На Луне должно пахнуть осенью

1. Хорошо сидим

Как-то раз Кот Пушок решил попить пива с рыбкой.
 
Пушок был не просто кот, а выдумщик и фантазер. «Вот бы сконструировать такую машину, чтобы она сама рыбу ловила, потрошила и транспортировала из реки прямо на сковородку. А я бы только жарил», – стал мечтать он. И тут же уселся за компьютер, рисовать чертеж. Пушок всю душу вкладывал в работу, но машина что-то не «шла». Мимо пробегал Мышъ с полной авоськой пустых бутылок – сдавать. Глянул на монитор, задумчиво повел усами и сказал, что без ЗМЕЕВИКА машина работать не будет. После многих часов, проведенных за компом, с болью в шее, Пушок решил отступиться и наловить рыбы традиционным способом. И отправился на ночную рыбалку.

Он плыл по тихой реке, неспешно погружая весла прямо в небо, – в воде отражались звезды. Два Млечных пути, как две бесконечности, смыкались на горизонте. Пушок лег на дно лодки и стал смотреть на звезды. «Там, по небесной реке, наверное, плывет другой Пушок и смотрит на меня», – думал он. Пушок слышал, как падают капли с поднятых весел, меняя очертания созвездий, поет на берегу сверчок, и шуршит трава, потревоженная проснувшейся птицей. Протекали минуты. Лодка обогнула маленький островок. «Неслышно течет река времени в берегах вечности, оставляя острова памяти», – вдруг подумал он.

В том же лесу, что и Пушок, жил Кот. Надо сказать, что Кот принадлежал к редкой породе канадских котов. По виду такой кот ничем не отличался от обычного полосатого «мурзика», какого встретишь на любой помойке. Но полосы на его шкуре были гораздо шире, и их было всего три: рыжая, белая и опять рыжая. По белой полосе шел узор из кленовых листьев. И главное отличие состояло в том, что лапы канадского кота оставляли след в виде кленового листа с когтями. Жил Кот в ветвях самого большого и старого клена в лесу. У Канадского Кота в лесу было прозвище «повеса». Его так прозвали за то, что он любил повисеть на ветке дерева.
 
Он висел вниз головой, вцепившись в какую-нибудь ветку всеми четырьмя лапами, и смотрел вверх. Если одна лапа уставала, он опускал ее вниз, отдохнуть. Потом Кот опять вонзал лапу в ветку. Когда Кота спрашивали, зачем он висит на ветках вниз головой, Кот отвечал, что так удобнее охотиться – выслеживать путь птицы к гнезду. Все знали, что Кот обожает, есть на завтрак птичьи яйца всмятку. Но на самом деле это было не совсем так. У Канадского Кота была тайна. Он висел вниз головой обычно по ночам, но смотрел не на птиц, а на небо. Он искал среди звезд созвездие Кота. Он знал, что на небе есть созвездия разных зверей: тельца, овна, гончих псов, которых он ненавидел, и даже рыб, которых очень любил поесть с пивом. «Это несправедливо, – думал Кот, – что до сих пор не открыто созвездие Кота». Он был уверен, что Звездный Кот есть, просто его нужно найти.

У Канадского Кота была еще одна маленькая тайна. В глубине души он считал себя львом. Когда-то давно, в молодости, Кот гулял по набережной маленького приморского городка. Он купил кулечек кильки. Настроение было хорошее, день солнечный, а все встречные кошки – симпатичными. Кот ел кильку, выплевывая хвосты и головы, подмигивал кошкам и напевал песенку: «Шала-мням-ням-нды-ы по-тьфу-лные кефа-а-а-тьфу-ли-и-и… в Оде-ням-ням-су-у Ко-о-тя-я при-тьфу-води-и-л...» Так он незаметно съел кильку, допел песню и развернул кулечек, – вдруг еще одна рыбка осталась? Рыбки не было, были какие-то стихи, едва видные под разводами маринада:

«…Осталось веку — полчаса,
А мне, быть может, — час.
Дальше шли жирные пятна, потом еще строчки:
...Брось! Ибо ты еще ничто,
А я — уже ничто.
Уж вьюги саван мне прядут,
Прядут… Года пройдут,
Как месяцы они пройдут,
Дитя, — как дни пройдут…
И с ними уплывет, как дым,
Дым сизый над костром,
Ночь новогодняя с седым
Венецианским львом». (1)

Кот сразу забыл про кошек. Слова, казалось, были обращены к нему. Неожиданно, молодой, шустрый Кот почувствовал острую жалость к этому неизвестному старому льву. И почему-то, – к себе. С тех пор он собирал изображения всех венецианских львов, надеясь найти того – седого. Картинки висели на всех ветках большого клена, где он жил. Картинок было уже много, но седой лев пока не находился. Кот заметил, что некоторые венецианские львы были очень похожи на котов. А один «пьяненький» бронзовый лев с главных ворот главного собора Венеции, – ну просто вылитый Канадский Кот после дня рождения. Это еще больше укрепило Кота в мысли, что он – лев. Только маленький.

