Все люди попадают в Рай

Вчера я принял три бокала пива с другом и лег спать дома свалившись бревном. Жить хотелось, но не очень. С утра я проснулся часов в шесть. Сердце билось словно дизельный двигатель под высоким давлением. Я вышел из комнаты на кухню. Ольга спала как ребенок. Я  достал кофеварку, чтобы нагреть в ней воды. В детской комнате была тишина. За окном на улице было холодно и солнце пряталось за облаками.

 

   Пачка чая - черный, мелкий и крепкий как безлунная ночь. Я нагрел воды, насыпал горсть черного порошка в чашку с надписью "Викодин" и задумался. По утрам, если все спят я некоторое время меряю кухню шагами. И сейчас я тоже мерял ее, все больше смущаясь. Два дня назад, ночью я ехал со скоростью 130 километров в час мимо кладбища, мимо печально знаменитого поворота, где всегда висят венки на стальном столбе. Там где три года назад разбились насмерть парень и девушка, которые собирались на следующий день пожениться. Это сейчас я понимал, что глупо гонять на машине по встречной полосе, обгоняя поток, лететь навстречу фортуне. Сейчас мне казалось, что фортуна это все же осознанный выбор. Как батарея пивных бутылок в баре поздно вечером. Как решение начистить кому-то физиономию. Вся осознанность фортуны упирается в волевой выбор - делать какую-то фигню или не делать.

 

Я решил пойти и помыть машину. Сегодня был такой день, что машина, на которой я поеду, она должна быть чистой. Я выпил чай. Медленно, задумчиво, шагая от окна и к окну. О чем я думал сейчас даже не могу восстановить. Наверно это было переживание последних двух дней. Телефонный звонок, слезы на моем плече, потом весь день за рулем, потом поздно вечером, когда все нахлынуло, я вдруг сорвался. И результат - гонки на машине под громкую музыку в одиночестве. Одиночество в этот момент было настоящим.

 

  Врач, который восстанавливает мой позвоночник, сказал, что у меня все проблемы от нервов. Длительный стресс. Что самое интересное, я его понимаю, и стараюсь следовать его указаниям. Но вот что делать, как находиться в спокойном состоянии, если отношения разрушены, друзья и близкие люди уходят, здоровье пошатнулось? Единственно - собраться в кулак и бороться. Искать отношения, друзей, близких. Радоваться.

Я набрал ведро воды и пошел мыть машину. Вчера утром я еле мог ходить - от потрясения в четверг меня еще шатало. Я нашел тогда в загашнике две последние сигареты и выкурил их одну за другой. Затем зашел в дом к маме и мы пили с ней кофе. Было восемь утра. Я отправился после кофе в магазин и купил торт для детей. Я шел на автомате, как робот. Эмоции убивали, продолжали убивать. Мозг был парализован как и сердце. Ноги переставлялись сами собой. Пришел в себя я только когда нужно было рассчитываться на кассе. Девушка просверлила меня глазами и взяла мою Визу-Голд. Я расписался на чеке. Коробку с тортом я держал в руке.

  Сейчас я так же автоматически мыл машину. Зашел в дом к маме, набрал воды:

- Хочешь кофе? - мама собирала детское белье.

- С удовольствием.

- Я тебе заварю.

- Хорошо. - улыбнулся я, вытаскивая ведро с водой, - только я чуть позже. Я хочу домыть машину. - у меня ныла левая нога, там где было воспаление. Ноющая, зубная боль на всю ногу. И так уже два месяца по утрам.

- Когда мы сегодня едем?

- Там нужно быть к двенадцати. - сказал я. - Оля хочет попрощаться и уйти с детьми. Я потом приеду.

- Конечно. Тебе сколько сахара?

- Одну.

