуть помещение! – Кричал Мухомор, впрочем, не осмеливаясь шагнуть в подвальную темноту и переломать там ноги среди всякого хлама. – Немедленно покинуть!..
Растерявшиеся оперативники, затаившись около шкафа-контейнера, слышали, как начальник РУВД, безуспешно накричавшись, с грохотом роняя сломанные стулья, начал-таки продвигаться в темноту.
- Я пришел к тебе с приветом, рассказать, что солнце село, – негромко прокомментировал Виктор вторжение начальства, – и другие все планеты взяты по тому же делу...
- Кончай трепаться, Витек, пора валить! – Горячо зашептал Рогов, заскочив внутрь контейнера и пытаясь затащить туда же товарища. – Да не стой ты как истукан! Шагай вперед, иначе «неполное служебное» обеспечено.
Думая, что Вася надеется переждать визит бдительного Мухомора, спрятавшись в шкафу-купе, Плахов последовал его совету, осторожно прикрыв за собой дверцу. При этом он умудрнился довольно ощутимо ткнуться спиной о какие-то выступающие детали. Здоровенный шкаф недовольно защелкал, словно реле автомобиля при включении сигнала поворота, но через несколько секунд, показавшихся Виктору вечностью, затих.
- Ну, так что ты там говорил про «рагу из зайца»? – Торжественно прошептал Рогов.
Затем он по гагарински изрек «Поехали»! – И протянул руку к здоровенной красной кнопке, укрепленной на внутренней стене шкафа.
Последнее, что успел увидеть Плахов перед тем, как его ослепила яркая вспышка, предшествовавшая непонятному ощущению полета, надпись, красовавшуюся рядом с кнопкой: «Exit» – выход...
* * *
- ...Не сметь портить казенное имущество! Разпрещаю!.. – Возмущенный начальник райотдела, заметив отблеск света в дальнем углу подвала, решительно двинулся в нужном направлении.
- От подполковника Петренко еще никто не уходил, а тем более, зеленые «уклонисты»! – Проворчал Мухомор, распахивая дверь контейнера, за которой, по начальскому мнению, прятались нарушители дисциплины. – ...Никто не уходи-и-ил! – Повторил начальник райотдела, грохнув кулаком по большой красной кнопке, красовавшейся под надписью «Exit» и улетая затем куда-то вслед за яркой вспышкой света...

Глава 2. Ихние благородия

«Приехали!» – Радостно заулыбался Вася Рогов. Но его энтузиазм не нашел понимания. Плахов зловеще прошептал, что не фиг было шутить с электричеством, если жизнь не надоела.
- Я же предупреждал тебя об этом, – Виктор, которому все еще мерещились яркие цветные круги света, старательно моргал глазами, пытаясь восстановить зрение, – в гробу я видал такие праздники... И вообще – тише! Мухомор где-то рядом!
- Нет, теперь ему до нас ни в жизнь не добраться! – Вася распахнул дверь контейнера, внутренние стены которого теперь почему-то казались не голубого, а ярко-зеленого цвета. – Здравствуй, Лондон, здравствуй, Темза!
Плахов взглянул на друга, словно на тяжело больного, но тот уже заторопился к выходу: «Пойдем быстрее, я тебе все по дороге объясню».
- Уже третий раз это слышу и все без толку, – буркнул Плахов, удивленно озираясь по сторонам.
Вместо захламленного рувэдэшного подвала его глазам предстала мастерская, напоминавшая сапожную. Во всяком случае, в небольшом помещении на стеллаже красовались несколько пар обуви, посреди комнаты стоял стол, на котором валялись старый башмак, дратва и обрезки кожи. Виктор не успел удивиться увиденному, потому что Рогов распахнул одну из двух дощатых дверей мастерской, которая осветилась яркими лучами солнца и выскочил на свет Божий. Не желая оставлять товарища наедине с его явно прогрессирующей болезнью, Плахов спешно зашагал следом.
Это и, правда, оказался выход на улицу. Узенькая, мощеная булыжником и ограниченная с обеих сторон одно-, двухэтажными хибарками, преимущественно окрашенными в некогда белый цвет, она тянулась куда-то на подъем и метров через сто впереди скрывалась из глаз за пышными кустами акации. Виктор взглянул на дом, из которого только что вышел, заметил висящую на ржавой цепи деревянную табличку с облупившейся краской: «Г-нъ Сердюкъ. Сапоги и штиблеты. Ремонтъ» и заторопился за товарищем, быстро удалявшимся от дома.
«Постой! Ты куда несешься»? – Плахов пытался догнать Васю, но тот, не замедляя шага, только отмахивался: «Погоди, сейчас сориентируюсь».
Когда подъем по улице закончился, а акация осталась за спинами, Рогов обескуражено остановился, всматриваясь вдаль: «Не понимаю... Там же не было моря»...
- Где «там»? – Осведомился Виктор...
- Где, где? – В го-ро-де! В Лондоне... Да не смотри ты на меня, словно на придурка! Я же сказал, что все объясню. Так вот...
Но в этот момент друзья услышали громкий лихой свист, после чего из кривого проулка выскочили несколько вооруженных карабинами и шашками всадников, которых галопом помчали вниз по улице стремительные кони. Оперативники едва успели прижаться спинами к покосившемуся заборчику, чтобы не оказаться под копытами.
Потом вдалеке послышались несколько одиночных винтовочных выстрелов и еще через непродолжительное время сухой револьверный хлопок.
- Что за фигня такая? – Плахов уставился вслед удалявшейся коннице. – Кино, что ли, снимают про гражданскую войну? – Пойдем, посмотрим...
- Это не кино, Витя, – как-то жалобно выдавил Рогов, – это, кажется, настоящие беляки. И туда сейчас возвращаться нельзя.
- «Он шел на Одессу, а вышел к Херсону», – осуждающе продекламировал Плахов, – ты уже который по счету день подряд празднуешь?
- Который, который, – скорее по привычке возражать, нежели из-за несогласия с товарищем, пробормотал Вася, – приказали праздновать десять дней – так и празднуем. Прикажут сто – и сто выдюжим...
* * *
А меж тем, Рогов был абсолютно прав, поэтому возвращаться к дому сапожника, действительно, было поздно.
Направься оперативники в другую сторону улицы, они бы наверняка вышли к перекрестку практически одновременно со светловолосым босяком тинейджеровского возраста. Парнишка тоже чуть было не попал под копыта коней, во весь опор несущихся в сторону сапожной мастерской, но вовремя успел отскочить к стене. Он видел, как дюжие казаки вытащили на улицу избитого человека в матросской тельняшке, к которому подошел чернявый господин с тонкими усиками, одетый в светлый клетчатый костюм.
- Не надо. Он хороший. Он сам пойдет! – Дернув вверх подбородком ощерился чернявый и вдруг неожиданно ударил задержанного в живот. – Не правда ли, ТОВАРИЩ Сердюк?
С трудом разогнувшись после удара, сапожник смачно плюнул в физиономию говорившего, а потом, отчаянно оттолкнув конвоиров, бросился бежать, петляя вдоль улицы. Чернявый, выхватив наган, старательно прицелился и, наконец, выстрелил. Нелепо взмахнув руками, Сердюк рухнул на булыжную мостовую и затих. Стрелок удовлетворенно снова странно дернул подбородком. Босяк, на которого никто не обращал внимания, ненавидящими, полными слез глазами наблюдал за расправой...
Вскоре чернявый уже руководил обыском в доме сапожника и погрузкой в подогнанную телегу обнаруженных вещей. Среди трофеев оказались не только пара ящиков с динамитом, набор типографского шрифта, множительный станок, груда старых штиблет, но также громоздкий шкаф, напичканный странными приборами, как и остальные предметы подрывной деятельности очевидно предназначенный для подпольной революционной работы...
Еще полчаса спустя тяжело груженая телега в сопровождении нескольких солдат двинулась с места. Служивые, отойдя от на безопасное расстояние от начальства, увлеченно слушали историю, которую, тараща косящие глаза и растопырив пальцы, рассказывал худощавый военный: «...А там – мертвые с косами стоять. И тишина-а»...
- Брехня! – На всякий случай засомневался бывалый служака с обвислыми усами. – Брехня-я!..
* * *
Перед ними во всю ширь горизонта расстилалось море, убаюкивая шепотом прибоя. Распитая бутылка «Пятизвездной» несколько успокоила Васю и дала возможность его коллеге философски воспринять историю о машине времени.
- Я же предупреждал тебя, чтобы не трогал технику, – упрекнул коллегу Плахов.
- А я сейчас думаю, что все было бы нормально, если б некоторые не перемещались, словно стадо взбесившихся слонов и не переключали бы, что не следует.
- Кто у нас муж? – Волшебник. – Предупреждать надо. – Процитировал Виктор известное кино. – Я вообще-то более склонен думать, что ты, дружище, слегка перепраздновал, несмотря на ска;чки этих «ленфильмовских» казачков. Машины времени нет потому, что не может быть вообще. Но, во всяком случае, сначала следует разобраться, куда мы попали. Так что, ты как хочешь, а я отправляюсь назад в город.
- Да-да, подхватил Рогов, – интересно, как ты потом будешь доказывать, что не был пионером, а из октябрят тебя выгнали за оппортунизм к политике партии?
Но Плахов решительно поднялся и, подхватив на руку пальто, которое стало обузой у разогретого ярким весенним солнцем песка, решительно зашагал от моря.
- Погоди, я с тобой! – Заспешил следом Вася...
* * *
Когда друзья уже почти миновали проулок, откуда часа полтора назад вылетела шальная конница, их неожиданно окликнули: «Па-апрашу документы, господа ха-арошие»!
Дорогу оперативникам преградил усатый военный, погоны которого были украшены сержантскими лычками. Никаких сомнений в решительности намерений говорившего возникнуть не могло, так как он весьма выразительно покачивал своим карабином. Рогов обернулся и увидел, что путь к отступлению отрезан: сзади стояли еще двое служивых, один из которых, деловито передернув затвором трехлинейки, угрожающе предупредил: «Э-эй, не балуй! А то в раз пальну»!
Плахов сунул было под нос сержанту служебное удостоверение, но тот, издали заприметив маленькие малиновые корочки, начальственно прикрикнул: «Ты мне пачпорт давай и пропуск от коменданта»!
Возможно, будь оперативник понастойчивее и заставь он патрульного ознакомиться с текстом удостоверения, то все бы и обошлось. Но растерявшийся Рогов неожиданно вытащил из внутреннего кармана пиджака загранпаспорт, с которым он столь удачно некоторое время назад навестил гостеприимный Лос-Анжелес .
Это оказалось трагической ошибкой, так как паспорт был вложен в доставшуюся Васе по наследству обложку советского паспорта. На обложке алого цвета отблескивал позолотой герб СССР.
На миг оторопело уставясь на краснокожую серпасто-молоткастую паспортину с пятиконечной звездой, сержант вдруг заорал дурным голосом: «Красны-ые-е!» и, отскочив от Васи, словно от зачумленного на несколько шагов назад, направил карабин прямо ему в лицо: «Стоять, большевицкая сволочь! Руки вверх!.. Ужо, теперича господин Овечкин вам шомполами-то мозги вправит»! И, обращаясь к солдатам, поинтересовался: «Я верно говорю, братки»?
- Слухай, Михалыч, че я тебе за них щас скажу. – Живо отозвался один из конвоиров. – Мине лично ентот Овечкин нужон, как рыбке зонтик. То ж не в кафе-шантан с мамзелью идтить, а в контрразведку. А там ихние благородия начнут пытать, типа, почему ты, Сема, всего двоих споймал? Куда остальных «мстителей» отпустил? И че мы ответим, в натуре?.. Ты, лучше, гля, Михалыч, какие у большаков шмотки справные. Доведем до лимана, та и бычкам с кефалью на корм: нам хлопот меньше, а им – мучениев.
- Какие рыбы? Какие мучения? – Запротестовал Рогов. – Вы нас, господа, с кем-то спутали. Не знаю, кто там вам мстит, но это не мы. Мы только что сюда приехали из Питера.
- Это верно. – Неожиданно согласился старший патрульный. – Вот и господин капитан Овечкин то же говорил: дескать, бандюки эти, неуловимые, кажись, сюды только давеча прибыли. А про Петроград вы уж совсем загнули: туда ж больше двух тыщ верст, да через линию фронта! Потому, товаришши комиссары, не обессудьте. Вертайтесь-ка взад и шагом марш!.. А ну, пшли! – И для убедительности сержант ткнул дулом карабина в сторону задержанных.
«Ну, Вася, если жив останусь, я тебе вовек этого подарка не забуду. И пальто тоже – Я ж на него целый год копил»! – Возмутился Плахов. Но сержант уже приставил приклад карабина к плечу и начал прицеливаться: «Пшли! Кому сказал»?!
Только, видно, для нового владельца пальто время еще не пришло. В самый критический момент благолепие южного городка нарушил яростный вопль, пронесшийся вдоль наглухо закрытых ставень: «Стая-я-ять»!..
* * *
Вопли бывают разные. Одни – глубоко несчастные, как кричит поскользнувшийся по дороге из магазина гонец, глядя на осколки заветной бутылки; другие – возмущенные, принадлежащие задержанным взяткополучателям, умудрившимся выкинуть в окно пачку меченных купюр прежде, чем в кабинет ворвались оперативники; третьи – безысходные, исходящие от забулдыг, заблудившихся среди мусорных бачков. Бывают вопли деловитые, издаваемые бравыми чинами охраны правопорядка, при работе спецсредствами ДР-1, именуемыми в народе «демократизаторами» . Встречаются и страстные (без комментариев: допрос – штука тонкая). И так далее. Но ни с одним из перечисленных восклицаний невозможно сравнить голос возмущенного руководителя, тем паче, достигшего определенных командных высот.
Раскрывая рот на ширину ружейного приклада, любой мало-мальски нормальный полковник в состоянии запросто построить целый полк и повести его торжественным маршем на строительство собственной дачи, либо на прополку огорода. От московского генеральского крика седеют даже во Владивостоке, а ораторское искусство отдельных военачальников, продолжавших карьеру во главе целых регионов, служило неистощимым энергетическим источником не только для разномастных пародистов, но и для всей страны...
…«Стоя-я-ять!!!» – Разнесся над городком требовательный рык, от которого и конвоиры вытянулись «во фрунт», а задержанные просто оцепенели. В их направлении, грозно размахивая кулаком и сбиваясь с шага на бег, двигался старший офицер. На высокой тулье его фуражки хищно распростер крылья двуглавый коронованный орел, рукав парадного кителя украшал яркий шеврон с триколором и надписью «Полиция России», а на груди тревожно позвякивали многочисленные награды, среди которых выделялся массивный крест с российским гербом.
Сержант, как старший патруля, первым пришел в себя и поспешил навстречу грозному высокоблагородию, чьи погоны украшали два просвета.
«Ваше высоко...» – Начал было служивый доклад, но старший офицер только махнул рукой и, пытаясь отдышаться от быстрой ходьбы, прохрипел: «Безобразие!.. По существу... Коротко»!
– Господин полковник! – Тараща глаза на несколько страшную черно-синюю форму, спешно рапортовал сержант. – При патрулировании в районе возможного появления красных бандитов задержаны два их лазутчика. Конвоируем в контрразведку для дальнейшего разбирательства!
Но высокоблагородие не соизволило оценить бдительность и почему-то начало возмущаться. Оно требовало немедленно отпустить задержанных, с которыми будет разбираться собственное начальство, а не всякие «прикомандированные сапоги». Бедолага – сержант попытался возразить, что выполняет приказ некоего штабс-капитана Овечкина. Но дальше дело не пошло.
- Ко-ого?! – Капитана?!!..
Разъяренный офицер стал сыпать такими мудреными словами и выражениями, которые служивый прежде не слышал даже от невоздержанного на язык ротного. «Самебенладен», «ФСБ», «главк», «межведомственный пофигизм», «операция «Чистые уши» , «криминализированный милитаристский элемент»... Более понятным оказалось выражение о весьма оригинальной любви высокого чина к капитану Овечкину, его начальству и всей родне...
Все это было очень страшно и связывалось в единую витиеватую фразу при помощи слишком знакомых смысловых связок, самой мирной из которых была «Ма-ать!». Причем, именно с восклицательным знаком. Когда же до старшего патруля начал понемногу доходить смысл выражения «Мочить в сортире», он уже был готов самостоятельно приставить дуло карабина к собственной гимнастерке и скомандовать: «Пли»! Впрочем, до этого не дошло.
Слегка отдышавшееся от длинного монолога высокоблагородие наконец-то сменило гнев на милость и разрешило патрульным мирно следовать... Ну, именно туда, куда прежде посылало бегом. Нынешнее же начальство, в добавок, опять выразилось как-то странно витиевато, заявив, что старшего служивого кто-то посрамил ладаном (или не ладен он – ?!). Тем не менее, радуясь, что легко отделались, военные подхватили оружие и споро отправились восвояси.
- Ну что, так-то мы репетируем? – Грозный чин угрюмо посмотрел на застывших оперативников. – От подполковника Петренко еще никто не убегал. Сейчас мы возвращаемся в контору. И чтоб через пять минут на плацу у дежурки я из окна кабинета видел, как вы маршируете с песнями! А рапорта по поводу случившегося – мне на стол. Сегодня же!.. Да, кстати, что-то я не узнаю эту улицу. Ну-ка, скажите мне, Плахов, куда вы бежать собирались?..
«У-у! Сам ты люблен ладаном, будь ты не ладен»! – Только и оставалось ворчать посрамленному сержанту, так и не раздобывшему добротного пальто для своей зазнобы...
* * *
- Ну, вы ва-аще! – Только и смог выдохнуть Мухомор, когда запинающийся Рогов в общих чертах вынужден был поведать о проблемах, связанных с возвращением домой. – Ну, ва-аще!..
Они разговаривали в сапожной мастерской, где еще совсем недавно ничего не предвещало грядущего разгрома. Полки, на которых прежде стояла обувь, были сорваны со стен и разломаны, сами штиблеты, как впрочем, и инструмент, исчезли. Несколько досок пола были вырваны, обнажая пустой тайник. Но, самое страшное, в помещении отсутствовал заветный шкаф-купе. Путь домой был напрочь отрезан!
Несколько оправившись от услышанного, начальник РУВД начал сокрушаться, что не сумеет вовремя доложить руководству об оперативной обстановке в районе и что значительно хуже, не сумеет объясниться с собственной женой, почему не поздравил ее с праздником.
- Да не волнуйтесь Николай Александрович, – Плахов попытался успокоить Мухомора, – мы что-нибудь обязательно придумаем…
- Вы-то обязательно придумаете, – оживился Петренко, – вы уже тако-ое придумали!.. В общем так, делайте, что хотите, но чтоб эта ваша, как ее? – Машина там, шкаф, вагон «СВ»... Но если ее... их... вас не будет на месте к восемнадцати ноль-ноль – пеняйте на себя. Ищите, где хотите. На то вы и сыскари. – Мухомор понемногу пришел в себя и в его голосе начал позванивать металл, словно шло оперативное совещание. – Ну, какие есть по этому поводу соображения?..
- Я так думаю, что машина могла попасть только к тем, кто учинил в мастерской погром, – попытался реабилитироваться Вася Рогов, – думаю, что это местные силовики. Значит, надо войти с ними в контакт.
- А я думаю, что нам надо срочно валить отсюда, – перебил говорившего Плахов, мельком выглянув в окно, – там «наш» патруль и еще несколько уродов со стволами. И мне кажется, они не просто прогуливаются.
Действительно, короткими перебежками по улице к мастерской приближались несколько военных.
- Так, парни, – Мухомор решил принять удар на себя, – давайте-ка, дуйте через двор, а я их задержу.
Оперативники не двинулись с места.
- Вам что, волшебного слова не хватает? – А ну, бе-гом! – Прикрикнул подполковник. Вам эту-растакую машину искать надо, а мои документы и форма вне подозрений. Где бы мы, понимаешь, не находились.
...Когда в дом ворвались военные, сопровождаемые чернявым господином в клетчатом костюме, то в мастерской они увидели лишь одного старшего офицера. На высокой тулье его фуражки хищно распростер крылья двуглавый коронованный орел, рукав парадного кителя украшал яркий шеврон с российским триколором, а на груди красовались многочисленные награды...