Кот, как всякий кот, любил гулять по ночам. Он шел по веткам деревьев без особой цели. Со стороны реки донесся тихий плеск весел. «Кто-то решил порыбачить, – подумал Кот, – это может быть интересно». И побежал параллельным курсом. Кот постоянно поворачивал голову в сторону реки и поэтому чуть не врезался мордой в большое птичье гнездо. Хозяйки не было. «И где это она летает так поздно, – подумал Кот, – на дворе ночь-полночь давно». В гнезде лежало 5-6 яиц. Не раздумывая, Кот схватил одно и бесшумно поскакал дальше по веткам. «Сама виновата, – думал Кот, – смотреть надо за вещами, когда из комнаты выходишь. И вообще, эта малиновка фальшивит постоянно, – вместо «си» берет «си бемоль», бестолочь!» У Кота был абсолютный слух и недурное музыкальное образование. Он всегда что-нибудь сочинял, какие-нибудь песенки. Лучшие его сочинения обычно приходились на весну. В марте вдохновение мягкой лапкой сжимало его сердце, и у Кота получались удивительные, душевные импровизации.
 
При звуках этих песен знакомые кошки замирали в восторге, открыв рот и сложив лапки на груди. Знакомые птицы тоже замирали, но по другой причине. Кот смял яйцо, (он любил яйца всмятку), наскреб из кармана щепотку соли, посолил и, хищно урча, съел. Потом вылизал скорлупу, сыто облизнулся, достал носовой платок и вытер морду и лапы. И помчался догонять ночного рыболова.

Пушок добрался до своей тайной заводи. Взошла луна, ночь посветлела, и он решил половить на удочку. Он включил на конце удилища маленькую электрическую лампочку (для приманки глупых рыб), насадил на крючок червя и по традиции поплевал на него. Неожиданно червяк плюнул в ответ. Пушок изумился и поскорее забросил удочку в реку. «Какая невоспитанность, – подумал он, вытирая усы салфеткой, – та шо ш это такое?! Шо за странный червяк пошел? Уже и в морду никому не плюнь, да?» И тут же поплавок ушел под воду. «Так тебе и надо, невежа», – подумал Пушок о червяке, умело подсек и стал вываживать упирающуюся рыбу. Рыба оказалась Рыбиной. Пушок уперся когтями и вытащил ее на берег, даже подсачек не понадобился: «Не зря я каждое воскресенье занимаюсь в спортзале», – с гордостью подумал он.

– Ну, и чего тебе от меня нужно? – беззвучно спросила Рыбина, отцепляя с губы крючок.
– Да, вот… хотел пива попить… с тобой, – слегка растерявшись, ответил Пушок.
– Так доставай, что стоишь?!
Пушок стал доставать из рюкзака бутылки «Жигулевского».
– Открывашку забыл… У тебя нет, случайно? – спросил он, глупо улыбаясь.
– Всегда с собой, – сказала Рыбина, разинула пасть и показала свой salmon teeth. Она взяла бутылку и открыла ее о зуб привычным движением. «Лихо, – подумал Пушок, – удобная вещь».

– А с лампочкой это ты здорово придумал! – похвалила Пушка Рыбина, глотнув янтарного напитка, – Червяк лучше виден, а то бьешься-бьешься так ночью, наглотаешься всякого мусора, пока червячка заморишь, с крючка снимешь...

Они пили пиво и смотрели на реку.

– Третьего не хватает, – промолчала Рыбина.
– Я уже давно здесь, – раздался сверху мяукающий голос, – на ветке сижу.

На голову Рыбине посыпалась кора, и сверху по стволу дерева быстро спустился Канадский Кот.

– Давай к нам, Кот, пиво пить с …Рыбой, – обрадовался Пушок, – ты ведь любишь пиво с …рыбой?
– Пиво без вотки – деньги на ветер, – Кот мгновенно скрылся в темноте. Послышалось громкое шуршание, треск веток, и Кот вернулся в обнимку с бутылкой «Русского Нестандарта». «Вот это Кот! Да у него тут тайничок рядом был», – подумал Пушок. Кот долил водку в кружки с пивом и хлебнул «ерша». «Все, что сбыться могло, – подумал он, вполне довольный поворотом событий, – Мне как лист пятипалый, Прямо в лапы легло, – он алчущим взглядом облизал лоснящиеся бока пышущей здоровьем Рыбины, на миг увидел их золотистыми в ароматном дымке домашней коптильни, с сожалением вздохнул и закончил, – Только этого мало…»

– Хорошо сидим, – молча сказала Рыбина.
– Да, хор-р-рошо-о-о… – одновременно промурлыкали Пушок и Кот. И глаза двух котов полыхнули хищным пламенем, у одного – зеленым, у другого – желтым.


