Темница и казнь

В закрытом снаружи помещении на земле сидели двое. Оба, предположительно, одеты в длинные светлые платья. Из-за темноты на них не различались ни пятна грязи, ни следы крови. Ноги сидевших были голы и украшены свежими шрамами. Последние тоже не были заметны. Окна в темнице отсутствовали, но имелась щель, через которую виднелись большая Луна и звезды. После молчания мужской и женский голоса обозначили диалог. Женский голос был первым:
- Мы все-равно в свете. А они - к их горю - во тьме.
Мужской тембр возник вторым, слабым, с такими словами:
- Ты права.
Голос женщины действовал как нитка, которую разматывали для швейного дела. А мужской служил инструментом для шитья той ниткой:
- Священник, у меня имеется свеча и рисунок нашей Девы.
- Терпеливая чистота, как мы зажжем огонь на твоей находке?
- Теперь у нас последнее огниво - молитва.
Возможно, в этот момент женщина издала улыбку. Это ощущалось по обострению внимания в помещении.
Мужчина говорил:
- Бывший волшебник уже не сотворит чудо потому, что выкинул колдовские принадлежности в свиное корыто. Я не вспомню ни одного смрадного слова, которыми раньше мешал гнилое в ступе, ни одного дифирамба бесам. Есть лишь твоя чистота, что сокрушила мои чары. Вот ради нее буду молить Творца об огне.
Женщина остановила трату энергии собеседника:
- Не надо. Сама помолюсь. Наберись сил. Заодно поблагодарю Бога, что хлыст Траяна по верным утих.
- Благодари. Но искушения должны придти. Скоро дастся новый тиран, какого не было. Димаклитиан какой-нибудь. Этого антихриста попустят, и тогда церковь станет как сталь.
Женская "нитка" задрожала мечтательностью:
- А сегодня мне второй раз снился Спаситель.
- Он ничего не сказал. Я прав?
Чувствовалось по дыханию, что женщине было тяжело. После паузы заключенная опять заговорила.
- Просто улыбнулся в свете... Не хотелось уходить...
- Мне, гнилому Киприяну, таких видений не приснится.
- Незачем было по ночам душегубить. И незачем восставать на невинность дев. Так что, епископ Антиохийский, дашь огня? У меня на мысль сил нет.
Киприан прижал кулаки к голове, заурчал звуки, похожие на молитву. Собеседница сменила сидячее положение, и от стенки отвалилось нечто твердое.
- О, а вот и кремень. А трутом будет рванный подол.
В темноте заточенья просверкали искры. Палочка с воском вспыхнула и ровным пламенем озарила помещение. Обнажились профили героев: лица с вмятыми щеками и темными глазницами. И изображение Девы на фоне ужасной тюрьмы просветлело.
- Вот так как-то привычнее. Дева-царица, спаси нас.
Женщина нарисовала у себя во лбу крестик.
Свечку поставили к иконе, нарисованной рукой неизвестного графиста. Двое опять замолчали.
После созерцания женщина снова спросила первой:
- Ты жалеешь о том, как стало, Киприян?
- Вряд ли так. Жалости они достойны. Впрочем, есть два "жалею". Первое - что с тобой поздно пересекся, 2-ое: мало служил Единому.
- Неисправимый Епископ, не обманывай меня.
Подумав, она же добавила:
- Мы много сделали в малом. А когда отойдем, будем достаточно и ежечасно служить Ему и стоять перед Ним. (женщина снова перекрестила лоб) Мария, прими нас и проводи в житницу Сына Твоего Помазанного. Киприян, ты встречал еще таких, как мы, сильных?
- Тех, кому Духом дано свыше?
- Да.
- Все апостолы.
- Тень Петра исцеляла. Совокупно чудес они совершили больше, чем Мессия.
- А те, кого мы не знаем из Писания?
Мужчина задумался, покашлял, продолжил:
- Помнишь сестру Марии, Марфу?..
- Марии, сестры Лазаря?
- Да. Она была сильной. Но я ее не встречал. Их с сестрой отправили ко франкам. В их лесу она проявила явную силищу Святого Духа. Рассказывают оттуда, когда в чаще ее подвели к дракону, который пожирал какого-то франка, она впервые показала власть.
- Драконы... Значит, они существуют?
- Конечно, хотя я сам не видел.
- Интересно, ну-ка благовещай, - зрачки Иустины расширялись, стали как монеты, она немного расслабилась.
- А про Маргариту слышала?
- Нет.
- Когда Олимврий посадил ее в тюрьму, к ней пришел дракон, со свистом обвил шею, грозился слопать. Эта Маргарита не растерялась. Изобразила крест и тем прикончила искусителя. Как тебе?
- Удивительно. Свят Господь Наш. Что было дальше с Марфой и драконом-людоедом?
- Она обладала суровой силой. Когда зверюга впил зубы в несчастного...
- Да-да, впил. И что она сделала?
