Антра - наследница неба Т. IV, Ч. I, Гл. III

                Глава III. Фантасмагории Ильи Петровича

   Последующие дней двенадцать прошли в ожидании перевода
Ильи Петровича в институт Сербского, что, между нами гово-
ря, не доставило ему никакой радости. В тот же день несколько
часов у него провели жена и прилетевшая в Москву через Гаагу
старшая дочь. Страхи были позади, обе дамы по свойствам своих
натур, в отличие от их мужа и отца, не были подвержены неожи-
данным рефлексиям. Однако, учитывая то обстоятельство, что
он и на этот раз выкарабкался, казалось, из безнадёжной ситуа-
ции, причём когда ни той, ни другой в Москве не было, они раз-
говаривали с ним на редкость нежно и с неподдельным участи-
ем. Всё-таки лёгкое чувство вины они испытывали. Сам же он,
удачно перешагнувший через приключившуюся с ним беду, был
спокоен, чуть ироничен и снисходителен, пропуская мимо ушей
их запоздавшие советы, ахи и охи. Наконец они ушли, наговорив
ему напоследок как, что и когда есть и пить, не делать того,
воздержаться от этого и быть паинькой. Так получалось, что в
глазах жены и взрослой дочери он был вечный неисправимый
ребёнок.
   Он быстро заснул, его разбудили для приёма лекарств. Потом
вошёл Тропинин.
  – Ну, как наши дела?
  – Какие там дела... – он хотел потянуться, но тут же замычал
от боли.
  – Чёрт! Как это всё долго заживает, – он замолчал, потом поко-
сился на Николая:
  – И зачем вы пожаловали, господин Тропинин? не успели мои швы
зарубцеваться, а вы уже пришли копаться в моём сером веществе?
Сообщаю вам своё наблюдение, перед вами на этом стуле сидела
Антра де ла Фош и уговаривала меня рвануть отсюда вместе с ней.
   – Как бы я хотел, чтобы ты со своей герцогиней, которой уже за
двести с гаком перевалило, исчез из мой жизни, прихватив за компа-
нию госпожу Ольховскую. Какая-то банда шантажистов свалилась на
мою  голову.
   Николай Николаевич лукавил. он до сих пор терзался мыслями о
более чем странной истории со звонком Анны, о встрече у памятника
Льву  Толстому, о фотографии в кабинете Иофана. Но не знал, как
подступиться к Илье и не выдать собственного смятения.
               
                429

   – Послушай, великий физик, здесь у меня один больной всё время
жалуется на привидения и просит, чтобы я их прогнал. А у меня одно
средство – барбитал. Так ему не помогает. Может, ты посоветуешь?
   – Коля, ты меня разыгрываешь? Это ты-то не знаешь? А что ты то-
гда делаешь в этом богоугодном заведении? Скажи прямо, у тебя само-
го какие-то проблемы? Начинаю догадываться. Молчи, молчи. Я более
деликатный человек и в душу к тебе лезть не собираюсь. Если же тебя
интересует эта проблема по существу, могу поделиться некоторыми ги-
потезами. Ну, во-первых, с моей точки зрения, впрочем, не только мо-
ей, призраки – это материализация фантомных образов подсознания.
   Материализация в прямом смысле слова. Особенность нашей собствен-
ной оптики, нашего зрения, состоит в том, что наши глаза не только
воспринимают внешнюю информацию в виде динамических много-
красочных картин. Они сами могут излучать информацию во вне. В этом
всё дело.
   Наши глаза излучают и проецируют во внешних средах образы, суще-
ствующие в подсознании и неосознанно ожидаемые. Ну это ты лучше меня
знаешь. Проекция этих фантомов становится видимой, как некие полу-
размытые изображения. особенно, если эти образы проецируются на воз-
дух, заполненный тончайшим аэрозолем, например, капельками воды,
кристалликами льда или тончайшими частицами дыма, особенно табачно-
го. Воображение мгновенно дорисовывает эту картинку и усиливает мис-
тическое опознание ожидаемого образа. Созерцание подобной «иллюзии
реальности» человеком в состоянии транса или человеком, наделённым
богатым воображением, может привести к непредсказуемым последствиям
и даже свести с ума. Помнишь «Вий» Гоголя? Как он живописал явления
всякой чертовщины. Но кто докажет, что сам он не наблюдал нечто подо-
бное, с его-то психикой? Всё зависит, как я уже сказал, от скрытого
в подсознании ожидаемого образа. Так называемые ясновидящие «считы-
вают» это ожидаемое в подсознании людей и с успехом пророчествуют.
И заметь, какое значение имеет заложенная в нашу память исходная ин-
формация. Если в период примерно с V по XIX век людям являлись девы
Марии, ангелы, всякие там чудища, химеры, то начиная с XX века их до-
полнили НЛО и пришельцы из космоса. Я готов поспорить, что среди фо-
бий твоих клиентов, Коля, есть фобии с похищением их инопланетянами.