2. На Луне должно пахнуть осенью

И, мне кажется, солнце –
Не больше, чем сон.
На экране окна
Сказка с несчастливым концом.
Странная сказка...

В.Цой, Сказка.

– Хорошо сидим, – молча сказала Рыбина, глядя в огонь костра.
– Да-а-а… Хор-р-рош-ш-о-о… – одновременно промурлыкали Кот Пушок и Кот Канадский. Глаза двух котов полыхнули хищным пламенем, у одного – зеленым, у другого – желтым.

Здесь следует открыть одну маленькую тайну Кота Пушка. Кроме того, что Пушок был выдумщик и фантазер, сочинял стихи и прозу, он был не совсем кот. Старожилы Леса, созданного Нехристем, помнили, что в молодости Кот Пушок был Волком. Он гонял зайцев, задирал забредающих в лес деревенских псов и выл на луну. Но зайцы были наивны до глупости. Они думали, что Волк хочет их поймать и съесть, а он играл с ними в салочки. И когда догонял и говорил: «Теперь тебе водить!», испуганные зайцы только таращили глаза и вместо того, чтобы догонять Волка, сами улепетывали прочь. А деревенские псы не могли дать настоящий отпор Волку. Они были никудышными собеседниками – малообразованными и косноязычными. И, после первых оплеух, удирали, поджав хвост обратно в деревню. Не было достойных противников, не с кем было по-настоящему сразиться, помериться силой… интеллекта и быстротой реакции. Вот тогда-то Волк и решил стать Котом Пушком. И не вступать ни в какие дискуссии. Он взял себе за правило строчки, сочиненные одним его хорошим знакомым:

«Я враг дискуссий и собраний
И в спорах слова не прошу.
Имея истину в кармане,
В другом закуску я ношу». (c)
 
Пушок написал их красивым (ну, как уж получилось) почерком и повесил в рамочке над камином. Затем он устроился на работу в большую компанию под названием «Самое Западное Море». Там как раз нужны были коты, которые придумывают машины для транспортировки сыпучих тел (таких, как тела селедки, макрели или креветок) из моря прямо на сковороду или гриль. Пушок взял себе красивую длинную фамилию – Кот Пушок Лукоморский-и-Западно-Американский, одомашнился и стал приносить пользу обществу. Тому, в котором жил. Только иногда в полнолуние он вдруг вспоминал свою прежнюю волчью жизнь, у него немного портилось настроение, он выходил в ночной Лес и выл на луну. И от всех это скрывал. Сегодня было почти полнолуние.

Краем глаза Пушок заметил два голубых светящихся огонька слева за собой. Сам зверь, похоже, прятался возле деревьев за кругом света. В Пушке мгновенно проснулся волк:

– Кот, – попросил он нарочито спокойным голосом, – подбрось-ка веток в огонь.
Кот внимательно посмотрел на кореша (костер и так хорошо горел) и молча, подбросил охапку веток посуше. Костер разгорелся, пламя осветило зверя. Пушок различил белые уши и белую морду зверя Ыбть.
– Эй, Ыбть, чего прячешься? Иди к нам – пиво пить! – крикнул он в темноту.

Но Ыбть, как будто чего–то испугавшись, бросилась бежать. Зашуршала трава под лапами, захрустели веточки.

– Ты чего испугалась, Ыбть? – Пушок бросился вдогонку, – Постой!..
Кот сорвался с места и помчался за Пушком. «Н-да-а-а… – подумала Рыбина, оставшись у костра одна, – вот и попей с вами пива…»
В свете луны коты видели впереди белый силуэт убегающей Ыбть. Вот она юркнула в дупло старого дуба.

– Да, постой же!.. – Пушок влез в дупло, не переставая удивляться. Кот свалился ему на голову. Они барахтались в темноте среди какого-то мусора, веточек и сухих листьев не понимая, куда «провалилась» Ыбть, как вдруг почувствовали, что сами куда-то проваливаются. Отдавив друг другу все лапы и понаставив синяков о какие-то корни и камни в тесной норе, они неожиданно вывалились на яркий свет. Когда глаза чуть привыкли, коты стали оглядываться. Они сидели в белой пыли возле большого голубого валуна. Никаких отверстий в нем не наблюдалось. Коты подняли морды. В черном небе сияла огромная голубая Земля. До непривычно близкого горизонта стелилась равнина, покрытая искрящейся на солнце белой пылью (2). По равнине были раскиданы камни, большие и маленькие. Невдалеке поднималась вверх стена кратера.