Глава 3. Слово и дело

...Он очередной раз всматривался в странный документ, предъявленный подозреваемым. Вроде все реквизиты были на месте: сердитый двуглавый орел, увенчанный коронами, гербовая печать на фотографии, звание, должность... Но какой-то червячок сомнения всё же терзал подозрительного контрразведчика. Наконец, он понял, в чем дело: в удостоверении значился город – Санкт-Петербург. Причем, без ятей! Но ведь уже пять лет, как бывшая столица Российской империи, покинутая нынче правительством большевиков, была переименована в Петроград. И, кроме того, дата выдачи – 2015 год. Это тоже настораживало.
Впрочем, чернявый не был силен в полицейских документах и справедливо считал, что разгильдяи существуют во всех ведомствах. Потому, если исходить из того, что писарь допустил ошибку и, оформляя удостоверение, просто нажрался, словно свинья, все вставало на свои места. А если – нет?.. – Контрразведчик решил раньше времени не проявлять излишней подозрительности.
- Отправим-ка мы этого субъекта к полковнику Кудасову – пусть сам принимает окончательное решение, – рассудил он и, возвращая документ высокому чину, улыбнулся, – Прошу прощения за беспокойство. Служба!.. Разрешите представиться: штабс-капитан Овечкин. Готов проводить вас к начальнику контрразведки. Думаю, он даст команду оформить вам документы, чтобы, упаси Господи, больше не возникало проблем. Ну, да сами понимаете, война-с!
У Мухомора хватило сообразительности не спорить с хватким штабс-капитаном. Кроме того, не очень надеясь на собственных подчиненных, Петренко рассчитывал лично выяснить, куда мог задеваться столь необходимый шкаф.
«Тьфу ты, чушь какая! – Вдруг подумал про себя Николай Александрович. – Шкаф – машина времени! Скажи кому – засмеют»! Но, тем не менее, миролюбиво кивнул: «Да-да, конечно же. Я буду весьма признателен, если меня представят господину Кудасову».
* * *
Очень скоро Петренко пришлось убедиться в правдивости рассказа Васи Рогова. Южный город совсем не походил на холодный первомайский Питер с его весенним снегом, переходящим в унылый моросящий дождь. На улицах то и дело встречались военные патрули, разъезжали конные экипажи, грохоча по булыжной мостовой, потом прошла целая рота солдат, горланящая песню о вещем Олеге с припевом «Так за царя, за Родину, за веру»...
Посреди центральной площади города Овечкин указал на высокое здание: «Вот мы и пришли», а затем, махнув часовому: «Офицер со мной», решительно пропустил начальника РУВД вперед.
Полковник Леопольд Кудасов оказался еще более подозрительным, чем его подчиненный. Он долго и, по мнению знакомого с оперативной работой Мухомора, довольно примитивно пытался «расколоть» гостя на всяких мелочах. Дескать, как пройти в библиотеку или сколько коней стоит на Аничковом мосту? А потом начал сыпать какими-то фамилиями и титулами, из которых часть была явно вымышленная, интересуясь, не служил ли господин полицейский под началом этих замечательных персон.
Честно говоря, услышав про Аничков мост, Николай Александрович чуть было не ляпнул, что коней оттуда некоторое время назад увезли на реставрацию, увенчав постаменты рекламой какого-то банка, но вовремя спохватился. Что же касается остальных вопросов, то здесь Кудасову определенно ловить было нечего: знания, полученные на истфаке Ленгосуниверситета, где учился Петренко до службы в милиции-полиции, оказались прочными. «Сдача экзамена неизбежна как крах мирового империализма» – вдруг вспомнилась старая студенческая присказка. И этот, не самый приятный, экзамен в контрразведке подошел к концу. Напоследок, разыграв возмущение от бесконечных расспросов, Мухомор набросился на Кудасова:
- А вы с произведениями Андрея Кивинова не знакомы? Вашим куратором в резидентуре Германии был случайно не господин Путин? И полковник Жириновский – не хухры – мухры? Он не предлагал вам по-дружески вымыть ноги в Индийском океане? Или вы на Потрошенко и Яйценюха работаете, с их укропами?.. Вы что думаете, начальник управления внутренних дел – наподобие простого городового или обычного шпика? – Да у меня в вытрезвителе и контрразведчики рыдали, словно дети!..
Несколько обескураженный от такого натиска Кудасов, как мог, успокоил разбушевавшегося полицейского, даже соизволил назвать его коллегой. Стоявший в кабинете у портьеры штабс-капитан непроизвольно поморщился (негоже военной элите, к каковой относятся выпускники Генерального штаба, панибратствовать со всякими архаровцами ). К еще большему недовольству Овечкина, начальник контрразведки, посетовав на трудности военного положения, пригласил гостя отужинать в замечательном кабаре. Предложение, естественно, было с благодарностью принято.
Пока адъютант вызывал автомобиль, полковник без обиняков предложил, чтобы Николай Александрович, очевидно, оставшийся не у дел, не отказался временно поработать «на благо Отечества». Судя по интонации, отказ мог быть приравнен к дезертирству. Со всеми вытекающими последствиями.
- Не каждому же сеять разумное, доброе, вечное, – увещевал начальник контрразведки, – кому-то надо и пахать. Путь даже и интеллигентно, в белых перчатках, как это принято в нашем ведомстве.
Петренко, слабо пытался сопротивляться, уверяя, что со своими сотрудниками выполняет тайную миссию царствующего дома, перебравшегося в Париж. Опытного полицейского с двумя подручными якобы послали сюда восстанавливать агентурную сеть среди уголовного элемента для подрывной деятельности в большевистском тылу. Но Кудасов махнул рукой.
- Бросьте вы свои полицейские штучки! Какой царствующий дом? – Они между собой одну корону поделить не могут, а все туда же – в политику... А тут со дня на день начнется наступление, фронт рухнет и будет не до сексотов. Что ваши уголовники в состоянии сделать, кроме, как замки в сараях ломать?
- Ломать ничего не надо, – еще увереннее начал входить в новую роль Мухомор, – формы работы могут быть совершенно легальными. Можно, например, нашего человека внедрить в Совнарком. Пусть заставляет там тратить время на обсуждение формы хвоста орла на гербе, чем занималось временное правительство , либо протаскивает стихи Бальмонта в качестве гимна. Не менее интересно вместо решения бюджетных вопросов, заняться выбиванием льгот по оплате извозчиков и усадеб для своей родни и подельников! Можно, как говорят англичане, пролоббировать сокращение красной гвардии, полиции, насоздавать с помощью наших людей кучу органов, осуществляющих спецконтроль за спецнадзором. Еще лучше провести неожиданно денежную реформу, ввести соответствующие налоги, причем, натурой. Тогда даже в Поволжье начнется голод... Представляете, что в результате произойдет? Какое правительство сумеет удержаться у власти?
- В России все возможно, кроме ликвидации дураков и ухабов на дорогах. – Снова махнул рукой Кудасов. – В России каждый – очень умный, а все вместе – сборище идиотов. На западе все по отдельности – идиоты, но вместе процветают... Впрочем, воля ваша. Создавайте, что хотите, лишь бы польза была... Послушайте-ка, вы говорите об уголовниках... Только у нас, представьте, проблема с опытными специалистами, а по некоторым данным в город проникла шайка неких «неуловимых мстителей». Глядишь, кто и выйдет на ваш контингент...
Озаренный новой идеей, полковник встал и зашагал по кабинету.
- Вы же должны установить хоть какие-то связи этих «мстителей»! Должны! Вы были в мастерской сапожника, которого сегодня столь неудачно застрелили при попытке к бегству! А это, наверняка, была большевистская «малина». Так что вы нам ищете эту шайку, а я помогу людьми и, если все пройдет нормально, деньгами. Договорились?
Николаю Александровичу ничего не оставалось, как еще раз подтвердить согласие отужинать, и сделать вид, что не возражает против сотрудничества. «Чем черт не шутит, – думал начальник РУВД, – а вдруг этим «неуловимым» что-нибудь известно о нашей «машине»?
На всякий случай он поинтересовался у Кудасова, не было ли обнаружено при обыске чего подозрительного. Но полковник, обстоятельно рассказав о подпольной типографии, динамите и оружии, даже не заикнулся о заветном шкафе-купе. Рисковать и продолжать дальше расспросы Мухомор не решился – незачем навлекать лишние подозрения.
Только и контрразведчики были не лыком шиты. Едва начальник контрразведки в сопровождении гостя вышли на улицу к авто, следующий за ними штабс-капитан Овечкин выразительно дернул подбородком. По этому знаку от стены дома отделились две невзрачные фигуры в котелках, телосложением напоминающие Бобчинского с Добчинским и резво засеменили за машиной, в которой неспешно направлялись ужинать контрразведчик и странный полицейский чин…
* * *
Улизнув с помощью Мухомора из разгромленной мастерской сапожника, оперативники долго плутали по городским закоулкам, надеясь для начала найти безопасное место, чтобы перевести дух и наметить планы на ближайшее время. В конце концов они вернулись на морской берег, где прежде оприходовали бутылку «пятизвездной».
Результаты их достаточно непродолжительного совещания свелись к следующему.
Во-первых, несмотря на начальское задание, надо постараться выяснить судьбу самого Мухомора и помочь ему выбраться из контрразведки. Что шеф находится именно в этом милом заведении оперативники не сомневались, зная об особой «любви» силовых ведомств друг к другу. Ни один нормальный сержант в дежурной части, куда привели выпившего «чекиста», не преминет немедленно доложить об этом во все инстанции, вместо того, чтобы, побратавшись, распить бутылку и отпустить восвояси, как коллега коллегу. Точно также, не приведи Господи, менту попасть в поле зрения конкурирующего ведомства – забьют в «клетку» в точном соответствии со всеми нормами закона.
Во-вторых, естественно, следовало отыскать и сгинувший шкаф. И делать это нужно было, очевидно, изыскав способ выкрасть его из той же контрразведки, схватившей подполковника Петренко.
Решение единственного вопроса, вызвавшего затруднения у друзей, напоминало древнюю притчу о коте и мышах. Однажды, на мышином совещании мудрые зверьки постановили повесить на шею прожорливого кота колокольчик, дабы заранее оповещал о приближении опасности. Под бурное «одобрям-с!» решение было принято. Все испортил один старый мышак, который, поаплодировав верно выбранному пути, осведомился: «А кто, простите, оденет колокольчик на шею кота»?.. Точно также и полицейские, решив, что нужно проникнуть в контрразведку, долго не могли сообразить, каким образом это сделать.
В конечном итоге они решили «пойти в народ», а, говоря проще, порознь прогуляться по городу и попытаться завести какие-нибудь полезные знакомства по принципу «оперативника ноги кормят». Единогласным голосованием решение было принято.
- Может, сфотографируемся на прощание, на память? На всякий случай? – Неуверенно предложил Вася, поправляя висевший на груди «полароид».
- На всякий случай ты его держи крепче, – возразил Плахов, – чтобы не украли по дороге. И удачи нам. Встречаемся на этом же месте...
* * *
- С чего бы начать поиски? – Размышлял Виктор Плахов, неторопливо шагая в сторону от моря. – «С картинки в твоем букваре»? – Но последний раз эту книжицу он держал в руках лет двадцать назад... «Родительский дом – начало начал»? – Это только для обнаглевшего попугая Кеши, который и так в любой момент может вернуться в теплую квартирку... «Есть у революции начало»... – Не пойдет: «нет у революции конца!» (Какой ужас!) «Утро начинается с рассвета»… – При чем тут утро, если солнце уже начинает клониться к горизонту?.. «Where do I begin to tell the story of how great a love can be...» – «Как, с чего начать мою историю, чтоб вновь не повторять»? – Эту песню лучше рекомендовать в качестве девиза задержанному уголовнику, а не оперу... Что там у нас есть еще? – «С голубого ручейка начинается река»... – Эта песня только для талантов Бори Моисеева, хотя...
Виктор вдруг сообразил, что мыслит в нужном направлении. «Правильно! По поводу голубизны пускай разбирается полиция нравов, а для нас важнее, с чего начинается дружба. – С бутылки». – И Плахов, спросив дорогу у случайного прохожего, отправился на местный базар, возле которого, по расчетам, обязательно должна была находиться какая-нибудь распивочная.
Правильно! Сначала было слово!..
* * *
Расставшись с товарищем, Рогов некоторое время безуспешно бродил по узким улочкам, стараясь сориентироваться в незнакомом городе, пока не наткнулся на огромную афишу. Она гласила, что «в лучшем и единственном кабаре дает неподражаемые выступления великолепный Буба Касторский, оригинальный куплетист, со своими воробышками». С афиши в лицо оперативнику смеялась физиономия господина в канотье, выглядывая из-под ряда стройных ножек, соблазнительно отплясывающих канкан…
Идея вербануть артиста пришла сама собой. Ну, кто же, оказавшись в тыловом городке, не воспользуется случаем, чтобы поглазеть на голые женские ножки? Вася справедливо рассудил, что и армейское офицерство, и полиция, и злосчастная контрразведка не могут придумать лучшего места встречи, которое изменить никак нельзя, разве что отправив всех на фронт.
- Где искать наших оперов из главка или экс-РУБОП, а также чекистов? – Задал себе вопрос Рогов. – В рюмочных на Захарьевской и Чайковского . А где мы будем искать выход на местную контрразведку? – Естественно, в ближайшем «гадюшнике», каковым, судя по всему, является местное кабаре.
Дальнейшие рассуждения оперативника сводились к тому, что пьяные контрразведчики просто обязаны лазать за кулисы, пытаясь познакомиться с симпатичными актрисками. Значит, господам из службы Кудасова не миновать знакомства с указанным на афише Бубой, а самому Касторскому – с питерским оперативником. Поэтому Вася решительно зашагал в центр города, чтобы встретиться с куплетистом.
По дороге он встретил двух кумушек, активно обсуждавших семейные проблемы. Рогов, остановившись поодаль, вежливо покашлял, чтобы на него обратили внимание, но женщины были слишком увлечены разговором, чтобы обращать внимание на подобные мелочи.
- Моя старшенькая внучка, Нюрочка, – хвасталась одна из собеседниц, – четыре годика всего, но такая смышленая, такая помощница растет! Все по дому старается. Я за водой – она за ведерко держится, я прибираться – она ручки к венику. Малой внучок на свет появился, родительница ему колыбельную поет, Нюрочка подпевает и люльку качать помогает. Правда, вчерась конфуз вышел. Решилась я перепеленать внучека, пока мамка его в огороде копается. Смотрю, попка вся розовенькая, прелая. Ну, взяла мелу немного и попку-то присыпаю. А Нюрочка моя за всем внимательно следит, да спрашивает: «Бабуська, мозьно, пока ты его солью сыпешь, я пойду печку ластоплю»?
- Ой, правда, помощница растет. – Согласилась другая кумушка. – А как твой зять Степка дитятко-то назвать решил»?
- Да гадаем пока, – развела руками первая, наконец-то удосужившись заметить Рогова и осведомиться: «Шо тебе»? – Гадаем... А казино шукай тамочки, ступай пока по ентой улице прямо, потом – налево, а после еще спросишь, люди подскажут…
И кумушки, забыв про прохожего, продолжили обмениваться новостями.
«Ничего себе, имечко – Гадай Степанович! – Размышлял Рогов, продолжая шагать по дороге к казино. – Еще бы Гайдаром или, лучше, Чубайсом Степанычем назвали. Придумают же люди»!.. Только не успел оперативник миновать и пару кварталов, как нос к носу столкнулся с армейским патрулем.
На этот раз Рогов благоразумно не стал дразнить служивых паспортом,. Напустив на себя как можно более важный вид, он поинтересовался, почему  у одного из солдат не застегнут крючок на воротнике шинели («Совсем распустились тут! По возвращении в часть доложите старшему, чтоб вас наказали»!).
Несмотря на то, что виновник нарушения формы одежды, крикнув «Виноват!», торопливо застегнулся, служебное удостоверение предъявлять все же пришлось. На этот раз старший патруля взял корочки и, старательно шевеля губами, долго вчитывался в них. Когда Вася уже прикинул, через какой забор он будет прыгать, спасаясь от преследования, старший протянул документ обратно и четко козырнул: «Виноват, ваше благородие. Обознались»!
- И с кем это ты меня изволил спутать, любезный? – Высокомерно осведомился Рогов, – не с Буншей ли, Иваном Васильевичем, царем самозванным?
- Никак нет, господин лейтенант! Буншей не могём знать! Приказ имеем лазутчиков шукать. Из «неуловимых мстителей».
- И что, вы думаете, у них это есть мандаты с названием этой фирмы? – Удивился оперативник. – Или на лбу звезда горит?
- Никак нет-с! – Замотал головой старший патруля. – Но, говорили, им годков мало.
- Как мне? – Хмыкнул Вася. – Так лучше вы, господа, у кабаре ищите. Там молодежи много. Знаете, надеюсь, как туда пройти?
- Знамо дело, – подтвердил старший, махнув в сторону рукой, – тута по улице шагов триста будет. Но, извиняйте, господин офицер, у нас другой маршрут.
- Ну, раз другой, – милостиво согласился Рогов, – тогда с Богом, несите службу, как предписано уставом, «бодро, ничем не отвлекаясь».
- Рады стараться, ваше благородие! – Снова молодцевато козырнул старший, вытянувшись «во фрунт».
Но Вася уже направился в сторону казино.

Глава 4. Буба из Парижа

Пши-ик! – И, блеснув вспышкой, «полароид» выплюнул небольшой листок.
- Что же вы делаете, господин хороший? – Удивленно уставился на Васю в меру упитанный одессит, только что нежно целовавший в черный носик маленькую собачонку. – И зачем, спрошу я, вы пугаете бедное животное? Или так теперь поступают в мало-мальски приличном обществе?
- Тяф! – Тяф! – Поддержала претензии хозяина его пассия.
Вася, потряс проявляющимся фотоснимком, словно веером.
- Ах, не извольте беспокоиться, господин Касторский, – миролюбиво улыбнулся он, – это всего лишь работа. Обычная рутина... Разрешите представиться: Василий Рогов, специальный корреспондент журнала «Алименты и акты», а также собственный корреспондент газеты «Фигаро» на юге России!
Буба недоверчиво растянул губы в подобии улыбки и осведомился, чем таки его персона могла заинтересовать столь известное издание.
- Нет, извиняюсь, я имею виды на Париж, но разве ж так готовятся встречать скромного куплетиста? Это ж просто недоразумение.
- Действительно, недоразумение. Пустяк, – согласился Вася, – всего одна фотография. Но она принесет мне славу и много-много хрустящих франков. Вот, полюбопытствуйте... Но-но, только из моих рук! – Добавил он, когда артист попытался взять снимок, запечатлевший нежный поцелуй.
Буба, сдвинув на затылок канотье, уставился на фотографию и, обратился к своей любимице.
- Нет, Люси, я же вам не скажу за всю Одессу, но я совсем не могу понять такой фокус! Когда это он успел отпечатать свой шедевр? И что, позвольте спросить, он будет с этого иметь?
- Тяф! – Согласилась мохнатая собачонка.
Но Вася твердо знал, что ему нужно. Спрятав снимок во внутренний карман куртки, он задумчиво ответил, что это не просто фотография, а настоящая сенсация, которую «Фигаро» с удовольствием опубликует на первой полосе в качестве скандальной хроники.
- Представьте заголовок: «Парижская эмиграция: сегодня – собачка, а завтра?» Или, лучше: «Русский артист – зоофил едет (простите!) иметь всю Францию»! А потом – текст, набранный крупным кеглем. Чтобы в глаза бросался.
Рогов был явно в ударе и с чувством продекламировал только что сочиненный экспромт:
- Лувр сегодня посетил русский педозоофил.
Очень маленьких животных он старательно любил!
До Касторского понемногу начал доходить ужасный смысл роговских слов, но он принужденно рассмеялся.
- Пойдите на одесский привоз, мой друг, там купите петуха и крутите ему  интимное место. Все равно вы с этого не получите ни молока, ни яичницы. – Да неужели ж, господин журналист думает, что в эту фальшивку кто-нибудь поверит? – Я смеюсь на вас!
Люси согласно показала свои острые зубки, наморщив маленький носик, а потом исподтишка попыталась цапнуть Васю. Но тот был на чеку и отскочил назад. Буба, ласково почесав свою самоотверженную защитницу за ушком, предложил ей не кусать наглого щелкопера, чтобы не случилось несварение желудка, а потом, натянуто сыграв любопытство, как бы между прочим поинтересовался, что хочет иметь фотограф за свой снимок. Это было уже деловое предложение, ради которого Рогов и затеял свой спектакль, но сразу же сдаваться было пока рано.
- Я не торгуюсь с вами, господин Касторский. Свободная пресса не продается. – И, выдержав пафосную паузу, добавил: Во всяком случае, задешево...
* * *
Подполковник милиции Петренко, посетив здание контрразведки и пообщавшись с местным начальством, уяснил два важных факта. Во-первых, громоздкие вещдоки, к которым служба Кудасова могла причислить заветный шкаф, если и хранятся, то где-то в другом месте – двери «управы» были недостаточно широкими, черного хода здание, видимо, не имело, а окна первого этажа казались наглухо закрытыми. Во-вторых, крайне настораживало, что ни штабс-капитан Овечкин, ни сам начальник контрразведки ни словом не обмолвились о громоздком предмете, хотя, отвечая на наводящие вопросы, не скрыли остальных результатов обыска, поведав и об оружии, и о подпольной типографии.
Поэтому Мухомор предположил, что в период между разгромом мастерской товарища Сердюка и появлением там оперативников вояки могли, воспользовавшись затишьем, перепрятать странный агрегат. Помогать здешним особистам  ловить «диверсантов» у Петренко никакого желания не было. Но воспользоваться возможностями контрразведчиков для установления контроля над ситуацией и нужных контактов имело смысл.
Решив, что обязательно разыщет завтра своих подчиненных, Николай Александрович продолжил светский разговор, сопровождавший трапезу...
* * *
У Васи Рогова очередной этап переговоров с куплетистом состоялся в летнем кафе на морском берегу. Надо отдать должное Бубе, зайдя туда, он весьма приветливо раскланялся с завсегдатаями, поцеловал ручку какой-то кавказской красавице, бдительно опекаемой двумя абреками, выпил поднесенный ими фужер вина и лишь после того уселся за отдаленный столик, пригласив отужинать и Рогова.
- Я, знаете, крайне любопытен, – разглагольствовал артист, – я имею интерес знать, где таки делают подобных вас?.. Нет-нет, я, право слово, никого не обижаю. Буба сегодня благодушен. Он угощает... Эй, официант! Вина мне и моему гостю!..
Вася чувствовал себя неуютно. С одной стороны, ему было жаль человека, которого приходилось самым наглым, бессовестным образом шантажировать. Но, с другой, он был уверен, что именно Касторский сможет содействовать вызволению из контрразведки начальника РУВД и помочь найти пресловутый шкаф. Поэтому оперативник вынужденно продолжал играть свою нелицеприятную роль.
Правда, Буба попытался перехватить инициативу и начал рассказывать о своих грандиозных связях в Париже, явно намекая, что после публикации фотографии журналисту не поздоровится.
- Вы таки представить себе не можете, как знаменит Касторский. Я только что прибыл в этот несчастный город на свою прощальную гастроль из столичного Парижа!.. Знаете, какие овации они делали после моих куплетов? – Не знаете? – Тогда послушайте одну поучительную историю о наших несчастных земляках, побывавших за кордоном.
- Заходит один мой старый приятель Фима со своей любимой в весьма приличный кафе-шантан. Спрашивает у официантки, какие есть супы. Та начинает перечислять. Закончив, спрашивает: «А Вам-то это зачем»? – Это не мне, а жене. Официантка, критически осмотрев гостью: «Ей не надо – обожрется»!..
Потом артист еще немного постенал на тему невоспитанности парижской обслуги, не преминув привести очередную поучительную историю о женской логике, подсмотренную в приморском городке.
Супруга уже упомянутого Фимы долго упрекала мужа, что их общие приятели постоянно куда-то ездят семьями отдыхать на выходные. Фима, наконец, смирился: «Ну, хорошо, давай, поедем куда-нибудь отдохнём». – «Не могу. Ты же знаешь, что я работаю». – По привычке отрезала супруга.
Тем не менее, на уик-энд Фима в сопровождении благоверной и еще одной супружеской пары отправились пообедать в местный шалман. Чуть подумав, заказали к борщу по сто грамм водки. Подавая заказ, официантка поставила на стол целый штоф (Буба, широко открыв глаза, словно рыболов, хвастающийся своим уловом, показал руками, какой здоровенной была бутыль). «Но мы же заказывали всего по стошке», – заикнулся было один из посетителей. «Ой, мальчики, вы всё равно нажретесь, а мне – бегать туда-сюда»... – Безапелляционно завершила разговор официантка...
- Вот так-то. Здесь вам не Париж! – И Буба принялся, хотя и негромко напевать, притаптывая ногами под столом.
- Милка мне: «Шерше, шерше -
С милым рай и в шалаше».
Ну, а я ей: «Ни шерша!
Нету тута шалаша»!..
Вася ойкнул, так как артист пребольно наступил ему на ногу. А Буба, казалось, ничего не заметив, продолжал гнуть свою линию.
- Ну как, здорово? А, скажите, кто еще, кроме господина Касторского, может гулять по дворцу Тюильри с самим... (Тут артист завернул имя, сопровождающимися столькими титулами, что их можно было запомнить разве что записав на бумагу)... Так вот, это я вам говорю: вы просто никто по сравнению с талантом господина Раси;на, с которым мы играли в крикет на травке Елисейских полей! Он проворен как Бог, но не смог сделать даже одной партии у Бубы из Одессы, почему и рыдал от расстройства, словно дитя! Отвечаю... Нет, вы, конечно, можете спросить у самого маэстро за меня, только, клянусь вашей мамой, он чихает на вас!.. А может, вы тоже знакомы с начальником Бастилии? – Я уже бегу за бумагой, чтобы он устроил вам по знакомству самую лучшую камеру!.. Почему вы не радуетесь? Скажите хоть слово – Касторский всегда рад услужить!
Вася же молчал, так как был слишком занят едой, которую, за неимением ничего другого, приходилось запивать вином. Но, очередной раз вспомнив о долге, оперативник на время прервал трапезу. Как можно убедительнее он сообщил, что не верит ни единому слову артиста («Когда говоришь, что думаешь – думай, что говоришь»), а потому условия деловой части разговора будет диктовать сам.
- Ой, моя бедная мамочка! Если бы она слышала эти слова, то умерла бы от горя еще раз! – Патетически вскричал куплетист. – Да разве ж Буба когда-нибудь обманывал?!
- Конечно же нет, – согласился Вася, отхлебнув очередной раз из бокала, – я понимаю, у каждого своя роль. Только должен заметить, что Бастилия, с начальником которой вы так хорошо знакомы, была разрушена еще в первую французскую революцию; дворец Тюильри снесен несколько позднее, а Елисейские поля чем-то напоминают Невский проспект в Питере (Кстати, вы там никогда не бывали проездом?) – Просто широкая улица, хотя, говорят, подлиннее. И последнее, когда в следующий раз будете вспоминать господина Расина, не забудьте поставить свечу за упокой его души...
- Да что вы говорите? – Трагически закатил глаза Буба, смахнув непрошенную слезу. – Неужели мой великий друг умер?
- Да, причем, если мне не изменяет память, веке в семнадцатом. – Уточнил Рогов. – И, пожалуйста, не считайте же мент... то есть, журналистов, полными идиотами!
Слезы в глазах Касторского мгновенно просохли. Вопросительно приподняв брови и поджав губы, он пристально взглянул на собеседника.
- Конечно, вы правы. Готов выслушать любые предложения. Только (Я вас умоляю!) уйдем из этого злачного места, продолжим разговор в более приличных условиях... Официант, счет!..
* * *
- Почем яйца? – Осведомился пришедший на базар и отчаянно голодный Виктор Плахов у продавца, настойчиво предлагавшего свой товар.
- По три!
- Сам потри! – Оперативник обиженно сплюнул и отвернулся.
Затем он еще некоторое время бесполезно потолкался на базаре, но так и не нашел подходящего для душевного разговора человека. Точнее, не успел найти, так как в толпе кто-то истошно закричал: Шухер, братва, облава»! А потом было уже не до знакомств. Весь рынок зашевелился, будто потревоженный муравейник. В результате Виктора  буквально вынесло на боковую улочку, по которой улепетывали обитатели торжища. Не желая дразнить судьбу, Плахов тоже припустил изо всех сил...
Потом он еще некоторое время бродил по городу, пока не наткнулся на относительно широкую площадь, где располагалось здание контрразведки. Оперативник пару раз неторопливо прошелся вокруг площади, осторожно присматриваясь к обстановке. В конце концов он убедился, что в само здание проникнуть можно, так как часовой у дома стоял больше для проформы, чем для проверки документов. Если кто-то начинал переминаться с ноги на ногу у двери, то тут же следовал грозный окрик: «Куды прешь»? Но подтянутые господа, облаченные и в военную форму, и по «гражданке», то и дело сновали туда-сюда, не вызывая у стража порядка интереса.
Плахов было решил, что обязательно придет сюда завтра, чтобы проверить, как несет службу другая смена караульных, но, заинтересовавшись, задержался.
Встав у стены одного из домов и неторопливо закурив, Виктор исподволь стал наблюдать за пареньком, устроившимся чистить обувь шагах в двадцати от входа в контрразведку. На первый взгляд ничего примечательного в чистильщике не наблюдалось: рваная одежка, давно не стриженные светлые волосы, торчащие словно на соломенном пугале, щетки, мелькающие в проворных руках... Но оперативник обратил внимание, что паренек то и дело внимательно косится в сторону опасного здания. Так обычно ведут себя люди, ничего не смыслящие в наружном наблюдении или дети, играя в шпионов.
В какой-то момент к чистильщику вразвалку подошел невысокий босоногий цыган, облаченный в яркую красную шелковую рубашку («Да кто же так выряжается, если не хочет привлекать к себе внимание!» – Подумал Плахов). Придвинувшись почти вплотную к чистильщику, цыган чуть ли не демонстративно отвернулся, делая вид, что любуется городским пейзажем и начал что-то говорить. Паренек, так же старательно отворачиваясь в сторону, отвечал и очевидно волновался.
«Не про этих ли «бандюков неуловимых» упоминал служака из патруля? – Размышлял оперативник. – Но, как бы то ни было, ребята точно не симпатизируют власти и могут быть полезны».
Рассудив таким образом, Виктор, отошел подальше и начал дожидаться, пока чистильщик, закончив работу, соберется домой. Тогда, где-нибудь в безопасном месте, можно будет и пообщаться или, на худой конец, для начала выяснить адрес, где искать «мстителей»...
* * *
Беседа Васи Рогова с куплетистом продолжилась дома у Бубы. Правда, беседой это общение можно было назвать с очень большой натяжкой. Скорее, все напоминало длиннющий монолог хозяина, а Вася, несмотря на все усилия, едва успевал вставить слово-другое.
Для начала Буба, приложив руки к сердцу и преданно заглядывая гостю в глаза, начал уверять, что он, гениальный артист «именно тот, кто вам нужен».
- Родненький вы мой! Да я же всю жизнь ждал этого момента! – Тараторил артист, отчаянно жестикулируя. – Я согласен... Что? Разве ж я не правильно угадал, что мне придется работать под прикрытием?.. Поверьте, это будет гениально!.. Представьте: я пою свои куплеты в небольшой таверне где-нибудь на вилле Рива. А пока соседняя вилла Баджо пытается отчистить свои противни, вместо того, чтобы как все порядочные люди сначала отпраздновать, а уж после заниматься мытьем посуды… так вот, пока вилла Баджо отдирает противни, вы приходите в таверну и говорите пароль. Например. Вы: «Вам не нужен импортный унитаз с патентованным смывом?» Я: «Был нужен, уже взяли». Вы: «А, может, и я на что сгожусь?» Я: «Может и сгодишься»... Ну как? По-моему замечательно! (Касторский рассмеялся и фамильярно похлопал гостя по плечу). Затем я передаю вам секретное сообщение...
Еще будущий секретный сотрудник успел порассуждать на темы опасности будущей работы. Естественно, подкрепив ее примером, полученным (Тс-с-с!) от лица, приближенного к самому Леопольду Кудасову.
Сотрудник контрразведки поехал с заданием на Украину. Добравшись до Харькова, он побоялся иметь там (хм-м!) дружеские отношения с местными барышнями, так как слышал о многочисленных случаях дурной болезни в этом городе. Но, вернувшись назад, контрразведчик  сразу же наверстал упущенное, познакомившись в порту с милой одесситкой. Лежа в обнимку с ней после бурной ночи, военный  разговорился о жизни. Девушка пожаловалась, что стало очень трудно искать клиентов. Она, мол, постоянно живет и работает на рынке секс-услуг в Харькове. Но там все стали бояться заразиться дурной болезнью. Вот и пришлось ехать подрабатывать в Одессу...
Васе с большим трудом удалось прервать поучительную лекцию («Извините, что я прерываю наш с вами МОНОЛОГ»), и то лишь благодаря тому, что артист слишком долго смаковал стакан вина, провозгласив прежде тост за победу. «За НАШУ победу»! Рогов быстро выпил, чтобы гостеприимный хозяин, не дай Бог, не успел опять начать болтать и постарался объяснить Бубе его задачу.
В последующее время Васе еще несколько раз удавалось успешно подобным образом останавливать словоохотливого куплетиста. Предпоследнее, что запомнил оперативник из встречи со своим новым агентом – обещание Касторского помочь организовать встречу со штабс-капитаном Овечкиным. Только для этого почему-то требовалось, чтобы Вася сплясал канкан. В чем был смысл пляски, Рогов понять уже оказался не в силах. Он уже едва различал широкую улыбку куплетиста, точнее, две улыбки, напоминавшие мультик об Алисе и Чеширском коте. Буба, вроде бы еще успел сказать, что видел нынче в кабаре какого-то полицейского, ужинавшего с начальником контрразведки. Кажется, он интересовался также, на кого работает «журналист»...
Потом в васиной памяти случился провал. Уставший оперативник даже не почувствовал, как Буба осторожно извлек из кармана его пиджака злополучную фотографию и, вздохнув над ней, разорвал снимок на мелкие кусочки. Также осторожно артист ознакомился с остальным содержимым карманов спящего гостя. При этом он крайне удивился, рассматривая поочередно, то серпасто-молоткастый паспорт, то «двуглавоорлое» служебное удостоверение. В конце концов, сунув документы на место, Касторский прихватил свое канотье и спешно удалился, осторожно прикрыв за собой двери.
Приблизительно через час в квартиру артиста также осторожно пробрались двое вооруженных револьверами незнакомцев, чьи лица скрывали маски. Один из них, с черными кучерявыми волосами, был одет в ярко-красную рубашку. Другой, светловолосый и худощавый, шлепал по полу босыми ногами. Только Васи там уже не было.
«Мы поможем, – как заклинание шептал оперативник, – мы все время на посту». В это время он, как говорится, на «автопилоте», пошатываясь, брел на встречу с Виктором Плаховым, твердо сжимая в руке початую бутылку вина, прихваченную в качестве сувенира из квартиры Касторского. Незнакомый ночной город обдавал неприятным холодом, так что Васе приходилось то и дело отхлебывать вина, чтобы не замерзнуть окончательно.
Он честно и целеустремленно шел на связь, временами представляя себя пастором Шлагом. Впрочем, оперативнику двигаться после тяжелого дня по колдобинам чужих улиц было не легче, чем старичку на лыжах по горам. Через некоторое время мужественные слова песни «мы поможем» сменились более лирическими и соответствующими моменту: «Помоги мне! Помоги-и мне»... Но зовущая «желтоглазая ночь» центра города ближе к городской окраине сменилась непроглядной теменью улиц разбитых фонарей. В конечном итоге, так и не обнаружив морского берега, Рогов, очередной раз споткнувшись, без сил свалился в какой-то кустарник и забылся тяжелым сном.
А подозрительные субъекты в масках, тщательно обыскав квартиру Касторского и никого в ней не обнаружив, спешно удалились, на ходу негромко перебрасываясь фразами, что все случившееся – провокация шпиков Кудасова и что артиста срочно надо предупредить об опасности...

