Клетка

  Санька стояла у окна между этажами в своём подъезде очень давно.  На фоне тёмного неба за окном медленно кружились огромные снежинки и иногда бесшумно  касались стекла, притворяясь ночными бабочками, летящими летним вечером на свет.  Но до лета было ещё так далеко...

  Уроки она сделала, высушила на батарее промокшую после гуляния одежду и,  натянув, ещё чуть влажные шаровары с начёсом  на озябшие ноги в чулках на резинках, немного согревшись, захотела спать.

  Было уже поздно.  Зимний вечер таял, гас, как и окна огромного дома, в котором она жила.  Дом стоял буквой "С", обнимая собой уютный двор с качелями и беседкой.  Из окна была видна и школа, где она училась.  Но Санька видела её сверху, так как стояла она между 8-м и 9-м этажами и за школой в темноте еле различались только крыши, крыши, крыши...

  Район был старый, центральный.  Все дома не выше 4-5 этажей.  А этот огромной махиной, как скала, возвышался над ними.  В доме в каждом подъезде имелось по  два лифта и дети из соседних домов часто приходили кататься на них: ведь в 50-х  годах лифтов было немного и прокатиться, не получив нагоняя от лифтёра, считалось просто настоящим аттракционом.

  Завтра в школу нужно принести поделку для Новогодней ёлки, но всё необходимое для этого было в квартире и Санька мучительно думала, что делать.  Она всегда  находила всякие невероятные выходы из самых сложных ситуаций, а сейчас просто  не знала как поступить.

  Очень хотелось есть.  Тот хлеб, который Санька припасла во время школьного  завтрака, был давно съеден и теперь в животе всё бурчало и булькало. Хорошо, что часа четыре назад она заходила к Акиму, однокласснику с 6-го этажа, чтобы  узнать задание по арифметике, и там его мама налила Саньке стакан вкусного киселя из чёрной смородины, от которого она для приличия долго отказывалась, но
деликатная женщина, знавшая, как и все в подъезде, о Санькиных проблемах, всё  же смогла уговорить девочку принять этот дар.

  Санька дружила с Акимом, как, впрочем, и со всеми мальчишками в классе и во  дворе.  Честная, отважная, она была незаменима во всех их опасных проделках и  играх.  А опасностей было, хоть отбавляй!  Москва строилась: кругом котлованы  под новые дома, руины снесённых домов, грохочущие трамваи, пруды старого парка, где уже в мае дети из близлежащих домов смело открывали сезон купания, свали-ваясь в воду с самодельных плотов во время "морских" сражений.

  Раньше вместе с ними был Санькин старший брат Ванька-погодок, но разница в  возрасте не бросалась в глаза.  Он был спокойным, задумчивым мальчиком.  Много  рисовал, любил музыку и, когда его кто-то обижал, Санька, эта оторва, отчаянно  бросалась на его защиту невзирая на разницу в силе и возрасте.  Они очень дружили и всегда были вместе.


                Часть  2


  В  первую, после их переезда на новую квартиру, весну, 1-го мая дети с отцом отправились в Детский парк, расположенный  недалеко от их дома.  Как празднично и весело было там!  Продавались воздушные шары, рвущиеся в небо, работали   аттракционы, тир.  Люди  смеялись, пели, танцевали.  И вдруг отец заметил
среди музыкантов пожилого человека, играющего на аккордеоне.  После войны  отец привёз из Германии, где он служил,  перламутровый аккордеон небесной красоты.
Он хранился в коричневом футляре в шкафу, но дети часто доставали его и  безуспешно пытались извлечь из инструмента звуки, похожие на  музыку, растягивая меха в разные стороны.  И вот, аккордеон, пролежав в шкафу несколько  лет, казалось, теперь дождался своего часа.  Сейчас, увидев такой  же инструмент у музыканта, отец решил пригласить его к детям, чтобы они  научились играть на нём.

  После выступления отец подошёл к артисту, представился и спросил, сможет ли  он преподавать музыку этим замечательным детям, не согласовав с ними этот  вопрос.
  Ефим  Сергеевич( так звали аккордеониста ) оказался очень колоритной  личностью: старый интеллигентный еврей в своём классическом образе, он был  очень высок, худ и немного застенчив.  Как бы стесняясь своей  внешности, слегка запинаясь, он ответил, что готов заниматься с ними при условии, что  дети сами захотят это делать.