– Мля-а-а… – сказал Кот, – то есть: мя-а-у… то есть: ва-а-у-ще!.. Кот Канадский думал сразу на трех языках: кошачьем русском, кошачьем кошачьем и кошачьем канадском. А может и еще на каком-то четвертом, – он точно не помнил. Да, мы на Луне, Пушок!
– Точно, на Луне. Во, угораздило!

Метрах в пяти перед ними сидел белый зверек с голубыми глазами. И это была не Ыбть. «Конечно, не Ыбть, – подумал Пушок, – у Ыбть глаза желтые, как у Кота». В груди зверька под белой шубкой на месте сердца светился голубой огонек.

– Смотри, у него бантик на лапе завязан, наверное, девчонка, – прошептал Кот.
Из-за кратера вдруг потянуло дымком. Пушок принюхался:
– Костром пахнет. Опавшие листья где-то жгут.
– Точно, – сказал Кот, – и, слышишь, – музыка? Вроде граммофон играет. Но откуда на Луне граммофон?
– А откуда опавшие листья?
– Пошли, Пушок?
– Пошли!..

Коты пошли на звуки музыки, Лунная Зверушка побежала следом. Притяжение на Луне было в шесть раз меньше земного, и коты подпрыгивали вверх, ненадолго зависая над почвой.

– Эх! Здорово! Мне здесь нравится, – взлетая над лунной пылью, мяукал Кот. Он чувствовал себя маленькой птичкой. «Кого-то мне все-таки этот зверек напоминает…» – подумал он, оглянувшись на Лунную Зверушку.
– Пушок, на кого-то этот белый зверек похож.
– На Ыбть и похож. Только у нее глаза желтые.
– Да, нет, не на Ыбть… Пушок, а чего она все за нами идет? Может, камешком в нее кинуть, чтобы отстала?
– Та, не надо… Она сама нас боится. Пусть идет.

Зверушка остановилась и настороженно поводила ушами, не спуская с Пушка голубых глаз. Коты пошли дальше, Зверушка потянулась следом, бесшумно перебегая от валуна к валуну.

Тихая, немного грустная, долетела до котов знакомая песенка:

«Когда вам одиноко и грустно отчего-то,
Иль что-то охота понять,
Пойдите и спросите седого звездочета,
Он рядом рукою подать,
На все вопросы в мире есть у него ответы –
Прочел он три тысячи книг,
И выучил все небо, измерил все планеты
И позволит вам взглянуть на них».

Они ускорили шаг. Кот оглянулся: Зверушки не было.
– Пушок! Зверушка исчезла!
– Та, ладно, исчезла и исчезла… Ты же сам хотел ее прогнать.
Они обогнули кратер.

«А на луне, на луне,
Едет медведь на слоне,
Лунный медведь – голубенькие глазки,
Не замечает он того,
Что мы глядим на него
И сам себе вслух читает сказки» (3), – доносилась песенка.

Перед ними на большом валуне, очень похожем на слона, сидел, подперев лапой щеку, Белый Медведь. Он мечтательно смотрел на звезды, рядом стоял старый граммофон, крутилась пластинка. На коленях у Медведя лежала раскрытая книга. Снизу котам было видно название. «Туве Янссон «Волшебная Зима», – разобрал Кот, – про Муми-троллей читает». Медведь посмотрел сверху на котов, улыбнулся голубыми глазами, похлопал белыми ресницами, вздохнул и опять уставился на звезды. Вокруг каменного слона кружились в медленном вальсе белые лунные зверьки. У каждого в груди светился голубой огонек. Невдалеке, в своем пластиковом кресле сидел Нехристь в черных солнечных очках и с вечной сигарой в зубах. Перед ним на небольшом столике стояла электроплитка с раскаленной спиралью, старый кофейник и открытая пачка индийского чая со слоном на упаковке.

– Нехристь! Ты как здесь оказался? – удивился Пушок.
– Я всегда и везде. Я же Создатель. Пора бы уже и привыкнуть.
– А как же ты здесь куришь?
– Как, как… – Нехристь замолчал, всматриваясь в звезды и как бы чего-то ожидая. Затем быстро вытянул руку с сигарой в сторону, и она зажглась от пролетевшего мимо микроскопического метеорита. Нехристь раскурил сигару, выпустил струйку дыма. При абсолютном нуле дым мгновенно превратился в облако сверкающих кристалликов. Едва слышно звеня, серебристое облачко поплыло вверх (или вниз) к Земле.
«Интересно, – подумал Кот, – доплывет или нет?»