Глава 5. Нечистая-я!

Он начал приходить в себя ближе к утру, от холода. С трудом разлепив веки, Вася хотел было подняться, но не смог. Последние силы (если они и оставались после ужина с гостеприимным куплетистом) были потеряны во время безуспешных скитаний по городу в надежде выйти на связь с Плаховым.
Еще одна попытка встать закончилась резким приступом головной боли и дрожью в ослабших конечностях, заглушаемой отчаянным желанием чего-нибудь выпить. Правда, обычного похмельного ощущения, что где-то поблизости нагадила стая кошек, не было: во рту явно благоухали остатки аромата хорошего массандровского вина. Тем не менее, сил не осталось. Вася, словно блоковский зайчик, трясущийся под кустом, с трудом скосил глаза на темное южное небо, на котором издевательски улыбалась щербатая луна, высвечивая из темноты покосившиеся кресты на могилах.
«Господи, так я уже на кладбище»! – Страдальчески подумал Рогов. Почему-то неожиданно вспомнился профессор Лебединский с его жалостливой песней о братке Васе:
«Он упал, как подкошенный ветром тростник
Возле двери «паджеры» дырявой.
Не его в том вина, так уж карта легла,
Ведь он не был по жизни раз-зяявой»…
Ему стало очень жалко себя, той беспомощности, из-за которой могло сорваться выполнение важного задания боевого товарища – подполковника милиции Петренко и скупая слеза беззвучно скатившись по небритой, грязной щеке, упала на землю. «Никому не поставить нас на колени – мы лежали и будем лежать», – вспомнился один из праздничных девизов. Затем – другой: «Наши люди лицом в салат не падают. Только в десерт»! Теперь оставалось лишь одно: умирать безымянным, в страшных мучениях.
Некоторое время он так и делал, даже не пытаясь пошевелиться. Потом до него донеслись какие-то голоса и возня. С трудом снова открыв глаза, Рогов увидел, что двое солдат волокут в направлении кустов, где он умирал, отчаянно брыкавшуюся девчушку. Третий же, тщедушный и, как показалось оперативнику, косой, дурно хихикая, тащил следом здоровенную бутыль, наполненную мутной жидкостью.
Не дойдя до Васиного лежбища несколько шагов, солдаты грубо толкнули связанную пленницу на могильный холмик и велели сидеть смирно. Сами же защитники Отечества расположились поодаль. Косой осторожно поставил бутылку на землю и проворно извлек откуда-то металлическую кружку под одобрительное: «Ну, наливай, что ли». Рогов последним усилием воли попытался подползти ближе, но силы тут же оставили его и он на какой-то момент впал в забытье, не успев даже пошевелиться...
Он снова очнулся от ароматного запаха самогонки, защекотавшего ноздри. Солдаты, видно, уже успели выпить по кружке бодрящей жидкости, и теперь Косой, тараща свои полтора глаза на луну, заканчивал рассказывать страшную историю о своих подвигах в степях херсонщины.
- ...Идем мы, а там мертвые с косами стоять. И тишина-а...
- Брехня-я! – Неуверенно возразил своему товарищу невысокий красномордый дядька с пышными усами и, перекрестившись, добавил увереннее: – Брехня!..
Окончание истории испортил третий собутыльник. Держа в руках кружку с самогонкой, он нетвердо шагнул к пленнице и попытался заставить ее выпить. Девчушка попыталась дернуться в сторону, но безуспешно: ее руки были связаны, а солдат успел крепко схватить несчастную за плечо.
- Ты что, не уважаешь? – Лучше пей по-хорошему. А то не нам удовольствию не доставишь, ни господам охфицерам в контр(бр-р!)разведке. Пей, дура, тебе же легше будет!..
И солдат снова поднес кружку к лицу задержанной.
- Не-а, оне гордые, оне с нами брезгуют! – Опять почему-то глупо хихикнув, вставил Косой. – Я ж говорю: мстители енти – они нелюди... Вот и тогда, на Херсонщине идем мы, а там мертвые с косами стоять (ты б, дурочка, глотнула хоть капельку для сугреву!)... И тишина-а...
- И МНЕ... ХОТЬ КАПЕЛЬКУ-У! – Рогов последним усилием воли протянул из кустов грязную руку по направлению к кружке. – Пож-жалуйста...
- Брехня-я-а-а-а! – Начав тихо, вдруг взорал дурным голосом усатый и бросился наутек.
Следом за ним, почему-то сначала аккуратно поставив кружку на могилу, затопал сапожищами другой воин. Девчушка же, увидавшая, как буквально из кладбищенской земли вылезла рука мертвяка, а также Косой, успевший предварительно вякнуть «Нечистая!», одновременно грохнулись без чувств...
Васе удалось с грехом пополам доползти до заветной емкости и, стуча зубами об ее край, глотнуть сладковатой, крепкой самогонки, которая приятно согрела воспаленное горло и пустой желудок. Понемногу к нему начали возвращаться силы. Оперативник поудобнее сел на землю, допил остатки жидкости из кружки, потом, разыскав в кармане сигарету, закурил. Умирать уже не хотелось.
«А жизнь... Жизнь-то определенно налаживается». – Констатировал он, заметив, что на могилке лежит чистая тряпочка, на которой разложено аккуратно нарезанное сало, несколько кусков хлеба и даже перышки зеленого лука.
Еще через непродолжительное время Рогову удалось распутать веревки, стягивавшие руки девушки и накрепко скрутить лежащего без чувств Косого...
* * *
В то время как Вася Рогов еще несчастно умирал под кладбищенскими кустами, его коллега Виктор Плахов попал в не менее неприятную ситуацию. Нет, начиналось все вроде бы хорошо: дождавшись, пока парнишка-чистильщик, закончив работу под носом контрразведки, свернет нехитрый инвентарь и направится прочь, оперативник двинулся следом.
Парнишка шел, не опасаясь наружного наблюдения, так что следить за ним было сплошным удовольствием. К удивлению Плахова чистильщик направился не к какому-нибудь дому, а в сторону городского парка. Там, у закрытых на ночь аттракционов, «объект» осторожно постучал в дверь будки карусельщика и вошел внутрь. Оперативник, расслабившись, выбрал скамеечку поудобнее, сел и блаженно вытянул ноги, ожидая появления своего подопечного. Он предвкушал, как будет «расколет» этого тинейджера, выяснит, где может находиться заветный шкаф-купе и, забрав Рогова с Мухомором, поскорее вернется в родимое РУВД.
Размечтавшись, полицейский напрочь забыл об элементарных правилах наружного наблюдения. Он легкомысленно закурил, выдав себя в сгустившихся сумерках яркой вспышкой зажигалки. На какое-то время Виктор даже прикрыл уставшие глаза, понадеявшись на слух. Сладкая южная ночь убаюкивала, донося ароматы парка и моря, негромко нашептывала колыбельную листва каштанов, ласково гладил по щекам легкий ветерок...
Некоторое время все было спокойно. Потом Плахов услышал, как кто-то, пыхтя, семенит по дорожке в сторону будки. Оперативник на всякий случай спрятался за ближайшим деревом и вовремя: мимо него, словно колобок, у которого отросли тонкие ножки, прокатился господин в клетчатом пиджаке и канотье. Он отчаянно спешил и задыхался от явно непривычной пробежки, да еще прижимал к сердцу маленькую собачонку, как-то странно успокаивая ее: «Не волнуйся, мое сокровище!.. (Уф-ф!) Не родился еще тот фраер (уф-ф!),.. который бы Касторского хотел иметь (уф-ф!),.. когда у Бубы, можно сказать, антракт (уф-ф!)... и полный аншлаг...
Плахов чуть было не рассмеялся, глядя на потешного бегуна, но тот, не снижая темпа, резво заскочил в будку карусельщика. Виктору ничего не оставалось делать, как продолжать ждать. Вскоре его терпение было вознаграждено. Из будки вышли чистильщик обуви и невесть откуда взявшийся цыганенок, которого оперативник уже видел на площади у контрразведки. Оставив артиста приходить в чувство после кросса, пареньки бодро зашагали в сторону города, не заметив, что за ними ведется слежка.
Позднее сотрудник «убойного» отдела наблюдал, как славная парочка заходила в какой-то дом, но вскоре выскочила оттуда и чуть ли не бегом бросилась назад, в сторону парка, срывая на ходу с лиц темные маски. Плахов решил, что ошибся, приняв пареньков за борцов с контрразведкой. «Братва какая-то местная, – с неприязнью подумал он, – шастают ночью по чужим квартирам, разбойничают помаленьку». Но, решив, что любое дело следует довести до конца, Виктор тоже вернулся к карусели и снова уселся на лавочку, ожидая, когда странные посетители аттракционов начнут расходиться.
Неожиданно в затылок оперативнику ткнулся обжигающе холодный ствол револьвера: «Ку-ку!». Потом кто-то яростно осведомился над ухом: «Что, контра, вынюхиваем?  Славянским шкафом интересуемся»?
- Я не контра... Каким еще шкафом? – Пролепетал Плахов.
- С тумбочкой, – тихо хохотнул тот же голос и, тоном, не терпящим возражений, приказал: – А ну-ка, поднимайся. Только тихо, а то враз башку отстрелю. Вместе с ушами…
* * *
В отличие от своих потерявшихся подчиненных подполковник милиции Петренко, ночь провел относительно спокойно: стараниями штабс-капитана Овечкина ему был выделен относительно приличный номер в гостинице неподалеку от контрразведки и, вернувшись сюда после ужина, усталый Николай Александрович довольно быстро уснул.
Правда, неприятности его не миновали тоже. Едва забрезжил рассвет, как в дверь громко заколотили. Еще не поняв спросонок, в чем дело, Мухомор подскочил на кровати и попытался по привычке схватить трубку телефона. Но вместо нее наткнулся на здоровенную шашку, презентованную еще вчера начальником контрразведки («Форму блюсти надо всегда, коллега. И на войне тоже!»).
Петренко окончательно проснулся и, наконец, с ужасом осознал, где находится. В этот момент в комнату шагнул подтянутый поручик. Козырнув уставившемуся на него Мухомору, офицер передал приказ полковника Кудасова – срочно прибыть на службу.
- Мне приказано сопровождать вас. Пожалуйста, поторопитесь.
- Сонный, растерянный начальник РУВД безуспешно поинтересовался, чем вызвана сия спешка; почему нельзя было решить вопрос вчера или отложить на завтра.
- Вчера было рано. Завтра будет поздно. – Высокопарно отчеканил поручик. – А промедление смерти подобно.
И все. Никаких комментариев. Никакого намека, чем чревата неспешность.
Тем не менее, Мухомор успел немного поворчать про себя, что не следует торопиться исполнять приказ, так как его вполне могут отменить. Затем несколько секунд соображал, где же раньше слышал афоризм про промедление, но так ничего не надумав, начал облачаться в свою форму с разобиженными птичьими головами на кокарде фуражки и флагом в стиле «Аквафреш» – «тройная защита для всей семьи» на шевроне…
«Пусть только этот господин полицейский появится, – думал тем временем начальник контрразведки, рассматривая какие-то бумаги, – пусть только появится, уж он-то у меня запоет»!..
* * *
Косой неожиданно пришел в себя, когда Вася Рогов завязывал последний узел на его путах.
«Нечис...» – Пленник принялся было снова за свое, но был окончательно приведен в чувство тумаком под ребра: «Молчи, гад, удавлю»!
Солдат испуганно заморгал и согласно закивал головой, предоставив Васе возможность обдумать, каким образом возвращать к жизни перепуганную девчушку. Но раньше, по выработавшейся привычке, оперативник хмуро буркнул:
- У тебя есть одна минута, чтобы чистосердечно обо всем рассказать. Это судом зачтется. Время пошло. Осталось пятьдесят девять секунд... Пятьдесят восемь...
Косой залепетал, что он, естественно, не причем. Мол, сослуживцев бес попутал выпить (естественно по-дружески!) с мамзелью, с которой они случайно познакомились на улице. Рогов, страшно вытаращив глаза, придвинулся к пленнику вплотную и, подражая капитану полиции Дукалису, завопил (хотя и шепотом, что, впрочем, на кладбище звучало не менее страшно).
- Врешь! Я – контуженный! Мне за тебя ничего не будет! Говори правду! Расстреляю на месте! (Ай, черт! Мораторий же на смертную казнь президент объявил!) В сортире замочу! Живьем закопаю!.. Считаю до трех! Два уже было!..
Насмерть перепуганный солдатик живо согласился, что девушку затащили на кладбище с не вполне благими намерениями, но она, дескать, сама это заслужила.
- У ей же из-под полы торчал наган! Она – революцьонерка!..
Васе, если честно, было не до мотивов грехопадения Косого. Но раз человек «колется», как упустить такой шанс? Поэтому Рогов еще раз цыкнул на пленника, потребовав, чтобы тот не болтал по пустякам, а рассказал все о «том самом... О главном преступлении, значит».
Краем уха оперативник слушал сбивчивый рассказ Косого о каких-то кражах портянок и махорки у товарищей, о поросенке, утащенном из неизвестного сарая на прошлой неделе, о «конфискации» двух кусков мыла у базарного торговца, о прочих столь же ужасающих деяниях.
- А мыло-то зачем? – Еще не вполне придя в себя после мучительной ночи, переспросил Вася.
- А как же, господин хороший? – По-идиотски заулыбался успокоенный мирным вопросом пленник. – Так грязно и муторно было на душе!..
- Грязно, говоришь? – Рогов, взглянув на свои, перепачканные землей руки, расценил последнее заявление как неприкрытую издевку и пришел в ярость. – Я тебе сейчас самому устрою  грязевую ванную!
Перепуганный столь быстрой сменой настроения «мертвяка» солдатик снова не на шутку перепугался и залепетал: «Хорошо, я все скажу. Вот те крест!.. Только это тоже не я!.. Вчерась мы брали одну хату. Так ихний штабс-капитан, из контрразведки... Велели к нему домой вещи свезти... Ну, там, обувку всякую, яшшики... И шкаф до кучи. Шибко тяжеленный...
- Какую хату? – Оживился Рогов. – Фамилии говори!..
В этот момент он, наконец, сообразил, как следует реанимировать «революцьонерку». Быстро набрав в рот из кружки изрядную порцию самогона, оперативник сильно дунул на лицо несчастной. Точно также когда-то одна из васиных соседок по коммуналке «пшикала» водой на белье, когда собиралась гладить...
- А шо фамилия? – Удивленно вскинул брови Косой. – Капитан – он Овечкин. А мужик, ну, чья хата была, – сапожник. Сердюк, кажись...
Ни договорить, ни выслушать дальнейшие вопросы солдатик не успел, так как девчушка неожиданно резко подскочила, заверещала, а потом чуть было не вцепилась Рогову в физиономию. Васю спасло лишь то, что попытку она производила с зажмуренными глазами, которые щипал самогон.
- Нечистая! – Выдохнул Косой, наблюдая, как отчаянно отбивается от недавней пленницы «мертвец»...
* * *
В это же время плененный Виктор Плахов, доставленный в подсобное помещение аптеки, уже который раз пытался убедить своих стражей, что ничего не имеет против советской власти.
Один из присутствовавших, очевидно карусельщик, к которому другие обращались не иначе, как дядька Мефодий, подозрительно поигрывал револьвером. Навалившись локтями на стол, он исподлобья угрюмо рассматривал оперативника. Другой, длинный, напоминающий известного предводителя уездного дворянства, крутил в руке бильярдный шар, словно намереваясь его откусить. Третий, куплетист, нервно теребил в руках свое канотье, явно намереваясь что-то сказать. Чистильщик сапог и цыганенок, слежка за которыми столь бесславно закончилась, пристроившись у двери, теперь сами усиленно наблюдали за пленником.
- Что я вам скажу... – Покосившись в сторону Мефодия и демонстративно поднеся ко рту ладошку, словно скрывая его от Плахова, заговорил Касторский. – Пижон этот, я имею мнение, из тех (артист закатил к небу глаза)!.. Ну, из кабинетов которых, как говорила моя незабвенная бабушка (царствие ей небесное!), Иркутск виден. Вы бы поинтересовались личностью господина...
И Буба ловким движением фокусника быстро извлек из нагрудного кармана пиджака оперативника его служебное удостоверение, бросив на стол перед Мефодием: «Вуаля! Вот и птичка вылетела»!..
- Что с ним болтать? – Кончать гада надо! – Мельком взглянув на золотистого двуглавого орла, вытесненного на обложке документа, обратился к Мефодию чистильщик обуви.
- Согласен, – кивнул цыганенок и вытащил из-за пояса наган, – у нас нет другого выхода...

Часть 2. Канкан для полковника Кудасова

Глава 1. «Контрики»

