Посланец

 
   
    Иван Петрович,  сын  Петра  Ивановича  и  внук  покойного  Ивана  Петровича числился  старшим  искусствоведом в некогда  известном  и  весьма  посещаемом  киноклубе, где в  основном, показывали  старые,  давно  забытые  киноленты  и  ходил на  работу  изредка.
   Бывшая   «цитадель»  киноискусства   умирала, как  говориться, прямо  на  глазах   и  вскоре превратилась  в  пристанище  странных,  но постоянных  зрителей: обычно  в  зале  было  не  более  пяти – шести  человек. Однако,  закрывать  его не  собирались, так  как
 « Фонду  старых  лент» полагалось  иметь  по регламенту  свой киноклуб  и  все  же  угроза  употребить  его   в   качестве  казино или  борделя  висела  постоянно.
   Иван  Петрович  оставался  единственными и последним  профессионалом, на  котором  и  держалось  это  забытое  Богом  и  людьми  заведение, создававшее  к тому  же  некую  иллюзию  хождения  на работу, без  которого  никогда  не  жили ни  отец Ивана Петровича, ни  дед.
   Был Иван  Петрович  восприимчив к языкам, литературно одарен  и  даже  иной раз, за опозданием  переводчиков, сам переводил  фильмы,  имея  перед  глазами  подстрочник, а  его  лекции по  кино  были  куда  лучше  и  интереснее  некогда  известных предшественников,  которые во  времена  Застоя  сделали  себе  на  этом   имя  и  карьеру,  а  теперь, когда  киноклуб  опустел,  переместились  в  более  удобные  места,  проживая  где-то  в  Европе.
  На  заре  Перестройки  Иван  Петрович  вел  по  одному  из  каналов  интересные и  главное,  грамотные  передачи  о  кино,  где  выгодно  отличался  от  телевизионных  людей  образованностью  и  хорошим  русским  языком,  но  видимо,  по  этой  причине  на  гигантском  очаге  массового  оглупления  не прижился.
  Каких же  посетителей  собирал   теперь этот  некогда   кинематографический  Олимп?  Один,  с  видом  слепого  сидел  в  переходе  на  станции  метро,  другой,  на  протяжении сеанса то  и  дело  вскакивал, нажимая  на  вспышку  старого  фотоаппарата,  хотя  Иван  Петрович  уверял,  что  ничего  таким  аппаратом  с  экрана  не  переснять. Захаживал еще  третий постоянец- он всегда приходил  с  клеткой,  в  которой сидели  то  ли мыши, то  ли  хомяки  и однажды, во  время  сеанса его  разбудил  контролер, потому что  клетка  оказалась  открытой  и  все  ее  обитатели  разбежались  по  углам  зала, а  Ивану  Петровичу,  по  возрастной  причине,  лично  пришлось  ползать между рядами, чтобы  поймать  зверьков.
   
    Так случилось, что летом  Киноклуб  закрылся  на  ремонт и потому  Иван  Петрович на службу не ходил,  хотя  деньги  и  получал.  Правда,  деньгами это  трудно было назвать, зато  положение  дел позволяло  ему  уже с  утра  до  ночи  окунаться  в  «Тарелку»,  не  испытывая  при  этом  угрызений  совести.   Иван  Петрович  был гурман  и  отечественное  телевидение  не  принимал, а  смотрел,  в основном, французское.
    После  ремонта Киноклуба было пышное открытие с  прессой и приглашенными  актерами, но  на  другой  день  пришлось   закрыться,  так  как  «Замша»  забыла оформить  лицензию на  показ  фильмов. И когда  на следующий  день  завсегдатаи,  которых  Иван  Петрович именовал «уродами»,  пришли  к  любимым  дверям, то  они  оказались запертыми.
   Несмотря  на удобные, обтянутые  мягкой  материей  кресла, в  зрительном  зале, Олимп  кинокультуры  так  и  не пополнился новыми  зрителями. На  экране по-прежнему  царила  чернобелая,  роскошная  жизнь,  наполненная  дамами  в  кринолинах  и  джентльменами, которых  на  экране  было  значительно  больше, чем  посетителей  в  зале. Приходил, по прежнему, зрячий  слепец, что  сидел  в  переходе  метро, другой, поспешно выбегал  из  зала,  чтобы   перезарядит пленку,  третий, как всегда,  приходил  с  неизменной  клеткой и  Ивану  Петровичу  в  который  раз приходилось,  все  по  той  же  возрастной  причине,  лазить  по грязному  полу  в  поисках  разбежавшихся  зверьков.
   И  сказать  то  они  ничего  не  могли этому,  пусть  и  нерадивому,  но все  же постоянному  зрителю  и   нелепые  эти  события  даже  оживляли жизнь  Ивана  Петровича, и  он   любил посмеяться  над  ними,  за  очередной  трапезой  с Петром  Ивановичем. Короче, жизнь Ивана  Петровича  и  Петра  Ивановича  складывалась  совсем  неплохо.
  И   какой  же  черт   дернул его,  то  есть,  Иван  Петровича,  пойти  в  тот  проклятый  день,  кстати,  изрядно ветреный и  промозглый  на работу,  потому что  именно  в этот  день  туда   явился  Он.