– Доплывет, – сказал Нехристь, – на границе неба и Космоса дым превратится в серебристые облака. Слыхал про такие, Кот?
– Конечно, слыхал, – соврал Кот.
Нехристь взял из пачки щепотку сухого чая и кинул на плитку. Чай начал тлеть. Запахло осенью.
– На Луне должно пахнуть осенью. «Космос – как осень. Не проходящая, вечная осень» (4), – сказал Нехристь. И бросил еще щепоть чая на спираль.
– Кофе будете? Кому какой?
– У тебя любой, что ли есть? – ухмыльнулся Пушок.
– Так какой?
– Мне – старбакс. Еспрессо роуст. Сидю на ём уже больше 10 лет. И не меняю.
– А тебе, Кот?
Кот Канадский важно завел глаза на лоб, вытянул губы трубочкой, что-то прикидывая в уме, и через полминуты многозначительно произнес:
– Думаю, мне – то же самое.

Нехристь поставил кофейник на плитку, над которой еще поднимался дымок от сгоревших чайных листьев, и через минуту вокруг разлился божественный аромат кофе. Белый Медведь поставил «What a Wonderful World»:

« I see trees of green... red roses too
I see em bloom... for me and for you
And I think to myself... what a wonderful world...», – с наслаждением пел Луи.

Лунные зверьки кружились в танце. Мелькали голубые сердечки.

– Хорошо здесь у тебя, – сказал Пушок.
– А у меня ВЕЗДЕ хорошо, – ответил Нехристь, – если ты заметил.

« I see skies of blue... clouds of white
Bright blessed days... dark sacred nights
And I think to myself ... what a wonderful world...»

«Ай си си-и-нее, си-и-нее небо-о,
Ай си бе-е-лые а-а-блака-а, – замурлыкал Кот на своем кошачье-канадско-русском, – И сия-а-ние бе-е-лого дня-а-а…»

Черное Небо с интересом разглядывало рыжего Кота.

«И  Ай синк… во-о-т, вот ведь – ваще-е жи-и-зь хараша-а…»
Кот жмурился от удовольствия и мурлыкал уже что-то неразборчивое. Он пританцовывал и переступал с лапы на лапу, попивая кофе из чашки. Шуршала старая пластинка. Простенькая песенка, то громче, то тише, то громче, то тише, плыла над мертвым миром. Звук трубы Армстронга был «золотым», в нем была вся полнота жизни.

– Пушок, я тебе как бывшему Волку, карту Луны дарю. На, держи, – Нехристь глянул прямо в глаза Пушку.
– А, на кой она мне?
– Захочешь повыть на Луну, – сможешь выть адресно: на Море Спокойствия, на Океан Бурь, на Озеро Сновидений. Будешь выть тихо на кратер Тихо.
– Типа: приколись, Пушок?
– Ну, типа да.
Пушок посмотрел на Нехристя долгим взглядом. «Завтра полнолуние… Знает, знает, что я не могу перестать выть на Луну», – подумал он. Нехристь глаз не отвел. Пушок сунул карту в карман.
– А что это там за барханы? – спросил Кот.
– Море Спокойствия. Бывшее, – ответил Нехристь.
– Пошли, Кот, прогуляемся, – предложил Пушок.
– Пошли.

Нехристь остался пить кофе и дымить сигарой. Черное Небо облокотилось на его плечо и стало вспоминать, видело ли оно когда-нибудь радугу:

«The colors of a rainbow... so pretty ... in the sky
Are also on the faces... of people... going by
I see friends shaking hands... sayin... how do you do
They're really sayin... I love you...» (5)

Коты, не торопясь, обошли танцплощадку и зашагали меж больших валунов. Вдруг Кот схватил Пушка за лапу:
– Стой… тс-с-с… смотри!
Они остановились. За большим валуном стояли два лунных зверька. Один протягивал другому большой Голубой Цветок. Зверек взял цветок, приложил свободную лапку к груди, и в ладони у него оказался точно такой же Голубой Цветок. Лунный зверек протянул свой цветок первому.