...Обливающийся потом подполковник полиции Петренко не знал, чего опасаться больше: с одной стороны ему отнюдь не улыбалась перспектива оказаться в кудасовских подвалах у местных оперов – в их надлежащее правосознание, а, главное, в душевность методов допроса верилось слабо. С другой стороны, существовала и более реальная опасность, последствия которой могли сказаться немедленно.
Мухомор представил, как некий «контрик» – контрразведчик, по совместительству исполняющий функции дознания, через час-два будет стряпать отказной материал: «травма была получена при падении теменной частью головы на трату... (зачеркнуто) трото... (снова зачеркнуто)... тротуа... (не читается)... на мостовую. Это произошло вследствие случайного запутывания в икроножных мышцах ног потерпевшего его боевой шашки, отнесенной туда штормовым порывом ветра, обусловленного несанкционированным перемещением вдоль фронта большевистской конницы … На основании изложенного, руководствуясь параграфами... Уголовного уложения Свода законов Российской империи, постановил: в возбуждении уголовного дела по факту гибели подполковника полиции Петренко Н. А. отказать, направив данный материал в ставку штаба армии для принятия мер общественного (хм-м!) воздействия по отношению к буденовским войскам. Считать господина Петренко геройски погибшим при исполнении служебных обязан»…
Додумать окончание постановления Мухомор не успел, так как, действительно, запутавшись ногами в кудасовском подарке, чуть было не упал. Спасибо сопровождавшему поручику: тот вовремя ловко подхватил гостя под локоть.
С грехом пополам они наконец-таки добрели до здания контрразведки, вокруг которого подозрительно ощетинилась штыками чуть ли не рота солдат, а также сновало множество офицеров. В это время прозвучала команда строиться. Военные некоторое время побегали и разобрались в шеренги. Поручик успел указать Николаю Александровичу его место.
«Пронесло! – Подумал Мухомор, осторожно разглядывая соседей. – Во всяком случае, пока меня не «раскололи». Хорошо еще, что в Питере партбилеты вышли из моды и на службу их никто не носит»…
Петренко очередной раз вытер со лба пот.
- Что, вам тоже тяжело по утрам? – Осведомился у него сосед слева, почему-то прятавший за спиной гитару с бантиком на грифе. – Я, знаете, тоже вчерась маленько перебрал...
Николай Александрович чуть повернулся к невысокому тучному офицеру в пенсне на мясистом носе, от которого щедро пахло перегаром, а тот продолжал.
- Я вас случайно не встречал вечером в казино?.. Это было просто прелестно... Там, представляете, была такая мадам... Я ей и говорю: «П-пзвольте поцвать вам ручку». А она так жеманно: «Что изволите»? «Ручку поцв-вать», - говорю, а сам ее цап – и к губам...
- Кого, мадам?
- Да нет же, только ручку... Нежно так пцевать...
Видно бедолага до утра находился под ярким впечатлением лобызания прекрасной незнакомки, так как язык у него здорово заплетался. Но завершить светскую беседу и в таком состоянии не пришлось. На пороге контрразведки появился сам полковник Кудасов. Кто-то заорал «Смирна-а! Господа офицеры!»...
Начальник контрразведки, приняв рапорт о построении вверенных ему сил, хмуро объявил, что со дня на день ожидается прибытие в город верховного главнокомандующего.
- ...И наше подразделение обязано с честью встретить господина барона! А потому сейчас придется заняться строевой подготовкой. И чтобы к моменту, когда мы пойдем торжественном маршем перед его высокоблагородием, ни один из вас не смел уронить ЧАСТЬ мундира славной контрразведки! На сегодня все ранее запланированные мероприятия отменяются.
Николай Александрович попытался сообразить, каким образом можно уронить именно часть мундира, но решил, что Кудасов просто оговорился. Главное было не это, а грядущий результат. Петренко нечто подобное уже видел. Да-да, было в городе Сестрорецке.
Тогдашний начальник ГУВД, облачившись в шитую на заказ фуражку-аэродром, гордо следовал на белом «Мерседесе» за строем личного состава местного отдела. Тогда еще – милиции. Состав, облачившись в парадную форму, хмуро двигался вперед под недомуенные вопросы местных жителей, связанные с возможным началом войны. Вопросы были более чем уместными, так как на поясах стражей порядка висели тяжелые кобуры с пистолетами, а за плечами болтались вещмешки, подлежащие последующей проверке бдительным начальством. Местные милиционерши, шагавшие бок о бок со своими коллегами – мужчинами, ехидно предвкушали, как мудрый генерал, заставивший их вырядиться в единообразные колготки, будет рыться в кучах прокладок и тампаксов, которыми за неимением положенных сухих пайков были укомплектованы вещмешки. Но генерал, убедившись, что его подчиненные сумели преодолеть несколько километров походной колонной, величественно удалился, любезно предоставив возможность знакомиться с прокладками заместителям. Через некоторое время «Мерседес» был передан новому руководителю главка. На память о прежнем остались лишь стены отделений милиции, выкрашенные в «веселенькие» цвета («Вы думаете, в этой тёмно-зеленой камере задержанный будет сидеть с хорошим настроением? – Перекрасить!») – Приходи – обхохочешься…
А меж тем, построение, в котором принимал участие Мухомор, продолжалось. Неожиданно начальник контрразведки узрел, что упитанный офицер с гитарой, стоящий подле Петренко, как-то странно ведет себя: закрыв глаза, он прислонился к плечу соседа и откровенно спал прямо в строю, сладко причмокивая толстыми губами.
- Кто вам разрешил дрыхнуть? – Набросился Кудасов на подчиненного, которого в этот момент сосед предусмотрительно толкнул локтем. – Держите лицо ровно! Здесь вам плац, а не опочивальня, здесь офицеры, а не официанты! И не смейте путать плечо товарища с задницей куртизанки!
- Виноват, господин полковник, – мигом очнувшись абсолютно трезвым голосом возразил офицер, – это просто я медленно моргаю!
- Распустились! Всем моргать, как положено! – Прозвучал грозный приказ. - А теперь...
- К торжественному маршу... По подразделениям... На одного линейного дистанция... Взвод управления – прямо, остальные – напра-а-во..! С песней... Ша-агом... Марш!..
«Как ныне сбирается вещий Олег...» – Грянул запевала, и по плацу слаженно загрохотали сапоги...
«Отмстить неразу-умным хаза-арам...» – Седоусые, потряхивающие солидными животами, полковники из взвода управления и зеленые кадеты из комендантской роты одинаково старательно чеканили шаг, широко раскрывая рты под всевидящим взглядом начальника контрразведки...
«Их села и ни-ивы за буйный набег...» – Неслась раскатами грома песня над не успевшим проснуться городком, заставляя истово креститься богобоязненных старушек...
«Обрек он меча-ам и пожарам!» – Последующие часы превратились для непривычного к практическому выполнению строевого устава Мухомора в сущий кошмар. Времена большого любителя «молодцеватых подходов» – бывшего начальника ГУВД генерала Позвезделко, казалось, канули в Лету, а потому смотры строя и песни на берегах Невы давненько не проводились даже в полиции, не говоря уж о экс-пионерских лагерях. И, потерявший былые навыки маршировать, Петренко про себя проклинал все и вся. Потом он неожиданно вспомнил о предстоящем строевом смотре в родимом РУВД («в целях усиления морального духа для борьбы с оргпреступностью»), с которого, собственно, и начались все неприятности...
Стараясь хотя бы немного отвлечься от муштры, Николай Александрович думал о невесть куда сгинувших оперативниках. Промаршировав час, он готов был бы расцеловать от радости Плахова с Роговым, сумей они немедленно найти и запустить тот злополучный шкаф-контейнер. После второго часа Мухомор смирился даже с идеей, что напишет по возвращении рапорт о присвоении им внеочередных званий и снимет прошлые взыскания. На третьем часу маршепения начальник РУВД, подобно одному известному джинну из бутылки, решил, что (если выживет конечно!) обязательно поймает обоих негодяев, лично отнимет у них удостоверения и с треском выгонит со службы или... или даже сообщит в прокуратуру («Да-да, именно туда, причем, непременно в городскую, а не в районную! И пусть на меня потом кто-нибудь только посмеет посмотреть плохо!..).
- На месте... Стой! (Раз-два). Вольна-а!.. Разойдись!..
При последней команде маршировавший подле Николая Александровича толстячок с гитарой без сил упал прямо на свой многострадальный инструмент. Участливо склонившемуся над ним Мухомору он лишь слабо прошептал: «Когда мы поворачивали налево, я готов был рыдать от счастья, так как вы очередной раз не сбились с ноги»...
Сам начальник РУВД после окончания строевых занятий тоже был не в лучшей форме и непроизвольно хватался за сердце, успокаивая себя лишь известной мудростью, гласящей, что если вам исполнилось пятьдесят лет и у вас вдруг ничего не болит – значит вы уже умерли.
* * *
Что касается подчиненных Мухомора, то ни один из них при всем желании не смог бы в это время спасти собственного начальника от строевых мучений.
Еще ночью, за несколько часов до репетиции парада Васе Рогову в упорной борьбе удалось-таки победить в схватке обнаруженную на кладбище девушку и даже успокоить ее. После этого недавняя пленница приняла активное участие в оказании первой медицинской помощи, прикладывая к расцарапанной физиономии оперативника листы подорожника.
Вася лишь тихонько охал, героически перенося эти муки. В результате новую знакомую удалось убедить, что для полного выздоровления ему необходим строгий постельный режим. Тут же оперативник осторожно заметил, что он просто мечтает о хотя бы об одном глотке чистой родниковой воды, так как крайне изголодался по причине отсутствия места для ночлега.
Девушка, назвавшаяся Ксанкой, хихикнула, но согласилась помочь в поисках временного жилья. Несмотря на ее огромное желание немедленно расправиться с насмерть перепуганным Косым, Рогов не позволил это сделать, заметив, что «война войной, а обед вовремя» и предложил вернуться на кладбище ближе к вечеру.
- Понимаешь, он тут много интересного наговорил про местную контрразведку, – душевно увещевал Вася, – а у меня с этой конторой свои счеты. Так что, давай, лучше, выспимся по-человечески, а потом вернемся за ним, добеседуем. Да и подумай, далеко ли мы уйдем с этим косым в городе, где на каждом шагу патрули?
Ксанка нехотя согласилась.
Через непродолжительное время Рогов уже сладко спал в каком-то сараюшке на морском берегу. Последнюю мысль, мелькнувшую у него в голове: «в каждом месте есть свои прелести, но на курорте – еще и чужие» – он додумать не успел, так как слишком устал. Сочувственно взглянув на своего спасителя, девушка отправилась подыскивать ему более подходящее жилье (во всяком случае, на сон грядущий, она именно так объяснила оперативнику необходимость уйти). Вася попросил, чтобы Ксения не задерживалась, так как он не знает города, а ему еще надо встретиться со своим потерявшимся товарищем.
- Как его зовут? – Осведомилась девушка. – Может, я его знаю?
- Виктор. Виктор Плахов, – сонно пробормотал Вася. Но, честное слово, ты с ним не могла здесь встречаться. Мы приехали только вчера и из такого далека...
* * *
А вот самому Плахову пришлось значительно труднее. Под недоверчивыми взглядами карусельщика Мефодия со товарищи оперативник уже который раз пытался объяснить, что питерская полиция не имеет никакого отношения ни к царской охранке, ни к кудасовской контрразведке; что он самого что ни на есть пролетарского происхождения, а во время учебы в институте подрабатывал и дворником, и грузчиком... Но, интересно, какими ораторскими талантами надо обладать, чтобы убедить слушателей в том, что ты добрался к ним не на поезде, в экипаже или, на худой конец, пешком, а в некоем шкафу?.. Какая такая машина времени?.. Какие восемьдесят лет спустя?..
- Здравствуй, правнучек, добрый ночер, – иронично приветствовал пленника аптекарь, – ты ври, да не завирайся.
- Правильно, – загорячился чумазый чистильщик обуви, – да он же вылитый буржуй! Ты, дядя Мефодий, на руки его посмотри! Они же ничего тяжелее, чем перо не держали!..
- Руки, руки! – Отчаянно сопротивлялся Плахов. – Дались вам мои руки!.. – И вдруг нашелся, бросив взгляд на стоящее в углу подсобки пианино. – Да я – музыкант! Лабух!
- Я вас умоляю! Не смешите мою попу – она и так смешная! – Встрял в разговор артист. – Так где ж это вы видали, прошу прощение, тапера, с такой прической (Буба театральным жестом простер руку в сторону стриженной под «ежик» головы оперативника)? Да все ж музыканты, волосаты, словно красавицы с Молдаванки. Пейсы – раввину, бороду – художнику, а длинные волосы... это, простите меня, привилегия только музыкантов и анархистов...
Зло сверкнул глазами цыганенок, снова настойчиво предложив «пустить в расход» пойманного шпика.
- Слышишь, что народ говорит? – Врешь ты все. Буба – он сердцем чует. В расход тебя надо. – И дядя Мефодий задумчиво покрутил стволом своего револьвера.
- Зачем в расход? Расход нам не нужен! – Запротестовал Плахов. – Я доказать могу...
- Так, пусть молодой человек и сыграет. – Очередной раз с любовью подышав на бильярдный шар, заметил аптекарь.
- Правильно товарищ Кошкин говорит, – оживился чистильщик обуви, – пусть попробует сыграть. Только какую-нибудь нашу, не буржуйскую. Раз говорит, что в краснознаменной полиции служит, то пусть про нее и споет. Революционную песню о рабоче-крестьянской заступнице.
- Лучше про любовь, – мечтательно вздохнул аптекарь, – про товарищескую, в борьбе за народное дело...
Карусельщик согласно кивнул головой и велел развязать Плахова, предупредив, чтобы тот не вздумал пытаться убежать. Размяв затекшие пальцы, Виктор уселся за пианино. Как на зло, в голову не приходила ни одна более-менее подходящая мелодия, а несколько лет занятий на пианино, которые в школе заставляла посещать мама, не давали шансов выдать грандиозный экспромт.
Тогда он, вспомнив последний праздник в РУВД, попытался сыграть и даже спеть «Мурку». Несмотря на уверения музыканта, что произведение посвящено погибшей сотруднице Губ.ЧК Марии Климовой, экзамен оказался не сданным. Более того, Касторский заявил, что впервые исполнял подобные куплеты еще на свадьбе у незабвенного Бени Крика.
- И это ви называете революционной песней? – Я смеюсь вам в лицо. – Вы никогда не слышали, как поют настоящие бандиты... «Гром прогремел, золяция идеть... Губернский розыск рассылает телеграммы... Что вся ж Одесса переполнета ворами... Что наступил критический момент... И нас заел преступный елемент»...
Касторский, декламируя свой шлягер, пытался пританцовывать и, наверное, учинил целый концерт, если б его не остановил Мефодий.
- Ты, и правда, давай-ка что-нибудь пооригинальнее. Как Даниил давеча предлагал.
- Правильно, опять встрял в разговор чистильщик обуви, – я ж говорю, про товарищей, про любовь. Ну, что-нибудь вроде «Дан приказ ему – на Запад, ей – в другую сторону»...
Не желая перечить привередливым заказчикам, Виктор взял несколько аккордов и запел.
Вместе рейдовали, ловили гопоту,
А сколько мы раскрыли с тобою «глухарей»?
Но только я однажды переступил черту,
Назвав тебя не опером, а милою своей…
На праздниках припев обычно подхватывали все оперативники, собравшиеся за столом, но теперь Плахову приходилось отдуваться самостоятельно.
Напарница, напарница, любимая моя!
С тобою не расстанемся – знаю точно я.
Ты – моя избранница, ты очень мне нужна!
Любимая напарница, а в будущем – жена!
…
Как тебя забросило в этот райотдел? -
Женщинам не место здесь: ломает и мужчин…
Милая моя, поверь, что есть всему предел.
Лучше поскорее замуж выходи!
Напарница, напарница, любимая моя!..
Во время очередного припева Виктор краем глаза заметил, что штиблет Касторского начал осторожно отбивать такт музыки, а сам артист начинает потихоньку пританцовывать. Это, хоть и слабо, но вселяло надежду в более-менее благополучный исход концерта.
На другое утро съездили мы в ЗАГС.
Дали три дня отдыха – тишь, да благодать!
Только очень скоро разлучили нас:
Меня на труп направили, тебя – бандитов брать!
Не дождусь свиданьица – ты очень мне нужна!
Любимая напарница, любимая жена!..
- Браво! Брависсимо! – Восторженно аплодируя, закричал Буба. – Бис!..
Заулыбались и Данька с цыганенком. Даже подозрительный аптекарь перестал хмуриться и дышать на бильярдный шарик. Только более опытный дядька Мефодий почему-то не торопился радоваться. Он заставил Плахова еще раз повторить свою историю со времени появления в городке, крайне интересуясь при этом подробностями ареста сапожника. Когда Виктор дошел до истории с задержанием Мухомора, подпольщик сочувственно закивал головой. Но тут Буба не к месту вспомнил, что видел вчера господина, похожего по описанию на начальника пленника, в кабаре. И не одного, а в теплой компании полковника Кудасова.
Это, как говорится, был удар ниже пояса. Плахов понял, что если немедленно не произойдет чуда – его не спасут никакие шлягеры, а дядька Мефодий уже начал взводить курок своего револьвера.
Но чудо произошло: в самый ответственный момент у входа кто-то негромко постучал явно условным стуком. Все смолкли. Только аптекарь, подойдя к дверям, осторожно кашлянул: «Кто там»?
- Это я, товарищ Кошкин! – Послышался с улицы девичий голосок. – Ксанка. Впустите, пожалуйста...
Последующее время до Плахова никому не было дела: все расспрашивали девушку об ее ночных приключениях и неожиданном спасении, а она все с большими подробностями пересказывала подвиг неизвестного чекиста по имени Вася.
В глазах слушателей спаситель представал эдаким былинным богатырем, запросто расправившимся с троими белогвардейцами, а потому Виктор сразу не сообразил, что речь идет о его коллеге.
- Он очень устал и сейчас спит в надежном месте, – сообщила Ксанка, – а потом Васе обязательно надо помочь найти товарища.
- Какого такого товарища? – Поинтересовался Мефодий.
- Товарища Плахова. Вася говорил, что его так зовут. Виктор Плахов. Он тоже из питерской «чрезвычайки».
Дядька Мефодий недоуменно уставился на пленника.
- Ни фига себе – «контрики»! – Касторский передвинул канотье на затылок. – Как говорила моя покойная бабушка, «Чтоб мне не кушать тараньку к пиву»!..

Глава 2. «Операция «Ы» и другие приключения Мурика

Пленение Виктора Плахова завершилось гораздо благополучнее, чем можно было ожидать. С ним не только не поступили, как с врагом трудового народа, но даже предложили посильную помощь в вызволении из контрразведки Мухомора. Правда, дядька Мефодий тут же заметил, что долг оперативников помочь подпольщикам заполучить план белогвардейских укреплений, которые хранятся в сейфе Кудасова. Плахов, естественно, заверил в полной поддержке этих начинаний.
Подпольщик, категорически отверг предположение о своей причастности к исчезновению шкафа-купе из дома сапожника Сердюка. Более того, сославшись на конспирацию, он заметил, что вообще ничего не слышал о подобном аппарате. Если машина и была, то, скорее всего, ее забрали при обыске. Тем более о чем-то подобном говорил солдат на кладбище («Я правильно вас понял, товарищ Рогов»?). Значит, поиски придется вести в логове белых.
Что касается судьбы подполковника Петренко, то, посовещавшись, все пришли к выводу, что хитроумный контрразведчик специально таскает Мухомора с собой, чтобы выявить его возможные связи.
Самое деятельное участие в планировании принял и Вася Рогов, которого, разбудив, доставила в аптеку Ксанка. Он авторитетно заявил, что начальник РУВД – человек бдительный, а потому на контакт с незнакомыми людьми (имея в виду «мстителей») не пойдет. Значит, надо подумать, каким образом можно попытаться организовать встречу с Петренко.
Быстрее других нашелся Буба. Он что-то пошептал на ухо дядьке Мефодию, тот довольно засмеялся и милостиво позволил товарищу Касторскому публично огласить свою идею.
Артист заметил, что по его разумению, встретиться лучше во время какой-нибудь суматохи. При этом он скромно заметил, что является истинным мастером по организации подобных мероприятий.
- Вы ж представить себе не можете, какой фурор произвело недавно исполнение «Боже царя храни» в исполнении вашего покорного слуги и его милых воробышков! – Начал было хвалиться Касторский, но, смутившись под хмурым взглядом карусельщика, осекся, продолжив изложение плана.
Если сократить постоянные отступления в стиле конферанса о бедной бабушке Бубы, его родственниках и друзьях-одесситах, то суть тирады сводилась к следующему.
Известно, что полковник Кудасов тайно боготворит канкан, считая его лучшим из танцев. С этим мнением (увы!) согласны далеко не все из посетителей кабаре. Поэтому, если начать исполнять искрометный танец в нетрадиционной форме, то, скорее всего, в увеселительном заведении вспыхнет скандал. А во время перестрелки, которой он будет наверняка сопровождаться, можно попытаться вывести «главного народного товарища полицейского» в укромное место и установить с ним связь.
Касторский развеял и сомнения оперативников по поводу дебоша.
- В крайнем случае, дорогие вы мои, даже если морды бить не будут, Буба вам все равно устроит это свидание!.. Господин Кудасов (Чтоб я никогда не увидал родимой Одессы, если это не так!)... Об чем думает такой человек? – После исполнения номера он обязательно пойдет за кулисы, чтобы выразить восхищение артистам. Но, прошу прощения, вы мне только скажите, какой барыга оставит без присмотра товар на привозе? И какой-такой Кудасов бросит свою жертву?.. Или он должен думать, что ваш главный народный полицейский будет-таки спокойно жрать водку, ожидая возвращения тирана? – Я умоляю вас...
- Правильно! – Плахову понравилась идея артиста. – А за кулисами мы повяжем этого урода!
- Я умоляю вас! – Снова взмолился артист. – Не надо никого вязать. Вы за кулисами будете иметь спокойную беседу со своим товарищем, пока господин Кудасов станет целовать ручки вашему другу!
- Не понял. – Враз насторожился Рогов. – А кого, собственно, вы имеете в виду? Кому целовать ручки?
Но Бубу, казалось, не смутило это замечание.
- Целовать? – Естественно, артистам. Я уверен, что к завтрашнему вечеру сумею сделать из вас настоящих мастеров сцены! Или ж вы думаете, что за вас танцевать будет Касторский? А может вы, может, надеетесь, что ваш товарищ Петренко внимательно выслушает бедного куплетиста?..
- А нельзя ли без ручек? – Вмиг погрустнел Вася, которого успел исподтишка ткнуть кулаком в бок Плахов (не перебивай!). – Я же его, гада, на месте придушу!..
В конечном итоге консенсус был достигнут. Времени до концерта оставалось мало, а оперативникам еще надо было успеть отыскать злополучный контейнер. Подпольщики пообещали им помочь с телегой, лишь попросив точно определить, когда и куда ее следует подать. Тут-то Вася и вспомнил об оставленном на кладбище Косом: тот еще не назвал точный адрес, по которому отвозил вещи.
Только на этом полоса везения кончилась. Когда Рогов с Плаховым в сопровождении цыганенка, которого, оказалось, зовут Яша и чистильщика обуви Даньки пришли на кладбище, к могилке, у которой ночью умирал оперативник, то там была обнаружена только солдатская фуражка и скудные остатки недавней трапезы.
- Ушел, вражина! Связанный, а ушел! – Только и смог вымолвить Вася под укоризненным взглядом коллеги. – Придется искать самим.
- Ну, и как ты думаешь искать? – Ехидно осведомился Виктор. – Объявление у контрразведки повесишь?
Вася на миг замялся, но тут его лицо просияло.
- Вспомнил! Он говорил, что отвозил вещи в дом штабс-капитана Овечкина! Мы же найдем его, правда?
- Обязательно найдем, когда в этом городе будет налажена работа филиала питерского ЦАБа  или, на худой конец, «интернета».
Возникшие разногласия не успели перерасти в открытое столкновение, так как положение спас Даниил. Незаметно перемигнувшись с Яшкой, он заметил, что «один наш товарищ» очень близко знаком с упомянутым штабс-капитаном и потому выяснить адрес Овечкина – дело пустяковое. Значит, если сотрудники из питерской краснознаменной полиции подождут, вскоре адрес будет им сообщен. Оперативникам ничего не оставалось делать, как согласиться, после чего парнишки словно испарились.
И действительно, не более чем через час Яша вернулся.
- Пойдемте, я покажу вам, где живет Овечкин...
* * *
- Ну, что делать будем? – Поинтересовался Плахов у коллеги после того как, обойдя пару раз вокруг дома штабс-капитана, они удалились от него не более безопасное расстояние. – Ты уверен, что наша машина именно там?
Рогов ни в чем не был уверен, тем паче, после ночного приступа болезни. Но на всякий случай заверил, что нужному контейнеру больше находиться негде. Более осторожный Виктор все же предложил не лезть на рожон, а сначала тихонько проверить, правда ли, что агрегат в доме.
- А как ты собираешься это делать? – Поинтересовался Вася.
- Надо провести операцию «Ы», как говорят чекисты, – ответил Плахов, – не слышал о такой? .
Рогов усердно подтвердил, что с основы ОРД – оперативно-розыскной деятельности учил достаточно прилежно, а потому всегда готов и к труду, и к обороне...
* * *
Убедившись, что дом, в котором изволил проживать штабс-капитан Овечкин, не охраняется, оперативники вернулись в аптеку. Там товарищ Кошкин любезно снабдил их кое-каким инструментом, необходимым для проникновения в жилище. Ксанка, которая, казалось, только и ждала возвращения своего спасителя, заявила, что отвечает за безопасность новых знакомых и потому будет их сопровождать. Никакие уговоры на девушку не подействовали. В итоге на операцию «Ы» Рогов с Плаховым отправились под конвоем милой мстительницы.
- Останешься на улице, – на правах старшего велел ей Виктор по дороге. Если что – свиснешь или, на худой конец, бросишь камешек в окно.
Вася осмелился усомниться, что девушка способна дать сигнал подобным образом, но Ксанка живо развеяла его опасения. Сначала, засунув два пальца в рот, она оглушила спутников лихим свистом. Затем, подобрав с мостовой камешек, довольно точно метнула его, угодив чуть ниже пояса дамочке, прогуливающейся по улице с каким-то военным. Тот немедленно получил по физиономии от своей спутницы, не понявшей толком, кто посмел посягнуть на ее прелести. В результате оперативники и Ксанка вынуждены были на всякий случай спасаться бегством.
- Надеюсь, ты больше не сомневаешься в моих способностях? – Улыбнулась девушка, подбирая с дороги очередной камень и явно приглядываясь, куда бы его можно было кинуть.
При этом молчаливый Виктор недвусмысленно покосился на лицо коллеги, со знанием дела расцарапанное минувшей ночью. Рогов, во избежание последующих бедствий, торопливо заверил, что абсолютно уверен в талантах Ксанки и вся операция без ее участия просто будет загублена.
«Напарница, напарница, ты очень мне нужна»! – Попробовал запеть Плахов, но замолчал под грозным взглядом девушки, очевидно посчитавшей подобные шутки неуместными.
Больше приключений по дороге к обители Овечкина не случилось. Поэтому, оставив свою спутницу на улице, оперативники двинулись к строению. Второй этаж дома казался нежилым. Запертые ставни, шаткая деревянная лесенка, ведущая снаружи к заколоченной двери. За то на окнах первого этажа красовались кружевные занавески, а на подоконниках виднелось несколько горшков с цветами. Это, очевидно, и была квартира штабс-капитана.
Наверное, хозяин квартиры не рассчитывал, что к нему могут нагрянуть незваные гости, так как на входной двери болтался лишь один замок. Но припасенный инструмент применять не пришлось. Видно, контрразведчик всерьез полагал, что запоры устанавливаются только от честных людей, а остальным любые хитроумные приспособления – не преграда: все равно взломают, а если это окажется сложно – еще и имущество попортят. Во всяком случае, замок на двери квартиры был простенький, да и отпереть его легко удалось с помощью ключа, обнаруженного под лежащим на пороге ковриком.
Но не успели оперативники проникнуть внутрь помещения, как у них возникла серьезная проблема: когда Рогов легкомысленно широко распахнул дверь, из прихожей на улицу проворно выскользнула симпатичная кошечка. Так же проворно она увернулась из-под рук попытавшегося ее схватить Виктора, а затем удрала невесть куда, предоставив гостям возможность решать два главных вопроса эпохи: «Кто виноват?» и «Что делать?».
Первый ответ Рогов нашел достаточно быстро, витиевато заявив, мол женщина на корабле – к несчастью. Правда, его товарищ тут же заметил, что именно Вася должен быть в ответе за свою благодарную поклонницу, действия которой вряд ли связаны со столь дерзким побегом шустрой животины.
Тем не менее, нерешенным оставался второй вопрос. Здесь основная проблема заключалась в том, что опытный контрразведчик, явившись домой и, обнаружив отсутствие там любимой кошечки, наверняка сообразил бы, что в квартире побывали незваные посетители. Со всеми последствиями, вытекающими из сложной военной обстановки и возможностей местных спецслужб. Поэтому, осматривая все закоулки обители Овечкина, оперативники не прекращали обсуждение.
 Наконец, Плахову пришла в голову блестящая идея и он, предоставив Васе самостоятельно продолжать поиски контейнера, выскользнул на улицу.
Через непродолжительное время Виктор вернулся в квартиру, бережно прижимая к груди здоровенного сонного котяру.
- Мы спасены! Смотри, какого мурика я притащил! – Сотрудник «убойного» отдела, плотно прикрыв дверь плечом, спустил свое толстое приобретение на диван. Кот кое-как вразвалку доковылял до подушки, плюхнулся на нее и уснул.
- Ты что, совсем офонарел? – Удивился Вася. – Неужели ты думаешь, что штабс-капитан спутает этого рыжего мурлокотама со своей милой серенькой кисой?
- Совершенно не думаю. – Плахов, посмеиваясь, открыл форточку одного из выходящих во двор окон и сбросил с подоконника на пол цветочный горшок, который, естественно, разбился. – Просто проявляю оперативную смекалку. Посмотри, этот мурик даже ухом не ведет. Думаю, он продрыхнет до прихода хозяина квартиры.
- Ну и что? – Продолжал недоумевать Вася. – Нам-то от этого легче станет?
- Станет-станет, – подтвердил Виктор, – представь: возвращается Овечкин, видит, что форточка открыта, разбитый горшок с цветами – на полу, на диване это сокровище, а любимой кисы и след простыл. Что он подумает?
До Рогова, наконец, начал доходить смысл идеи коллеги и он просиял.
- Он подумает, что маленькая серенькая киса счастливо спаслась бегством через форточку, избежав гнусного надругательства над своей невинностью. Или  не избежав. А обессиленный растлитель уже не нашел сил подняться после учиненного им злодейства!.. Кстати, где ты нашел его?
Плахов вкратце объяснил, что котяра не без помощи Ксанки был «взят напрокат», а проще – выкраден из ближайшей продуктовой лавки.
- Я как его увидал – сразу понял: это то, что нам надо. Зову его: «Мурик, Мурик»! А он хоть бы ухом повел. Ну, тут Ксанка заговорила лавочнику зубы (она, кстати, саму лавку мне и показала), а я хвать толстого под мышку и – сюда. Молодец, девчонка!..
Вася полностью разделил мнение товарища, как можно более лирично продекламировав:
- Коты с балконов мякали,
Котам покоя нет.
И тихо слезы капали
В мартовский рассвет.
- Ну как, гениально? – Радостно шмыгнув носом осведомился поэт. – Это мой личный экспромт...
Но это была последняя радость, связанная с операцией «Ы». Увы, поиски шкафа-купе оказались плачевными: ни самого агрегата, ни его следов в квартире и в подвале обнаружить не удалось.
В расстроенных чувствах оперативники заперли входную дверь и отправились в гостеприимную аптеку, дабы обдумать свои дальнейшие действия.
* * *
Расчет Плахова о легендировании пропажи кошки оказался не совсем верным. Штабс-капитан Овечкин вернулся ближе к вечеру домой. Там он обнаружил на диване не только Мурика, блаженно развалившегося на подушке, наподобие жирной котлетины на бутерброде. Рядом грациозно пристроилась серенькая киса, которая нежно, но настойчиво покусывала сонного повелителя за ухо. А вместо одного разбитого горшка, на полу валялось целых три, прикрытых сорванным карнизом с кружевными занавесочками...