    Он пришел  на  сеанс  минут  за  тридцать,  увешанный  полиэтиленовыми   пакетами,  сумками,  изрядно  распухший  от  количества  одетых  на  себя  пальто.  Контролерша  поморщилась,  но  пустила,  потому что  он  предъявил  ей  купленный  билет. Она    оглядела  его  с  головы  до  ног  и  проводила  недобрым  взглядом. Своих  «уродов»  она  знала.  Этот  был  чужой.
   Показывали «Даму  с  камелиями»  и  в  зале  было человек  пять. Шестой к  началу  опоздал,  но  начавшиеся  «вспышки»,  разоблачили  его  присутствие
   Он  сидел  в  стороне  от  других,  то  и  дело  всхлипывая,   как  от  простуды,  но  вот, когда  возникли  кадры  смерти  героини  фильма,   неожиданно  вскрикнул и очередная фотовспышка  озарила  нож  в  его  руке.
   Человек  в  плаще,  надетом  на  голое тело  и  с  фотоаппаратом  в  руке, немедленно  потребовал,  чтобы  остановили сеанс  и  включили свет.
    При  ярком  свете  перед  всеми  предстал  человек  с  безумными  глазами,  держащий  в  руке окровавленный кухонный нож.  Кровь  потихоньку  выбиралась  из  под  слоя одежды, выходила через рукава  и  уже начиная капать  на пол.
    Вызвали  немедленно  «Скорую», но «Скорая»  почему то  брать  Его  отказалась, хотя  и  перевязала  оказавшуюся  неглубокой  рану  на  запястье, а  милиция, пришедшая  следом,  после  долгих  истеричных   криков  «Замши» , все-таки, забрала.
 
   Был  мороз  и  ветер,  когда  Иван  Петрович   вышел  из  киноклуба.  Уже  смеркалось.  Бомж  сидел  возле  тяжелых  дверей,  бледный,  с  закрытыми  глазами  и  учащенно  дышал -  милиция  предпочла  бросить  его  на улице -  и,  возмутившись ,  Иван  Петрович  нерешительно, но  все  же  пошел  в  сторону  метро,  пока  не   вспомнил  того  молодого  безногого,  которого также  вот ночью,  в  мороз, милиция,  по  звонку  жильцов,  вышвырнула  из  теплого их подъезда  вместе  с  двумя  проститутками,  которые  и  бросили  парня  без  ног  возле  подъезда,  а  сами  ушли, и  наутро Петр  Иванович, открыв входную дверь,  встретился  с  его  застывшими глазами.  И  теперь  уже  не только бомжеватый  человек,  сидящий возле  тяжелых  дверей у входа  в  киноклуб,  а еще  и эти вот застывшие  глаза  стояли  перед  Иван  Петровичем,  когда  он  спускался  по  лестнице  в  метро.  Мучился  он  и  в  вагоне  поезда,  и  только  у  порога собственного  дома,  повернул  назад.
   Усилился  ли  в  этот миг ветер,  швырнув   в  его  бородатое  лицо  пригоршню  снега?  Ничего  подобного. Все  было  по-прежнему.  Тихо.  И, не  уловив  никаких  препятствующих  знаков  в  природе,  Иван  Петрович  опять  оказался  в  метро. Он  думал  только  об  одном,  чтобы  человека  этого  возле  киноклуба  не  было.  Но  Он  там  был.


                -----------------
               
     Отец  был  недоволен,  но  молчал,  пока  Иван  Петрович  снимал  с  Него  три  пальто, снимал  осторожно,  так  как  рана  кровоточила  и  мешала  действиям  сына.
  -Ну  мы  же , все таки советские,  люди!-  неожиданно  вырвалось у  Петра  Ивановича, который  хотел  облегчить  сыну  вину  от содеянного,  но  тут  же,  немедленно,  сам  осознал  всю глупость  сказанного,  потому что теми   русскими людьми , которые некогда почитали  сострадание   частью  личной  гигиены, когда  подающий   получал  больше, чем  просящий, они  уже  конечно  же  не  были  и скорее  всего,  уже  не  будут  никогда.
 Потому,  не зная  кто  они,  лишенные  корней  и  навязанной  когда  то  идеологии,    еще к  тому  же  и неверующие, Иван  Петрович  и  Петр  Иванович не  знали, что  им  предпринять.  Однако, выбор  был  сделан,   начало  состраданию  было  положено  и кое как  забинтованный  сначала  врачами   « Скорой  помощи»,  а  потом  перебинтованный  Петром  Ивановичем   при помощи  Ивана  Петровича , Он  лежал  в  одной  из  трех  комнат  на диване  и  крепко  спал.