                430


   А приступы белой горячки и галлюцинации в этом состоянии? Со вре-
менем физики-электронщики научатся проецировать на экран образное мы-
шление человека, и тогда появится новая профессия мыслережиссёров,
воспроизводящих сиюминутные собственные фантазии или бредовые кош-
мары  твоих пациентов. Эффект представляешь? Вот это будет кино!
   – Что?! Да ты сам понимаешь, о чём говоришь? А если это кино нам
уже давно крутят, и мои больные, многие, по крайней мере, – жертвы
неких, как ты сказал, "мыслережиссёров"? Антры твоей лет триста нет
и в помине. Но кто-то крутит тебе этот «ролик». Вот чего не могла не
знать Бехтерева. Чёрт бы и тебя побрал с твоими догадками. она ведь
много лет копалась в сером веществе с вживлением электродов и с испо-
льзованием самой совершенной электронной и ядерной техники. Может,
со страху и в церковь побежала, ужаснувшись насилию над живым мозгом?
   – В отношении Бехтеревой – я к ней всегда относился с огромным ува-
жением, – возможно, ты и прав, Коля. Подозреваю, что она покаялась пе-
ред церковью за своё многолетнее вторжение в живой мозг человека, не
сумев примирить в себе научную страсть и осознание, по её мнению, гре-
ховности этой страсти. Она в своей книге писала о «зазеркалье» и стран-
ностях сознания. Не знаю, кто ей был ближе, материалист Фрейд или идеа-
лист Юнг. В любом случае, она была в одном шаге от признания пси-поля
Кобозева, но не приняла, не перешла через этот рубикон. Простим ей эту
слабость. Но в отношении Антры де ла Фош ты совершенно не прав. Это яв-
ление настолько экстраординарное, что требует объяснения с совершенно
других позиций. Я догадываюсь, но где доказательства, что тут мы имеем
дело с некой параллельной реальностью? Нет. Я выразился не точно. Мы со
своим реальным миром – лишь часть проявлений Космоса. Мы живём на стреле
времени, так в результате эволюции оказалась запрограммирована жизнь ор-
ганизованной материи.
   Он продолжал:
   – Оставим в стороне вопросы панспермии. Занесена ли органическая жизнь
из Космоса или она феномен эволюции материи непосредственно на планете
Земля – не принципиально. но гипотеза Антры де ла Фош о первоматерии и её
влиянии на жизнь организованной белковой материи – это настолько неизвес-