  Чуть сутулый, в коротковатых, немного потёртых вельветовых брюках, пузырящихся на коленях, пиджаке, с кожаными заплатками на локтях и
стоптанных замшевых, огромных башмаках, он вопросительно смотрел на отца  добрыми глазами, увеличенными до невероятных размеров стёклами тяжёлых очков, съехавших на кончик его крючковатого носа так, что казалось они вот-вот  упадут, но шнурок, привязанный между линзами и закрученный за верхнюю пуговицу  пиджака, говорил, что так не случится хотя, болтаясь над верхней губой этого  милого человека, он мешал ему говорить и Ефим Сергеевич, выставляя вперёд  нижнюю губу, изредка отдувал его в сторону.

  Всё это выглядело забавно и Санька с Ванькой стали тихонько хихикать,  толкая друг друга в бока локтями.  И, конечно, под строгим взглядом отца, они  согласились заниматься музыкой с Ефимом Сергеевичем,  не подозревавшем, во  что выльются эти занятия.

  Ефим Сергеевич жил вместе с женой Софьей Львовной и внуком Иосифом, Осей, ровесником Славки, старшего брата Акима, одноклассника Саньки.  Сын Сеня  погиб в самом начале войны в Белоруссии, встретив первые удары врага.  Молодая жена  Сени, оставшись вдовой, уехала в эвакуацию в Узбекистан с маленьким сыном  Осей и там умерла. 

  Ефим Сергеевич с Софьей Львовной после войны разыскали подросшего Осю в  одном из детских домов и воспитывали его с любовью и заботой, стараясь  заменить, насколько это возможно, отца и мать.
  Но вскоре Софья Львовна, так и не оправившись после гибели сына, слегла с  инсультом и больше не поднималась, и теперь уже Ося старался во всём помочь  деду в уходе за ней.  Жили трудно, но дружно.

  Ося учился на биофаке МГУ и учился очень хорошо.  Ничем не огорчал Ефима  Сергеевича, подрабатывал лаборантом, получая ещё крохотную пенсию за родителей.  Был удивительно похож на деда: так же добр, безответен,сутул и  рассеян.

  Однажды, когда Софью Львовну клали в больницу, Ефим Сергеевич не смог  провести занятия с новыми учениками: Санькой и Ванькой, а договорённость о  времени он выполнял с удивительной пунктуальностью и поэтому прислал к ним Осю вместо себя, зная, что дети ждут своего учителя и, как  сегда, находятся дома  одни. 

  Ося не играл на аккордеоне, но он с достоинством заменил деда, отправившись с ребятами в Зоологический музей.  И два озорника никогда не забудут то чудесное  приключение, которое так неожиданно устроил им этот замечательный молодой  человек.

  Путешествуя с ним по полупустым залам музея, чего только не услышали они из  уст этого скромного паренька...  Когда Ося говорил, он наклонялся к их лицам, зрачки его глаз то расширялись, то сужались в точку, и он таинственным, немного глухим голосом рассказывал необыкновенные истории из жизни, казалось всем давно известных, животных.

  Но рассказ его содержал столько нового, необычного, да ещё так артистично  был представлен, что маленькие разбойники слушали, затаив дыхание, не моргая и приоткрыв рты.  Поход с Осей в музей они запомнят, как один из самых лучших  дней детства.

  А судьба Оси сложится трагично.  Он закончит университет с красным дипломом, останется на кафедре.  Он женится, у него родится сын.  Свою  жизнь  он  посвятит научной работе, сделает несколько открытий, получит Государственную премию и в этот день будет убит у дверей своего  подъезда бандитами, которых  потом так и не найдут.  В то время уже не будет Софьи  Львовны.  Никого  из  родных...

  Жена  Оси  с  сыном,  названным  в  честь  прадедушки  Ефимом, эмигри-
рует  в  Израиль  в  70-х  годах, когда начнётся массовый отъезд евреев из  Советского Союза.  Сколько умных голов и талантов потеряет безвозвратно страна в то время...

  А  пока...  Пока Ванька и Санька обрели в лице Ефима Сергеевича не только  хорошего учителя музыки, но и прекрасного воспитателя, почти няньку.  С его  появлением они отогрелись от одиночества, вспомнили внимание и тепло, которые  раньше получали от единственного заинтересованного в их судьбе человека - бабушки, с которой по воле судьбы ( да и не только ) они были так резко  разлучены.