     Присутствие  чужого в  квартире  ощущалось  обоими.  Даже  кошки  то  и  дело  подходили  к  ним  и  вопрошали – Кто  он ? Но  утром, когда обоим  предстояло  идти  на работу, они  вдруг  поняли, что  придется  оставить незнакомого  человека  в  их  квартире  одного. Не  так  давно  один  из  друзей  Иван  Петровича,  воспользовавшись  его  гостеприимством, сумел  обокрасть  их,  стащив  четыреста  долларов,  спрятанные  в  ящике  стола,  который  Иван  Петрович  никогда  не закрывал,  по причине  потери  ключа. Он напрямую спросил  у  друга про деньги, но  тот  только  накричал  на  Ивана  Петровича,  еще и  обозвав  его  «мудаком»,  после  чего  Иван  Петрович  уже  не оказывал  гостеприимства  никому  из своих  друзей,  и  необходимость оставить  в  квартире  бомжа  привела  обоих  в  сильное  волнение  и  завершилась   скандалом,  в  котором  Петр  Иванович,  впервые  за долгие  годы,  обвинил сына  в  том,  что  тот  ни  черта  не  соображает!
  Он кричал,  что  народ  замерзает  пачками  на улицах   Москвы!  И  что  до  этого  уже  давно  никому  нет  дела,  что  продают  детей,  продают  даже  их  органы, что  русские  девушки  давно  уже превратились  в проституток  мирового  масштаба , что  народ  обокрали  и  продолжают  унижать, что  в  больницы  стариков стараются  не  брать  и  что  народу  за  эти  20  лет  в  России  погибло  не  меньше,  чем  на  какой- нибудь  войне и  еще  что- то  невнятное  он  произнес,  пока  на  пороге  не  появился  Он.
   Бледный и  покачивающийся  от  незажившей  еще  раны,  Он  стоял  в  дверях  комнаты, обвешанный  сумками  и  молча  смотрел  на  кричащих. А  те, при виде  Его, вдруг,  замолчали  и  так  вот  молча, они  смотрели  друг  на друга,  пока  Он  не  произнес  что-то  невнятно  благодарственное,  но  тут  же  закачался  и  прислонился  к  дверному  косяку.  Он  постоял  возле  этого  косяка  и,  сделав  шаг  к  выходной  двери,   упал,  ударившись  об  угол  вешалки.Потом,  Он  сделал,  видимо,  неимоверное  усилие  и  сел  на  пол,  попросив  поднять  его,  и Петр  Иванович  и   Иван Петрович  с  трудом поставили его  на  ноги , и  Он,  собрав  все  свои  сумки,  сделал  еще  два  шага  к  двери,  но  тут уж  Иван  Петрович,  вконец  измученный  борьбой, которую  вели  в  нем  остатки  сострадания,  пожираемые  ежедневно  все  более разрастающимся  равнодушием, против  своей  воли  и  почти что  машинально пробормотал –“ Куда же Вы?.”- и, испугавшись  сказанного, с беспокойством  оглянулся  на  отца.
   Петр  Иванович  едва  сдерживался,  чтобы не крикнуть  этому  человеку, чтобы тот  немедленно  покинул  чужой  дом, и  оставил  их  в  покое, так  как  ему  уже  явно  без  такси  не  обойтись,  чтобы  не опоздать  на  лекцию. Но  он все  еще  стоял  в  дверях,  так  как не  хотел  оставлять  сына  наедине  с  этим  бомжом.  Он  уже  предвидел  немалые  неприятности,  а,  являясь  работающим  пенсионером, которого  итак  едва  терпели  и  каждую  минуту  могли  заменить  каким -нибудь  вылупившимся  юнцом,  переволновался  вдвойне.Чувствуя  неразрешимость  ситуации,  он  неожиданно  для себя  что-то  пробурчал  сыну  и  взяв  портфель,  уже приготовленный  с  вечера, просто  ушел  из  дома, решив  предоставить  Ивану  Петровичу  самому  расхлебывать  историю,  в которую  влипли оба.
    Вздрогнув  от  звука  захлопнувшейся  двери, Иван  Петрович  сначала  растерянно  смотрел  на  стоящего  перед  ним  человека, но  вдруг, словно  ободренный  негативной  энергией  отца , оставшейся  в  квартире, начал  кричать , объясняя  ,  что  он  не  Ангел!  Что  он  давно  уже  превратился  в  страшную  сволочь,  что  ему  давно  уже  все  по  барабану! Что  он  давно  уже  понял, что не собирается  помогать  никому! Что он не христианин  и  потому  ему  наплевать,  в  каком  состоянии  этот  человек,  и  что  он  итак  уже  совершил  глупость,  когда  приволок  его  в  свою  квартиру.  Он  кричал,  что  о  подобных  людях  должно  заботится  государство  и  что  он  не государство,  а частный  человек  и  без  того  несчастный и  что  лицезрение  еще  более  несчастного  ему  не  по  силам…
    Но  Он  уйти  так  и  не смог, хоть  и  порывался  неоднократно:  сумки  тянули  его  вниз,  а  свежая  рана  доводила  до  полуобморочного  состояния.