                431
тное современной науке состояние микромира, что невольно погружает нас в
поиск  мистических иррациональных императивов. К счастью для Тропинина,
Илья Петрович не заметил, как тот сильно побледнел, услышав последнюю фра-
зу.
  - Представь, Николай, что мир частиц не включённых в образование абиоти-
ческой и биотической жизни, но свободно существующий в Космосе, живёт по
своим законам. Это странный мир, в нём не соблюдается детерминизм, то есть
реализация причинно-следственных связей. И образы, или «сущности», порож-
даемые этими частицами и полями, имеют прямое отношение, по Антре де ла
Фош, к понятию первоматерии. Они живут вне времени, периодически исчезая
за невидимый барьер и вновь возникая через любое, по земным меркам, время.
И здесь тоже стирается грань между реальностью и иллюзией. Стараясь не вы-
дать охватившего его волнения, Тропинин спросил:
  – Ну и при чём здесь обряды примитивных племён, ну эти, о которых ты не
раз говорил в связи с книгой Фрейда «Тотем и табу» и с культами, как их
там, Вуду?
   – Понимаешь, Коля, некоторые обряды, по-видимому, есть не что иное, как
переход из нашего привычного мира в мир первоматерии Антры де ла Фош. Я да-
же допускаю, что она сама периодически возникает из этого мира. Для норма-
льной человеческой психики это невыносимо. Я действительно смертельно напу-
ган. Я могу предположить, что её первоматерия – это особые квантовые эффе-
кты резонансных полей, влияющих на наше сознание, но я не понимаю природу
моего страха и печали. Я прожил достаточно долго и не так уж боюсь неизбеж-
ного конца. Но когда я вспоминаю её слова: «Я Антра де ла Фош не от мира
сего», – меня охватывает ужас. Неужели существует страх сильнее страха
смерти?
   Тропинину стоило большого труда, не выдавая вновь охватившего его вол-
нения, спросить:
   – Так ты вслед за Бехтеревой решился податься к боженьке и считаешь,
что страх смерти существует и после смерти?
   Его ожидал полный иронии взгляд Смыслова-Скородумова и его, так раз-
дражавший Тропинина, менторский тон:
   – В одной из последних работ Стивена Хоккинга по квантовой гравитации
возникает ещё один сценарий Вселенной, отрицвающий теорию большого
взрыва.


                432

   А это значит, что Вселенная всегда была и всегда будет. Творец та-
кой  Вселенной не нужен. В ней нет места богу, но есть неразрешённая
тайна  возникновения человеческого сознания, и феномен Антры – воз-
можно, ключ к её разгадке.
   – Ну конечно, ну как же, – сказал Тропинин, – значит, опять без
«психонов» Кобозева и «антиэнтропии» Шредингера нам не обойтись. Опять
эта твоя псевдонаучная ахинея.
   – И это мне говорит светило психиатрии? Да вы просто жалкие ремеслен-
ники, не желающие понять, что без существования пси-поля Кобозева невоз-
можно существование человеческого сознания. И без кобозевского термоди-
намического анализа информационных процессов, происходящих в твоём
сером  веществе, невозможно понять устойчивость процессов мышления.
Как же после этого вы можете продуктивно работать? Алхимики вы чёртовы,
только на препараты и надеетесь!..
   Они расстались. Единственным положительным результатом этой весьма на-
пряжённой дискуссии было то, что Николай Николаевич на какое-то время от
влёкся от смятения, ставшего причиной его визита к другу и пациенту.
   За скобками остался вопрос – собственно, от чего он собирается лечить
Смыслова-Скородумова? Впрочем, об особенностях психического состояния
его друга разговор пойдёт несколько ниже.
   ...И снился Илье Петровичу странный сон. он – это вовсе не он, а огром-
ный мозг, занявший всё пространство секстинской капеллы. И эти сотни людей,
задравших головы, и эти фрески на стенах, и титаны под сводами его мозга –
это всё он сам, огромный, наполненный эфиром и воздухом. Вот он протягивает
руку прекрасному юноше, возлежащему под куполом его мозга, но не может дотя-
нуться. Тогда он спускается вниз, в толпу людей, задравших головы, и уже
снизу смотрит на себя, на свою огромную голову Саваофа, на двух ангелов за
спиной с лицами, как две капли воды похожих на Антру. нет! – на Антру и на
Анну. Как же они забрались в его мозг? Он же ясно видит и теменную долю, и
лобную, и верхнюю височную борозду, и центральную, и одна из голов ангелов
обозначает угловую извилину. И сам он возлежит внутри собственного мозга и
тянет руку к бессловесному юноше. Он хочет коснуться его руки и вдохнуть
жизнь в это прекрасное тело, но не может. Его охватывает досада. Они же ви-