Глава 3. Канкан для полковника Кудасова

Несколько оправившись после неудачи с операцией «Ы» оперативники волей-неволей вернулись к стратегии поисков пропавшего шкафа-купе. Самой перспективной им казалась идея снова отловить Косого и поговорить с ним по душам. Знай наши герои, как разыскать сбежавшего солдата, проблема решалась бы просто. Но это как раз было неизвестно. Тем не менее, предложения по поимке конвоира прозвучали. Одно из них сводилось к тому, что Рогов должен прибыть в конвойную команду и, встав посреди казармы заорать: «Косой, подлый трус, выходи»! Увидев воскресшего мертвеца, все с перепугу разбегутся, а нужный солдат непременно снова грохнется в обморок. Тогда-то его и следует брать.
Только Вася категорически воспротивился реализации подобного плана и заявил, что уж лучше станцует канкан в кабаке, чем добровольно сунется в казарму конвойной команде. По его мнению, с тем же успехом можно было, встав на пороге контрразведки спеть «Варшавянку» – финал был бы одинаков: не расстреляют на месте, так отправят в дурдом. А побывать там еще раз Рогов не стремился .
Плахов попытался привести черчиллевский аргумент, заметив, мол «ничто в жизни так не воодушевляет, как то, что в тебя промахнулись». Но эта мудрость вызвала только очередную вспышку возмущения у Рогова. В результате в аптеку был вызван господин Касторский, который оставшиеся до начала концерта часы объяснял оперативникам, как им следует выкидывать коленца. К вечеру у обоих учеников буквально отваливались ноги, но, Буба, не скрывая удовольствия, заявил, что в успехе номера лично он уверен.
- Это вы будете иметь вещь! Чтобы иметь рагу из зайца, нужно иметь, как минимум, кошку! – Радостно потирал руки куплетист. – Наш выход сделает имя местной сцене! Это ж две большие разницы – простой канкан и танец в постановке господина Касторского!.. А теперь я возьму экипаж и доставлю вас в обитель Мельпомены!..
* * *
В ресторане, как обычно по вечерам, было шумно, тесно и накурено. Плахов внимательно рассматривал зал сквозь дырочку театрального занавеса. В зале мелькало множество разномастных военных мундиров и кителей, которые нынче можно увидеть разве что в музее или, в худшем случае, на каком-нибудь ряженом, уверяющем, что его «казацкий» род ведет летоисчисление чуть ли не от Стеньки Разина.
Лично Виктор считал, что факт родства с известным бандитом, насильником и убийцей следовало бы тщательно скрывать, что казакам, что иным добропорядочным гражданам. Хорош народный герой, если из-за недовольства собственных подельников – собутыльников похищенную девчонку, да еще иностранную подданную, прилюдно утопил! Одно дело, как первый президент собственной страны, попробовать искупаться, не выходя из машины. Но можно только представить, какой разразился бы скандал, попытайся кто по пьянке выбросить в Волгу дочку правителя суверенной державы! Это, как говорится в определенных кругах, совсем не по понятиям. Тем не менее, всяких пугачевых, разиных, распутиных, махно и прочих отпетых мошенников на той же эстраде расплодилось немеренно, чем носители преступных имен – псевдонимов, видимо, нещадно гордились. Ну, да Мадонна им судья...
Тем временем ресторанные посетители потихоньку нажирались, голоса слышались все более громкие. Времени для раздумий у Виктора оставалось не так уж много. Вот-вот он и Вася должны были появиться перед зрителями, а начальника РУВД в зале не было видно. Без присутствия же Мухомора вся затея с танцем теряла смысл. Буба тоже волновался, но старался не подавать виду, подбадривая несколько робеющих оперативников, впервые выходящих на столь представительную сцену.
- Вы знаете, что надо делать, если ваша пассия наставит-таки вам рога? – Риторически вопрошал артист. – Насыпать ей в карман соли и положить собачью шерсть. Вот и супруга Фимы (вы ж знаете Фиму? – Я вам за него рассказывал) решила воспользоваться таким средством. И что б вы подумали? – В карман его клифта уже кто-то подложил соль и шерсть. Бедная Бэллочка! Она чуть не убилась от этого кошмара, не зная, как вернуть уплаченные за купленную шерсть деньги!.. А вот послушайте еще одну поучительную историю...
За «разговором» с Касторским время тянулось не столь уныло. Наконец, подполковник полиции Петренко все же появился в зале. И не один, а в компании с начальником контрразведки. К ним тут же подбежал бдительный метрдотель и, почтительно кланяясь, проводил к зарезервированному столику.
Заиграл оркестр и представление началось.
Буба, как истинный режиссер, не торопился объявлять лучший номер. Разогревая публику, он спел несколько куплетов в сопровождении девочек из кордебалета, попутно рассказал пару свежих анекдотов, дал возможность проявить таланты музыкантам и лишь «на сладкое», когда, отгрохотав, затихло эхо барабанной дроби, объявил «номер сезона».
- Впервые!.. Только у нас!.. – Разносился по залу интригующий голос конферансье. – На один день, проездом в Стамбул!..
Рогову вдруг показалось, что сейчас артист добавит нечто вроде «правильные питерские пацаны делают конкретный канкан для братвы-ы» ! Но ведущий просто объявил название танца и скрылся за кулисами, вытолкнув оттуда на сцену обоих оперативников.
Очевидно, господин Касторский всерьез готовился ставить спектакли в стиле «а ля рюс» где-нибудь в «Мулен Руже», рекламируя чопорным европейцам лапте-ушаночную экзотику. Нынешнее же выступление, наверняка, должно было послужить прелюдией к предстоящим гастролям. Поэтому под залихватскую музыку Вася с Виктором судорожно запрыгали по сцене и задергали ногами, обутыми по режиссерской задумке в кирзовые сапоги.
Некоторое время посетители кабаре взирали на сцену довольно мирно. Полковник Кудасов даже изволил прервать застольную беседу и повернулся лицом к танцующим. Поэтому он не заметил, как вытянулось лицо Петренко, который даже привстал от удивления и несколько раз беззвучно открыл рот, словно вытащенная на берег рыба. Но в этот момент какой-то гордый джигит в черкеске, грохнув кулаком по столу, прокричал: «Нэ правылный танэц! Да здравствует лэзгынка»!
Тут же, в другом конце зала вскочил со своего места безусый кадет и, что-то выкрикнув про европейскую демократию, завопил: «Ура танго – танцу настоящих парижанок»! Через мгновение он получил по физиономии от господина из-за соседнего столика, провозгласившего при этом, что танго – танец быдла и потребовавшего незамедлительно исполнить вальс. «Лэзгынка давай! – Подскочил к музыкантам кавказец. – Зарэжу»! Но кто-то успел своевременно метнуть ему в голову бутылку и, причем, довольно удачно, так как любитель зажигательной ассы без чувств рухнул под стол.
Пронзительно завизжала какая-то мадам. Гулко бабахнул под сводами зала револьверный выстрел: «Мазурку, мать вашу под факстрот»!.. «Кто кого в рот»? – «Вот»! – О стену, пролетев, грохнулся стул, рассыпавшись на все четыре ножки. Со звоном летящего стекла и приборов перевернулся стол, за ним другой... Кто-то отчаянно размахивал руками, пытаясь угодить по физиономии всем, оказавшимся в досягаемости. Другой, подхватив на руки свою спутницу, выносил ее на свежий воздух, третий просто орал, четвертый увещевал не в меру разволновавшегося приятеля: «Оставь ты этого... он добрых слов все равно не понимает, сколько не бей»!.. В общем, вечер у некоторых посетителей увеселительного заведения оказался прожитым не зря...
А меж тем, танцевальная музыка закончилась. Оперативники, поспешно раскланявшись и попутно увернувшись от пары пролетающих мимо бутылок, без промедления ретировались за кулисы.
Танцоров мужественно сменил куплетист, насмотревшийся на своем веку на множество кабацких потасовок, а потому чувствовавший себя более-менее уверенно «Господа! Держите у себя в руках! Как говорили древние латиняне у нас в Одессе, Omnia animal post coitum tristia sunt. – Все животные после совокупления ходят грустные. Так, давайте же веселиться, пока не поздно!..
Плахов с Роговым еще не успели толком отдышаться, когда в гримерку вошел полковник Кудасов, за спиной которого виднелся как минимум удивленный Мухомор. Выразив свое восхищение новыми артистическими дарованиями, начальник контрразведки принялся рассуждать о временах и нравах. Скорее всего, вскоре он бы окончательно достал оперативников, которых спасло лишь своевременное появление Касторского, предусмотрительно объявившего антракт.
Сопротивление Кудасова, желавшего сказать артистам еще несколько теплых слов, было сломлено Бубой, который буквально утащил полковника выпить «всего один фужер шампанского» с девушками из кордебалета. Пообещав вскоре вернуться, Кудасов удалился.
- Ну, докладывайте, как думаете жить дальше, – угрюмо взглянул начальник РУВД на подчиненных, – почему не доложили о результатах работы к поставленному сроку?
- Мы... Мы сначала думали, что вас в контрразведку забрали, – залепетал Вася, – и расстреляли там...
- Не дождетесь! – Прервал этот лепет Мухомор. – И вообще... Только не надо придумывать всякие поводы, чтобы пренебрегать исполнением служебных обязанностей...
А потом, несколько смягчившись добавил: «Сами-то как? Вижу, удачно выбрались»?..
 Оперативники радостно закивали головами и поведали начальнику о приключениях последних дней. Тот, не перебивая, слушал, лишь иногда сочувственно покачивая головой.
- ...А карту эту, – наконец подал голос Петренко, – карту я им хоть сейчас по памяти нарисую. Как-никак не зря истфак в университете оканчивал. Только (Мухомор предостерегающе поднял вверх палец) об этом пока никому ни слова – пусть сначала помогут найти этот ваш чертов контейнер или как его там?.. В общем, успехов, ребята. А связь, как договорились, будем через сапожника держать...
Полковник Кудасов появился в гримуборной часа через полтора, раскрасневшийся, перемазанный губной помадой и в весьма благодушном настроении. К этому моменту все конфиденциальные вопросы уже были решены. Мухомор успел не только выслушать доклады подчиненных и надавать кучу ценных указаний, но очередной раз пообещать влепить по «неполному служебному соответствию», а также оказать содействие в поисках косого солдата из конвойного подразделения.
* * *
Следующим утром Николай Александрович Петренко задумчиво сидел в своем кабинете, размышляя, как бы аккуратнее выяснить судьбу злополучного шкафа-купе. Худо-бедно, но, несмотря на разнос, который начальник РУВД вчера учинил подчиненным, можно было считать, что добрая треть их работы была выполнена: выяснено, что приспособление для возвращения в родной Питер находится не у красных, а куда-то упрятано с помощью белой контрразведки. Теперь оставалось сделать остальные две трети: выяснить, где именно хранится агрегат и заполучить его. А это Мухомору представлялось уже делом техники.
От благостных размышлений вновь испеченного контрразведчика отвлек грохот распахнувшихся створок двери.
Подняв глаза от предусмотрительно разложенных на столе бумаг (мы тут не бездельничаем, а с документами работаем!), Петренко увидел, что на пороге комнаты, широко расставив ноги, «упакованные» в кожаные галифе и, упрямо уперев подбородок в повязанный на шее черный бант, стоит всклокоченный господин весьма решительного вида.
- Ну что, дождались? – Не удосужившись даже представиться, по-хозяйски вопрошал посетитель, двинувшись к столу Мухомора и, в конечном итоге, упершись в стол ладонями. – Дождались?! Я вас спрашиваю!.. Под вашим носом работают красные бандиты, а вы как штабные крысы, бумажками обложились!..
Другой бы столоначальник, рангом поменьше Петренко, может, стушевался от подобного натиска. Но начальника РУВД, пережившего около десятка руководителей главка, «на голос» было брать бесполезно. Довольно холодно поинтересовавшись, кто собственно осмелился без стука ворваться в кабинет и получив ответ, что это сам (!) атаман Бурнаш, Петренко заметно оживился.
- Ты чьих будешь? – Поинтересовался полицейский и, увидев на красной физиономии посетителя растерянность, добавил более сурово, как, наверное, подобало самому царю Всея Руси, – Чьих холоп будешь, спрашиваю?
Бурнаш хотел было сказать что-то злое в ответ, но лишь успел начать вопрос: «Кто это тут со мной...».
Мухомор, не давая бандиту опомниться, решительно поднялся из-за стола.
- С тобой, волчара, разговаривает подполковник Петренко! Ты, кажется, свою ОПГ  с чем-то перепутал. Запомни: если бы всякая тварь, которая мне грозила, хоть по разу плюнула – я бы утонул. Только я здесь, а они – по клеткам сидят. Может, и тебя суток на десять на нары отправить, чтобы в чувство пришел?..
У Бурнаша, вид грозного полицейского явно вызвал не самые добрые ассоциации с прежней жизнью. Атаман сообразил, что надо менять тактику и залебезил перед Мухомором, пытаясь объяснить, что им только что выявлен вражеский агент, работающий в городе. Самое неприятное, что этим агентом бандит назвал чистильщика обуви, расположившегося со своими щетками перед зданием контрразведки. Но Николай Александрович виду не подал. Надеясь выяснить подробности и уже тогда сориентироваться по ситуации, он сменил гнев на милость.
- Так ты «барабан» , значит? – Так бы и сказал сразу. У кого на связи состоишь? – Казалось, миролюбиво осведомился Петренко. – Псевдоним, то есть «погоняло» по-вашему, какой имеешь?
Атаман заюлил, стараясь обойти щекотливый вопрос, и вместо ответа принялся торопливо излагать историю своего знакомства с «неуловимыми мстителями».
«Хуже нет дурака, чем дурак с инициативой, – размышлял Николай Александрович, слушая Бурнаша, – но если сейчас не дать команду арестовать пацаненка, то добровольный осведомитель наверняка ворвется со своим докладом к кому-нибудь еще. А тогда... Тогда немедленный и весьма неприятный исход карьеры обеспечен»!..
У начальника РУВД была мечта получить очередное звание и пенсию отнюдь не посмертно, а потому он мучительно искал выход, позволивший бы без ненужных проблем избавиться от настойчивого посетителя. И вдруг Мухомора озарило.
- Так ты говоришь, что коровку у бабушки взял для нужд своей банды, а малолетки у вас отобрали столь честно нажитое имущество?..
Бурнаш поморщился при упоминании слова «банда», но согласно закивал головой, подтверждая, что все так и было. При этом он не заметил, что Петренко незаметно нажал кнопку звонка, укрытого под крышкой стола.
- Твоя группировка разбойничала в степях Херсонщины, совершала террористические акты, подрывая устои российской государственности, а ты организовывал эти безобразия. – Как бы рассуждая вслух, продолжал начальник РУВД. – Твои подельники сначала убили с особой жестокостью, то есть на глазах сына, человека, потом избили мальчика нагайкой, причинив ему телесные повреждения. Затем вовлекли его в банду, заставили несовершеннолетнюю сестру мальчишки прислуживать в кабаке, вовлекая ее таким образом в асоциальную деятельность ... Если подросток и причинил тебе какие-нибудь неприятности, то очевидно в пределах необходимой обороны. А ты теперь пытаешься с помощью государственного аппарата принуждения отомстить ему. Хорош!..
Атаман слишком поздно сообразил, куда клонит полицейский. В результате ворвавшиеся в кабинет дюжие охранники умудрились скрутить бандита прежде, чем он успел достать из кобуры маузер. Учитывая явную тяжесть содеянного – покушение на жизнь сотрудника контрразведки, те же охранники немедленно провели с задержанным короткую воспитательную беседу. После этого, как некогда замечал Андрей Кивинов, лицо атамана стало похоже на его фоторобот, а сам задержанный больше не пытался говорить, смирно лежал на полу и тихонько постанывал.
Петренко велел вызвать конвой и засадить бандита в кутузку, чтобы более плотно заняться с ним после окончания работы с документами. На самом деле главная задача Мухомора была выполнена: опасный осведомитель был отправлен подальше от глаз полковника Кудасова. «Теперь, – размышлял начальник РУВД, – утечет немало воды, пока кто-нибудь удосужится разобраться с этим типом. Когда же разберутся будет поздно: я со своими операми уже буду в Питере, а чистильщик обуви – по ту сторону фронта».
Вскоре подошел и вызванный охраной конвой. Николай Александрович заметил, что один из солдат косит. Учитывая рассказ Рогова о встрече на кладбище, можно было рассчитывать, что удача сама пришла в руки. Поэтому, напустив на себя строгий начальственный вид, Петренко обратился к Косому, велев, чтобы тот, отконвоировав задержанного в тюрьму, лично вернулся и доложил об исполнении поручения. Тот придурковато взвопил, будто его представили к награде: «Рад стараться, ваше благородие»! Мухомор лишь усмехнулся, вспомнив, что с подобной интонацией кричала Гюльчатай из «Белого солнца пустыни»: «Господин назначил меня любимой жено-ой»!
После того, как Бурнаша увели начальник РУВД, выждав несколько минут, отправился почистить обувь: надо было срочно предупредить связного об опасности и передать подчиненным, где им следует встретить Косого для душевной беседы. Но к великому разочарованию место чистильщика на площади перед контрразведкой пустовало. Поэтому, тяжело вздохнув, Мухомор был вынужден пешком отправиться через весь город в аптеку.

Глава 4. «Ку-ку, Гриня»!…

Возможно, с точки зрения теории, Николай Александрович и рассчитал все точно. Но, к сожалению, он не учел жизненных реалий.  Вон, Буревестник в песне М. Горького ничего не делал. Реял себе «гордо над густым от пены моря», пока все нормальные птицы спасались кто куда. И что? Что стало с горделивым горлопаном? – Услышали его тучи. А дальше история умалчивает. Как в народных сказках, большинство которых заканчивается красивой свадьбой. А дальше – хоть трава не расти...
Бурнаш не стал уподобляться безумной птице. По пути в тюрьму он попросил разрешения справить нужду и, после недолгих переговоров с конвоирами, был развязан вопреки всем инструкциям, полученным в контрразведке. Отцы-командиры, разбираясь с последствиями подобных происшествий, обычно довольно образно замечают, мол, куда солдата не целуй – везде задница. Как бы то ни было, в результате собственного легкомыслия Косой и его напарник с битыми физиономиями остались одни, а бандит немедленно бросился назад в контрразведку. Его так душила ненависть к «мстителям», что, пренебрегая безопасностью, он не стал обивать пороги кабинетов «обыкновенных» офицеров, а прямиком направился к самому Леопольду Кудасову.
К счастью для Петренко атаман не стал тратить время на рассказ о побеге из-под стражи, тем более что считал причиной ареста собственную невыдержанность и обычную тупость «полицейского». Вместо этого Бурнаш поведал начальнику контрразведки и штабс-капитану Овечкину «страшилку» о злодеяниях компании Даньки . В данном случае, как говорится, лекция попала в подготовленную аудиторию и Кудасов, давно ожидавший визита «мстителей», немедленно принял меры к аресту большевицкого лазутчика. Причем, в качестве «поощрительного приза», разрешил атаману лично задержать парнишку, что Бурнаш с удовольствием и сделал: «Ку-ку, Гриня! Откукарекался»?..
Ни Петренко, ни его подчиненные так и не дождались визита Косого в контрразведку: унтер-офицер, выслушав доклад конвоиров о происшествии, слишком усердно провел с ними воспитательную работу. В итоге оба нарушителя правил несения конвойной службы, кряхтя и охая, направились в очередной наряд. Перестаравшийся унтер решил, что не стоит спешить исполнять приказ (все равно его могут отменить). Проще говоря, не пожелал выносить сор из избы, небезосновательно надеясь, что о происшествии начальство может не узнать или запамятовать в суматохе прифронтовых будней.
* * *
Оперативники, поняв, что Косой не объявится, попытались разыскать Даньку, чтобы через него доложить об этом Мухомору. Но чистильщика обуви на месте тоже не оказалось. Тогда они направились на работу к дядьке Мефодию, но и сюда, увы, опоздали.
Очевидно, что контрразведчиков не зря учили в академии Генштаба, так как вслед за арестом Даньки, был задержан господин Касторский. В это же время к карусельщику, которого непонятным образом умудрились вычислить за несколько минут до появления там Рогова с Плаховым, уже заявился адъютант Кудасова, довольно неуклюже пытаясь изображать приблатненного урку: «Слышь, дядя, мне ваш самый главный нужен, ну, который за Сердюка остался»...
Что касается Бубы, то с ним просчитались: только сумасшедший может пытаться переговорить профессионального конферансье, который, к тому же родом из Одессы. Через непродолжительное время общения с господином Касторским начальник контрразведки попросту выгнал артиста из кабинета, будучи не в силах больше выслушивать истории про славянский шкаф, тумбочки, шифрованные сообщения, передаваемые с помощью кастаньет и прочую ахинею.
Не намного удачнее закончилась и попытка адъютанта Кудасова внедрится в ряды подпольщиков. Когда он попытался изобразить освобожденного из тюрьмы уголовника, то умудренный жизнью дядька Мефодий живо «расколол» новоявленного урку, хотя и недостаточно аккуратно. В результате прямо у карусели завязалась перестрелка.
Кто куда стрелял – понять было сложно. Цыганенок в ярко-красной шелковой рубашке, держась за цепь крутящейся карусели, палил во все стороны из револьвера. Военнослужащие в форме и господа в штатском с офицерской выправкой тоже били в белый свет, как в копеечку. Самое удивительное, что в результате этой баталии то и дело кто-то падал, сраженный точными выстрелами. Со стороны могло показаться, что цыганенок вооружен не короткоствольным оружием, из которого и с десятка метров в стационарном тире сложно попасть в мишень, а каким-то самонаводящимся автоматом из «Звездных войн». И только очень внимательный сторонний наблюдатель мог обратить внимание, что ничего удивительного нет.
Вася Рогов, натренировавшийся стрелять с помощью утюга , стоя за кустами акации, методично посылал пули в нужные цели, словно на сдаче зачета. Рядом столь же методично бил из пистолета Виктор Плахов. Очередной военный был успешно сражен принявшим участие в перестрелке Косым. Оперативники видели, как, воспользовавшись суматохой, умудрился удрать из опасного места дядька Мефодий. Следом, ловко спрыгнув с карусели на потерявшего седока коня, умчался и Яшка-цыган, прихватив с собой по пути Ксению.
«Опера ноги кормят»! – Изрек старинный девиз Вася и оперативники, скрываясь за кустами, тоже заспешили куда-нибудь подальше от опасного места, предоставив военным решать меж собой с традиционные вопросы «Кто виноват?» и «Что делать?».
* * *
Только ближе к вечеру нашим героям удалось сопоставить все факты. Картина вырисовывалась, прямо скажем, безрадостная. Во-первых, был арестован Данька. Во-вторых, засвечена явка и, соответственно, дядька Мефодий. В-третьих, непосредственная опасность угрожала Бубе, который попал в поле зрения контрразведки...
 Не лучшим образом вырисовывались и перспективы дальнейшей службы подполковника Петренко: никакой гарантии, что его не начнут основательно разрабатывать, не было. Более того, можно было и не гадать, что контрразведчики не сегодня – завтра обязательно до этого додумаются.
Тем не менее, и куплетист, и Мухомор категорически отказались переходить на нелегальное положение. Артист полагал, что после недавнего свидания Леопольд Кудасов считает его полным придурком, а потому не будет больше беспокоить. А начальник РУВД просто решил рискнуть: только работая в контрразведке можно было выяснить, наконец, где находится злополучный шкаф-купе. Петренко также все-таки рассчитывал, что сумеет найти способ встретиться с Косым. И, в конце концов, нужно же было помочь подпольщикам вызволить Даньку из тюрьмы. А кто, как не сотрудник «конторы» может точно выяснить, например, время, когда арестованного поведут на допрос или для проведения следственного эксперимента?..
Что касается выполнения последнего намерения – реализовать его оказалось несложно. Мухомор зашел в кабинет военного следователя под благовидным предлогом поиска штопора для бутылки. Необходимый предмет немедленно найден и употреблен по назначению, благо вино Николай Александрович прихватил с собой («Доктор прописал для восстановления аппетита»).
Тут же выяснилось, что и врач, следящий за здоровьем следователя, дал точно такие же рекомендации своему пациенту. Естественно, что коллега коллеге всегда готов оказать помощь, поэтому бутылка оказалась благополучно распита на двоих с хозяином кабинета. Гость посетовал, что не может долго задерживаться из-за большого объема работы. Военный следователь живо подхватил эту тему. Ему приходилось еще хуже: нынче задержали какого-то мальчишку, которого надо срочно допрашивать, так как дело контролирует лично начальник контрразведки.
- Но! – Хозяин кабинета решительно рубанул ладонью воздух. – Следователь – фигура процессуально самостоятельная, независимая, а потому мне указ только закон. Я сам буду решать, кого и когда допрашивать!
Мухомор небезосновательно усомнился, что следует перечить собственному начальству. Но визави твердо стоял на своем. В подтверждение выдвинутого тезиса он крутанул ручку телефона и, соединившись с тюрьмой, потребовал доставить арестованного завтра к двенадцати – ноль – ноль.
- Вот так, именно завтра и в это время. А вот место встречи – мой кабинет – изменить нельзя. Так-то-с!..
- Ну и славно, – Николай Александрович заторопился к выходу, – да, кстати, совсем забыл, зачем я приходил. – Вы не подскажете, как пройти в туалет? А то у меня кабинет на втором этаже, а там лишь окно, которое по недоразумению выходит на улицу...
...
Информация к размышлению: подполковник милиции Петренко, как и советский разведчик Исаев (Владимиров-Штирлиц), знал, что всегда запоминается последняя фраза. Теперь, думал Петренко, если военного следователя и спросят, зачем его посещал коллега, тот, не задумываясь, ответит: «Чтобы культурно справить нужду. Он очень не хотел с…ть на всех вас со своего второго этажа»…
…
Если известны время и маршрут, по которому поведут арестованного, а также бдительность конвоя, организация побега – дело не шибко хитрое. Вот и Плахову по этому поводу пришла блестящая идея, которую он подсмотрел в каком-то фильме. Там, в подобной ситуации, толпа цыган учинила свадьбу, для участия в которой был привлечен циркового вида медвежонок-переросток, облаченный в солидный намордник. Правда, когда пошли крупные планы, то оказалось, что этот намордник куда-то делся, а медвежонок заматерел, стал выглядеть здоровее и на несколько лет старше. Но дело было не в режиссерских недоработках, а в самой идее похищения, которой, кстати, постоянно пользуются карманники, крадя средь шумной, крикливой толпы чужие кошельки.
Виктор поделился своими соображениями с товарищами и его план был утвержден. При этом оперативники не исключали, что вместе с Данькой можно будет прихватить и его конвоира (если, конечно, таковым окажется Косой). По окончании совещания Яшка был отправлен на переговоры в табор, задумчиво прогулял там всю ночь, но в результате цыгане согласились оказать посильное содействие.
* * *
Пока Яшка общался со своими соплеменниками, Плахов с Роговым тоже не теряли время зря. Учитывая, что последняя явка в аптеке, не разгромленная еще контрразведкой, вот-вот могла быть провалена, оперативники отправились на поиски подходящего жилья. Лучшим местом для этого они сочли местный базар, на котором, несмотря на вечернее время, еще бродили продавцы и покупатели.
И правда, вскоре более-менее приемлемый вариант был найден. В качестве наймодателя выступал дядечка лет сорока пяти на вид, у которого почему-то были загипсованы оба предплечья. Степану (так он представился), явно недоставало грошей на опохмелку. Только как он не пытался немедленно совершить сделку и получить предоплату, потенциальные наниматели не соглашались на это, требуя сначала осмотра жилья. В результате стороны сторговались на том, что полицейские под контролем Степана сейчас же покупают бутылку самогонки, затем все вместе идут смотреть дом а, в случае удачи, немедленно получают радушный прием.
Действительно, небольшой и довольно аккуратный домик на городской окраине со сложной системой задворков, через которые можно было выбраться как минимум на две соседние улочки, как нельзя лучше подходил для явочной квартиры, несмотря на царившее в нем запустение.
Как честные люди Виктор и Вася немедленно выставили на стол принесенную самогонку и были приятно удивлены, когда Степан разложил нехитрую, но аппетитную закуску, состоящую из хлеба, картошки в мундире, здоровенного шмата розового сала и пучка перышек лука. В довершение ко всему хозяин, слазав в погреб, извлек оттуда миску с крепкими солеными огурчиками.
Плахов с удивлением смотрел на это богатство, недоумевая, откуда оно могло появиться в доме у выпивохи. Но Степан, видно, был не так прост, как могло показаться сначала. Перехватив взгляд оперативника, он прояснил ситуацию.
- Да тут нечему дивиться. Это я временно болею. – Хозяин продемонстрировал постояльцам загипсованные руки. – А вообще-то я – плотник, так что заработки были. И жинка была, да только сплыла (Степан горестно кхекнул)... Она считала, что у меня есть всего два недостатка: я все время думаю о сексе и то, что у меня якобы мысли постоянно расходятся с делом. Ну, да Бог ей судья!.. Все одно к одному... А вообще, мужики (хозяина дома  тянуло пофилософствовать), несмотря на серьезнейший кризис, который переживает Российская империя, по-прежнему хорошо, выпив полстаканчика самогонки, закусить ее хрустящим огурчиком. И тут же повторить! В общем, давайте вздрогнем. Ваше здоровье!
Дружно звякнули граненые стаканчики, захрустели на зубах соленые огурчики. В общем, встреча, как говорится, проходила в теплой дружественной обстановке.
После очередного опустошенного стаканчика Рогов участливо поинтересовался у нового друга – Степы, где он умудрился сломать обе руки и тот, тяжело вздохнув, поведал свою грустную историю.
Из задушевного повествования стало ясно, что после ухода легкомысленной жены Степан несчастно прогуливался по берегу моря, размышляя, а не стоит ли сплавать, покормить крабов. Но тут «на морском песочке я Марусю встретил. В розовых чулочках, талия – в корсете»... Девушке тоже очень понравился новый знакомый. Некоторое время они страстно обнимались под шум прибоя, но счастье так скоротечно...
Маруся запретила себя провожать и, пообещав вернуться следующим вечером, ушла. Степан же, радуясь восстановленному душевному равновесию, еще немного побродил у моря, а затем зашагал в сторону города. Однако сказались последствия береговых объятий: штиблеты оказались полными песка. Не долго думая, счастливый любовник снял ботинок и вытряхнул его. Затем, решив стряхнуть мелкие песчинки с носка, уперся обеими руками о какую-то будку и начал трясти ногой. В этот момент из-за будки выскочил здоровенный мужик, схватил стоящую поодаль лопату и неожиданно изо всех сил ударил черенком по степановым рукам.
- Вот я и оказался без любви и без работы, – подвел итог рассказчик.
- Не понял! – Возмутился Рогов. – Это же беспредел какой-то! Мужик-то хоть сказал, за что руки переломал?
- Да ни за что, а почему... Оказалось, я оперся на трансформаторную будку, а там монтер работал. Вот он и подумал, что меня током жахнуло, а я руки-то оторвать и не могу...
Оперативники еще некоторое время дружно выражали Степану сочувствие и даже дали денег, выделенных Мухомором из его жалования в контрразведке, на очередную бутылку самогонки. Хозяин, у которого, к счастью, не пострадали пальцы, ловко подхватил купюры и, пообещав вскоре вернуться, исчез, заметив на прощание, что «поздно выпитая вторая – напрасно опорожненная первая».
Рогов заметил, что у их радушного хозяина жизнь может неплохо сложиться. В подтверждение этого тезиса он поведал историю, некогда услышанную от отца.
В добрые застойные времена на заводе, где тогда трудился васин родитель, одним из участков производства руководил горький пьяница. Однажды, чтобы с перепоя предметы не двоились, завязал себе один глаз. Тут на завод неожиданно приехал министр энергетики. Увидел одноглазого работягу. Умилился. Дал медаль Героя социалистического труда. За то, что с травмой обеспечил производство...
 - Слушай, Вася, – перебил друга Плахов, – а ты знаешь, о чем мы забыли?
- ...?
- Что твой проклятый контейнер работает не на батарейках. Поэтому нам еще придется решать проблему энергетического кризиса.
- Позвони Потрошенке, пусть электричество подключит. – Начал было дерзить Рогов, но вовремя спохватился, закончив более миролюбиво. – Правильно, сначала – электростанцию, потом – почту и телеграф. Правильно говорил один дедушка: «Революция только тогда чего-нибудь стоит, если она умеет защищаться». Только вчера было рано, а завтра будет поздно. Так что, давай, дождемся Степана с гостинцами, уточним, где он умудрился найти подстанцию, и пойдем, проверим все на месте.
- А мы сумеем после дойти туда? – Засомневался Плахов.
- Не дойдем, так доползем, – заверил Вася, – только когда пьешь, обязательно надо знать меру, иначе можно по ошибке выпить меньше.
Плахов, чуть поразмыслив, согласился. После этого оперативники начали терпеливо дожидаться наступления революционного момента, связанного с возвращением гонца.