Приезжала  «Скорая  помощь",  которую Иван  Петрович  попытался  вызвать,  и  опять  отказалась  забрать  Его,  потом , приходила  вызванная  им же  милиция,  которая  вообще  привела  Иван  Петровича  в  крайнее  замешательство,  потому что заподозрила  его  в  том,  что  он  просто хочет выжить  родственника  с  его  места  жительства, как сейчас  частенько  бывает-  потому что  удостоверения  личности  Он  предъявить  так  и  не  смог,  и  что  если  он, то  есть  Иван  Петрович,  хочет  от  этого родственника  избавиться,  пусть  устроит  его  в  "Дом Престарелых",  а  милиция  такого  рода  делами  не занимается.   А  когда  Иван Петрович попытался  объяснить, что  по  глупости,  из  жалости,  наконец,  привез совершенно  незнакомого  раненого  человека  в  свою  квартиру, милиционеры  просто  подняли  его  на смех,  категорически  отказавшись  поверить  в  такой  альтруизм.- "Сейчас  своих то  на порог  не пускают, не то,  что  чужих!"
      Уже  звонила  «Замша»,  уже  кричала, что  переводить  некому  сеанс,  который  в  два, требовала,  чтобы  Иван Петрович  немедленно,  но  Иван  Петрович  так  перевозбудился  от всего  произошедшего,  что швырнул  трубку,  и  вдруг,  в  один  момент, перекипев  и  перенервничав,   успокоился.  Покой  этот,  правда,  скорее напоминал  обыкновенный  шок,  что- то  вроде  транса.  Почти  машинально, он  снял  ботинки,  которые  уже  успел надеть,  так как собирался  идти  на работу,  и  влез  в  стоптанные  тапочки.  Потом  он  подошел  к  человеку,  и,  забрав  у  него  сумки,  прислонил  к  стене.   Он  подвел  не сопротивляющегося  человека  к  дивану  и  уложил,    пошел  на кухню  и  поставил  чайник. Когда  чайник  вскипел,  он налил  чаю  в  кружку,  положил рядом  два бутерброда  с  колбасой  и  отнес  Ему. Он  спал.
  Осознав,  что  виной  всего  этого  явился  только  он,  Иван  Петрович,  сам, a  не  кто  другой, oн  понял,  что  и  все  тяготы  поступка,  должен  нести  один  и  не  перекладывать на  старые  плечи  отца.  И  что  тысячу  раз  правы  те,  кто  проходят  мимо!  Потому что  остатки  совести,  еще дремавшие  в  наших  людях, никогда  не  дадут  им  проявить  последовательное  сострадание,  поддержкой  которому  должны  быть  терпение,  стойкость  и  вера  в  то,  что  без  действенного сострадания  человек  уже  и  человеком то  называться  не может.  Принять  на  себя  страдания  чужого,  пережить  в  своей  душе  его  унижение,  его  полную  покинутость,   то  есть,  ощутить  и  себя  бездомным,  и  себя,  доведенным  до  необходимости  самоубийства  и,  таким  образом,  понять  необходимость  помощи  несчастному,  какую же  длинную  дорогу  предстоит  пройти  нашему,  уничтоженному  человеку,  чтобы  вернуться  обратно  на  эту  стезю?  Да  ужели   это  возможно?.. Когда    вокруг  одни    железные  двери  и   решетки?  Когда   все  это  железо  давно  переместилось  во  внутрь  человека, ограждая  его  изо  дня  в  день  не  только  от  чужих,  но  и  от  чужого  горя,  чужой  беды,  отчаяния  и  даже – смерти?
   Внезапно,  он  почувствовал  неприятный  запах, заполняющий  квартиру.  Кошки гадили  теперь где  попало, несмотря  на  проделанную  дыру  на  балконе,-  и  устойчивая  вонь  от  их  экскрементов  и  так  постоянно  висела  в  воздухе,  но  этот  запах был  другой.  И  настолько  сильный, что  перебивал уже  кошачий  и  быстро  распространялся.  Иван  Петрович  понял  ситуацию тут же и  бросился  к  дивану.  Лужа  находилась  возле,  на  полу,  и  от  нее  еще  исходило  легкое  тепло.  Иван  Петрович  быстро  набросал  на лужу  старых  газет, потом закрыл нос  шарфом, который  узлом  завязал  на затылке  и , надев  резиновые  перчатки,   осторожно  раздел  лежащего  и набросил  на  него  старую  дедову   шубу. Потом  он  сгреб  в кучу  вонючую  Его  одежду  и  выскочив  на  улицу,  выбросил  в  переполненный  контейнер  помойки.
     Иван  Петрович  достал  с  антресолей  старое, перестиранное  еще  дедом  белье, давно  уже  никем  не ношеное, какие то  кальсоны  столетней  давности,  какую то  фуфайку  и  подумал,  что  только  русские  хранят, наверное,  так  долго  никому  ненужное  тряпье, что  только  русские, привыкшие  не  жить  а  чего  то  ожидать, причем  не  лучшего,  привыкшие  бояться  будущего,  не  выбрасывают  ничего,  -  и  достаточно  бесцеремонно,  но  все  же  стараясь обходить  рану,  надел  все,  что  вытащил  с  антресолей ,  на  человека.  После  чего  он  сказал  Ему,  что  если  тот  еще  раз  на…т на пол, то  он,  Иван  Петрович, немедленно  выставит  его  за дверь.  Он  указал  ему  на  туалет,  который  теперь  обильно забросал вонючей  хлоркой.  Ванную  комнату  он  пожалел. Вернее,  пожалел  самого  себя, потому что  будучи  человеком  брезгливым,  не  смог  бы  потом пользоваться  этой  ванной. Да  и  отец  не смог  бы.  Но  он  постелил  на пол  большую  клеенку и  поставил  на  нее  старую  детскую  ванну,  которая  уже  много  лет  мерзла  на  балконе  и  наполнил  ее  горячей  водой,  и  рядом  положил  кусок  мыла.