                433


дят снизу, все видят его немощь. Он тянется к первому человеку и не
может дотянуться. Это мучительно и стыдно, настолько мучительно, что
он открывет глаза и на него наваливается сумрак палаты.
   Он долго лежит, соображая, что это было? Потом шарит по тумбочке,
нахо- дит на ощупь и включает ночник.Слабый свет озаряет стены и реп-
родукцию фрески Микеланджело «Сотворение Адама».
   Илья Петрович встаёт с постели и подносит ночник к репродукции.
Как же так, сколько раз он держал её в руках, сколько счастливых минут
провёл в  сикстинской капелле, разглядывая это циклопическое творение,
сколько раз  в своих статьях ссылался на гений Микеланджело и ни разу
не обращался к тому невероятному, огромному, потрясающему, что откры-
лось ему во сне.
   Значит, на уровне подсознания он уже опознал этот, закодированный
в веках, крик Буонарроти: «Наш творец – бессмертный человеческий разум».
И ещё вот это: «Не бог, не бог нас создал, это мы богов творили рабским
сердцем...» нет же, «не бог нас создал...» – это Бунин Иван Алексеевич,
его «Каменная баба». Это его строки. но при чём тут бог и Микеланджело?
   Ах да, вот какие слова он наговорил, лёжа на лесах под куполом, ко-
гда  краска, заливала глаза и мучительно болела спина, а он, как каторж-
ный, два года не слазил с лесов, расписывая шестьсот квадратных метров
свода:

                434

                ...Лежу я на лесах под потолком,
                От краски брызжущей совсем незрячий,
                Как гарпия на жёрдочке висячей,
                Макушка вниз, а борода торчком.
                Бока сдавили брюхо с потрохами,
                Пошевелить ногами не могу –
                Противовесом зад на шатком ложе...*

   Да, это вам не штудии делать с голых задниц. Вот уж кому досталось
на орехи. Что за люди жили в то время?! Илья Петрович долго ходил от
кровати к окну и обратно, сон пропал окончательно. Он попытался писать,
но голова была, как сарай, из которого только что вынесли и бросили в
костёр старую мебель.
  Ах да!Вот как этот неугомонный флорентинец закончил свой сонет:
«...тлетворен дух для фресок в Ватикане, спаси от злопыхателей,
Джованни!».
   Вдруг ему стало плохо, но он успел нажать кнопку... Телефонный
звонок оторвал Тропинина от невесёлых размышлений. Был глубокий ве-
чер. Жена, попрощавшись, ушла в свою спальню. Он сказал, что немно-
го  поработает и, пожелав ей спокойной ночи, закрыл за ней дверь
кабинета. Потоптавшись между столом и огромным книжным шкафом, он
сел, наконец, в кресло рядом со столом – большое, глубокое и такое
мягкое, что, невольно расслабившись, он задремал. И вот этот звонок.
    В пограничном состоянии между сном и пробуждением он ещё успел
увидеть Анну Ольховскую. на стояла на высоком подиуме и что-то го-
ворила, её заглушал прибой человеческих голосов и шум листвы или до-
ждя. Она была такая юная и такая желанная, даже во сне он ощутил лё-
гкое возбуждение.
    «Почему у тебя седые волосы?» – услышал он свой голос и открыл
глаза. Потом наугад, не глядя, протянул руку – трубка с грохотом со-
рвалась с телефона и повисла на шнуре. «ну, шали у меня!» – он поймал
трубку.
   – Николаша, ты что, бутылку уронил? Ты что, не в духе? – этобыл го-
лос Елизаветы Павловны, её бесцеремонность была хорошо известна в уз-
ком кругу друзей. Да и то сказать, когда дружба супружеских пар нас-
читывает десятилетия, отношения незаметно переходят в родственные, и