  Ванька был немного плотнее сестры, спокойнее, да и занимался он на аккор-
деоне с удовольствием.  А вот Санька!  Эта егоза была так худа, что лямки  аккордеона сползали с её плеч, и была так мала, что не могла видеть клавиш  инструмента.  Поэтому лямки завязывали на спине лентой и сажали девочку перед  шкафом с зеркалом, чтобы она видела там отражение клавиш и басов.  Аккордеон  был слишком тяжёл для её хрупкого тела.  Таким образом она в буквальном  смысле оказывалась в плену, из которого без посторонней помощи выбраться никак не  могла.  Такую помощь Санька, эта бестия, находила в лице брата, которого просила
незаметно освободить её пока Ефим Сергеевич наслаждался обязательным чаем с   бутербродами в промежутках между занятиями.

  Затем дети старались как-то подшутить над учителем: то застёгивали на все  пуговицы старый жилет Ефима Сергеевича, висевший на спинке стула и, при попытке снять его, раздавался грохот упавшего стула и глупый смех озорников, прикрывавших рты ладошками.
  То они укорачивали шнурок, привязанный к очкам и Ефим Сергеевич притворно  никак не мог нацепить их на нос: ведь другой конец шнурка был крепко-накрепко  примотан к пуговице  пиджака.  То незаметно (как им казалось) подливали чай  ему в стакан и подкладывали в блюдце конфеты.  И, поддерживая их безвредные  шалости, Ефим Сергеевич, к их радости, поднимая брови удивлялся: Как это чай никак не кончается и откуда взялись конфеты?"( прекрасно понимая причину этого фокуса".   

  При всём своём озорстве, дети никогда не позволяли себе ни одной шутки,  которая могла бы обидеть этого доброго, ставшего им не чужим, человека.

  Ефим Сергеевич рассказывал им о композиторах, стилях в музыке, говорил с  ними о книгах, помогал иногда делать уроки.  Санька и Ванька привыкли к нему, полюбили и с нетерпением ждали его прихода.  Они уже научились играть несколько этюдов, простеньких песен и больше не тяготились разучиванием гамм и упражнений, которые учитель прослушивал со строгостью, гневно отвергая причины,
выдвигаемые детьми в качестве оправданий за невыполненные задания.

  Воспоминания об Осе и Ефиме Сергеевиче останутся в их памяти на всю жизнь, как светлый лучик, пробивающийся сквозь листву тёплой осенью, с золотыми  пылинками, кружащимися в невидимом, дрожащем пространстве времени, того
времени, когда они были так по-детски просто счастливы той  малостью, которая  иногда скорее, чем самые огромные сокровища, делает человека неизмеримо более счастливым и душевно богатым.  Но так бывает только в детстве...  И, закрывая
глаза, представляя подобные картины из прошлого, мы в настоящем делаемся чище, светлее и лучше.

  Но, вернёмся к детям.  Всему хорошему когда-нибудь приходит конец...  Вскоре  обстоятельства  сложились так, то занятия музыкой были прерваны и Ефим
Сергеевич навсегда исчез из их жизни.




                Часть 3


  Обычно после школы дети оставались одни.  Родители, занятые бес-
конечными, жаркими выяснениями своих отношений, как будто забыли, что у них  есть дети и не обращали внимания на их проблемы.

  Ваню с сестрой определили в группы продлённого дня в школе, но
привыкшие к свободе ещё живя с бабушкой и тётей, они не хотели туда ходить и  пропадали целыми днями на улице или у друзей, делая уроки, где придётся.  Боясь воров, пожара или цыган, которые часто ходили тогда по квартирам и, под  предлогом "погадать", старались что-нибудь украсть у зазевавшейся хозяйки, мать не оставляла им ключей, в то время, как другие ребята гуляли во дворе с ключами, болтающимися на шнурках у них на шее.

  Но всё изменилось, когда однажды Ванька потерялся.  Он учился тогда в 4 классе, а Санька - в третьем.  Санька заболела.  Они остались одни дома. Телефон ещё не установили, а температура всё поднималась и поднималась.  И Ванька решил ехать за бабушкой в Сокольники.

  Ехать надо было на двух трамваях очень долго.  На первом трамвае он  благополучно доехал до  онечной, а там на "кругу", как все говорили, нужно было пересесть на другой номер.  Сев в трамвай, Ваня не заметил на переднем стекле  перед водителем бумажку с заменённым номером маршрута и уехал совсем в другом  направлении.

  Выйдя, опять же на конечной, мальчик не понял, куда он попал.  И, долго блуждая по незнакомому району, совсем заблудился.  На улице давно потемнело и  милиционер, заметив одинокого мальчишку, отвёл его в отделение и, узнав в какой школе он учится и адрес, отвёз домой.