Часть 3. Няш-мяш, Крым – наш!
Глава 1. Там вдали у реки...

Вообще-то домик, который мог бы заменить оперативную квартиру, был крайне необходим для реализации исключительно важного плана: Плахов с Роговым не один день прослужили в уголовном розыске и прекрасно понимали, на какой риск идет их начальник, оставаясь на службе в контрразведке. Благодаря не в меру активному Бурнашу Мухомора могли разоблачить со дня на день. Но, как говорится, против начальства выступает только сумасшедший, поэтому коллеги решили не спорить, а своими силами обеспечить Николаю Александровичу страховку. И непосредственное исполнение этого ответственного плана было возложено на Васю Рогова.
Рано утром, не смотря на ужасную головную боль, Вася приступил к его реализации. Для начала он разыскал на чердаке снятого дома старые солдатские штаны, хранившиеся там, наверное, со времен русско-японской войны. После разорил огородное пугало, позаимствовав у него вылинявший френч с парой дыр, оставленных не менее чем полковой гаубицей и фуражку с надорванным козырьком. Напялив все это на себя, он довершил туалет, мазнув по лицу сажей из печи и нацепив темные очки, которые, по счастью, оказались у Плахова. Затем, сунув на всякий случай за пояс пистолет и вооружившись сучковатой палкой – посохом, направился к новому рабочему месту.
Уже через полчаса на широкой городской площади перед контрразведкой, на месте, которое прежде занимал чистильщик обуви, прохожие могли видеть убогого калеку – ветерана всех войн и баталий. Калека временами жалостливо выкрикивал что-то вроде «Поможите, люди добрые!», а когда мимо проходила какая-нибудь сердобольная личность, даже пытался несчастно напевать.
Не увидит света
Воин – бедолага
Там, у Баязета
Кончилась отвага.
Бомбой опалили
Ваську басурманы
Кровью окропили
Сыру землю раны…
Дайте хоть полушку
Вы на пропитанье,
Хлебушка горбушку,
Иль воды в стакане…
Пел Василий с чувством, сердобольные бабульки утирали глаза платочками и начинали развязывать узелки в поисках денег...
Но, как говорится, халявы не бывает. И для Рогова понемногу начала кончаться полоса удачи. Когда его фуражка уже была почти полна денег, над нищим нависла тень. Подняв глаза, Вася увидел, что перед ним, покачиваясь с носка на пятку, стоит офицер.
- Нарушаем? – Осведомился военный. – Лицензии, естественно, не имеется? – Придется отвечать. Причем, по суровым законам военного времени.
Умудренный жизненным опытом Рогов пролепетал, что лицензию он обязательно выправит. Затем поинтересовался, о чем говорит последний суровый закон, дабы немедленно его исполнить.
- Сто рублей ассигнациями или тысячу керенками. – Тут же нашелся офицер. – А на худой конец, полметра нашими, армейскими.
Вася тяжело вздохнул, предчувствуя, что с деньгами придется расстаться по-хорошему, но, на всякий случай, переспросил, нельзя ли несколько (хм-м!) уменьшить размер «штрафа», на что услышал в ответ сакраментальное: «Я хорошо знаю себе цену. И она всегда выше моего жалования. Усек?».
Рогов еще раз вздохнул, обдумывая реальную толщину «худого конца», на который могло пойти полметра денег, но согласился, что усек. Затем он живо отсчитал требуемую сумму и протянул ее военному. Тот благосклонно принял мзду и сменил гнев на милость.
- Это, как ты понимаешь, только в долг, верну сразу после разгрома красных банд. Коль будут проблемы – можешь обращаться. Кто пристанет из наших – скажи, идите вы к следователю Грошеву. У меня тут кабинет, на первом этаже. А позже я еще сам загляну.
- Вася подобострастно заулыбался и заверил, что непременно все исполнит, как велено, после чего офицер чинно удалился. Но не успел нищий очередной раз запричитать «поможите...», как к нему приканали две личности весьма несимпатичного вида.
Одна была одета в лохмотья, по качеству мало отличавшиеся от васиного рубища, но вместо палки твердо сжимала в руке костыль и, для начала разговора, тайком показала из-за пазухи нож. Другая образина, обросшая щетиной по самые уши, красовалась в белых штиблетах, одетых на ярко-красные носки, выглядывающие из-под полосатых брюк.
- Тебе кто здесь разрешил работать, босяк? Быстро вали отседова, пока на перо не посадили! – Грозно потребовал один из подошедших.
Но на Васю не так-то просто было наехать: чтобы какие-то мелкие бандитские шестерки пугали питерского опера? – Не бывать этому! – И Рогов незаметно расстегнул единственную пуговицу кителя, чтобы при необходимости сподручнее было достать пистолет.
- В чем проблема, придурки? А ну-ка, исчезли, пока я не рассердился окончательно!
- Да ты знаешь, кто мы такие? – Начал было один из незнакомцев. – Мы от самого Ваньки Солнцева. В раз тебе головешку открутим.
«Солнцевские», значит»? – Задумчиво протянул Рогов и, не вставая с земли, неожиданно сделал подсечку ближайшему из бандитов. Тот полетел вниз, но оперативник поймал его за шиворот и, притянув голову детинушки к своему животу, ткнул в зубы пистолетом. Бандит замычал – заскулил, опасливо скашивая глаза на упершийся в губы ствол. Второй, с костылем, оторопело стоял, даже не пробуя дернуться.
- Так вот, гребите к своему Ваньке и передайте, чтоб духу его тут не было. Няш-мяш, Крым – наш! Понятно?
- Ч-чей, ваш? – Промямлил поверженный.
Вася на миг задумался, а потом, ухмыльнувшись чему-то своему, сокровенному, ответил: «Питерский. Про батьку Мухомора не слышал, козел? – И не дай тебе Бог услышать. Пшел вон»!
И Рогов брезгливо оттолкнул от себя бандита.
Со стороны вряд ли кто мог понять, что произошло на площади. Ну, встретились двое нищих и какой-то босяк, может, даже повздорили. Но ведь ничего не случилось, разошлись же без кровопролития (если не считать разбитых пистолетом губ одного из «солнцевских»)...
Где-то через час один из бандитов снова вернулся на площадь и, опасливо не доходя до Васи несколько шагов, остановился.
- Что, баклан, хочешь сказать, что «черную метку» принес? – Осведомился оперативник.
- Какую еще метку? – Детинушка был конкретно не дружил с классической литературой. – Тут, значит, твоих вызывают... Для разборки... Как стемнеет, за городом, у домика рыбака... Знаешь, где это?
Рогов понятия не имел, где находится названная избушка. Кроме того, желания идти в незнакомое место не было. Пожалуй, единственной территорией, с которой он успешно познакомился в вечерне-ночное время, оставалось старое кладбище. Поэтому оперативник заявил, что условия будут диктовать Питерские. Встреча должна состояться именно у кладбища, на берегу протекавшей там речушки.
Для острастки Рогов добавил, что эта стрелка будет последней и для самого Ваньки, и для всех солнцевских отморозков. А река – обязательный элемент ландшафта (это слово бандит не понял, хотя по общему смыслу фразы догадался о его значении).
- Батьку Мухомора, понимаешь, хлебом не корми – дай кого-нибудь утопить, а ежели вас меньше сотни наберется, так просто нашинкует на капусту, чтоб природу не поганить.
- Нас больше сотни. – Возразил детинушка и не очень уверенно добавил. – Всех не перетопите.
- Может ты и прав: в воде не всё тонет. – Рогов отмахнулся от собеседника, как от назойливой мухи. – Ступай себе с Господом, старче, будет для тебя новое корыто.
- Какое еще корыто? – Опять не понял бандит, но слтрудник «убойного» отдела уже потерял к нему всякий интерес...
Удачно проведенные переговоры и южное солнце, приятно, приятно пригревавшее лицо, настраивали на философский лад. Вася улыбнулся, вспомнив, как испугался «солнцевский» упоминания о реке. А меж тем, на очередных курсах по повышению квалификации оперативник слышал, что подобные испытания издревле практиковались практически во всех, ныне считающихся цивилизованными, странах. Правда, технология различалась, да и результаты оценивались согласно местным традициям. Но за то, какие были испытания!
Взять, к примеру, древний Вавилон с его замечательным царем Хамураппи. Или, чтобы не ходить далеко, древнюю Русь. В обеих странах очень популярным считалось испытание водой. Подозреваемого связывали и бросали в реку. Только у нас,если он почему-то не утонул, то признавался виновным со всеми вытекающими последствиями, а ежели вода принимала несчастного, тот считался оправданным (вероятно, посмертно). В Вавилоне же – наоборот: утонул – значит был виновен – к ракам и дорога; выплыл накрепко связанным – Бог миловал – оправдан...
Размечтавшись, Вася потихоньку стал напевать «Там вдали за рекой», попутно обдумывая, как бы доложить план вечерней операции начальнику РУВД, чтобы ненароком не нарваться на очередное взыскание за самодеятельность. Но долго мечтать ему не пришлось, так как подполковник полиции Петренко во всей красе своего парадного кителя появился в дверях здания контрразведки и решительно направился в сторону нищего.
* * *
- Вот я и говорю, Николай Александрович! – Горячо убеждал Вася начальника РУВД, специально вышедшего из здания контрразведки, чтобы подать милостыню ветерану Баязета. – Если вы организуете захват «солнцевских», то, глядишь, возможные подозрения отпадут: скажете, что вычислили «неуловимых».
- Я сам знаю, что мне говорить, – проворчал Рогова Мухомор, – еще не хватало, чтобы меня всякие зеленые опера учили!.. Лучше объясни-ка мне вразумительно, зачем ты сюда полез, да еще связался с какими-то отморозками?
- Так потому и связался, чтобы вашу легенду закрепить... Ну, а вообще-то мы с Плаховым подумали-подумали и решили, что нельзя вам без охраны.
- В ваши годы уже не думать надо – соображать пора. – Продолжал ворчать Мухомор, но скорее, по привычке и, к тому же, довольно благодушно. Ладно, к вечеру что-нибудь придумаем.
Вася успел назвать адрес дома, который они с Плаховым сняли у травмированного плотника. После этого подполковник полиции Петренко с чувством выполненного долга вернулся на службу, чтобы организовать и успешно провести задержание опасных преступников – «мстителей». Для начала Николай Александрович положил перед собой на стол несколько листов чистой бумаги и каллиграфическим почерком вывел на первом: «План «Вихрь-антитеррор». Основные задачи...». Потом, отложив перо, сел и надолго задумался.
* * *
Когда солнце собралось спрятаться за горизонтом, Рогов с Плаховым уютно устроились у кладбищенской ограды, поджидая «солнцевских». Чтобы не терять даром время, оперативники развернули узелок с едой, любезно собранной им хозяином домика. Если забыть, что ужин был приобретен за деньги, заработанные васиным песнопением в течение дня, то стол мог показаться очень даже приличным. Во всяком случае, кроме традиционных сала, огурчиков и картошки, в узелке оказались жареная барабулька, ставридка, кусок буженины и даже два небольших граненых стаканчика, предназначавшихся для вечернего «чая», по запаху сильно смахивавшего на самогонку. Выяснить доброкачественность этого продукта, как раз и собрались оперативники. Но не успели они снять вторую пробу, как вдали запылила дорога.
...Бандиты, очевидно со вниманием воспринявшие рассказ пообщавшегося днем с Роговым детинушки, ехали на нескольких тачанках, на которых были установлены даже пулеметы. Оперативники прикинули, что «солнцевских» было не менее человек сорока. Но точно сосчитать всех не представлялось возможным из-за поднятой повозками пыли. Вася, чтобы не осрамиться, живо заткнул бутыль с самогонкой бумажной пробкой и сунул ее за пазуху, справедливо рассчитав, что на «стрелке» стеклотара – не помеха .
Подъехав поближе, телеги остановились. Роговский знакомый бандит, получивший днем пистолетом по зубам, двинулся к Васе с Плаховым. Подойдя ближе, он ехидно поинтересовался, неужели это – вся братва, которую собирался привести на разборку самозваный нищий?
- Ты же щас тута и помрешь, – процедил детинушка, – кто мне «бо;тал», шо «питерских» много и все при «волынах»?
- Это ты на нарах будешь «ботать», – начал дерзить Вася, – а я тебе сказал, что Крым – наш и от питерских банде надо держаться подальше. Но ты, видно, не понял. Давай-ка лучше, зови своего Солнышкина.
«Солнцева», – поправил бандит, но Рогов, поправив под одеждой чуть было не выскользнувшую бутылку, не стал спорить: «Все равно зови этого урода, да поживее». А сам поднял с земли «полароид», готовясь с помощью фотовспышки дать условный сигнал начальнику РУВД.
- Ты шо это удумал? – Попятился бандит. – Попробуй только бомбу бросить – в раз из пулеметов всех покосим...
- Иди-иди! – Махнул рукой Плахов. – И пока не бойся – «шестерки» умирают последними.
Детинушка, постоянно опасливо оглядываясь, поспешно ретировался. Подбежав к первой из тачанок он что-то быстро заговорил сидящему в ней бандиту, у которого самой примечательной частью одежды были красные галифе, расшитые золотом. «Это точно – Ванька и есть», – успел шепнуть Рогов товарищу. «Сам вижу, – отозвался тот, – ты, главное, не забудь упасть, когда все начнется».
Лениво сплюнув сквозь зубы, Ванька Солнцев вылез из тачанки и, демонстративно закурив дорогую папиросу, вразвалку двинулся к оперативникам.
- Это вы, что ли, на «питерских» озываетесь? – Недобро усмехнувшись, осведомился он и, повысив голос, чтобы слышали подельники, вдруг заблажил. – Я что-то слабо понимаю, почему такой шухер! И штоб два биндюжника пытались взять на понт самого Ваньку!.. Да я ж вам шнифтов во все места велю навтыкать и скажу, что так и было!.. Твое, что ли, погоняло «Мухомор»? – Поганка ты бледная!
Бандит ткнул пальцем в сторону Плахова, в то время как со стороны тачанок раздался дружный гогот: подельники оценили остроумие главаря.
Виктор хотел ответить, но не успел: откуда-то из-за кустов, нарушая свой собственный план, выбрался подполковник Петренко во всей красе парадного кителя и угрюмо поинтересовался, о каком это таком Мухоморе идет речь.
Рогов тут же стушевался, а начальник РУВД придвинулся ближе к главарю «солнцевских».
- Да вот, фраера енти базарили, что они, в натуре, питерские и под Мухомором ходят. А ты что, фараон, их «крыша»? – Так это не по понятиям: центральная площадь – наша грядка, мы ее и окучиваем.
Но Петренко явно не был настроен на долгие дискуссии. Мельком заметив, что с Роговым он разберется лично, но позднее, начальник РУВД перешел к главному.
- Я предлагаю всем бандитам немедленно сложить оружие и добровольно сдаться. В противном случае будет открыт огонь на поражение.
- Ха, я вас мелко вижу, – сверкнув блестящей металлической фиксой, отозвался главарь банды, – чтобы мне век воли не видать и на Привозе мелочь по карманам «щипать». Щас кликну пацанов, они фараонов шибко не любят, тебя конкретно на перо в раз посадят.
Николай Александрович мотнул головой, словно отгоняя назойливую муху, и слегка махнул рукой: «Давай, Рогов, искупай свою вину».
Вася, готовый к исполнению подобной команды, нажал на кнопку «полароида». Яркая вспышка осветила испуганно-удивленное лицо с блестящей фиксой и ближайшие кусты, из-за которых тут же взлетела вверх красная сигнальная ракета.
Оперативники, одновременно бросившись на Ваньку Солнцева, успели уронить его в кювет и упасть туда сами прежде, чем со всех сторон раздалось громовое «Ура!» и загрохотало множество винтовок. Потом неподалеку грохнула пушка и запчасти одной из тачанок, перемешиваясь с останками ее пассажиров, полетели, во все стороны, разносимые ударной волной.
Кто-то истошно завопил: «Шухер! Ероплан!». Тут же сверху по «солнцевским» ударила пулеметная очередь. А мимо лежащих оперативников уже топали и топали солдатские сапоги. Вспышки выстрелов выхватывали из темноты блестящие трехгранные штыки, хищно нацеленные на то место, где еще несколько минут назад радостно похохатывала банда. Потом где-то вдалеке грохнул взрыв ручной гранаты, за ним еще один, участилась стрельба...
На кладбищенской дороге показалась железная махина, напоминающая огромный утюг. Урча, она накручивала на гусеницы очередные метры, временами изрыгая огонь из орудийного ствола. Потом с другой стороны дороги подкатил броневичок, который остановился неподалеку от оперативников. Из обеих башенок машины во все стороны нещадно били два пулемета.
Вася, решив, что их вот-вот достанут из этого броневичка, отчаянно крикнул Плахову: «Прощай, Витя! Не поминай лихом!..» и, выхватив из-за пазухи самогонку, хотел было бросить ее в качестве бутылки с зажигательной смесью. В этот момент с одной стороны оперативника крепко схватил за плечо Мухомор («Не сметь! Мы нужны Родине живыми!»). С другой же стороны вдруг очутилась невесть откуда взявшаяся в этой катавасии старушонка с большой кошелкой: «Сынок, ты только бутылочку-то, пожалуйста, не выбрасывай! Отдай лучше бабушке»!..
Вася оторопело замер на месте, а потом без сил снова упал в канаву, прямо на главаря «солнцевских». Тем временем начальник РУВД, подскочив к броневику, отчаянно заколотил кулаком по броне: «Прекратите сейчас же! Отставить, кому говорю»?!
В конечном итоге ему Мухомору кое-как удалось через броню достучаться до экипажа, после чего пулеметный огонь из броневика вести перестали. Плахов с Роговым, лежа в канаве на одуревшем от ужаса бандите, наблюдали, как начальник РУВД, взобравшись на пулеметную башню, отдавал какие-то команды, бегавшим мимо военнослужащим, размахивая при этом руками и фуражкой...
Апофеозом войсковой операции, успешно прошедшей при поддержке авиации и бронетанковых сил, послужил залп дальнобойной артиллерии, эхо которого докатилось до кладбища с другого конца городка.
Красные штаны оцепеневшего Ваньки Солнцева начали как-то странно попахивать. Оперативники, на всякий случай, слезли с бандита и скромно отошли подальше в сторону, предоставив армии самостоятельно пожинать все плоды грандиозной победы. Пусть даже и скоропортящиеся...

Глава 2. Не оскудеет рука дающего...