– Чего это они? – удивился Кот.
– А я почем знаю, – ответил Пушок.
– Один подарил другому свое сердце, – сказал внезапно возникший позади котов Нехристь, – у лунных зверьков вместо сердца – Голубой Цветок. Они обменялись сердцами. Нехристь невозмутимо смотрел на котов сквозь солнечные очки, которые на Луне были весьма кстати, в руке дымилась чашка кофе.
– Ты не мог бы появляться не так внезапно? – вздрогнув, промяукал Пушок, – По частям как-нибудь?
– Это как? Сначала сигара, потом очки, потом «топ-лесс», потом… Ну, там все ОСТАЛЬНОЕ? Типа: приколись, Нехристь?
– Ну, типа – да…
- Я тебе не Чеширский Кот, по частям появляться, – привыкай.
Нехристь исчез. Почему-то Пушку захотелось остаться одному.
– Кот, будь другом, гони к Нехристю, скажи, чтобы еще кофе сварил. А я сейчас приду. Кот посмотрел на Пушка, на его поникший хвост и, ни слова не говоря, умчался вслед за Нехристем. Пушок решил пройтись.

Перед ним, из ничего, возник лунный зверек.
– Тебе чего? – спросил Пушок. Он увидел голубой бантик на лапке, – Это ты за нами ходила?
Зверушка кивнула. Она пристально посмотрела на белого кота. В голубых глазах отражалась голубая Земля. Зверушка приложила лапку к груди и затем, молча, протянула ее Пушку. На ладошке лежал светящийся Голубой Цветок. Пушок посмотрел на Зверушку, взял Цветок. Зверушка улыбнулась. Пушок понюхал Цветок. Легкий, какой–то прозрачный аромат, вобравший в себя запахи неземных цветов и фруктов, не сладкий и не горький. В нем была свежесть и свобода, пространство, мир и покой.

«Он будет мягко мерцать, – услышал он голос Зверушки, хотя она и не открывала рта, – точно большой светлячок темной ночью. С ним даже холодное серое небо осени станет голубым». Пушок повертел цветок в лапах, пожал плечами и протянул его обратно – Зверушке. Лунная Зверушка замерла, медленно взяла свой Цветок. Она оцепенело держала его в вытянутой лапе и не сводила глаз с Пушка. С Цветка стали медленно опадать лепестки. Они ложились на белый песок точно большие голубые слезы. Пушок развернулся и зашагал прочь.

На мягких лапах, бесшумно, из-за голубого валуна появился Канадский Кот. Он посмотрел вслед удаляющемуся Пушку, посмотрел в другую сторону – вслед Белой Зверушке. Его чуткие уши уловили: «…я тебя никогда не увижу… и уже никогда не забуду…» Тощий хвостик грустно волочился по лунной пыли. Кот вздохнул, достал из кармана свою любимую, еще студенческую, иссиня-красного цвета в мягкой, глянцевой обложке, записную книжку, и осторожно разложил голубые лепестки между страницами.

Лунная Зверушка стояла у Моря Спокойствия. В лапе она все еще держала никому не нужный Голубой Цветок. Еще один голубой лепесток опал и, неторопливо покружившись в черном воздухе, опустился на лысую макушку песчаной волны. Мертвое море вздохнуло и медленно покатило свои волны к берегу.

Древнее море помнило те времена, когда лунные зверьки плескались в его волнах. Волны были такие же голубые, как сердечки под белыми шубками зверьков. Море оживало каждый раз, когда приходила Зверушка. Она приложила Цветок с остатками лепестков к груди, – голубое сердечко едва мерцало.

– …Ш-ш-што… Зверуш-ш-шка, – шепотом спросили песчинки в набегающей волне, – с-с-сердце болит-т-т?
– Да.
– …Ш-ш-што ш-ш-ш, Зверуш-ш-шка, – тихонько простучали камешки, – ничего не поделаеш-ш-шь…
– Да… я знаю.
Лунная Зверушка свернулась клубочком на берегу и стала слушать шепот старого друга:
– …ш-ш-ш… …ш-ш-ш… …ш-ш-ш, – подкатывали волны к ее лапкам. «Спи, – подумало Море Спокойствия, – и заботливо подсыпало еще горсть песчинок, – я скоро вернусь». Маленькие волны остались убаюкивать Лунную Зверушку, а само древнее Море, тонко звеня камешками, покатило свои белые барханы в сторону от берега. Одна волна бережно несла на своей макушке Голубой Лепесток. Зверушка проводила взглядом удаляющуюся голубую точку и закрыла глаза. «Странно, – подумала Зверушка засыпая, – волны сегодня плывут в разные стороны…»

«Он поплатится, этот толстый кот, – в ярости шептало Море Спокойствия. Его так и выхлестывало из берегов от возмущения, – Я сожру его, прожую и выплюну! Моя бедная Зверушка… Я не дам тебя в обиду!»

Маленькие ласковые волны одна за другой засыпАли Зверушку песчинками, – Море Спокойствия укрывало ее мягким песчаным одеялом, – невесомой лунной пылью. Зверушка вздыхала и ворочалась во сне, стекали струйки песка, но Море заботливо поправляло белое одеяло, – волна за волной вновь укрывали песком маленькие плечики, пушистую спинку и поджатые лапки. Море продолжало нашептывать ей что-то успокаивающее.