  На другой день  возле санькиной кровати собрались все: мать, отец и Ванька.  Отец, как всегда сдержанно, сказал, что это терпеть далее невозможно и  поэтому Ваньку отдадут в Суворовское училище, а Саньку-в интернат.  Так будет лучше  всем...

  Санька охрипшим голосом заорала, что тоже хочет в училище вместе с Ванькой. Но оказалось, что туда девочек не принимают, а только мальчиков да и то не всех, а только тех, которые успешно сдадут все вступительные экзамены и ещё  покажут хорошую спортивную подготовку.

  Этот разговор состоялся год назад, также перед Новым Годом.  Прошла весна, закончился учебный год.  Начались летние каникулы.  Потом Ванька сдал экзамены и был  принят в Суворовское училище.  В августе Саньку повезли в интернат,  показали ей класс, который был переоборудован под спальню и кровать, справа  от входной двери.  Это место было неудобным, проходным: даже тумбочка не уместилась.  Зато кровать была застелена хрустящим крахмальным бельём, а на спинке висело белоснежное вафельное полотенце.

  Такого в санькиной жизни не было давно и спала она на простынях последний  раз, когда жили они все вместе в старом частном доме в Сокольниках, где теперь остались мамина сестра и бабушка.

  Этот дом когда-то весь принадлежал ещё бабушкиной маме, а, может даже бабушкиной бабушке, но в трудные годы Революции его заселили нуждающимися,  оставив бывшим хозяевам большую комнату и кухню с отдельным выходом во двор тогда, как остальные жильцы оказались в условиях густонаселённой коммунальной  квартиры.

  Переехав в новую прекрасную квартиру, дети узнали, что значит сиротство.  При всей  своей беспризорности, Санька и Ванька учились очень хорошо, без понуждения: сказывалось влияние их молодой тёти, которая работала учительницей  русского языка и литературы в той же школе, где они начали своё образование.    Как много дал им эта юная девушка: сколько книг, сказок они узнали от неё, как рано научились читать, о чём только ни говорили с ней!

  И всё, что дети получили от неё за первые годы своей жизни осталось в их  сердцах навсегда: и взгляды на жизнь, и привычки, и выбор книг и друзей: всё-всё отпечаталось в их памяти и помогло выстоять во всех горьких ситуациях, которые с безжалостной щедростью преподносила им жизнь, как-бы испытывая на  прочность беззащитные души...

  Санька смотрела на кровать и молчала.  Пожилая женщина с добрыми, усталыми  глазами, положила на плечо Саньки тёплую руку:
  -Здесь ты будешь спать...
Санька подняла на неё погасшие глаза:
  -А где я буду жить?
  -Что?- переспросила женщина.
  -Где я буду играть, читать, делать уроки? -опустив глаза, сказала девочка.
 
  Директор (а это была директрисса интерната), немного растерянно, ответила:
  -Для игры есть игровая  омната.  Читать ты будешь в библиотеке,
а делать уроки - в классе.
  -А вдруг я захочу побыть одна: порисовать, помолчать, подумать?
Тихо вздохнув, женщина ответила:
  -Так живут все наши дети.  Они ходят учиться в обычную школу, а потом   возвращаются домой.  Это их дом.  И это будет и твой дом.  Ты будешь здесь  жить? - спросила она.

  Санька молчала.  Подняв глаза, посмотрела на родителей: мать отвернулась; отец, сжав кулаки так, что косточки пальцев побелели, смотрел Саньке в глаза.
 И от его взгляда внутри у неё всё похолодело.  Она почувствовала себя котёнком, которого продают на рынке.  Ей показалось, что в уголках глаз отца  блеснула слеза.

  -"Раз я им не нужна, раз они уже отдали Ваньку, наверное мы им - чужие и совсем не нужны"- думала она. "Ну и пусть! Да, она останется здесь, а они ещё  пожалеют об этом..."
  Она глубоко вздохнула и, повернувшись к директору, твёрдо сказала:
  -Да, я буду здесь жить.

  Домой шли молча.  Опустив голову, скрывая непослушные слёзы, Санька плелась  сзади.  Родители шли впереди на небольшом расстоянии друг от друга.  Санька  про себя размышляла, пытаясь успокоиться:
  - "Здесь будут друзья, здесь будет одежда для зимы и для лета. Если она  заболеет - её будут лечить.  Будет еда, будут кружки и секции.  Но не будет  рядом Ваньки!  Не будет свободы.  Но она уже окунулась в одиночество и больше  не хочет его.  Пусть будет так!
Пусть будет..."