Киприан бессильно усмехнулся:
- Да очень просто разделалась: окаменила молитвой, схватила пояс и как саблей застягала насмерть.
- Ха! Я в удивлении. Мы, женщины, молодцы порой! Дает же Господь такой дар кому-то - останавливать зубастый кошмар.
- Дает и нам. Мощная почти как ты...
- Твои шутки - льстивый обман.
- Я клялся, промысел клеветы и лести не исползет из меня. За это Киприана из колдунов перевели в Епископы, - шутил священник Киприан.
Лязгая доспехами, с внешней стороны помещения, кто-то прошелся. На этот миг заключенные прикрыли ладонями пламя. Свечка догорала, и Иустина усталым взглядом смачивала огонь.
- Болят ноги наши и руки наши... И сердце.
- Сердце зажимается потому, что ангелы гравируют на нем имя "Христос".
- Это ты ссылаешься к травле верных в Колизее?.. Когда мальчика, с которым играл Спаситель, на игрищах съели львы?
- Но осталось нетронутым сердце. И на нем осталась надпись "Иисус Христос".
- Холодно... Спать попробуем?...
- Сможешь - поспи. Для сна важно, чтоб ангел твою боль унял.
- Только сначала помолимся...
- Сможешь - помолись.
- Ты не жалеешь о том, как все сложилось?
Киприан сгустил брови:
- Зачем ты отрыла вопрос из песка?.. Силой Господа и твоей чистотой мы положили в огонь тьмущи. Еще легионы нами спасутся, очистятся от зла до Возвращения Его. От тех, кто мешает гнилое в ступе и от всех душегубов-чародеев мы сложили мостик и дали факел молитв.
- Да, колдовство и магия - именно то, что ты сказал, гнилое в ступе. Скажи, на Суд в каком возрасте восстанем?
- В том же, что согрешил Адам и в том, который Агнец освятил - в 33. 
- Какой ты был в 33?...
- Я был глуп...
- Самокритично.
- И я был тьмой потому, что смотрел на тьму.
- Всегда смотри только на Свет!..
- Похоже, в молитве встретим рассвет.
Женщина подняла на епископа опухшие глаза и коснулась его платья:
- Тебя, строгали.... Во что превратились твои ноги...
- Это с-частье. Благодарим Бога Живого, что Иустина и Киприан остались теми, кем они являлись, и что исповедовали Единственное о Христосе.
- И я думала, не выдержу.
Была пауза. Потом Киприан прервал:
- Что ты, переживаешь, что не справишься?... Ты же выдержала испытания сталью. Осталось последнее. Оно легче других.
Слушавшая, видимо, натужно улыбнулась и вспомнила недавний момент:
- Было так страшно, когда их ножи медленно придвигались к плоти... Но тут ты, окутывая меня, сказал: "Не бойся", и покой на меня навалился как облако. Боли не чувствовала.
- Спаситель прикрыл.
Епископ положил ладонь на голову мученицы:
- Самое страшное уже позади. Вижу: врата открыты для нас, - мужчина смотрел на сокамерницу и заодно куда-то насквозь тюремных стен, при том - улыбался.
- Говорить больно - у меня сбитые губы. Я опухла как рыба.
- Рыба святая.
- Он говорил апостолам: "Ешьте рыбу, дети."
- Ну да. Рыба - это Он, я думаю. Ты говорила правду, Славу Господу. Давай помолимся в последний раз. Я скажу слова.
Они сжали друг другу руки и Священник заговорил:
- Господи... Господи Боже Сильный и Святой, царствующих Царь, услышь молитву раба Киприана. Ты держишь облако и небо. Нам с сестрой Ты Дал сокрушать все бесовские наваждения, а также проявить Твою силу и Дал выйти из кипящего молока живыми на предъявление истины для суда грешников. Помоги выдержать последний день, помоги не ужаснуться и достойно взять уготованное, чтобы язычники не могли упрекнуть нас в малодушии и в отступлении от Бога нашего. Мы уйдем и Ты возьмешь души Иустины и Киприана, а пусть все уверовавшие в Агнца при обращении имени нас исцелятся... Я прошу, Киприан Антиохийский, и Иустина. Пускай при упоминании имен наших бесы горят огнем и бегут прочь от Креста Твоего и от Твоих людей. В руки Господа вручаем души наша.
Дале эти двое поцеловали друг друга во лбы, обнялись и просидели с полчаса. Киприян нарушил тишину:
- Помнишь, как мы недавно сидели в чане с кипятком, славили Господа... А глаза у стражей были как дюпондиусы...
- Ха-ха...
- А этот безумец жрец, как там его звали, Альфа?...
- Афанасий.
- Прыгнул в варево и сварился.
- Бесы его подтолкнули...
- Ради беса прыгнул, к нему и пошел.
Обитатели сего места больше не разговаривали и с закрытыми глазами сидели до утра. С рассветом открылась дверь, вошел большой солдат и сказал:
- Двигаем на Дамаск, чародеи... А по дороге вас казнят.

