Опустела без тебя земля

Опустела без тебя земля…

Осиротел мой дом гостеприимный,
И не горит по вечерам призывный свет,
И жизнь идет уже как будто мимо,
И ты один, а остальное суета сует.

Долгими бессонными ночами мучительно пытаюсь ответить сам себе на страшный вопрос: что я сделал такого плохого, почему жизнь, начиная с малых лет, бьет так беспощадно фси жестоко. Стараюсь быть беспристрастным, когда листаю страницы этой своей не простой, но предназначенной именно мне, жизни.
Детские годы, как и у всех послевоенных детей, были нелегкими. Но уже именно с детства не заладилось. Нет, отец не погиб на фронте. Когда мужики шли в атаки, погибали под пулями, он командовал бабами в колхозе да шастал по ним по ночам. Ладно, это можно было простить, но как простить то, что он бросил мать и меня, едва начавшего ходить? Мне так и не удалось увидеть его фотографию. Но странное дело, ведь и не жалко даже. И жили мы вдевятером в одностопке, где-то квадратов 20-25. А ведь папашка знал об этом, и хотя бы чем-нибудь помог. Потом, правда, повеселее стало: нашелся добрый человек, фронтовик, мой настоящий отец, который вырастил, выучил меня. Конечно, тоже случалось разное. Контузия давала о себе знать. Иногда как вспылит, только держись – и мать держалась. Охота было, чтобы как у людей: и муж в избе, и хата своя. Фронтовики многие тогда пили. Батя не исключение. Мать страдала от этого, а я за баней частенько плакал: мамку жалко было.
Все завидовали нашей семье. Как же, работали не в совхозе, а на маслосырзаводе. А это ведь зарплата, то есть деньги. Тогда денег колхозникам в деревне не давали. Помню, частенько наведывались соседки к матери «позычить» хоть немного денег. Мать была очень добрая, к тому же хорошо шила на швейной машинке. Отец тоже был мастером на все руки, хотя и не противился рюмке. Вот из-за нее по настоянию матери мы и переехали из пос. Красный Урал в райцентр Баево. Поселком своим гордились и любили его. И слово «красный2 в его названии было музыкой, а не отвратительным цветом для определенной части сегодняшнего общества. 
А было мне в ту пору 14 лет. Судьба распорядилась так, что я уехал из дома и навсегда, наведываясь только на каникулы, а позже – в отпуск. В начале было педучилище, потом год работы в школе и, наконец, Горно-Алтайский педагогический институт, где впервые и увидел свою будущую жену Юлю. Общежитие было рядом, поэтому встречались часто, чисто по-студенчески: «Привет-привет»  и все. У нее были свои заботы6 лыжи, велосипед; у меня – сцена, агитбригады. Да и чего  греха таить, от девчат в институте глаза разбегались. Парней в пединституте всегда раз-два и обчелся, а девчонок – пруд пруди. Поэтому многие из нас гарцевали как жеребцы, били копытами. В общем, в студенческие годы с Юлей никаких отношений даже и не возникло. А на втором курсе увлекся туризмом, и о ней, собственно, и не вспоминал.
Все закрутилось-завертелось у нас, когда уже закончили учебу и разъехались по селам Горного Алтая: я в Усть-Коксу, она в Онгудай. Правда, она была уже замужем, а мне свою половину так и не удалось найти, – довыбирался. Но тут случилось неожиданное: Юля вернулась на родину в Усть-Коксу с мужем и дочкой Светой.
И ведь бывает же так: августовская конференция учителей. Подхожу к Дому культуры, смотрю: на крыльце стоит стройная женщина. И, представляете, что-то как даст в грудь. В горле пересохло. Встал, как обалделый. А в голове молнией: вот она, судьба, никому не отдам. Пришел в себя: Ба! Да это же Юлька Скворцова! И радость ушла: она же замужем.