  Однако всё получилось совсем по-другому.  Саньку не отдали в интернат...  И  только через много-много лет, уже став бабушкой, она узнАет, почему так  получилось.  И понятие того, почему это произошло, стрелой из дальнего  прошлого ещё раз ранит её, итак истерзанную душу.  Не любовь, не сострадание к ней матери, станут причиной того, что она останется дома.  Нет. Всё было  гораздо проще: отец имел большую зарплату, работая на очень ответственной
должности и, если бы Саньку, как и брата, отдали на государственное  обеспечение, то мать перестала бы получать положенные на дочь алименты,  что  не позволило бы ей не работать.  С отцом она, тем  не менее, не развелась... 

  Не попав в интернат, Санька опять оказалась на лестничной клетке, но теперь  совсем одна.  Ванька учился в СВУ уже полгода и приходил домой только на  воскресенье и то не всегда.  Ключа у неё по-прежнему не было.  Как-то Санька  вновь попросила его у матери:
-"Мама, я  уже большая: я не буду включать газ и дверь никому не открою, только Акиму.  Я буду читать и делать уроки."   
 Но ключ она так и не получила.
       
  И сейчас, стоя у окна на лестничной площадке, вспомнив о киселе, Санька  стала искать предлог, чтобы зайти к Акиму - попросить воды и незаметно  пробраться в туалет.  Она понимала, что уже поздно, но взглянув в окно,  увидела, что ещё во многих окнах горит свет.  Немного подумав, она отряхнула  замявшийся форменный фартук и, сбросив на пол пальто, спустилась на 6 этаж и  позвонила в дверь.


                Часть 4


  Отец  Акима, тоже  Аким, был  намного  старше  матери  Акима-младшего.
Он  воевал, как  и  отец  Саньки.  При  бомбёжке  погибла  вся  его
семья:  жена  и  две  дочери.  У  мамы  Акима  остался  ещё  старший 
сын, Славка,  от  первого  мужа,  пропавшего  без вести.  Славка  был 
на  14 лет  старше  Акима и  учился  в  медицинском  институте.

  После  войны  было  много  таких  семей, где  осиротевшие  дети  в
новых  мужьях  своих  овдовевших  матерей  вновь  обретали  настоящих
отцов.

  Семья  была  благополучная, с установившимися  традициями.  И, каждый
раз  приходя  к  Акиму,  Санька  поражалась  чистоте  и  уюту,  всегда
царившим  в  их  доме.   Мама  Акима  говорила  спокойно  и  тихо, отец 
был  почти  не  ощутим,  но  по - настоящему  незаменим.
  Аким - старший  очень  любил  своего  пасынка:  ничуть  не  меньше,
чем  собственного  сына,  но  любовь  была  разной.  Славку  он  считал
взрослым, а  Акима - ребёнком.  Акима  он  никогда  не  ругал,  а  тот
никогда  не  врал  отцу,  даже  когда  это  было  возможно  сделать.
  Жизнь  в  этой семье  текла  размеренно и  спокойно  и  всем  было
 так  хорошо  друг  с  другом.


  Санька  позвонила  ещё  раз.  Дверь  открыл  Аким - старший.  В  майке,
домашних  штанах  на  подтяжках, с  взлохмаченной  седой  головой  и  детскими  удивлёнными  глазами  за  толстыми  стёклами  очков  в круглой
оправе.
  -Ты  что?- спросил  он.
Переминаясь  с  ноги  на  ногу,  Санька, запинаясь,  сказала:
  -Мне  надо  сверить  задачку: я  решила  и  не  знаю - верно  ли? 
А  в  учебнике  нет  ответа.  Вот  я  и  хотела...
  -Заходи, заходи.- торопливо  пробормотал  Аким - старший и, поглядев
по  сторонам,  закрыл  за  ней  дверь.

  -Пойдём  на  кухню.- сказал  он, подталкивая  её  в  спину.- Может
чайку  попьёшь,  или  поешь?
  -Да  нет.  Может, только  чаю?- прошептала  Санька.

  Аким  по - стариковски  засуетился, достал  печенье  и  стал  заваривать  чай.  Санька  быстренько  проскользнула  в  ванную  по  видом  "вымыть  руки", а  оттуда - в туалет.
  -"Как  хорошо,  что  есть  туалет..."- пронеслась в  голове  дурацкая
мысль.  Помыв  руки, вернулсь. 

