Не продается вдохновенье

Зато оно убивается. И крепенько так. Когда ты вместо того, чтобы вдохновлять людей (а по-честному сказать, скорее всего самого себя) на прекрасное и великое, пишешь про солонку и перечницу от супер-пупер-вау-мега английского производителя, а потом кидаешься затыкать копирайтерскую амбразуру для продавца бутилированной воды, то прекрасное и великое умирает. За отсутствием кислорода под тоннами ничего не значащих промо-фраз и сео-слов. Ну поэтому и придумали, наверное, такое удобное слово-пенопласт – копирайтер. Оно ведь пустое, мертвое, мало что за ним кроется. Им можно прикрываться, выполняя грязную работу. Им можно оправдываться, выслушивая замечание безграмотных работодателей на тему «вот представьте себе… вот понимаете ли… вот Вам нужно подтянуть в этом тексте то-то и то-то…». Замечания работодателей, гордо выплачивающих за дерьмовый текст дерьмовые деньги.

И – странное дело: ты, рождающий по принуждению обстоятельств эти бесконечные тексты-инвалиды, начинаешь ненавидеть заказчиков, которые пытаются раскритиковать твои уродливые творения. В предсмертной творческой агонии ты защищаешь эти убожества, как будто кто-то плюнул тебе в душу и очернил самое важное произведение в твоей жизни. Возможно, это происходит от того, что ты, переступив через себя, глупо ждешь от кого-то благодарности за твою жертву (еще бы она была кому-то нужна, кроме тебя!). А может, это происходит из-за внутреннего чувства вины перед самим собой, которого ты убиваешь своими убогими шедеврами.

Ты сетуешь на жизнь: мол, жизнь – сложная штука, надо же как-то выживать, надо же что-то есть и чем-то это что-то запивать. И еще желательно куда-то это что-то накладывать и сидеть на хорошем чем-то и за хорошим чем-то… И так далее и тому подобное. Много этих самых «надо». Мол, жизнь стала совсем невыносимой в этот век дикого капитализма.

Но горечь в том и состоит, что жизнь всегда была такой. И Достоевский на протяжении всей этой собачьей жизни писал в долг, и почти все свои романы он написал в долг, потому что тоже было много «надо», нужно было кушать и на что-то жить. Однако же вся подлость в том, что помимо этих бесконечных «надо» у Достоевского был еще он сам – великий и непостижимый. Поэтому вот таким вот в долг написанным текстом оказался роман «Игрок». А не творческое бессилие вроде «покупайте солонку и перечницу – не прогадаете!». Потому что Достоевский был не копирайтер, а писатель. А для писателя всегда работает прекрасное правило, точно подмеченное еще одним писавшим за деньги и в долг гением: «Не продается вдохновенье, но можно рукопись продать». Но это они, гении, так могли: будучи прижатыми к стенке жизненными обстоятельствами, творить несмотря ни на что…

А мы… Мы – копирайтеры по 50 рублей за килознак.