Пушок подошел к Морю Спокойствия. Древнее море было безнадежно сухим. Он уселся на обрыве, свесив лапы в пустоту. Толстый слой лунной пыли, укрывающий дно, казался голубым в свете взошедшей Земли. Небо было черным. Пушок стал бросать камешки, целясь в округлые верхушки бывших волн. Над волнами взлетали фонтанчики пыли. Маленькие облачка некоторое время висели над мертвыми волнами как радужная морская пена. «Море Спокойствия, – думал Пушок, – целое море спокойствия. Зачем и кому нужно это море спокойствия…» Пушок бросил еще камешек. Мертвая волна вздрогнула и медленно покатилась к берегу. Она разбилась в пыль у его лап, окатив острыми песчинками сверкающей белой «пены». За ней поднялась и заскользила вторая волна, чуть повыше, третья, четвертая… Пушок заворожено смотрел, как оживает мертвое каменное море. Волны рассыпались звенящими кристалликами у его лап. Пятая волна принесла на макушке голубой лепесток. Кот Пушок вспомнил грустную мордочку Лунной Зверушки, вздохнул и пожал плечами. Вдали поднялась девятая волна. Приближаясь к Пушку, она быстро вырастала, втягивая в себя волны поменьше. Подойдя почти вплотную к берегу, волна нависла над ним как огромная исполинская пасть неведомого чудовища. Пушку стало страшно. Он с ужасом разглядел внутри пасти быстро растущие огромные каменные зубы. Их было уже не счесть. Пушок бросился бежать. Он изо всех сил, судорожно отталкивался от лунной поверхности, когти скребли камни, Пушок взвивался вверх, продолжая бешено работать лапами в безвоздушном пространстве. И не продвигался ни на сантиметр. Медленно, слишком медленно опускался он на землю, снова отталкивался и снова зависал в черной пустоте. У него перехватывало дыхание. Чудовищная пасть настигала. Она закрыла от Пушка Землю и Солнце. Под лапами уже шевелился сыпучий язык. Пушка затягивало в черную глотку как в песчаную воронку. Сверху капала сухая слюна. Белое безглазое чудовище захлопнуло пасть, поглотив Пушка. Звезды исчезли. В этот момент в его голове бывшего волка молнией пронеслись слова боевого девиза всех волков:

«Если ты настоящий, порядочный волк,
Даже если вся шкура в заплатах,
И в глазах не погасла кровавая месть,
И природная злость у тебя еще есть,
То врагов своих заклятых
Ты с честью должен съесть, съесть, съесть!» (6)

– Вр-р-реш-ш-ш-шь!.. Не возьмеш-ш-шь!.. – зашипел Пушок и, уже в полной темноте, всеми когтями и зубами впился чудовищу в нёбо. И стал с безнадежной яростью рвать песчаную плоть.

– А-а-а-а!.. И-и-и-и!.. – завизжало чудовище, – Пусти-и-и, Пушок, больно-о-о! Пусти-и-и, – кричало чудовище почему-то голосом Кота, – это же я, Ко-о-от! А-а-а!.. Это я-а-а, Ко-о-от, проснись, Пушо-о-ок! Просни-и-ись…

Пушок открыл глаза. В когтях он сжимал Кота. Пушок тяжело дышал, шерсть стояла дыбом, глаза горели.
– Всю шкуру мне изодрал, – жалобно ныл Кот.
Пушок разжал когти, Кот, поскуливая, отошел подальше и стал зализывать царапины.
– Ты во сне кричать начал: «Врешь, не возьмешь… не возьмешь…», ну, я тебя стал будить, а ты сразу – когти. Ну, что там тебе приснилось?
– Нехристь приснился… на Луне. Заварку на плитке жег…
– И зачем?
– Говорит, чтобы осенью пахло… потом… голубой цветок, – Кот сверкнул на Пушка желтыми глазами, – я не взял голубой цветок... Потом это чудовище на меня напало, почти проглотило. Кошмар, – Пушок потер лапой лоб, – пойду, умоюсь. А Рыбина где?
– Спать пошла. В реку, – ответил Кот и отвел глаза, – пива напилась и говорит: «Хорошо посидели, но что-то разморило меня, спать пойду…» И ушла.
– А-а-а… Пойду, умоюсь.
И Пушок ушел к реке. Кот посмотрел ему в след, вытащил из кармана записную книжку, открыл. Морду озарило голубое сияние. Кот бережно поправил когтем голубые лепестки, лежащие между страниц.