 

В армии я какое-это время был санитаром. Я даже возил покойников в морг и перекладывал их с места на место. Это было похоже на то, как грузят дрова. Они все казались деревянными и одинаковыми, сучковатыми бревнами. Некоторые были потяжелее, некоторые были зеленоватые или с искаженными лицами. У всех были закрыты глаза. Казалось, что по каждому проехался какой-то каток. При этом даже когда я видел умирающих, как-то после какого-то раза, я перестал включать эмоции. Хирург, который работал у нас в госпитале, был вообще неподражаем и сконцентрирован. Весь день он орал на ухо уходящим в покойники "держись", а вечером выпивал стакан спирта, выкуривал свою Приму и уходил домой в военном плаще и фуражке. Движения были замедленны - все-таки двести грамм спирта в животе.

На меня обычно тоже накатывало через какое-то время. Больше накатывало от того, что я видел боль других людей и как-то само собой включалось сопереживание. А потом в голове появлялись картинки - самые разные. Наверно, если бы их не было я был бы самой последней скотиной, а так - доктор говорит, что нужно лечить нервы.

 

Я промыл коврики и водрузил их в автомобиль. Вылил воду в снег, пошел домой. В доме спали. Я сел за компьютер и включил музыку, тихо, чтобы никому не мешать. Сделал снова чай. Впереди тяжелый день. Очень тяжелый. Возможно самый тяжелый за последние несколько лет. Это просто нужно через себя пропустить - сказал я себе. То, что во мне, и в этих людях. Сначала открыть сердце, а потом пропустить, чтобы оно ушло, ушло дальше, туда где распахиваются небеса и звучит хор ангелов. Любовь имеет обратную сторону - привязанность. Привязанность имеет обратную сторону - любовь.

 

Все утро была бешеная гонка. Цветы, хлеб, скатерть, пачка сигарет. Тихие, медленно стекающие по щекам слезы и красные глаза. Что об этом говорить. Что говорить о печали и про горе? Разве только что это нужно пережить и жить дальше. Людей было очень много, они ждали с утра. Вся улица была заполнена людьми. Цветы, венки у входа в дом. Мои родственники, Ольга, в обнимку с Сашей и пустота в глазах, бесконечная даль, в которую шагнула эта веселая девченка.

 

Мы сидели в кафе. Саша, Лена. Лена покрасила волосы, недавно у нее был день рождения. Я с наполненным бокалом произношу слова:

- Ты знаешь, когда-то у одного известного писателя, когда он уже был близок к смерти, попросили написать несколько слов о любви, о жизни. Он был восхищен одной женщиной, и ей он посвятил такие слова, которые в полной мере подходят и тебе. Он сказал:

 

Никто в целом мире не достоин твоих слез. А тот, кто их достоин никогда не заставит тебя плакать. Так оно и есть.

 

Я это произносил вслух все лишь два раза в жизни. Ребенок послушал и его кажется понравилось. Сейчас слезы были у меня.

 

Все курили, молча, одну за другой. Красные глаза. Ольга и моя мама - слезы, слезы, слезы.

- Возьми в машине мои очки и пожалуйста надень шапку и застегнись. - она застегнула мою куртку и я надел шапку, которую сразу же снял, как только вернулся во двор.

Подошел Володя:

- Слушай, Виталя. Будешь нести крест. - он повязал мне платок.

- Я на машине - это не страшно?

- Не страшно, все мы на машинах.

Пришел мой друг, с которым мы еще и дальние родственники. Черный, смятый в военной куртке.

- Где это? - шепотом спросил он.

- Через центральный вход заходи, там, в комнате. - ком в горле.

Он исчез, я стоял на крыльце. Мимо прошел окаменевший шурин. За ним его сестра. Друг вышел держась за лицо:

- Какой ужас! - я взял его за плече:

- Пошли покурим.

- Да, да...

Я сразу же выкурил две сигареты. Ожидание, эти пол часа, они были жуткими. Тело отказывалось повиноваться. Огромное количество людей, полукругом, молча. У друга трясутся руки. Я хочу лечь. Но нужно держаться. Ведь я буду нести крест.

 

Пришел святой отец, мы оказались на кухне. Он проверил документы, спросил, как это случилось. Она шла с наушниками в ушах, слушала музыку. А пригородный поезд на этой станции не останавливался. В руке у нее был телефон. Все.