Работаем в одной школе, и я постоянно мучаюсь от мысли: как же я прошел мимо своего счастья, весельчак дуролейный. Что же  делать? А чувство все крепнет, и ничего с этим не поделать. Как все это происходит в этих случаях, не мне вам рассказывать. Мимолетный взгляд, говорящий о многом, якобы нечаянное прикосновение, случайные и неслучайные встречи. Боже мой, неповторимое время мечтаний, фантазий, бессонных ночей.
Она, конечно, все заметила, но старалась делать вид, что ничего серьезного в этом не видит. Но потом поняла, что у меня все это серьезно. У нее как-то не заладилась  жизнь с мужем, а тут-то и вовсе. Понять состояние Юли в тот момент вполне возможно. С одной стороны, опостылевший муж, с другой – что ее ждет с упрямым воздыхателем. И она рискнула. С мужем разошлась, и мы стали встречаться более менее открыто.
Это не могло тянуться до бесконечности. Можете представить, как я женился?
Тоже по-своему. Поехали мы на рыбалку, на так называемую Таловую ямку. Мы – это Геннадий Ильич Царев, Анатолий Степанович Полосухин,  Валентин Викулович Бебекин и я.
И вот, дорогой, говорю им:
– Мужики! Кончилась моя холостяцкая жизнь, женюсь.
– Правильно, Александрович, – загомонили попутчики.
– Юлька, для тебя, то, что надо. Мы же ее с пеленок знаем. Ну, и что, что с дитем. Раз любишь ее, полюбишь и ребенка.
Логика более чем железная. Но, самое главное, я им не сказал. А дело вот в чем. Перед отъездом я сказал своей избраннице:
– Давай так, Юля. Я уезжаю, а ты, если решила жить со мной, перевези свои вещи ко мне.
Ну, разве это нормально? Конечно, нет. Да что теперь судить. Приезжаем с рыбалки. Конечно, в первую очередь ко мне. На крыльцо, услышав подъехавшие мотоциклы, выходит, смущенно улыбаясь, Юлия Анатольевна. Вот так и началась наша совместная жизнь, которая продолжалась 41 год. Было все: и безоблачное небо, и грозовые тучи. Но главное – мы всегда доверяли друг другу. А разъезжали по району и по всему Горному Алтаю порознь очень часто: она – спортсменка, я с концертами. Я гордился втайне, что она кандидат в мастера спорта по лыжам, пятикратная олимпийская чемпионка Горного Алтая по летнему многоборью. Правда об этом в районе почему-то никто и не упоминал из лиц руководящих. Ладно, у меня язык длинный и острый, а она что кому плохого сделала? Ничего никогда не выпрашивала, не вымаливала. Такими воспитала и детей своих: Свету и Катюшку.
А как не вспомнить совместные поездки учителей и ВИА «Алекс» в летний период по дойным гуртам и чабанским стоянкам. И, что интересно, никто и никогда не заикался об оплате. Нравилось людям дарить радость – и все тут. И ездили не одни взрослые, но и наши дети. Не поверите, но не было никаких болезней. А вечерами – рыба, орех, мед, парное молоко и замечательный горный свежий хлеб дяди Романа и тети Феши. Да мне сегодня давай миллионы и предложи поездку в том же составе – конечно, выберу второе. Это же бы сделала, не задумываясь, Юля.
Всегда говорю спасибо ей за то, что приучила обливаться по утрам ледяной водой, чем занимаюсь уже более тридцати лет, и за то, что привила любовь к лыжам. Это уже стало как хобби: каждое воскресенье зимой, если позволяет погода, становясь на лыжи и в горы. Хорошо! Зарядишься на неделю.
Одной из первых в районе наша семья купила «копейку», 1-й автомобиль жигулевской модификации. К чему упоминаю об этом? Жена с азартом начала учиться на курсах водителей и получила права автомобилиста. Она просто не могла быть пассажиром, ей хотелось показать – я и это могу. Даже не могу сказать, чего Юля не могла. Пилила, строгала, шила, вязала. Вообщем, хозяином в доме была она. Я был в этих вопросах на подхвате, чего уже теперь скрывать. И первой, кому я читал свои рассказы, стихи, была жена.