     Только  изрядная  прогулка  по  Интернету  смогла  кое- как  привести  Иван   Петровича  в  чувство  и  только  приход  отца  заставил  его  сесть  за  стол  и  включить  «Тарелку».  Они  отложили  в  миску  часть  еды  для  Него  и  положили  возле  на  стул,  прикрыв  другой  тарелкой, чтобы  кошки  не  стащили.  Он  спал  опять,  но  Иван   Петрович  и  Петр  Иванович  обнаружили,  что  ванная  опустела  и  была  чисто  вымыта,  а  рядом  в   мыльнице  так  и  лежал   кусок нетронутого  мыла. Зато  все  обмылки,  которые  они  с  отцом  складывали  в  покрытую   ржавчиной  кружку,  исчезли. Непонятно  каким  образом  и  когда, но  отмывшийся,  Он  крепко  спал  и  во  сне  держал  рот  широко  открытым.
     Иван  Петрович,  когда  не нужно  было  идти  на  работу,  гулял  по  Интернету  до  самого  рассвета,  а  потом забывался  сном  тяжелым  и  продолжительным,  потому  на  следующий  день  проснулся  как  раз  к  обеду.  Сквозь  полусон, он  слышал  чьи- то  шаги,  слышал,  как  открываются  и  закрываются  двери,   слышал, как то  и  дело шумит водой  открываемый  кран,  как гудит  неисправный  бочок  в  туалете,  но  преодолеть  положенный  сон  так  и  не  смог,  а  когда, вдруг,  проснулся, то  быстро  и  кое - как   залез  в  тапочки  и  бросился  в  комнату,  где находился  Он.
     Он  сидел на диване,  и  что- то  зашивал,  надев на себя  старые  очки   Петра  Ивановича  и  Иван  Петрович   даже  обрадовался – перед  ним, видимо, сидел   не  бомж,  как  он  посчитал  прежде,  а , скорее  всего,  один  из  тех несчастных,  которых  судьба  и  перемены  вытолкнули на  улицу. Конечно,  он   не мог  быть  уверенным  в  этом, но  как  аккуратно  Он  обслужил  самого себя, будучи  еще  и  не  совсем  здоровым,  навело Ивана  Петровича  на радостные  мысли,  что  он  смог  помочь,  возможно, и  вполне  приличному,  и  не совсем  еще опустившемуся  человеку.
   При  виде  Ивана  Петровича,  Он растерялся  и поднялся с  дивана .  Он  стал  благодарить  его  за  то,  что  тот,  скорее  всего,  спас  ему  жизнь  и  сразу же  как то  суетливо,  не  по годам,  начал  показывать   Ивану  Петровичу,  как  Он сумел  убрать  все  кошачьи  экскременты, как  сумел  вымыть пол  и  туалет,  как  прибрался на  кухне.
  Чистота  кругом  была  непривычная.  Петр  Иванович  и  Иван  Петрович  были,  нужно  сказать,  изрядными  неряхами  и  убиралcя  в  квартире  всегда  покойный  дед.  Теперь, живя  холостяками,  они, месяцами  не  подметали  пол,  а  груду  сожженой  посуды, -Иван Петрович  всегда  забывал  выключить  поставленный чайник  или  кастрюлю  с едой,  увлеченный  “Тарелкой”, -  они  просто  сваливали  на  балкон.  Потому,  непривычная  чистота    обрадовала,  но  тут же  и  остановила,  потому что  испугала.
   А  человек  продолжал  суетиться  и  было  что-то невыносимое  в  его,  может  быть,  безумной  и  последней  надежде прислониться  к  этим  двум  незнакомым,  но  видно,  вполне  приличным  людям  и  вернуть  себе  человеческий  облик.

 _Нет, он явно  не бомж, а  Бич- то  есть  бывший интеллигентный человек, -все  пристальней  всматривался  Иван  Петрович  в  его  заросшее  лицо,  одновременно  испытывая  все  возрастающий  испуг,  уже  переходящий  в  страх  того,  что  этот человек , возможно,  надеется  прислониться  к  их  жизни. Смятый  этими  мыслями, Иван  Петрович  торопливо  налил им  по  кружке  растворимого  кофе  и  Он,  вспомнив  о чем то,  суетливо  бросился  развязывать  какой то  узелок,  откопав его  внутри  заполненной газетами  сумкe.    С гордостью  собаки,  принесший  добычу  хозяину, Oн положил  перед  Иваном  Петровичем   пару  старых бутербродов  с  сыром  и  просто  кусочки  сыра,  слипшиеся внутри  бумажного  корытца,   накрытого  полиэтиленом.