 

Мы зашли и я встал в дверях, батюшка начал произносить слова. Тонкие незаметные ленты дыма от свечей и Лена в белом платье, покрытая океаном цветов. Белых, красных. Голос святого отца проходил сквозь тело и улетал дальше. Я посмотрел на небо, глаза потекли, медленно капля за каплей, потекли сами собой. И вдруг я понял, что этот мир в котором мы живем, это лучший из возможных миров. Нет другого лучшего.  Это стало понятно как-то душой, которая, слушая молитву вдруг сдвинулась с места. Что-то прошло сквозь меня и стало осязаемым.

Над этим домом открылись небеса.

Мы все связаны между собой тонкими нитями.

 

Мы не хозяева собственных жизней. От рождения до смерти мы связаны с другими — прошлым и настоящим. И каждый наш проступок, как и каждое доброе дело рождает наше будущее.

 

Наш мир это открытые двери, чтобы родиться вновь. Прожить, и затем снова родиться вновь. Нет никакой смерти, нет никакого одиночества. Вот они, эти нити, сейчас и здесь, между нами.

 

Мы вышли на улицу. Разобрали венки, я взял крест. Медленно мы двинулись вперед. Ее портрет, крест в мои руках. Затем венки, люди и она.

 

Помню она как-то себя плохо вела. Чтобы ее пожурить, я спросил:

- Слушай, ну сколько тебе уже лет?

- Девять. - ответил ребенок, стоя на голове и упершись ногами в диван.

- Да я в твоем возрасте уже все буквы знал! - ляпнул я первое попавшее в голову. Ребенок попал в ступор, переваривая полученную информацию.

- В девять все буквы? - удивилась она.

- Да, все. - подтвердил я.

 

Что в девять, что в восемнадцать - а голос-то у нее не изменился. Остался таким же детским.

У меня ныла нога, да и крест был тяжелым, я старался держать его высоко. Мы подошли к автобусу, погрузились. Я сел в свою машину с тещей, шуриным и двумя родственниками. Мы медленно поехали за автобусом. Проехав по той дороге, на которой я вчера летел на встречной полосе, мы свернули в лес, и почти сразу же оказались на кладбище. Все заполнилось машинами. Молча выгрузились. Началось прощание. Освятили крест. Мой друг, подошел к девочке и поцеловал ее, а потом посмотрел на небо, словно что-то увидел там. Он забрал цветы и потерялся в них.

Начали засыпать. Батюшка бросил песок, затем я и остальные. Я подошел к другу:

- Дай мне две гвоздички. - я вытянул один красный цветок, затем второй.

 

Поставили крест, я подошел первым и положил два цветка. Могила покрылась цветами. Я отошел.

Все. Теперь ты на небесах. Я видел, я чувствовал как небо принимало тебя. И мой друг видел. И все остальные.

 

Все стали садиться в машины и ехать.

В ресторане я выпил бутылку водки. Уже в самом конце я , шурин и мой друг подошли. Дедушка держался:

 

- Мы хотим с вами выпить. - сказал я и мы все наполнили чарки. Выпили по полной.

- Вот что меня держит еще. - проговорил дедушка. - Работа, и рыбалка. А иначе можно с ума сойти.

- Да. - я кивнул. Потом я что-то еще говорил, уже не помню - мысли перемешались. Меня остановили, мы снова выпили, потом еще, потом опять. Я попрощался.

Наклонился в Саше и поцеловал ее в голову:

- Саша, я всегда буду рядом. Я тебя люблю. Если нужно будет что-то - просто позови. Я все для вас сделаю, все, что ты попросишь.

- Да.

 

Мы ушли. Друг сразу попрощался. Я и шурин пошли домой. Мы шли и я вспомнил.

 

Никто в целом мире не достоин твоих слез. А тот, кто их достоин никогда не заставит тебя плакать. Я ведь есть и продолжение. Ты достойна слез всего мира, и вся радость мира принадлежит тебе. Смейся, и весь мир будет смеяться вместе с тобой.

 

Мы пришли домой. Я свалился в постель:

- Я недееспособен сегодня. - пробормотал мой голос. Жизнь казалась чем-то вроде туманного острова. Я уснул, провалившись в темноту. Если бы только это, думал я.