А с каким азартом она ловила карасей, лещей, когда летом выезжали в степь, хотя эту рыбу никогда не признавала. Что скажешь – патриотка хариуса.
В этом мы расходились. Но это выглядит так наивно, согласитесь?
Часто даже ревновал к своим родителям. Казалось, что они ее больше любят. Даже батя. Отец находил общий интерес в огороде, мать – в домашнем хозяйстве. Обиды никакой, конечно, не было.
Когда поехали к родителям в первый раз, так сказать, показаться, я так и не смог предупредить, что взял жену с ребенком. Дурья башка. Увидели они нас с балкона, и все поняли. Первой, к кому они кинулись, когда выскочили встречать, была именно дочка Света. И никогда не делали разницы между ней и Катюшкой – второй нашей дочерью.
В семье никогда не велось разговоров о карьерах, деньгах, богатстве. Были довольны тем, что есть. Разговоры или разглогольствования по телевидению  в 90-е годы о колбасе, свободе, которых не было раньше, вызывали лишь смех. Разве сравнишь приготовленные дома – грудинку, бекон, колбаску с той резиной, которую продают в магазине. А насчет свободы – так дураки-начальники были как при коммунистах, так и сейчас их пруд пруди. Хотя жена до конца думала, что справедливость обязательно можно найти на вторых этажах.
Как досаждали меня эти ежесубботние перестановки  в квартире. Не могла Юля без этого, не могла. Хохотали, когда после этих перестановок путал ночью комнаты. И цветы везде:
 в квартире, в палисаднике, под окнами. Это уже не отнять. Стремление, чтобы дом выглядел не хуже других в селе, было всегда. А это уже характер. Приходилось помалкивать. Дочери, глядя на мое лицо, только хохотали:
– Ну, что, батяня, кто в доме хозяин?
 Радоваться бы, да радоваться жизни. Появились внуки, а за ними и правнуки. Но, как известно, хорошо долго не бывает. Не пойму только, почему беды так  стремительно посыпались именно на нашу семью. Вначале трагически погибла во время  пожара в доме старшая дочь Светлана. И сразу жизнь дала  крен.  Жена не могла  никак прийти в себя. Постоянно вспоминала дочь, чуть что – плакала. Телевизор невозможно было включать. Передачи начинаются с утра показом катастроф, пожаров, убийств, насилий и этим же завершаются глубокой ночью, а то и не завершаются. Убедился, что время не лечит, если сам не возьмешь себя в руки. Юля этого не смогла. Ей постоянно казалось, что погибла не Света, что ее выкрали или убили. Переубеждать было бесполезно.
Чуть-чуть стало приходить спокойствие, как умерла моя мама. Я только вернулся из Барнаула, как в этот же вечер позвонил племянник и сообщил  печальную новость. Хорошо, что успел побывать у матери в больнице и попрощаться с ней. Отговаривал жену не ехать на похороны, видя, что со здоровьем у нее не важно. Куда там.
– Мы с мамой за всю жизнь ни разу не поругались. Как же я не поеду ее проводить, никогда бы себе этого не простила.
Приехали с похорон 4-го июня, а Юле совсем плохо. И тут звонок из  Маймы: умер наш общий друг Борис Коростелев. Дочка Катя была в это время у нас. Думали-думали, сказать матери или нет. Но она догадалась о новом несчастье. Решили ехать, но уже в больницу, тянуть дальше было нельзя.
Несколько дней в больнице. Это было уже несколько раз. О плохом и не думали. Дочка уехала в Горно-Алтайск домой. Но плохое случилось. Звонок из больницы – нужно Юлию Анатольевну срочно в ночь везти в республиканскую больницу. Привозим. Хирург Сараев посмотрел – и сразу же в операционную. Мы с Катюшкой в томительном ожидании. Часа через три Сараев позвал нас к себе:
– Скажу то, что есть. У Юлии Анатольевны внутри все лопнуло: перитонит. Я постарался  все возможное сделать. Но метастазы пошли. Сколько она продержится, не знаю. Будем надеяться на лучшее.