     Иван  Петрович,  почти  очумевший,  от  бродивших  в  нем  мыслей,  уже  приготовился  слушать  рассказы  о  тяготах   жизни,  доведших  Его  до  попытки  самоубийства,  то  есть, про  то,   как  Его  вышвырнули  из   собственной  квартиры  или  комнаты  в  коммуналке,  прямо  на  улицу,  потому что  он  остался  последний,  кто  не  хотел  ехать  в  чертову  даль,  как  запирался  от  бандитов,  не  раз пытавшихся  поджечь  Его  комнату,   как сломали   дверь,  которую   долго  запирал  изнутри , как ударили Его по  голове  на  лестнице и устроили пожар,  и   самого  едва  не спалили, как   ходил Он и  обивал  пороги  разных  контор  и  Дэзов,  как  писал письма  и  отправлял  по  почте  в  разные  высокие  инстанции,  но,  к  удивлению Ивана Петровича,  Он  поведал  историю очень  странную. 
      История эта  напоминала, скорее,  бред   сумасшедшего, но именно безумие  рассказанного  и  заставляло  поверить в  нее, как в самую что  ни  наесть  правду и  лишь  укрепила  Ивана  Петровича  в  мысли,  что  сегодняшняя  Москва  наводнена  либо провинциалами, приехавшими  завоевывать  столицу,  либо остатками так  называемых   коренных  ее  жителей, потомками  репрессированных, обнищавшими  вконец   русско-советскими  интеллигентами, которых  сперва  научили   верить   в  какие то  идеалы,  а  напоследок,    хорошенько  обобрали,  лишив  накоплений  на  Черный  день,  и теперь  выплачивали  каждому,  чудом не  успевшему  умереть,  жалкую и  унизительную компенсацию  по  тысячи  рублей, на  которую и можно то было лишь пару  раз  сходить  в  муниципальный  магазин  «Ветеран».
      Не  так  давно, возле  их метро  довольно  долго  сидела  с  виду  интеллигентная  пожилая  женщина, говорившая  на уже  исчезающим  вместе  с  остатками  городской  культуры, хорошем  русском  языке, тоже обвешанная  сумками  и  про  нее  знали,  что  выбросили  ее  на  улицу  собственные  дети,  но  проходили  мимо, не задумываясь даже о  том,  чем  же  смогут  помочь  этой  женщине.  Потом  она  переместилась  на  сквер,  а  потом  и вовсе исчезла. И  подобных  историй  можно  было  рассказать немалое множество, но вернемся  к   тому,  что  случилось  с  Ним.
- Дочь  моя, - начал торопливо  рассказывать  человек, ободренный  неподдельным  вниманием  Ивана  Петровича и окружавшим  его  домашним  теплом, была  уже  замужем  и  даже  имела  ребенка,  когда  однажды  подобрала  на улице  бездомного кота.  И,  знаете  ли, она так  привязалась  к  нему , -  проговорил  он,  торопливо  отхлебывая  горячий  кофе  из  кружки , - что  души в  нем не чаяла. Но именно с  тех  самых  пор  ее  муж   начал  сохнуть  и  не выходить  из  болезней. -Он  внимательно посмотрел  на  Ивана  Петровича,  как  бы  желая  убедиться,  что  история  рассказанная  им,  действительно  интересует  его . И  убедившись, что  интересует,  продолжил. -  Тогда  дочь  принесла  кота  нам,   родителям,  то  есть  ко  мне  и  моей  жене- “А  чего  ей? - пояснил  Он,  размахнув  так  сильно  кружкой,  что  остатки  кофе  выплеснулись  на  стол. -А  кот  этот  как прыгнет  мне в  руки  и  у  меня сразу  же из  носа  потекло.  А  когда  я  после  этого  вышел  на улицу,  то  подхватил  воспаление  легких…” 
    Далее,  Он  рассказал,  что  ему  немедленно  стало  плохо.-  «Потом  мне стало  так  плохо, что  меня даже в  больницу  чуть  не положили, и тогда   я попросил  жену  отдать  кота,  потому что у  меня сроду  не  было  аллергии,  а  теперь,  появилась. К  тому  же  этот  кот  постоянно  набрасывался  на   старые  книги,  которые  я  приносил  из  библиотеки  для  ремонта  и  драл  их, так  что  наносил  ущерб   и  районной библиотеке, в которой я  подрабатывал, -  все  более  торопливо  проговаривал  Он, утирая ладонью  щетину  возле  рта. - Я  предложил  было  жене  избавиться  от этого  кота,  но  жена  так  привязалась  к  нему, -тут  сидящий  напротив  сделал  паузу  и многозначительно  посмотрел  на  Ивана  Петровича, пообещав всем  своим   видом  такой  разворот  событий,   о  котором  тот  и   подумать  не  мог!  Он даже кружку  в сторону  отставил и округлил глаза.  -  Она  предложила  купить однокомнатную квартиру специально  для  него!  Для  кота! чтобы   держать его  там  и  ходить  к  нему  в  гости! –Он  даже  откинулся  на спинку  стула,  чтобы насладиться  впечатлением, произведенным  его  словами. - Тут  я  решил, что  она  совсем  лишилась  ума ,  так  как  денег  на квартиру  у  нас  не  было, но она  сказала,  что  продаст  дачу  и все равно  квартиру  купит  и  даже  начала заниматься  этим,  хоть  я  и  был  против.  С  каждым днем  мне  становилось  все хуже  и  я  заявил,  что  поеду  жить  на  дачу  сам,  а  она  пусть  остается  со  своим  котом,  если  он ей  дороже  мужа,  с  котором  она  прожила  сорок  с  лишним  лет."