                435


взаимные обиды бывают не как у друзей, а как у родственников, не под-
еливших, кому жить на даче в начале сезона, а кому в конце лета.
   – Николай, мой-то в порядке? Я вроде ничего такого не заметила, до-
ма он бывает и хуже.
   – А ты чего на ночь звонишь?
   – Коль, не обижайся. Я, дура, так переволновалась, уже задним чис-
лом. Мне первый раз стало страшно. Я без него, как без кислорода.
Если бы не Танька, я бы с тоски завыла, ей богу. Когда нам с Танькой
можно заявиться? А я тебе такой виски привезла!..
   – «Ох, Лиза, Лиза, Лизавета, я люблю тебя за ето, и за ето и з то.."
и за то...»
  – Чёрт с вами, приходите послезавтра. Дай ему ещё хоть одни сутки,
чтобы освоиться в моём зверинце. А где Елена?
   – Уже улетела, у неё была срочная трёхдневная виза.
   Утром во время обхода Тропинин был поражён состоянием Ильи. Налицо
было обострение. Страдальческое выражение лица, Глаза с распухшими ве-
ками. Санитары сказали, что ночью у Ильи Петровича была истерика, ему
сделали укол, но он ещё долго беззвучно плакал и только под утро затих.
   Только этого не хватало. В таком состоянии ни о каком визите жены и
дочери не может быть и речи.
   Топинин сел на кровать и наклонился к Илье:
   – Ну, Аника-воин, кто к нам на этот раз пожаловал?
   Илья открыл глаза и не мигая стал всматриваться в лицо друга. Зрачки
были расширены, и в них, в этих зрачках, был провал, тёмный, бездонный,
затягивающий. Тропинин почувствовал, что на него обрушивается волна ас-
тенического ужаса. Неимоверным усилием воли он заставил себя встать и,
не оглядываясь, вышел из палаты...
   Он сидел в своём рабочем кабинете. Руки со стиснутыми в кулаки кис-
тями, тяжело лежали на столе. Глаза были закрыты. «Ну, спасибо тебе,
Илья, обрадовал», – он опять был в смятении, понимая, как ему казалось,
что вся эта чертовщина, в том числе голос Ольховской, услышанный на
следующий день после операции Смыслова-Скородумова, – всё связано с
психикой самого Ильи.
   Он генерировал некую энергию, и эта тёмная энергия затягивала
всех, кто близко соприкасался с ним. Только вчера он был так со-
бран, ироничен и уверен в своих гипотезах, и вдруг провал, про-