Вышли мы из больницы опустошенные, говорить ни о чем не хотелось. Постояли, обнявшись, беззвучно поплакали и поехали к ней домой. Договорились, что о болезни матери – раке говорить никому не будем; пусть это будет нашим горем и бедой.
Если бы вы знали, скольких трудов стоило мне взяться, чтобы писать эти строки. Когда видишь страдания человека и помочь ничем не  можешь – это страшно. Полгода шло вроде бы удовлетворительно. Через знакомых доставали лекарства из Индии  и Китая, поступали они и официально через Минздрав. Думали и надеялись, что выкарабкается наша Юлия Анатольевна. Но после нового года стало понятно, что нет. Ничего не стала кушать, только лекарства и обезболивающие уколы. Но и они вскоре не стали помогать. Смотреть, как слезы текут из ее глаз и она шепчет: «Скорее бы, скорее эти мучения закончились», – было невыносимо. Я снова вызвал Катю домой.
15-го февраля Юле стало совсем плохо, она уже почти никого не узнавала. Утром 16-го в 4 часа Катя пошла немного вздремнуть. Мы с женой остались одни. Вдруг она взяла мою руку в свою. Так и держала, пока не прекратила дышать. Я пошел к дочери, сел рядом с ней, погладил по волосам. Она сразу открыла глаза.
 – «Все, дочка. Остались мы на этом свете вдвоем. Нет нашей мамы».
До чего же крепкой была моя хозяйка. Как она переживала и стеснялась своей болезни, того, что она стала для нас обузой. Конечно, трудно представить крепкую, здоровую жизнерадостную женщину и то, что с ней стало. Но она даже перед смертью не забывала о нас. Дочь показала после похорон две ее записки, написанные в последние дни. Вот первая из них.
«Для врачей и милиции.
 Если я ухожу, то только из-за болезни; все меня любят и никто не хочет моей смерти. Прошу вас не устраивать допросов моим близким, пощадите их. Прошу не увозить меня в морг и не анатомировать. Я не хочу, чтобы мое тело резали, его и так постарались распластать, как могли, т.к. диагноз наши врачи ставить не умеют.
С уважением, Бородина».
Я ничего не прибавил и не убавил. Это подлинные слова Юлии Анатольевны.
Так что, уважаемые медработники на меня лично обиды не держите.
Вторая записка сугубо личная, поэтому приводить её содержание было бы не этичным по отношению к жене.
Конечно, она просила не раскисать, пройдёт время устраивать семейную жизнь.
          Никогда не думал, что могу остаться один. Никому не пожелаю этого.
Особенно тяжело стало, когда прошло пол года со дня кончины Юли. Не стали ходить в гости по воскресениям ее сестры, уехала Катюшка, уехал внук Антон в Барнаул на учёбу. И такая тоска напала, спасу нет. Всё из рук валится. Если по научному, то депрессия. Но всем врагам на зло - выкарабкался. Снова появилась бодрость, творческий азарт, о чём меня и просила супруга. Как на счет будущего? Все будет нормально, вот увидите. Не из такого мы Бородины теста, что бы так просто сдаваться, мы еще повоюем. Может и найдется для меня половинка, раз так случилось. Кто знает... Но как не сложиться дальнейшая судьба, буду ей благодарен за встречу с такой женщиной как Юлия Анатольевна.
Пока дышу, живу, творю,
Ты будешь в памяти всегда,
Судьбу свою благодарю
За все прошедшие года.
За счастье, что мы испытали,
За нашу верную любовь,
За то, что никогда не предавали-
Слова я эти повторяю вновь и вновь...



А.А. Бородин.                04.11.2012