   Тут Он   даже  заплакал,  а потом  стал  плести  что-то  сбивчивое, едва  внятное, суть  которого  Иван  Петрович  понял так - жена  у  этого  человека   была  женщина  злая  и  нездоровая. У них  и без того  не складывалась жизнь,  но теперь ,  когда  она  так   сильно  привязалась  к  коту,  Он решился   переехать на дачу. Через  пару  месяцев,  жена  подала на развод  и  они  развелись,  будучи  уже  в  преклонном возрасте. Жена  осталась  в  их квартире,  а  муж  поселился  на  даче.  Но  тут  Его  стали  донимать  богатые  соседи,  с  просьбой  продать  эту  дачу.   А  так  как  Он  наотрез  отказался,  то  ее  взяли  и  сожгли.    Потом  хитростью,  Правление  дачным  кооперативом  выудило  у  Него   все  документы на  дом,  а  затем,  за  его  спиной,  продало  участок за  семь  тысяч  рублей и  теперь Oн  еще  вынужден   ездить  в  это  Правление,  чтобы  получить  деньги  за  проданный  участок. Дочь  с  зятем  и  детьми  сами  ютились  в  однокомнатной  квартире, а  жена  его  на порог  не  пустила, да  и  сам   он,  всю  жизнь  промучившись  с  ней,  этого  не  хотел,  так  что  последнее  время  он  днем  отсиживается  в  дешевых  или  бесплатных местах,  в  теплых  троллейбусах  или  трамваях,  а  ночует  на  вокзале.
  Иван  Петрович  слушал  Его и  испытывал едва  ли  не чувство ужаса  перед   безумием, в котором живут , иной  раз, именно  наши  люди,  наделенные  каким то болезненным упрямством  и  Бог  весть  до  чего  доведенные  своей  крайней   неуступчивостью и  неумением  жить  среди  компромиссов, и  все  же,  как  это  не  странно, но рассказ этот,  возбуждал  в  нем  и  сочувствие  к  этому  явно  больному  человеку,  и   одновременно  с  этим,  неприязнь.
  Изо  рта говорящего постоянно  вылетали  остатки  еды, и  кусочки  пищи, не долетавшие,  к  счастью,  до  лица  Ивана  Петровича,  иной  раз  перевешивали  все  тяготы  сидящего  напротив ,  а  единственной  мыслью,  которая  все  более  овладевала  Иван  Петровичем,  было  желание,  чтобы  этот  «урод»  поскорее покинул  его  дом,  потому что  он  не находил,  как  не  искал внутри  себя, глубокого  сочувствия  Ему,  а  нерадостная  мысль,  что  душа  его  очерствела,  настраивала  не против  самого  себя,  а  против  того, кто помог  сделать  ему  это   открытие  и  кто сидел  на  его  кухне и  пил  кофе  из его  кружки.  Он  еще  раз проклял  тот  идиотский  день,  когда  зачем то  потащился  на  работу, потому что  любое  столкновение  с действительностью,  всегда  приносило  ему   личное  несчастье,  и  что  для  него,  Ивана  Петровича,  лучше бы  дальше помойки  из  дома  не  выходить.
  Ведь  ушел  же  он с работы  в тот проклятый день!? Tак  зачем тo  вернулся !  И   еще  потратился  на  такси,  которое  стоило  изрядно,  так  как  жил  он  далеко,  в  так называемых  Спальных  районах, куда их переселили из Центра под видом улучшения жилищных условий. Единственно, кто выиграл от этого  «добровольного переселения» были кошки, которые теперь могли свободно выходить на улицу через постоянно открытую форточку.
  И  вот  теперь, этот  человек,   имени,  которого  Иван  Петрович  даже не  расслышал ,  сидел  в  его  квартире  и только , видимо,  и  ждал,  чтобы ему   предложили  остаться.  И  ожидание  это,  как  казалось  Ивану  Петровичу, в  упор  глядело  на   него..
   Но  Он  неожиданно  встал,  и  торопливо  проговорил- «Благодарствую, спаси  Вас  Господи…  Там  у  меня на  вокзале  еще  вещи  остались.  Нужно  бы  их  забрать,  а  то  пропадут.»- О  том,  почему  решился   убить  себя,  Он так  и  не  обмолвился.