– Так и будешь сушеные лепестки хранить? – раздался рядом знакомый голос.
Кот даже усом не повел, он уже привык к внезапным появлениям Нехристя.
– Тебе какое дело?
– Да, никакого… – лениво ответил Нехристь. Он достал из костра горящую веточку и, не спеша, раскурил свою вечную сигару. Скрипнуло пластиковое кресло, – смешные вы все…
В темное небо потянулись колечки ароматного дыма. Они медленно поднимались вверх (или вниз) к Луне. А где-то там, высоко-высоко, на границе неба и Космоса, плавали таинственные серебристые облака.


3. У-у-у-у!..

Пушок подошел к ночной реке, залез с лапами в прохладную воду, наклонился. Его отражение улыбнулось ему, показав пасть, полную мелких и острых зубов и издевательски подмигнуло левым глазом. «Ну, и морда у меня, – как с похмелья. Да еще и глаз дергается, – подумал Пушок, – страшный сон в летнюю ночь…» Он мотнул головой. Неожиданно, «морда» двинулась на Пушка и высунулась из воды. Кот отпрянул.

– Итить!.. Рыбина?! Ты?
Рыбина беззвучно рассмеялась:
– Салочка за испуг! Ха-ха-ха! – она лихо крутанулась и шлепнула хвостом отвисшую челюсть Пушка. Пушок машинально махнул лапой с выпущенными когтями, но Рыбину не зацепил, промахнулся.
– Фу, ты… Рыбина, ты прям как малёк себя ведешь, – Пушок вытер лапой капли воды с подбородка, – подкараулила...
– Пушок, а что это у тебя из кармана торчит, – спросила Рыбина, ничуть не обидевшись. Пушок сунул лапу в карман, – под когтями зашуршало.
 
Это была карта Луны, подаренная Нехристем. Карта была нарисована от руки тонким пером, четкими волосяными линиями на японской бумаге васи. Пушок достал из другого кармана очки, вгляделся. В ткань драгоценной бумаги ручного литья были вкраплены полупрозрачные лепестки неизвестных голубоватых цветов, маленькие бледно-зеленые листочки и нежно-розовые тычинки и пыльца. Моря, заливы, горы и кратеры Луны были выведены пурпурными чернилами с нечеловеческой тщательностью. Чернила отливали золотом. Сказочно красивая карта Луны светилась мягким опаловым светом в лапах Пушка.

– У, какая карта... У-у, как красиво нарисовано. У-у-у, какое Море Спокойствия большое, – Пушок узнал место на краю Моря, где его чуть не сожрало Песчаное Чудовище. Передернул плечами, шкура на миг стала дыбом. Он перевел взгляд чуть ниже и левее:

– У-у, какой большой кратер Тихо, у-у-у... У-у-у, – неожиданно для себя протяжно завыл Пушок, поднимая морду к небу. “Будешь выть тихо на кратер Тихо”, – вспомнил он слова Нехристя.
– У-у-у-у-у!.. – громко завыл Пушок на Луну, давясь злыми слезами, – У-у-у-у... – выл он на Луну, на кратер Тихо, на Море Спокойствия. В дальнем лесу ему ответили его бывшие братья-волки. Рыбина тихо ушла под воду хвостом вниз. Она висела недалеко от поверхности и молча, смотрела на плачущего Пушка.

Возле костра Кот и Нехристь услышали близкий вой, замерли, замолчали, но не переглянулись.

– У-у-у-у, – разносился по ночному лесу то ли вой, то ли сдавленные рыдания, – У-у-у... И стих лишь, когда в небе исчезла полная Луна.

(1) М.Цветаева, Феникс. Конец Казановы.
(2) В действительности, поверхность Луны «золотая».
(3) Песня о звездах из кинофильма «Про Красную Шапочку» режиссёра Леонида Нечаева.
(4) Рэй Брэдбери, «О скитаниях вечных и о Земле».
(5) © Louis Armstrong, “What a wonderful world”.
Луи Армстронг, «Прекрасный мир».
Я вижу зелёные листья деревьев и
красные лепестки роз
Вижу как они цветут для тебя и меня
И я понимаю,
Что этот мир полон чудес

Я вижу белые облака на голубом небе
Ясный солнечный день
Тёмную тихую ночь
И я думаю про себя:
Что за волшебный мир!

Все цвета радуги
Играют на небе
И на лицах
Прохожих
Я вижу, как друзья пожимают руки,
Спрашивая "Как дела?"
Подразумевая: "Я люблю тебя".
Перевод © Андрей Дюк.

(6) Песня Волка из кинофильма «Про Красную Шапочку» режиссёра Леонида Нечаева.
© Иллюстрации: Марина Борисовна Нелюбина.