*  *  *

Правитель Никодимии - благословенной земли - ходил взад и вперед. Заложив руки со скипетром за спину, он смотрел на сандалии с рубиновой вязью, толкал подошвами мелкие камни, которые под солнцем взрывали горячую пыль. Ухмылка на лице правителя тянула щеки к ушам. Имя имевшего власть было Клавдий. Когда рот Клавдия выпустил слова, пальцы его хищно постукивали в скипетр:
- Кипруян, теперь, когда твоя участь решена мною, готов ты признать, что был дерзок и занимался, бог знает чем?
Заключенный, который был связан солдатской бичевой и стоявший перед Клавдием со множеством свежих рубцов на ногах, спокойно молчал. Правитель воспринял невозмутимость осужденного как укол в свой адрес:
- Именно: служил ритуалами непонятному Существу. Если напряжешь дух разума, который может в тебе остался, то вспомнишь, до твоего позора у сильных богов ты был величайшим жрецом.
Арестант хранил молчание. Тогда Клавдий поднял голос в третий раз:
- Бывший знаменитый волхвователь по имени Киприан, родом из Карфагена, удели мне малую вежливость, ответь на вопрос царя.
Тогда тот, который молчал, открыл слипшийся рот:
- Я ныне служу, Кому зовет мое умное сердце, и Тому, чья власть. Я служу, с Кем говорит разум мой. А до того времени, как ты говоришь, я кланялся гордости и безумству, как теперь ты.

Сандалий правителя погрузил рубины вглубь сухой пыли и швырнул горсть песка на ответившего. Держась властно, Клавдий ухмыльнулся и спросил о другом:
- Ты вещал об обольстителе людей, также об источнике всякой нечистоты и скверны! Кто это?
- Главный из бесов, - отвечал осужденный.
Клавдий не сдержал удивления, голос его вздрогнул:
- Ты оскверняешь богов Олимпа?
- Они, суть, слуги его.
Молния нервного содргания проскочила по щеке дознателя:
- Тогда так: как ты считаешь, ты повинен в смерти?
- До времени Киприан из Карфагена много убивал потому, что был таким же слугой обольстителя как ты. Если моя смерть покрыла бы злодеяния и стала искуплением, я был бы счастлив. Хотя, сам бы себя я не помиловал за все преступления, Великий простил мою душу. Так что смерть - лишнее.
Улыбка опять осенила лицо того, чья власть была на песке перед солдатами:
- Если в огне не горишь и в молоке не тонешь, то меч тебя прекратит в одночасье.
Тут ухмыльнулся и связанный:
- Бедный Клавдий, ты не в силах ничего сделать мне. Те, кого ты называл богами - бесы. Ты идешь в пустыне по наваждению их безумия. Но они трусятся при тени Креста и звоне имени Его.
Глаза обладателя рубиновых сандалий вспыхнули, но он ответил спокойно:
- Я же говорил, что ты безумец. Как ты так видишь мое наваждение?
- Сердце открыто глазам, - поднял лицо на того арестованный.
- Удивляет одно: ты упражняешься в красноречии, а не в попытке спасти свою жизнь и жизнь твоей колдуньи. Мне остается одно - исполнить волю "этих бесов" и казнить тебя. За предательство пути истинной силы тебя, потерявшего здравый ум, обезглавят.