                436

вал в себя, причём такой мощный, что едва не затянул и его,
Тропинина, в эту воронку, в этот ужас одиночества. Действи-
тельно, «не от мира сего», – невольно повторил он слова Антры.
Илья напуган, да, смертельно напуган, и он осознает исток это-
го страха и не в состоянии сопротивляться. «Как же вытащить
тебя из этой ямы?» – Мысленно спрашивал он, но другой голос го-
ворил ему «А кто тебя самого из неё вытянет?» самое простое
решение обезопасить себя – поместить Илью в особый блок, прове-
сти специальный курс лечения и выпустить его оттуда полным
инвалидом. Сколько  таких инвалидов он выпустил после подобного
«курса». но то были  маньяки, убийцы, патологические извращенцы,
которым не место  среди людей. Он с силой ударил кулаками по
столу: «Идиот! Трус!  Думай! Думай!»
   Набрав номер телефона, он жестко и холодно сказал в трубку:
   – Вот что, Елизавета, у Ильи обострение... нет, не в связи с
операцией, это по моей части. Наберись терпения и не дёргай
меня хотя бы дней пять... Молчи! – прикрикнул он.– Хочешь
своего мужика получить здоровым? Вот и терпи. Я позвоню сам.
Всё, пока.
   Так. Это первое. Далее, содержательная часть бреда. Всё
слишком правдоподобно, если не принимать во внимание раз-
рыв во времени «всего-то» лет под триста. Значит так, не да-
вить на него, а пройти с ним по этой дорожке как можно дальше.
Должен же он выговориться, наиграться в эту Антру до тошноты,
а там посмотрим, куда дальше двигаться.
   Как же он был наивен, этот доктор наук, автор сотен статей,
академик каких-то там зарубежных академий. И всё же в одном
Тропинин оказался прав. Намеченная стратегия себя оправдала.
   Каждый день часа на два он уединялся с Ильёй в его палате.
Он садился рядом в головах у Ильи, чтобы их взгляды не встреча-
лись, и начинались долгие разговоры. Вначале неохотно, но по-
том всё с большим желанием Илья Петрович принял  условия этой
игры. Тропинин лишь иногда вступал в разговор, когда считал
необходимым изменить направление рассуждений Ильи.
   На третий день Илья Петрович встретил Тропинина словами:
   – Здравствуйте, доктор Фрейд!
   Тропинин, пожав плечами, стал усаживаться на своё обыч-
ное место, на стул, стоявший в головах кровати.

                437


   – Это что, ты демонстрируешь мне, какой ты молодец и
все твои страхи и фобии уже позади?
   – Представь, мне намного лучше, но этим я обязан не
тебе.  Ты же точь-в-точь повторяешь стиль поведения осно-
вателя псиоанализа с его пациентами. Даже в головах сел,
как он, и, представь, говорил как и сам Фрейд?
   Вдруг Николай Николаевич услышал чей-то голос, говори-
вший,  как выяснилось  потом, на чистом венском диалекте.
Это был негромкий, чуть глуховатый голос. Неважно зная не-
мецкий, Тропинин всё же заметил, что иногда голос преры-
вался, как будто что-то мешало говорившему закончить мысль.
Или, неожиданно  догадался Тропинин, человек вдруг начинал
испытывать боль в ротовой полости? Он почувствовал, что от
ужаса у него похолодела спина. У Фрейда действительно был
рак ротовой полости, доставлявший ему много лет невыноси-
мые страдапния.  И это стало причиной его добровольного
ухода из жизни в 1939 году в Англии, где после захвата
Австрии вермахтом Фрейд провёл свои последние годы.
   – Мерзавец, ты вздумал меня мистифицировать? –прорвав-
шаяся злоба была как бы самопроизвольной защитой от охва-
тившего его мистического ужаса. – Вы, вы все сговорились –
и ты, и твоя Антра, и мадам Ольховская, – Он уже орал, забыв,
кто он и где находится.
   "Успокойся, Николай. Илья тут ни при чём. Он находится в
состоянии, которое с санскрита на русский можно почти дослов-
но перевести как "кот в мешке". Он во власти неких мантр. Но
это скоро пройдёт". Тропинин резко обернулся на голос Анны
Ольховской, но в палате были только он и Илья. Илья уже спал
и улыбался во сне. У Тропинина подкосились ноги, он опустился
на стул и окаменело, не мигая, смотрел перед собой – если у
него начались голосовые галлюцинации, то психическое расстрой-
ство не у Смыслова-Скородумова, а у него, Николая Николаеви-
ча Тропинина. Непонятно почему, но эта мысль о собственном
психическом неблагополучии его окончательно успокоила, и он
затих на стуле в головах Ильи. Через несколько минут Тропинин
и сам уже не мог понять, слышал ли он чей-то голос или ему по-
чудилось в состоянии охватившей его дрёмы.

                438


На колонтитуле часть фрески потолка сикстинской капеллы,
расписанного Микеланджело Буонарроти. Аллегорическое
изображение человеческого мозга