На следующий день в городке устраняли последствия операции по ликвидации вражеской армии. Тыловики старательно списывали на потери автомобильную технику, лошадиное поголовье и «боевой» паек, отчего у местных спекулянтов катастрофически упали цены на мясо, фураж и провиант. Военачальники пытались пересчитать личный состав, часть которого видимо все еще успешно гоняла по степям остатки разгромленных бандформирований и не собиралась появляться в расположении собственных подразделений. Начальство делало аккуратные дырочки на кителях, примериваясь к грядущим заслуженным наградам.
Что касается подполковника Петренко, то сам Леопольд Кудасов вынужден был торжественно поклясться представить его к Георгиевскому кресту. Правда, выполнять свою клятву старый контрразведчик не собирался, так как справедливо рассудил, что все лавры победителя должны достаться самому достойному, то есть руководству. Расстраивало Кудасова и абсолютное нежелание задержанных признать свою причастность к «мстителям». Но опытный вояка был уверен, что не сегодня – завтра заговорят все (и не таких «раскалывали!»). Положа руку на сердце, он, конечно, мог допустить, что в городе еще остались красные, но, сие было весьма сомнительным. А если по какому недоразумению подобное и произошло – не приведи Боже, доложить об этом верховному главнокомандующему! Как потом объяснять, кого всю ночь вылавливал целый гарнизон, да еще с использованием приданных сил?..
Макстер плаща и кинжала обдумывал, как бы найти выход из щекотливой ситуации. Решение нашлось простое: не в меру ретивого питерского полицейского в целях профилактики следовало скомпрометировать (во всяком случае, хотя бы временно, чтоб потом, в зависимости от развития событий, принять то или иное решение). Поэтому начальник контрразведки на всякий случай поставил задачу штабс-капитану Овечкину доработать версию с неким студентом, подозреваемым в причастности к «неуловимым». А тут-то очередной раз весьма вовремя и подвернулся не в меру активный Бурнаш. Бандит посетовал Кудасову, что пытался еще раньше рассказать о чистильщике обуви, но не смог сделать это из-за Петренко.
В подробности собственного задержания атаман вдаваться не стал, но это начальнику контрразведки и не было нужно. Главное, нашелся повод для профилактической работы с полицейским. Поэтому уже через полчаса порядком взопревший от непривычного труда Бурнаш передал контрразведчику собственноручное прошение, явившееся основанием для принятия экстренных мер...
* * *
Хитрый штабс-капитан Овечкин решил начать выполнение начальского указания не с задержания очкастого вьюноша, а с более перспективной на его взгляд версии, отрабатывая ее весьма модным методом личного сыска. Этот метод использовали все самые гениальные сыщики: Шерлок Холмс, Пинкертон и даже вполне реальный Путилин, любивший посидеть среди воров в гриме бродяги. Только контрразведчик зубров сыска превзошел.
Легенда для проникновения в логово подпольщиков сама просилась для реализации: в местной газете, лежащей на столе Овечкина среди прочих объявлений, значилось, что кабаре «требуется опытный счетовод. Время работы – год через пять», а также барышни для работы в стриптизе. Поэтому, собрав в каптерке контрразведки кое-какой реквизит, штабс-капитан отправился в укромное место переодеваться и гримироваться.
Вскоре в кабаре, где обосновался весьма неприятный Овечкину куплетист, покачивая чуть полноватой талией, вошла дама. Внимательно обозрев холл, она выразительно повела снизу вверх и немного в сторону подбородком, а потом, то и дело подворачивая ноги, обутые в туфли на каблуках, обратилась к метрдотелю с вопросом о трудоустройстве.
«Да-да, барышня, нам требуется персонал»... – Начал было метр, но в этот момент откуда-то из подсобных помещений появился господин Касторский, пожевывая бутерброд с черной икрой.
Заметив посетительницу, артист спешно проглотил закуску, распростер руки и, лучезарно улыбаясь, бросился к незнакомке.
- Мадмуазель! Это вы будете иметь грандиозный успех, уверяю вас! – Начал стремительное наступление Буба, одновременно увлекая растерявшуюся от такого напора даму в подсобку. – Исключительно благодаря нашим талантам мы сделаем изумительный номер! Клянусь своей любимой мамочкой!.. Кстати, о мамочках: у меня была одна знакомая. Она приходилась двоюродной сестрой моей кузины, которая состояла замужем за отчимом... Впрочем, это не важно... Так вот, однажды я встречаю ее (ну, совершенно случайно!) на привозе и она, рыдая, рассказывает мне историю. Оказывается, моя душка...
Тут Буба осторожно попробовал икру. Икра оказалась волосатой. Посетительница отчаянно взвизгнула баритоном и отдернула ногу. Артист отскочил назад метра на два, но тут же, будто ничего не произошло, продолжил рассказ.
- ...Оказывается, утром ее сынок поинтересовался у своего папочки: «Зачем ты женился на маме?», а тот, (вы не можете себе представить!) отвечает, повернувшись к моей (хм!) знакомой: «Вот видишь, даже ребенок удивляется!» Она, бедняга так переживала!.. А я, барышня, представьте себе, не плачу. Я никогда не плачу. Есть у меня другие интерэсы. Я смеюсь и не могу иначе... Вот и тогда я так смеялся, что чуть с кровати вместе с ней не упал!.. Ну, наконец, мы пришли-таки. Вуаля!..
Глазам посетительницы предстал тренировочный зал. По обеим сторонам помещения все стены были скрыты огромными зеркалами, посередине высилась металлическая стойка, подобная тем, у которых исполняют номера настоящие стриптизерши, а в углу стояло пианино.
- Раздевайтесь, милочка, Приступим к просмотру номера! – Потребовал артист, усаживаясь за клавиши и, видя, что посетительница замялась, взял первые аккорды. – Расслабьтесь и постарайтесь получить максимум удовольствия! Только (я умоляю вас!) учтите, что здесь не английский стриптиз, когда джентльмен медленно ослабляет узел галстука. Побольше экспрессии, моя дорогая!..
Даме ничего не оставалось делать, как, встав у стойки, начать понемногу вертеть полнеющим задом, изображая пламенную страсть. Вслед за убыстряющейся музыкой она тоже была вынуждена ускорить свой танец и, подчиняясь команде требовательного работодателя, начала раздеваться. К величайшему разочарованию господина Касторского стриптиз далее скидывания платья не пошел. Все прелести незнакомки так и остались скрытыми под вылинявшими панталонами и бронекорсетом, скрывавшим волосатую грудь.
«Послушайте, мадам, мне кажется, что вам мала обувь. Таки зачем вы не сымите свои штиблеты? Или у вас будут совсем кривые ноги»? – Поинтересовался Буба у экзаменуемой. Но та сразу же нашлась, заявив, что туфли, и правда, на пару размеров меньше. Только все это – тяжкое наследство от прежней службы и семейной жизни. На работе, дескать, был грубиян – хозяин. Недавно сбежавший муж – тоже порядочный хам. Так что единственная радость в жизни была, вернувшись домой, снять туфли.
Мадмуазель скинула обувь, но от этого ни грудь, ни ноги не выправились.
Маэстро был крайне раздосадован. Кроме того, его эстетические чувства были затронуты небритыми ногами сударыни, покрытыми густым слоем кучерявой шерсти. Да и, честно сказать, танцевала она неважно.
Бубе наскучило это действо и, хлопнув крышкой пианино, артист направился к выходу.
- Можете одеваться, – бросил он на прощание, – к сожалению, наш театр еще не дорос до вашего творчества. Я, право, весьма сожалею, мадмуазель! Кстати, а потертость на вашем правом плече, это, случаем, не от приклада трехлинейки?.. Что вы говорите? – От скрипки? – Просто замечательно! А я-то уж подумал...
Когда господин Касторский уже выходил в коридор, до него донеслось: «А я еще на счетах работать умею... И с арифмометром тоже»!
«Боже ж мой! Да неужели она посмела принять меня за бухгалтера»? – Переживал очередное разочарование великий артист...
* * *
Пришедший пораньше к контрразведке «ветеран Баязета», естественно, не мог знать, что происходило в стенах кабинета Леопольда Кудасова и в кабаре. Рогов купался в лучах славы, добытой Мухомором: с самого утра к Васе на поклон стали подходить нищие, наперсточники, шулеры и им подобная публика. Каждый, засвидетельствовав почтение некоей суммой денежной наличности, тут же присягал верности новой крыше. О «солнцевских» даже не вспоминали.
Оперативник сначала смущался. Он хотел было даже погнать просителей, но потом, рассудив здраво, решил не портить с таким трудом отработанную легенду и милостиво принимал всех. Даже военный следователь Грошев, и тот сегодня вел себя совершенно иначе, нежели вчера. Более того, контрразведчик попытался отдать взятые «в долг» купюры. Но Вася не только не взял их, а прибавил еще от себя, сказав, что очень уважает настоящих «борцов». Грошев расцвел и заверил во всяческой поддержке новых веяний. На том и расстались.
Ближе к обеду какой-то подвыпивший голодранец осмелился одолжить у Рогова «кружку денег» на организацию торжеств по случаю смены «крыши», обещая при этом завтра вернуть две. Подумав, «ветеран Баязета», расщедрился и тоже дал, тем более что подношения уже не помещались даже за пазухой.
* * *
Неприятность, которую так давно все ожидали, наконец-то произошла. Очередной раз взглянув на окно служебного кабинета, занимаемого Мухомором, Вася с ужасом заметил знак провала: на окне не оказалось ни одной из дюжины бутылок с вином, выставленных туда начальником РУВД.
Полицейские не стали идти по пути советского разведчика, выставившего в качестве предупреждения об опасности явки то ли всего один цветок, то ли целых тридцать восемь утюгов: все равно небезызвестный профессор Плейшнер, умудрился прозевать поданный знак. Но опытный начальник РУВД заранее выставил на окне вино. Пока хозяин кабинета был жив-здоров и при должности – никто бы не посмел посягнуть на самое святое. Даже Рогову приходилось только облизываться снизу, утешая себя мыслью, что любимый шеф продолжает дурить местную контрразведку. Но представлялось, что немедленно после провала миссии Мухомора, бутылки наверняка изымут. То ли под видом «вещдока», то ли просто случайно уничтожат при задержании, в результате попытки «сломить яростное сопротивление» подозреваемого. Алкоголь – не цветы или утюги, на которые ни один нормальный человек не обратит внимание. И цифра была выбрана с умом: меньше бутылок выставить – их по случайности может выпить сам хозяин кабинета, а больше – кощунство по отношению к выдыхающемуся благородному напитку...
Подоконник в кабинете подполковника Петренко был абсолютно пуст!
Рогов, внутренне похолодев, подозвал к себе очередного просителя, велел ему никуда не уходить, ожидая возвращения «жертвы Баязета», а сам направился к контрразведке, придерживая за пазухой пачки с ассигнациями.
Он уже знал, что будет делать. Не зря же пройдоха Грошев клялся оказать содействие. За язык его никто, как говорится, не тянул, а от обещанной помощи отказываться грех. К величайшей Васиной досаде часовой внутрь здания его не пустил. Тогда Рогов решил действовать простейшим способом – заглянуть в нужный кабинет через окно, благо он находился, по словам военного следователя, где-то на первом этаже.
Пока оперативник бродил вокруг здания, поочередно осматривая снаружи разные помещения, в кабинете Грошева шел очень серьезный разговор. Хозяин кабинета сурово вопрошал сидящего перед ним подполковника Петренко, как тот умудрился докатиться «до такой» жизни. Мухомор же, желая выиграть время, лишь уверял, что не понимает, о чем идет речь. Опытный полицейский прекрасно помнил старую заповедь: «Явка с повинной смягчает наказание, но увеличивает срок», потому разговаривать на любые темы, кроме баб и вина не собирался.
- Ну, объясняю же очередной раз, что не причастен ни к чему. Неужели непонятно? Вы, господа правоведы, такие крючкотворы, что даже в предисловии к Новому завету готовы указать, дескать, этот документ не отменяет Ветхого завета. Какие еще нужны доказательства моей невиновности?..
В конце концов, Грошеву надоела эта игра и он положил на стол перед подозреваемым подписанное Бурнашом прошение.
- «Там на кодекс ссылка есть,
Что не можно глаз отвесть». –
Пафосно продекламировал следователь. – Ну-с, что вы скажете по этому поводу?
- Да чего говорить? – Бандит этот меня чуть не убил, напраслину возводит. Вы же сами знаете, какова у нас работа. Кстати, – Мухомор попытался уйти от основной темы разговора, – а вы не в курсе, куда ваши помощники унесли вино, стоявшее у меня на подоконнике? Я так надеялся, что вы составите мне компанию...
Вся дюжина бутылок находилась сейчас в сейфе следователя, делиться добычей он ни с кем не собирался, а потому затронутая подозреваемым тема была крайне неприятна.
- Вы, пожалуйста, не переводите разговор, – как можно официальнее прервал собеседника Грошев, – здесь, смею напомнить, контрразведка, а не институт благородных девиц. Поэтому советую облегчить раскаянием собственную участь. По законам военного времени вы не имеете права хранить молчание. Но так как мы – люди интеллигентные, то в лучших европейских традициях вынужден напомнить, что ВСЁ СКАЗАННОЕ МОЖЕТ БЫТЬ ИСПОЛЬЗОВАНО ПРОТИВ ВАС.
- Повторяю, – Мухомор твердо стоял на своем, – это бандит, которого я задержал, пытался меня убить, сбежал из-под стражи и теперь возводит напраслину...
В этот момент глаза следователя несколько округлились и он внимательно начал вглядываться куда-то вдаль, за сидящего спиной к окну задержанного. А в открытую форточку окна медленно втиснулась рука в рваном френче и призывно помахала пачкой ассигнаций.
- ВСЁ СКАЗАННОЕ МОЖЕТ БЫТЬ ИСПОЛЬЗОВАНО ПРОТИВ... – Еще задумчивее протянул Грошев вслух.
- Всё – происки проклятого Бурнаша, – гнул свое Петренко, – он желает отомстить мне за мою принципиальную позицию...
Рука на миг скрылась, но не успел Грошев сокрушенно вздохнуть, как она появилась вновь, уже едва удерживая весьма потолстевшую пачку манящих купюр.
- ВСЁ СКАЗАННОЕ МОЖЕТ БЫТЬ ИСПОЛЬЗОВАНО... – Глаза военного следователя несколько потеплели и он даже вроде бы сочувственно кивнул головой в такт рассказу Мухомора, поднимаясь с места и устремляясь к окну.
Рука еще раз скрылась. Затем вместо одной появилось две, в каждой из которых было зажато целое состояние.
- ВСЁ СКАЗАННОЕ МОЖЕТ БЫТЬ... – Грошев быстро схватил обе пачки денег и чуть ли не зубами потянулся за третьей, услужливо поданной ему через окно. – ОЧЕНЬ ДАЖЕ МОЖЕТ БЫТЬ!..
Купюры были поспешно убраны в сейф, а недоумевающий Мухомор стал свидетелем завершения очередного этапа расследования: Грошев позвонил в конвойную службу, велев немедленно задержать и доставить в кутузку некоего бандита Бурнаша, подозреваемого в глумлении над доблестной контрразведкой. Затем, горестно вздохнув, военный следователь достал из сейфа бутылку вина и примирительно предложил экс-подозреваемому распить ее за успехи в борьбе с обнаглевшей преступностью. Николаю Александровичу достало врожденного такта не интересоваться судьбой остального «конфиската»...
А Вася Рогов, вернувшись на свое рабочее место, был с лихвой вознагражден за проявленную щедрость: его ждала очередная пачка ассигнаций, заботливо собранная «исполняющим обязанности ветерана Баязета».

Глава 3. Медвежуть

На следующий день, претворяя в жизнь идеи Плахова, цыгане разыграли свадьбу как по нотам. Пестрая толпа закружила, завертела двух солдат – конвоиров и офицера. В результате офицерский наган прикарманил Яшка, судьба портмоне и денег служивых осталась неизвестна, а вместо арестованного Даниила кандалы оказались на медвежьих запястьях. Связываться с косолапым оборотнем никто и не подумал.
Только для наших оперативников эта ситуация вышла боком. Как они и рассчитали, одним из конвоиров был старый знакомый – Косой. Только в этот раз солдат с перепугу не грохнулся в обморок, а с любезным его сердцу криком «Нечистая!», сломя голову понесся прочь, словно хороший скаковой жеребец. Причем сделал это столь сноровисто, что догнать его не удалось, сколь ни старались Плахов с Роговым, оставившим на время операции свой наблюдательный пост у контрразведки.
Цыгане в погоне тоже были не помощники. Обобрав под шумок до нитки военнослужащих, они, дабы избежать ненужных проблем, скоренько ушли догуливать свадьбу за город. Впрочем, никто и не рассчитывал на большее: одно дело что-нибудь украсть или облапошить простофилю, но совершенно иное – гоняться за конвоиром, безумно вопящим голосом неустановленной половой принадлежности.
Косому же хватило сил доскакать до здания контрразведки, где он попал в объятия штабс-капитана Овечкина. Милейший Петр Сергеевич, хотя и был крайне раздосадован происшествием, но нашел в себе силы не убить обормота тут же, на месте, а просто отправить его сначала к доктору и затем – на гауптвахту. Резон в этом был, так как, судя по исходившему от перепуганного конвоира запаху и мокрым галифе, у того случился острый приступ медвежьей болезни.
Сам же штабс-капитан, недолго посовещавшись с начальством, двинулся в офицерский клуб. Там ему предстояло сыграть весьма ответственную партию в бильярд с одним молодым господином из Петербурга, чья личность уже несколько дней вызывала огромный интерес для оперативной игры.
Еще бы! Невесть откуда взявшийся вьюнош на какие-то шиши пошел в дорогой кабак, заказал целый театральный номер с исполнением «Боже царя храни», демонстративно встал при его исполнении, а потом, словно заправский пластун-горлорез, прошедший школу рукопашного боя у восточных гуру , начал разбрасывать дерущихся. И это, учитывая, что незадолго до описанного происшествия он, мальчишка-гимназист, вдруг (!) появился в офицерском клубе, беспардонно вызвал на поединок лучшего игрока и уложил восемь шаров подряд в лузу!
Овечкин не первый год служил в контрразведке и потому хорошо понимал, что к нему откровенно ищут подходы. Азы такой работы преподавались на специальных занятиях в Академии Генштаба. Но школяр там явно не был и пытался пойти на контакт столь топорно, что порой Петру Сергеевичу просто по-отечески хотелось его поправить, сказать, что нельзя же проявлять столь откровенный интерес к объекту, при этом вызывая еще большее любопытство по отношению к собственной персоне. Питер же, он – город маленький. Неужто, ежели там появился юный гений бильярда, об этом бы никто не слышал? Простите, на каких это курсах вас научили столь лихо делать «мельницу» и бросок через бедро?..
- А как «юноша бледный со взором горящим» переживал, играя желваками, когда я сказал об аресте чистильщика обуви! – Размышлял Овечкин. – Ах, господин штабс-капитан, я вспомнил свою бедную маму! – Бред кобылы отставного поручика! А сам – стремглав через весь город!.. Как бы сказал его болтливый подельник? – «Куда, спросите вы? – Так это ж ясно, как божий день, клянусь своей бедной бабушкой, царствие ей небесное! – Только к Бубе. К Бубе из Одессы!». Ну, ничего, добегаются. И артист этот (вот, гад, танец у стойки ему, видите ли, не понравился!), и господин гиманазист... Ах, простите, ТОВАРИЩ Валерий Михайлович!..
* * *
Выглянув в окно кабинета, вчистую реабилитированный благодаря стараниям Васи Рогова, Николай Александрович Петренко увидел, что двое охранников выводят из здания контрразведки Косого. Вид у опального конвоира был жалкий, поясной ремень отсутствовал, руки солдат держал за спиной. Петренко, прихватив фуражку, заспешил к выходу. К его удивлению Косого повели в лазарет. Тогда, вспомнив, о своем пошаливающем сердце, Мухомор тоже решил воспользоваться медицинской помощью.
Заглянув в неказистое здание, где обитали медики, начальник РУВД обратил внимание на недовольного фельдшера, угрюмо рассматривающего язык нового пациента. Вероятно, господин в белом халате прежде работал зубодёром, так как, вдоволь налюбовавшись столь важным органом, он повернулся к больному спиной и изрек характерную для этой специализации фразу: «Рот не закрывать! Сейчас все вылечим». Затем фельдшер порылся в стеклянном шкафу, забитым всякими склянками и пакетиками, извлек оттуда одну таблетку и, разломив ее на две части, снова повернулся к Косому.
- Вот это, держи, – от больной головы (лекарь протянул одну половинку таблетки), а это – от задницы (протянул другую). И, смотри мне, не вздумай перепутать!
- Аг’а! – Не закрывая рот, заморгал солдат. – Аг’а!
Но фельдшер уже потерял интерес к пациенту и залебезил, приметив вошедшего в лазарет Мухомора.
- Ваше благородие, не извольте беспокоиться! Все будет в лучшем виде! – Чуть ли не с распростертыми объятиями бросился эскулап к старшему офицеру, понемногу оттесняя его к врачебному кабинету. – Прошу вас, проходите, пожалуйста! Сей момент доктор вас примет-с...
Несколько смутившийся от такого подобострастия Николай Александрович краем глаза успел заметить, что конвоиры выводят Косого на улицу. Фельдшер, перехватив взгляд «благородия», опять засуетился.
- Не извольте беспокоиться! Мы их дальше порога не пускаем. Теперича пущай на гауптвахте лечится, заср...ец!
Петренко уже готов был послать настырного медика куда подальше и перехватить задержанного, но тут, к несчастью, дверь кабинета открылась, пропуская офицера, белый халат которого едва сходился на упитанном животе. Теперь уходить было бы подозрительно. Волей-неволей Мухомор вынужден был задержаться, надеясь, что несколько позднее все же сможет побеседовать с Косым на гарнизонной гауптвахте: «У меня сердечно что-то начало пошаливать»...
Доктору было явно скучно. Выслушав жалобы пациента, он велел Николаю Александровичу раздеться до пояса, а затем принялся старательно выслушивать и выстукивать. При этом он ворчал себе под нос всякие латинские премудрости вроде «Qui bene diagnoscit bene curat» (Кто хорошо диагносцирует – тот хорошо лечит) или «Amor et tosique non celantur» (Любовь и кашель не скроешь), недовольно кхекал и хмурился. Закончив осмотр, врач велел пациенту одеваться, а сам устроился за столом и принялся писать, поскрипывая перышком по бумаге. Когда же Мухомор, осторожно поинтересовался вердиктом, то услышал успокоительное: «А, не волнуйтесь вы так, батенька. Все ТАМ будем». И снова заскрипело перышко.
- Как это, все будем? – Не на шутку разволновался начальник РУВД. – Я никуда не тороплюсь...
- И это правильно. – Согласился доктор. – Торопиться не надо. Вот у нас, помнится, случай был, еще до войны. Практиковал я тогда в небольшом уездном городишке. И купчик один заезжий, представьте себе, неожиданно скончался. Ну, прям как вы. От грудной жабы. (Да чего это вы так побледнели, батенька? Ничего тут страшного нет, просто – casus). А вдовушка его, представляете, жаднючая была, ну и решила, что тело перевозить в гробу накладно будет – справки там разные доставать, вагон специальный заказывать, подмазать кого, чтоб покойничка разрешили везти. В общем, сами понимаете, одни хлопоты. Ну и что баба удумала, спрашивается? – Наняла двоих студентов, чтобы те ее благоверного под видом пьяницы в купе поезда занесли и сопроводили до Одессы. Много ли студентам надо? – Билеты оплатить, да на водку дать. Ну, они согласились, занесли купеческое тело в поезд («Перепраздновал чуток!»), положили в а сами пошли в вагон-ресторан барыш пропивать. Паровоз уже гудок дал, вот-вот отойдет. Тут вбегает в купе четвертый пассажир, запыхался весь, так торопился. Саквояж свой бросил на верхнюю полку и только хотел выбежать обратно, чтоб прощальный поцелуй барышне своей послать. А тут-то состав и тронулся. Ну, саквояж, поскольку впопыхах его бросили, и грохнулся с полки вниз, да прямо на голову купеческую. Господин с извинениями было бросился, вдруг видит: покойник. «Ой, я человека убил! – Думает. – Каторга впереди». Осмотрелся туда-сюда, открыл окно, да и выбросил труп из вагона. А сам сидит, как ни в чем не бывало, газетку почитывает. Тут возвращаются студенты. Смотрят, тела нет. «А где, – спрашивают, – наш, третий?». – «Покурить только что вышел». – Отвечает находчивый торопыга...
Потом доктор долго описывал Николаю Александровичу, каким образом ему в полиции удалось узнать эту историю. Рассказ плавно перешел на судебно-медицинские дела, от которых даже у бывалого начальника РУВД забегали мурашки по спине. А доктор все не унимался, сыпя своими байками, словно из рога изобилия.
- ...Смотрю я на пациента, классическая клиническая картина: «Rubor et tumor, calore et dolore et funkcia lasta»: краснота, воспаление, припухлость, боль, нарушение функции. Ну, совсем плохо его причинному месту. Пациент плачет, говорит, мол, только что от хирурга, а тот, дескать, хочет ампутировать. Ну, я успокаиваю, как могу, таблеточку дал. Он выпил, счастливый такой. «Спасибо, говорит, а я так боялся, что отрежут». Нет, батенька, – отвечаю, – не волнуйтесь, мы, терапевты, ножей не признаем. Вы только попрыгайте немножко – он сам и отвалится...
Мухомор чувствовал, как у него все сильнее начинает щемить сердце, но разговорчивый эскулап не унимался, переходя на все более возвышенные темы.
- Сидят души праведников в раю, играют в карты, – повествовал он, – а одна душа то исчезнет, то снова появится. И так несколько раз подряд. Ну, игроки (а вы, кстати, не любитель расписать «пулечку»? – Зря-с) с упреками, нельзя, мол, так, что происходит? А душа-то в ответ лишь рукой машет, дескать, реаниматор настырный попался!
Николай Александрович с трудом растянул губы в некоем подобии улыбки. Тем временем доктор, нашедший в его лице благодарного слушателя, продолжал свою просветительскую деятельность.
- А больные у нас другую историю на эту тему рассказывали. Одна дама ложится на операционный стол, очень боится резекции, переживает. Над ней в ореоле света склоняется благообразное лицо человека в белой одежде, который успокаивает: «Я – анестезиолог. Сейчас наденем масочку, дадим наркоз. Вы уснете. А когда пробудитесь, то снова меня увидите». И масочку-то даме на лицо надевает. Через некоторое время она, действительно открывает глаза, снова наблюдает перед собой благообразное лицо в ореоле света и слабо, но радостно улыбается: «А, мой спаситель, анестезиолог!». «Какой я тебе анестезиолог? – Я архангел Петр!»...
...Очнулся Николай Александрович от резкого запаха нашатырного спирта, ударившего в нос.
- Что ж вы так? Совсем ослабли. Подождите, мы вам укольчик сделаем, клизмочку поставим, все и пройдет. А вообще все хорошо, что хорошо кончается. – Обрадовался доктор. – У меня, кстати, был подобный случай...
Прежде, чем начался очередной ужастик из богатой медицинской практики, Мухомор уже успел опрометью выбежать из лазарета.
«Куда же вы, постойте! А рецепт?.. – Запоздало закричал вдогонку эскулап, но его возглас услышал только фельдшер.
- Вот, учись, Митрич, – довольный доктор указал на дверь, за которой столь спешно исчез Мухомор, – наука эта психотерапией называется. Очень для симулянтов всяких пользительна. Великолепные результаты лечения дает. Что для солдат, что для начальства штабного. И таблетки расходовать не надо – просто можно списать на убытки!
А Николай Александрович стремительно удалялся все дальше и дальше от лазарета, словно заклинание бормоча мудрейшую мысль великого Бернарда Шоу: «Репутация врача зависит от количества выдающихся личностей, которых он отправил на тот свет».
* * *
Последующие полчаса, упав на травку в нескольких кварталах от лазарета, Петренко приходил в себя. Затем, собравшись с силами, встал, отряхнулся и, приняв как можно более грозный вид, зашагал к гарнизонной гауптвахте. Заслуженного офицера немедленно допустили к начальнику караула, Тот без лишних вопросов приказал привести требуемого арестованного и провел Мухомора в свободную камеру, где бы тот смог провести беседу.
- Вам помощник не требуется? – Любезно осведомился начкар и, не дожидаясь ответа, крикнул вглубь коридора. – Эй, унтер, ко мне!
Тут же по каменному коридору загрохали сапожищи. Вскоре перед Петренко предстал красномордый верзила с громадной задницей и длинными руками, достающими чуть ли не до колен. Маленькие осоловевшие глазки тупо буравили посетителя. Увидав такого помощника, Николай Александрович поспешно отказался от его услуг и унтер, явно предназначавшийся для роли «выбивалы», недовольно хрюкнув, отправился восвояси.
Потом привели и перепуганного Косого. Оставив его с гостем наедине, начальник караула тоже ушел по своим делам.
Солдатик был до такой степени взволнован последними происшествиями, что начать беседовать с ним оказалось очень сложно. Проблему усугубляло и то, что Мухомор не мог задать главный вопрос прямо в лоб: «Куда ты дел большой шкаф, вывезенный из сапожной мастерской?». Поэтому беседа предстояла долгая, как говорится, с лирическими отступлениями.
Для начала начальник РУВД стал интересоваться всеми прегрешениями арестованного. Тот, как мог, пролепетал о сегодняшнем «шпиёне-оборотне», затем, ободренный вниманием, начал рассказывать о других подобных случаях из своей службы. «Мы идем, глядь, а там мертвые с косами стоять. И тишина-а» – Завел Косой свою любимую историю о приключениях в степях Херсонщины...
Опытному полицейскому после этого ничего не стоило перевести разговор на атамана Бурнаша, под командованием которого в те времена бандитствовал Косой, а затем недвусмысленно намекнуть на пособничество в побеге бывшего начальника. Дальнейшая параллель – «красные» – «неуловимые» – «Косой» – напрашивалась сама собой.
- Ты сколько отсидел на «губе»? – Немного? – Ну, ничего, могу твердо пообещать, что это время зачтется и при приговоре к пожизненной каторге, и к расстрелу. – Безо всяких эмоций на лице заметил Мухомор и, выдержав небольшую паузу, холодно продолжил. – Так, ты на кого работаешь, любезный?
- Не губите, ваше высокоблагородие! – Солдатик грохнулся перед Мухомором на колени. – Христом Богом прошу, не губите! Это все нечистая!.. Вот те крест!
Он размашисто осенил себя крестным знамением и, словно предугадав дальнейшее предложение, заверил, что готов всю свою непутевую жизнь отдать на благо родимой контрразведки.
- Пустые слова! – Отмахнулся Петренко. – Ты делами докажи.
- И докажу! В раз докажу! – Заголосил Косой. – Я знаю ихнюю девку... Мы тогда на патрульном катере шли. А, когда меня в воду сбросили, она еще смеялась!.. А потом, мы ее уже в городе споймали... Только на кладбище мертвяк ее отбил!
Посторонний человек вряд ли сразу сообразил, о чем лепечет арестованный конвоир, но Мухомор, который знал некоторые подробности знакомства Косого с Ксанкой, понимал все. Потому он умело направил рассказ в нужное русло, поинтересовавшись кладбищенским «мертвяком». Солдатик тут же поведал о разговоре с покойником, о том, как после его исчезновения удалось связанному удрать с кладбища и избежать лютой смерти.
- Но вы, ваше благородие, не бойтесь, я не рассказал этому вурдалаку тайну!.. Ну, про то, что шкаф от сапожника мы отвезли на дачу к самому господину Кудасову!.. Хотя упырь обещался мне в горло вцепиться!..
Последующее время Косой только и говорил о собственной стойкости, о том, как мужественно он держался под пытками. Отбросив всю шелуху выдумки Петренко понял только одно: Васю Рогова провели и предмет, который столь необходим оперативникам, находится не у штабс-капитана Овечкина, а в загородном доме начальника контрразведки. Следовательно, первая задача решена. Теперь остается поскорее завершить опасное путешествие.
Но Николай Александрович, вспомнив рекомендацию врача «не торопиться», решительно прервал собеседника. Последующие полчаса тупо и методично задавал ему только вопросы на тему: кто связан с «мстителями» и когда Бурнаш должен придти к ним на явку? В результате в памяти Косого отложились две вещи, которые он впоследствии с радостью выложит любому любопытствующему коллеге Леопольда Кудасова. Первая: страшный контрразведчик очень хочет найти «мстителей» (и это – правильно: именно найти, а не укрыть!). Вторая: почему-то чуть что, так виноват Косой (впрочем, не изображенная интеллектом физиономия опального конвоира будет тому лучшим подтверждением)...

