САГА. болотная рапсодия

Я вижу часто отчий дом,
 Где кувыркался нагишом,
 Жужжанье пчёл ещё в ушах,
 И речка вьётся в камышах.


               

     Сага.  Так называли местные жители заводь, образованную в излучине реки Кочеты; заводь, которая со временем совсем отделилась от своей матери-реки и жила самостоятельно. Вероятно в течение многих, многих лет камышовые плавучие островки или плавни, как их называют, постепенно привели к запруде и заболачиванию этого места. Вода имела другой цвет и запах, в ней царила другая жизнь. Её населяли сотни крупных и мелких существ, причём, некоторых я не встречал в речке, хотя до речки было рукой подать. Её отделял совсем узкий перешеек, по которому шла дорога на «остров», куда  мы выгоняли коров на выпас. В эту запруду, заросшую камышами, упирались наши огороды, тянувшиеся от улицы по склону вниз.

***********************************************************

   Утром, только с постели и едва проснувшись, я спешу в этот благословенный уголок, всякий раз ожидая чуда.

Мне никак не удаётся вставать рано, чтобы застать восход солнца и видеть как просыпается природа.

Так и в этот раз. Солнце  начинает уже припекать. Домашние  давно на ногах и хлопочут по дому.
   Захватив удочки и банку с  червями, накопанными с вечера, спускаюсь вдоль межи, отделяющей наш огород от соседнего.

По меже тянутся высокие белые акации, прерываемые иногда кустами бузины.

Переступаю осторожно, смотря под ноги,- всюду подстерегают острые длинные колючки акации, разбросанные на земле от старых веток. Дальше, чтобы подойти к воде, пробираюсь через заросли прибрежного ивняка.

 Сняв трусы, бреду среди растущих в воде жёлтых лилий (петушков), бреду
по пояс в воде до ближайшего плавучего острова. Вода ещё холодная. Ноги то и дело проваливаются в илистом дне. Занятие не совсем приятное, так как дно вымощено отмёршими корневищами  и водорослями, - можно легко обранить ногу.

  И вот, наконец, я на облюбованном месте. Усаживаюсь поудобней на покрытых сухим мхом кочках, с которых всего лишь минутой раньше неохотно сползли гревшиеся на солнце черепахи.

    Закинув удочки, отделённый от всего остального мира,  погружаюсь в другой мир.. Меня и вправду скрывают от всего остального мира высокие, густые заросли камыша.

    Но я - не один. Вокруг кипит жизнь.

    Серые камышанки, перекликаясь, ловко перелетают с места на место в камышовых дебрях. В воздухе стоит какой-то ритмичный приглушённый звон, то нарастающий, то убывающий. над которым доминирует несмолкаемый лягушиный хор.


Этому разноголосому, разноликому миру нет дела до меня.   

   По гладкой водной поверхности, как по молодому тонкому и упругому льду, стайками легко скользят мириады длинноногих «лыжников», похожих на пауков. Видно , как под ними слегка прогибается поверхностная плёнка воды. Меня всегда удивляло, как их плоские «ступни» не погружаются в воду.
.

   В глубине сквозь освещённую солнцем толщу воды   видно разнообразных копошащихся тружеников среди причудливых, похожих на папоротники водорослей.

  * Вижу, как в глубине, грациозно изгибаясь, плывёт пиявка, то сжимая, то растягивая своё упругое ланцетовидное тело, вдоль которого тянется красная узорчатая полоса. Это бычья пиявка, намного превосходящая по своим размерам своих малых сородичей. Её нелегко отодрать от тела, когда она присосётся. Укус её безболезненный, и кроме того она впрыскивает что-то препятствующее свёртыванию крови. Поэтому ранка ещё долго кровоточит.

     Показывается из глубины жук-плаунец, сверкая на солнце золотистым ободком. Он, дойдя до поверхности воды, берёт новый запас кислорода и снова уходит вглубь, в тёмную бездну. Этот - пострашнее пиявки. От укуса его ядовитых челюстей долго остаётся красный болезненный волдырь, как при укусе осы.
 
   Время от времени, слышу, кто-то невдалеке издаёт своё неизменное глухое «гу», будто хочет кого-то напугать. Но это не чудовище, а всего лишь птица.
 Долго не мог я  увидеть её, хотя она гукала почти рядом. Всё же мне удалось её подсмотреть. К ней подходить нужно было осторожно, не наступая на сухой камыш, что могло бы вызвать хруст.  Долго подкрадывался я на звук, который то прекращался, то возобновлялся будто совсем рядом.
    Наконец, я увидел большую серую птицу, стоящую торчком так, что её туловище, вытянутая к небу шея и длинный клюв образовывали вертикаль, вровень с такими же серыми толстыми стеблями камыша, которые делали её почти незаметной.
      