   Собираясь,  Он  рассказывал    Ивану  Петровичу,  у  которого  сто  пудов  отошло  от  сердца,   что  на  вокзалах,  где  он  проводит  ночное  время,  сейчас  ввели  разумные  ограничения  и  что  для  посетителей , попроще,  чай  стоит  значительно  дешевле,  чем  в  местах,  отведенных  для публики,  ехавшей  в  вагонах  для VIP. Рассказывал  он  об  этом   даже  не без  удовольствия, будто  о какой то  неплохой  гостинице,  в  которую   возвращается  опять, и в  завершение,  сказал: –“Что  поделаешь,   общество,  как  говориться,  разделилось  на социальные  группы…”
   Иван  Петрович   слушал  внимательно, не  перебивая,   предоставив  Ему  возможность,  хотя  бы,    выговориться  и  удивлялся  тому, насколько человек  может  выживать  при  любых обстоятельствах, даже  самых крайних .  Насколько  быстро  он  привыкает  к  своему  совсем  иному облику  и насколько он готов  жить  и  в  этом  ином  облике,  и  живет…
   Теперь, когда  Иван  Петрович  понял, что   человек  не  навязывается  ему, он  преисполнился  к  нему  искренним  сочувствием  и  был  ему  крайне  благодарен  за  это  чувство,  которое тот  все  таки  сумел  вызволить из  его  души,   и  подумал ,  что  и  его может настигнуть  такая  вот  чудовищная  старость,  выход  из  которой  лежит , наверное,  как  раз  на  пути  самоубийства,  а  скорее  всего,  грозит  ему   одиночество,  потому что  отец  не вечен,  и  что  неизвестно  еще  что  придется  испытать  на склоне  лет,   оставшись  одному.  И  он  зачем- то  пробормотал,  скорее из  вежливости,  понимая,  что  Он  уже  стоит  на  пороге и  навряд  ли  останется,  что,  может, он  еще  немного  отдохнет?.. Но  Он  опять  поблагодарил  Ивана  Петровича  и  посоветовал  ему  не  мучиться,  потому что  в  квартире  с  шестью  кошками   все  равно  бы  не остался ,  даже если  бы его  и  попросили,  что он с одной то кошкой  не  ужился ,  не то  что  с  шестью  и  посоветовал  от  них избавиться,  так  как  и  гадят  где попало,  и линяют  и  вообще- тут  он  внимательно посмотрел  в  глаза  Ивану  Петровичу  полубезумным  взглядом-  “Они  опасные" - и,  низко  поклонившись,  проговорил - Простите  меня.”

  Иван  Петрович  закрыл  за  Ним  дверь, но ожидаемого  облегчения  не  ощутил, а  лишь досадную  и  все  возрастающую   тяжесть  в  душе.   Чтобы  забыться, он  поплелся  к  своему  компьютеру,  а  пока  подключался  к  Интернету,  его  посетила  странное  предположение,  что  человек  этот,  только что покинувший  его  квартиру, - посланец,  то есть, настоящий  Ангел,  пришедший к  нему  с  утешительной  вестью, -  человек,  оставшись  один,  может  оказаться  сильнее  жизни,  загоняющей  его  в  самые  страшные  силки, и  что  всегда  найдется  убежище,  куда  может  придти  загнанный  человек.
 И  у  Ивана  Петровича  даже  промелькнуло  совсем  уж  безумное  желание  как - нибудь  пойти  на  вокзал  и  заночевать  там,  когда отец  в  командировке,  а  компьютер  сломается, и  когда   ему  будет  совсем  уж  невмоготу  сидеть  одному,  но  он  тут  же  отмахнулся  от  этой  дикой  мысли,  которая  внутри  себя  родила  и  другую- не  так  уж  велико  расстояние, отделяющее  человека  оседлого от так  называемого бомжа,  и  что  в  желании  дойти  до  последней  крайности,  до последнего  предела  ,  есть  и  свое  упоение,  и  своя  философия,  и  даже  страсть. 
     Он  постарался  отогнать  эту  прилипчивую  и опасную  мысль  и  отправился  в  ежедневные  скитания по Интернету,  где  находило себе  пристанище  великое  множество  человеческих  драм  и  одиночеств,   покинутых  всеми  людей, хоть  и  имеющих  кров,  которые  ночами  блуждали по  Интернету,  чтобы  отыскать  кого  нибудь,  кто  готов  был  выслушать себе  подобных  и  написать  им  письмо. Никто из них не  интересовался внешностью Ивана  Петровича, социальным  его  положением,  связями.  Это  были  крики  в  ночи,  наконец, просто  разговоры,  когда  один человек  передавал  другому  что-то  мучившее  его  с  откровенностью,  доступной  только Интернету.
     Он  пошел  на  кухню, напоминающую своей чистотой о Нем, и  постарался  быстро  покинуть  ее  с большой  кружкой  в  руке.  Его  все  меньше  интересовал  другой  мир, опасность  которого возрастала  с  каждым  днем , и  где  человек,  почуяв  угрозу, должен  был  притвориться  растением, или  надеть  жилет  из  песка  и  залечь  на  дно,  или,  спрятавшись в  мусор человеческих отношений,  терпеливо  поджидать  добычу. Ему   было  лень  раздуваться  до  неподобающих  размеров,  в  надежде обмануть  противника  мнимым  величием.  Красивые женщины? Иван  Петрович  уже  знал,  что лично  ему лучше держаться  от  них подальше . И  что  пожалуй,  самая  подходящая   стратегия  для  него, -  это  оставаться   совсем  невидимым  и,  подобно  раку  отшельнику, которого природа  не  наделила  никакой  защитой  от  окружающей  среды,  забиться  в  раковину  и  отсиживаться  в ней.