Глава 4. Убойная сила

Не очень полагаясь, что аптека господина Кошкина является самой надежной явкой, оперативники пригласили «мстителей» в новые апартаменты, занимаемые Васей Роговым. Около некогда обветшавшего домика теперь возвышались кучи строительных материалов и бродило несколько хмурых личностей, представлявшихся комендантской ротой самообороны «мухоморной» полиции. Правда, членораздельно выговорить полное название столь секретного формирования охранники были не в состоянии, но это с лихвой компенсировалось активной жестикуляцией, напрочь отбивавшей охоту любопытствующей публики соваться к резиденции ветерана Баязета.
В самом же доме все готовились, как говорится, «решительному и последнему»: подпольщики рассчитывали вот-вот получить карту укрепрайона и, передав ее, куда следовало, помочь питерским коллегам захватить дачу Леопольда Кудасова, чтобы те смогли исчезнуть. Полицейские же, ожидая, пока их шеф выполнит сверхважную работу, общались с новыми знакомыми.
- ...Есть ли жизнь на Марсе, нет ли жизни на Марсе – науке это неизвестно, – Вася Рогов взглянул на аптекаря, словно проверяя, правильно ли тот его понял, – но я твердо знаю, что в середине девяностых годов частная фармацея возродится.
- А до того? – Испуганно переспросил товарищ Кошкин.
- А до того всех частных предпринимателей лет пятьдесят – семьдесят будут старательно изводить как класс.
- Да не пугай ты человека, – вступил в разговор Виктор Плахов, – пообещай ему лучше, что НЭП будет.
- Будет, будет, – живо согласился Рогов, – только до этой новой экономической политики ему еще дожить надо. И, что не менее важно, умудриться пережить!..
- Вы тут не очень-то! – Прикрикнул на подчиненных Мухомор. – Не надо, понимаешь, дискредитировать светлое будущее. Отойдите-ка лучше от окна, а то свет загораживаете, работать мешаете.
Начальник РУВД, разложив на столе принесенную Мефодием Кузьмичем карту, по памяти наносил на нее значки укреплений белой армии под недоверчивым взглядом подпольщика. Наконец, работа была завершена, после чего Петренко торжественно вручил секретный документ дядьке Мефодию. Тот аккуратно сложил карту, спрятал во внутренний карман пиджака и прокашлялся.
- За помощь, конечно, спасибо. Но, думаю, что в ближайшее время у нас будет планчик из кабинета самого Леопольда Кудасова. Вот, тогда и посмотрим, чья бумага точнее.
Мухомор обиделся, заявив, что ниже пятерки на экзаменах по истории в жизни не получал и поинтересовался, каким это непонятным образом «мстители» надеются добыть совершенно секретный документ. Тогда дядька Мефодий, хитро прищурившись, заметил, что у всех существуют свои секреты.
- Впрочем, – добавил он, – скажу вам, так и быть, тем паче, все вот-вот кончится. Есть в нашей группе еще один паренек. Ох и смышленый! Так вот, он сумел заслужить дружбу штабс-капитана Овечкина. А тому позарез нужны деньги. Вот наш Валерка и свершит торг.
Петренко нахмурился и возразил, что «Ваш Валерка не торг свершит, а под расстрел пойдет! Вы недооцениваете местную контрразведку, а на Овечкина я насмотрелся – это опытный оперативник и вашего пацана расколет за пару минут. А потом еще сделает вид, что заработать хочет»...
Начальник РУВД еще несколько минут пытался убедить Кузьмича в неразумности попытки похитить план укрепрайона с помощью тинейджера, а потом, махнув рукой, направился к выходу.
- Ты куда? – Насторожился карусельщик.
- Куда, куда? – Пацана вашего из петли вынимать, - нахмурился Николай Александрович, надевая фуражку.
Но дядька Мефодий был настроен не менее решительно и преградил дорогу, неожиданно выхватив револьвер.
- Остынь! А то, как бы греха не вышло. Я же сказал: парень сам вернется и карту принесет. Тогда и разойдемся. А пока все здесь его ждать будем.
Подпольщику никто не успел возразить, так как в этот момент дверь распахнулась и на пороге появилась запыхавшаяся Ксанка.
- Ребята! Бурнаши Валерку ловят! В контрразведке!..
- Я же предупреждал! – Зло сплюнув, Мухомор швырнул фуражку в угол. – Не сможет он тягаться с профессионалами!
- Николай Александрович, я знаю, что нужно делать! – Вася Рогов что-то быстро зашептал на ухо шефу.
- Давай, действуй, только осторожно! – Начальник РУВД хлопнул Васю по плечу. – И Плахова с собой возьми. На всякий случай. А я тоже, следом за вами, в город!.. Мефодий Кузьмич, да убери же ты, наконец, свой наган!.. И готовьтесь уходить. Мы прикроем. И потом сами выберемся из города.
На глазах карусельщика на миг блеснула непрошеная слеза, он порывисто обнял Мухомора: «Прощай, товарищ, рабоче-крестьянская республика тебе это не забудет!» – И быстро вышел.
Через несколько мгновений дом опустел. Детинушки из самообороны, бродившие перед тем подле строения, резво подхватив свои колья, припустили вслед за Васей, изображая этакий почетный эскорт...
* * *
Плахов добрался до контрразведки, когда подручные атамана Бурнаша уже волокли к зданию длиннющую лестницу, протискиваясь сквозь толпу любопытных. Виктор поднял голову и увидел, что, широко раскинув руки в стороны, на узеньком карнизе между окнами третьего этажа стоит паренек, одетый в клетчатый пиджак. Оперативник услышал, как высокий военный чин в полковничьих погонах, руководивший захватом, велел «живьем брать».
Потом паренек почему-то тихонько повел головой, будто пытался кому-то запретить некие действия. Виктор быстро осмотрелся и приметил, что на крыше соседнего дома, скрываясь за печной трубой, притаился Яшка-цыган в ярко-красной рубашке. В руках он держал длинную веревку.
Понимая, что в настоящую минуту помочь «мстителям» ничем нельзя, Виктор решил принять превентивные меры и направился к припаркованному неподалеку от контрразведки автомобилю. Дорогая техника могла принадлежать только этому ведомству, а значит, ездить ей было вовсе не обязательно. А если уж ездить, то не тормозить. Однозначно!
Воспользовавшись тем, что вся любопытствующая публика внимательно рассматривала паренька на карнизе, Плахов, достав из кармана консервный нож, оставшийся там еще со времен минувшего праздника в РУВД, быстро присел на корточки, а потом, упав, перекатился под автомобиль. Через пару минут несколько испачканный, но ужасно довольный, оперативник проделал в обратном порядке все перемещения и затерялся в толпе.
В это же время «роговские» детинушки, нищие, сутенеры и прочий люд, сменивший «солнцевскую» крышу на «питерскую», спешно занимал позиции на улочках-проулках вокруг контрразведки. Вася точно рассчитал: чем бы не закончился захват, «диверсанта» повезут в другое место, скорее всего, в местную тюрьму. Откуда вытащить незадачливого паренька будет значительно сложнее, нежели с улицы. Поэтому-то «ветеран Баязета» и задействовал всю свою «армию», пообещав грандиозные премиальные тому, кто сумеет отбить «кореша».
- Отбить – это мы всегда зараз, – радостно ощерился один из охранников, –хошь почки, хошь голову.
- Кореша не трогать! – Прикрикнул Рогов на не в меру ретивого помощника, – по голове только конвою можно стучать. Понял?
- По голове – это можно, – добродушно подтвердил детинушка. А стучать – за падло. Так што я лучше просто поотшибаю...
- Тебе самому зачем голова дана? – Только шапку носить? – Не на шутку начал злиться Рогов. – Ты думай лучше, как братана от фараонов отбить.
- А чо? Я и думаю. Головой... А еще я в нее ем...
Поняв, что дальнейшие инструкции приведут только к потере драгоценного времени, Вася, махнув рукой, заспешил проверять другие посты.
«Как там было у господина Честертона? – Вдруг вспомнился классический детектив. – Официант – не человек, на него никто не обращает внимания и не помнит в лицо. Значит и мои попрошайки – гопники не будут никем замечены...
И правда, когда цыганенку с помощью аркана удалось «перетащить» своего товарища на крышу соседнего дома, а затем, спасаясь от погони, открыть стрельбу из револьвера, никому не пришло в голову, почему столь метко летят пули. Любой человек, мало-мальски знакомый с вооружением, знает, что попасть на ходу, при тряске, из короткоствольного оружия в движущуюся мишень метров с пятидесяти-ста или в бельевую веревку более чем проблематично. Но, как бы то ни было, преследователи «мстителей» с завидной регулярностью вылетали из седел, падали с крыш, просто падали, а пареньки благополучно уходили от погони.
Только один человек, ветеран Баязета, знал, чьих рук это дело: вот, один снайпер в лохмотьях, разлегшись прямо на мостовой, аккуратно работал из трехлинейки, расчищая свой сектор обстрела от посторонних солдат; вот другой, скрываясь за тюлевыми занавесками борделя, расчетливо бил по крышам соседних домов; вот из подворотни на миг высунулся кол, приложившись к головушке очередного военного, и так же быстро исчез в темноте... Пара барышень в неглиже, выскочив на улицу, повисла на растерявшемся солдатике и, немедленно зацеловав, уволокла его в дом... А цыганенок, сидя на заднем сидении машины, продолжал палить в белый свет, как в копеечку. На «официантов» же внимания никто не обращал...
Автомобиль, на котором Плахов столь удачно перерезал тормозной шланг, благополучно разгромил аптеку товарища Кошкина. Наблюдая за этим трюком, Виктор лишь на миг пожалел, что привел в негодность транспорт, которым воспользовались не контрразведчики, а «мстители»: уж больно лихо мчалось авто по городу...
Очередная рота солдат, прибывшая на подмогу преследователям, в суматохе была перехвачена подполковником Петренко и направлена им штурмовать городской рынок. При этом Николай Александрович, подавая пример мужества новым подчиненным, умудрился не только выхватить из ножен подаренную Леопольдом Кудасовым шашку, но, размахивая ею, не поранить никого из служивых. Ближайшие только ОБДЕЛАЛИСЬ легким испугом.
Пока рота героически пыталась отбить у мешочников их добро, Мухомор, глотнув молочка на рынке, умудрился тормознуть по дороге к контрразведке очередное воинское подразделение и, возглавив его лично, начать операцию по захвату электрической подстанции. После успешного завершения этой стремительной операции, военачальник велел обалдевшему от его героизма поручику организовать бесперебойную работу всех мощностей, отбивая возможные атаки диверсантов. А сам Петренко поспешил к последней точке путешествия – к дому начальника контрразведки, где должен был находиться заветный контейнер.
Завершив неотложные дела, в том же направлении двинулись и Рогов с Плаховым. Они понимали, что далее рассчитывать на помощь «мстителей» не приходится, но это уже было не важно: до дома оставалось так немного!..
* * *

Дача Леопольда Кудасова – небольшой деревянный домик на окраине городка – ничем не напоминала генеральские хоромы, коих немало в Переделкино и в прочем Подмосковье.
Оперативники, успевшие накануне осмотреть все подходы к заветному домику, знали, что господин Кудасов даже не удосужился завести пару – другую волкодавов, не говоря уж о подобии службы охраны. Поэтому, подходя к даче, гости были спокойны: там сейчас могла быть только благоверная супруга, терпеливо дожидающаяся возвращения мужа со службы. И они не ошиблись.
Если бы чей-то любопытный взгляд проник внутрь помещения, то сразу бы наткнулся на аппетитную попочку в кружевных панталонах и затянутую в модный корсет спину супруги Кудасова, грациозно изогнувшуюся на широкой кровати. Правда, не менее наблюдательный взгляд заметил бы и большие черные усы, придавливаемые корсетом, то и дело высовывающиеся из-под него с игривыми фразами вроде: «А чья это попочка?.. А это – чья попочка?». Но, к счастью, очевидцев сего действа не было.
Мухомору, осторожно попытавшемуся заглянуть в окно, ничего внутри дома увидеть не удалось. Но, за то, чуткое полицейское ухо уловило последний вопрос. Начальник РУВД понял, что эвакуация, казавшаяся столь близкой и неизбежной, может сорваться. Ему захотелось забарабанить кулаком прямо в стекло и попросить... Нет, прямо тут же потребовать, чтобы обитатели дома поскорее разобрались, где чья задница. Но он предусмотрительно сдержался, по привычке правильного руководителя желая прежде выслушать мнение младших по званию.
- А что? – Угрюмо пробасил один из двух детинушек, которых, на всякий случай, захватил с собой Рогов, – Хошь, начальник, враз двери разнесем?..
Но эта мысль не нашла поддержки у остальных гостей, которые принялись шепотом совещаться, как бы поаккуратнее выманить влюбленную парочку из дома.
Точно также была немедленно отвергнута идея анонимного звонка полковнику – последствия ее реализации были непредсказуемы. Кроме того, господин Кудасов в настоящее время был занят более важными делами, нежели ловля собственной супруги.
Вдруг Вася хлопнул себя по лбу: «Эврика»!
- Витек, ты помнишь, как Шерлок Холмс выманивал из дома тетку с компроматом?..
Но в связи с тем, что Плахов запамятовал классический сюжет, Васе пришлось немедленно брать инициативу в свои руки. Через несколько мгновений оба детинушки деловито обкладывали дом сеном и разыскивали спички. Потом, с некоторым трудом запалив траву, которая больше дымила, чем горела, они начали носиться кругами возле дачи, оглашая окрестности истошными криками: «Пожар! Пожар»!
Может, из этой затеи сразу бы и вышел толк, но подполковник Петренко несколько поторопился прийти на выручку обитателям дома. Он слишком поспешно, встав на крыльце, забарабанил изо всех сил в двери: «Откройте немедленно, полиция»!
Слово «пожар», казавшееся разнеженной госпоже Кудасовой таким далеким и абстрактным, не произвело на нее сразу же должного впечатления. А вот упоминание органов правопорядка немедленно повергло ее в состояние тихого ужаса, впрочем, не менее, чем страстного любовника. Женщина буквально оцепенела, стоя на четвереньках, потом упала на бок, так как усатый господин, явно прочно усвоил принцип: «Главное, что должен уметь настоящий джентльмен – не быстро раздеваться, а быстро одеваться». Влекомый самыми лучшими чувствами, усатый вскочил с постели и, чуть побегав по комнате в поисках своих вещей, скрылся вместе с ними в огромном шкафу-купе, стоящим с недавних пор в опочивальне.
До супруги Кудасова, наконец, начал понемногу доходить весь ужас происшедшего, тем более что запах гари, крики «пожар!» и удары в дверь усиливались. Несчастная, подскочив с постели, принялась в панике метаться по комнате, заламывая в горе руки и беспрестанно повторяя: «Что же делать?.. Что делать?»
Высунувшись на миг из шкафа, усатый джентльмен вежливо, но настойчиво подсказал своей пассии: «Вели выносить мебель, дура!» И тут же снова скрылся, дабы не испортить репутацию возлюбленной.
- Правильно, мебель! – Наконец-то сообразила супруга начальника контрразведки и, убедившись, что шкаф плотно закрыт, распахнула входную дверь. – Мебель!.. Мебель выносите же в первую очередь! – Закричала она истошным голосом, обращаясь к появившемуся перед ней бравому полицейскому офицеру.
Однако и без этих указаний несколько человек, оказавшихся поблизости, немедленно бросились к дому. При этом двое здоровенных детинушек по команде невысокого человека в рваном френче времен прежних войн, подхватили на свои могучие плечи погорелицу и спешно потащили ее  к ближайшему лесочку, что виднелся за городской чертой.
- Не кантовать! Не смейте ее кантовать! – Только и успел крикнуть вслед эвакуаторам Рогов, в то время как они галопом неслись прочь от «горящего» дома.
«Ах, мужчины, вы так стремительны и экзотичны...» – Затихли вдали последние слова спасенной, в то время как Плахов принялся ногами откидывать от строения дымящуюся траву.
- Быстрее, ну давайте же, быстрее! – Давал ценные указания Мухомор, заскакивая в дом, причем весьма своевременно, так как вдали, в клубах пыли показалось конное подразделение, во весь опор мчавшееся в сторону полковничьей дачи.
И все же роговские детинушки, почуяв приближающуюся опасность, соориентировались быстрее сотрудников «убойного» отдела. Они живо скинули в придорожную канаву свою ношу и под ее недоуменное: «Куда же вы, мальчики?» пробили мощными корпусами ближайший плетень, а затем устремились огородами от греха подальше.
Оперативники, оказавшись в доме, успели забаррикадировать входную дверь двуспальной кроватью, в то время как Мухомор отпрянул от заветного шкафа-купе, услышав оттуда грозное: «Занято!».
Впрочем, недоумение вскоре разрешилось к всеобщему удовольствию, и извлеченный на божий свет усатый джентльмен совершил свой лучший полет прямо в окно. Не задерживаясь у дачи ни одной лишней секунды, он стремительно понесся вдоль по улице и, наверняка, бы скрылся от погони, не поймай его за ногу вылезавшая из канавы супруга полковника Кудасова. Дальнейшее времяпровождение этой парочки осталось для всех тайной, разгадывать которую ни у кого не было ни сил, ни времени, ни, честно говоря, желания.
...«Ну, коллеги, я вам твердо обещаю по неполному служебному. Только б до дома добраться! – Подытожил итоги путешествия Мухомор, протягивая палец к большой красной кнопке с надписью «Exit» – выход. – И бросьте же, наконец, свои дурацкие игрушки»!..
Начальник РУВД в сердцах вырвал из рук Рогова бильярдный шар с цифрой «15» – прощальный подарок товарища Кошкина – и решительно выбросил его из шкафа-купе, вдогонку усатому джентльмену, одновременно нажимая красную кнопку.
Взрыва оперативники не услышали, так как в этом момент они уже стремительно неслись куда-то среди вспышек яркого света. За то, убойную силу взрыва оценил эскадрон казаков, поспешающий к даче, а несколько позднее – и пожарная команда. Когда они прибыли к обители Леопольда Кудасова, то застали на месте былого строения лишь большую дымящуюся воронку...

Эпилог.

Вася Рогов, пригнувшись возле большого окна из оргстекла, за которым восседал дежурный, мышью проскользнул мимо опасного места. Затем, бросив печальный взгляд на подвал, запертый и опечатанный личной печатью начальника РУВД подполковника полиции Петренко Н. А., взбежал вверх по лестнице, заскочил в кабинет и надежно заперся изнутри.
В помещении валялась чья-то парадная форма, наблюдались и иные следы поспешного бегства других обитателей. Рогов с утра заступил на суточное дежурство по райотделу, поэтому его миновала лихая участь товарищей, и теперь он получил возможность хотя бы час-другой спокойно отдохнуть. Вася, развалившись на стуле, блаженно водрузил на стол усталые ноги и закрыл глаза.
Сегодня или никогда. – Думал он, нащупав в кармане новенькую копию ключа, изготовленного знакомым умельцем по слепку, снятому с подвального замка. – Сегодня или никогда: такой шанс упускать нельзя. Он представил реакцию Мухомора, когда тот узнает, что его подчиненный, плюнув на все показатели отчетности, раскрываемость, очередной приступ борьбы с преступностью, смотры строя, песни и прочая, прочая, отправился по маршруту Петербург-Одесса-Париж, предсказывать будущее на восемьдесят лет вперед. Главное только не забыть справочники. Главное – не забыть!..
От благостных размышлений Васю оторвала неожиданно грохнувшая под окнами дробь, выбиваемая множеством не привыкших к парадам ног.
Осторожно выглянув из-за занавески, Рогов понял: то, что непременно должно было произойти, случилось. Начался торжественный смотр личного состава РУВД, посвященный празднованию то ли дня воссоединения Аляски с Америкой, то ли грядущему расторжению Нейшлотского мирного договора, по которому питерские земли так бесславно отошли от Швеции к России. А может, это просто начался очередной, обычно случающийся дважды в год, весной и осенью, приступ у руководства, симптомами которого является безудержное желание очередной раз побороться с химерой преступности или укрепить боевой дух личного состава путем проведения массового мероприятия?..
Вася никогда не понимал, какой умник изобрел, например, операцию «чистые руки». Ну, хорошо, если бы речь шла по зубах , то тут все понятно: кариес, поголовно поразивший весь, погрязший в памперсах и прокладках американский континент, вещь дрянная. А руки-то при чем? – Разве они могут быть чистыми, если каждый день разгребаешь кучи всякого дерьма?.. А на сколько эффективны подобные действа, можно догадаться по их преклонному возрасту. Кажется, еще незабвенный Феликс Эдмундович интересовался данным вопросом...
Впрочем, как бы то ни было, под окнами РУВД туда-сюда вышагивал весь личный состав во главе с самим начальником. На высоком крыльце, в окружении свиты стоял очередной полицейский генерал и хмуро взирал на происходящее.
- Пе-есню запе-вай! – Раздался отчаянный вопль.
Кто-то не успел вовремя начать, кто-то просто не знал слов, кто-то – песни... В результате только один Мухомор, получивший недавно особую подготовку в стенах кудасовской контрразведки, заголосил хорошо выученные слова.
«Как ныне сбирается Вещий Оле-ег»…
Понемногу сотрудники РУВД сориентировались и более-менее слаженно подхватили старинный марш, который к припеву орался уже вполне коллективно и жизнеутверждающе.
«…Так за царя, за Родину, за ве-еру
Мы грянем гром-ко-е ура! Ура! Ура-а»!
Генерал недоуменно процедил, обращаясь к ближайшему свитскому: «Не-е - я понял... О че-ем эта они»? На что сообразительный приближенный торопливо зашептал прямо в толстое волосатое генеральское ухо о возможных новых президентских веяниях, которые по нерасторопности «не успели довести до сведения».
- Главное, чтобы единообразно было, слаженно!
- Главное, чтоб слОжено было. И доложено как положено. – Изрек генерал и радостно загоготал, широко открывая рот, оценив собственный каламбур.
«Неужели САМ начал подпевать»? – Обалдело подумал Мухомор, за миг до того осознавший ошибку, допущенную в припеве и потому мысленно распростившийся с погонами...
А Вася Рогов, отойдя от окна, снова опустился на стул и блаженно вытянул ноги. Впереди его ждала слава Нострадамуса, а за окнами вместо литавр грохотала песня, распугивая бомжей из ближайших подвалов...

Конец.