Но я заговорился.
Вижу, мои поплавки покоятся безмятежно среди ряски, и, похоже, на крючках уже ничего не осталось. ***Лягушка, привлечённая появившемся новым объектом, моим поплавком, подплыла к нему почти вплотную и, остановившись, неподвижно уставилась на него.
 Дёргаю одну удочку, - так и есть, - голый крючок. Другой - зацепился за что-то на дне, и все мои попытки высвободить его – безуспешны. Придётся лезть в воду, а иначе - леска порвётся.
Дно в этом месте я  испробовал и не боюсь. Как-то раз провалился в трясину здесь невдалеке и едва выбрался из густой тины. Теперь я это место избегаю.

    С самого края глубина по пояс. Спускаюсь осторожно. Ноги погружаются в прогнившие остатки корневищ, и на поверхность воды вокруг меня с бульканьем выходят освободившиеся на дне пузырьки воздуха.
    Совсем рядом плавает длинная палка, покрытая ряской. Хочу дотянуться до неё рукой, касаюсь… Всплеск!  Громадная щука, ударив меня, стрелой уходит на простор. Она стояла в засаде, и её замаскированную спину я принял за палку. Щуки могут подолгу стоять совсем неподвижно, поджидая жертву. Я перегородил путь, и ей ничего не оставалось, как пойти на таран.
    Неохота, а нужно теперь нырять и шарить по дну руками, отыскивая наощупь зацепившийся крючок. Наконец вырываю корягу с крючком и взбираюсь на своё место. Осматриваю себя и отрываю под коленкой успевшую присосаться пиявку.
   
Солнце уже припекает не на шутку. Но мне после такого купанья приятно обсыхать на солнце. Рыбу я отпугнул, - придётся подождать..

 Отрываю листок камыша, делаю из него парусник и спускаю  на воду.

 Не помню, кто меня научил делать из длинных листьев камыша кораблики.  Это очень просто: отрываешь от стебля листок вместе с трубочкой у основания. Затем основание листа надо перегнуть, свернув вдвое, сделать на изгибе два надрыва, которые вставляются друг в друга. А теперь свободный длинный и узкий конец листа  также перегнуть, образуя дугу, и узким концом воткнуть в трубочку. Получается парусник.

 Можно делать кораблики без паруса. Тогда узкий конец листа надрывается до широкой части листовой пластинки, перегибается и закрепляется как и в первом случае. Теперь он похож на пароходик с трубой посредине. Без паруса он более устойчив во время сильного ветра.
 
  Мой кораблик, чуть подрагивая, медленно скользит по воде; затем, подхваченный откуда-то взявшимся порывом ветра, кружась, отходит всё дальше и дальше на простор.

Спускаю на воду следующий кораблик.

Теперь время перекусить. Достаю из кармана захваченную дома наскоро краюху чёрствого хлеба и зубок чеснока. Чесноком натираю корку хлеба. Острый запах чеснока аппетитно щекочет нос, – смак! Сижу и ем, скорее смакую, поглядывая на поплавки.

   Близко подходит резвая стайка мальков. Люблю дразнить их крошками хлеба, смотреть как они, перегоняя друг друга, устремляются за добычей и, перехватывая её, устраивают потасовку,. Но сейчас я не намерен делиться хлебом.
 
   Вижу, на моём кораблике – пассажир. Уселся «царик», стрекоза, напоминающшая своим видом вертолёт. Он захотел передохнуть, и тут же к нему направляется лягушка, то погружаясь, то всплывая, осторожно подныривая и всякий раз, выйдя на поверхность, долго, моргая, всматривается в объект, чтобы удостовериться, сидит ли ещё пассажир и стоит ли игра свеч. Вдруг резкий порыв ветра подхватывает и кружит кораблик. Царику это не нравится и он взлетает и оставляет лягушку с носом.

Где-то далеко в зарослях  истошно кричит лягушка. Её дребезжащее, жалобное кваканье походит на стон. Лягушиный хор замер.

Я наблюдал: так кричит лягушка под гипнозом ужа, и, медленно ползет сама в его пасть.  Уж при этом лежит неподвижно и только ждет жертву. Существует поверье, что если их разборонить, разогнать при помощи палочки и хранить эту палочку, - она будет приносить счастье.


Вижу, мой поплавок подрагивает и медленно идёт в сторону. Беру осторожно-осторожно лежащее удилище, но не спешу дёргать, - жду с бьющемся сердцем, затаив дыхание. Поплавок замер… Неужели червяк стянула … О, нет, снова поплавок ожил , но теперь он  уверенно погружается…вот-вот исчезнет. Дёргаю,  не сильно резко, но и не плавно…так меня учил дедушка.