Легионеры, которые были призваны охранять, с тоской перемежались с ноги на ногу. Их мощи нагревались на жаре вместе с телесами всех мирных. Выяснение истины и закона не было им нисколечко интересным. Зной распалял кожу под доспехами, и становилось тоскливо до одурения. Они в единодушии мечтали, когда это кончится. Такой поиск правды они наблюдали много раз.

- У всех свой закон и сила. У тебя, не знающего Закона, закон есть твое беззаконие, - ответил заключенный под стражу.
- В сердце заглядывать я не умею. Но я его пробиваю копьем потому, что я представляю силу. Я исполняю закон - тот, который по другую сторону от тебя, преступник и бывший художник душ!
Тут властитель тоскливо оглядел ряды:
- Капитан, приготовь меч. Ты будешь вершить правосудье.
Названный воинским званием с суровым ликом вышел вперед и вынул большой нож из ножен.
- Смотри вдаль, Киприан - там виднеется город. Это Дамаск. Я возьму его силой - единственным, чем должно пользоваться для успеха в миру, и чего боятся, и отчего трепещет все живые создания страха. Что там твой Бог?.. Бывший священник-герой, у тебя будет последнее желание?
Осужденный со странной болезненной улыбкой посмотрел на стоявшую рядом спутницу по горю, в такой же как он степени истерзанной и связанной. Сваленные волосы ее забились песком и трепались на ветру. Арестант прошелся взглядом по рядам. Глаза легионеров были холодны, кроме одних - тех, которые принадлежали курчавому юноше. Они были мокры. Осужденный кивнул на спутницу:
- Убей ее первой.
Властитель рассмеялся, и указанная женщина подняла голову.
- В безумце как песок не расточилось благородство... Позволить другу и любовнице увидеть твою обезглавленную тушу - это не Христиански.
- Не клевещи и исполни.
Тут глаза одержимого властью стали ледяными и лицо каменным как смерть.
- Будет исполнено, - сказал тот, и солдат уловив жест хозяина, шагнул к Иустине.
- Ты будешь жалеть на том свете, что сделал выбор свой, - сказал правитель, отвернувшись к обреченному городу.

Казнимая успела прошептать: "тебе, Господь, предаю душу свою...". После этого меч ударил ее по шее. Киприан, смотревший молча и не дрогнув, лишился того же вторым по-очереди. Царь тоскливым мутным взглядом прошелся по трупам обезглавленных Киприяна и Иустины, посоветовав солдатам:
- Бросьте мясо за барханы. Пусть хоть вороны или пустынные грифы насладятся верующей плотью.
- Скорее вараны, - шутил кто-то из солдат.
- Да тут вообще никого нет. Только скорпионы. Всех эти съели, - кивнул на город еще один воин.

Солнце горячей раскаленной лепешкой равнодушно мертво, но весело ползло к крепости, не дрожа, не моргая. Содрогаясь в трепете, один из солдат вышел и строя и обратился к царю:
- Врач земли, всем очевидно, этот человек был невинен. Как и жена его - святая. За что ты убил их?
Обернувшийся от опасного города царь обратился к солдатам:
- Кто знает его имя?..
Из строя неохотно прилетел глухой голос:
- Фелоктист, государь.
Властитель откомандировал Фелоктиста:
- Этот солдат служит не мне. Прибавьте солдата Фелоктиста к познавшим вкус казни.
После этой команды воины без особой охоты схватили соратника. А палач выждал несколько секунд, потом вдохнул, посмотрел на обреченного злобно и нанес тому по шее удар яростно тем же мечом, что Киприану и Иустине. Бросив трупы за пески - прочь от дороги, строй медленно потек. Железо уныло забряцало. По небосводу солнце медленно ползло к линии горизонта из барханов.

http://proza.ru/2019/02/20/1250 - к концу