  На  столе,  покрытом  белой  скатертью  с  ручной  вышивкой  по  углам,  в  большой  фарфоровой  чашке  дымился  янтарный  чай.  Аким  выложил  на  тарелку  салфетку, а  на  неё - бисквитное  печенье  с  джемом  и  огром-
ные  пирожные  безе:  те  безе,  которые  потом  Санька  никогда  не  ела
и  вспоминала  это  вкус  всю  жизнь.  Мама  Акима пекла  их  так умело!
  Они  были  очень  большие (как калорийные  булочки  с  изюмом), цвета 
топлёного  молока  и  внутри  не  были  совсем  пустыми,  а  были  похожи
там  на  пещеры  со  сталактитами  и  сталагмитами  и,  откусив  сбоку
кусок  и, подняв  пирожное  к  свету лампы,  Санька  видела  волшебные
сплетения  засахаренного  белка,  напоминающие  старинные  зАмки...

  ЗАпах  жжёного  сахара  смешивался с  ароматом  чая  и  золотистого
лимона,  тонкими  ломтиками  лежащего  на  блюдце...  Санька  разрумя-
нилась,  разомлела  и  ей  ещё  больше  захотелось  спать.
 
  Она  встрепенулась,  стараясь  отогнать  дремоту.
  -А  где  Аким?- спросила  она.
  -Он  уже  уснул,  детка.  Сейчас  поздно, но  ты  не  уходи, посиди
со  мной, а  то  мне  не  спится и  я  один.  Вот  давай и  поболтаем.
А  задачку  сейчас  проверим.   Я  принесу  его  портфель, а  ты  пос-
мотришь...- пытаясь  задержать  её,  тихо  сказал  Аким.

  Санька  понимала, что  он  хитрит, что  ему  жаль  её.  У неё  защипало  в  носу  от  стыда  и  обиды.  Но  нужно  до  конца  сыграть  роль.
Надо  сделать  вид, что  она  пришла  по  делу: только  ради  задачки, 
а  не  для  того,  чтобы...

  Вошёл  Аким .  Проверили  ответ.
  -Ну, я  пошла, спасибо.
  -Может, посидишь?
  -Нет, я  пойду.- устало  ответила  она.

  Аким  проводил  её, закрыл  дверь.  Постоял, покачивая  головой:
-Хорошая  девочка...  Бедное  дитя!

  Санька  поднялась  выше, села  в  угол  прямо  на  портфель, накры-
лась  пальто  и  уснула.

  Утром  она  проснулась  в  своей  голой  постели  в  одежде, но без
ботинок.  Дома  уже  никого  не  было. В  школу  собираться  долго  не
пришлось: портфель был  готов  с вечера.  Осталось  придумать  из  чего
сделать  игрушку  на  ёлку.

  Отрезав  от  старой  шапки,  связанной  бабушкой, все  четыре  разно-   
цветных  помпона,  Санька,  проткнув  их  мягкой  медной  проволокой,
смастерила  смешного  человечка,  привязав  снизу вместо  ног  шнурки
от  ботинок, сделав  на  концах  по  узелку,  а  на  помпон,  который 
изображал  голову, наклеила  колпачок  из  фольги  от  шоколадки.
Поделка  готова!  Захлопнув  за  собой  дверь  пустой  квартиры, Санька
отправилась  в  школу.

  Впереди  было  ещё  почти  четыре  года, которые  ей  предстояло  про-
вести  на  лестнице, той  лестнице,  что  стала  для  девочки  настоящей
клеткой.  За  это  время  многое  ей  придётся  пережить... 
 


               
                Часть  5
 
   
  Санька  была  очень  спортивным  ребёнком.   А  раньше  по  школам
ходили  тренеры  и,  наблюдая  за  детьми  на  уроках  физкультуры, при-
глашали  понравившихся  в  разнообразные  спортивные  секции.

  Санька  нравилась  всем.   Из  всех  приглашений  выбрала  фигурное
катание  и  решила  заниматься  именно  в  этой  секции  не  только
потому,  что  ей  нравился  этот  вид  спорта,  но  и  ещё  потому,
что  занятия  проводились  недалеко  от  дома,  в  парке,  что  было
немаловажно.

  Осень  стояла  сухая  и  тёплая.  Все  тренировки  проходили  возле
прудов.   Неподалёку,  на  открытой  эстраде, играл  военный  духовой
оркестр.  Тихо  падали  листья.  Санька  с  удовольствием  посещала
занятия  и  не  прогуливала  их.   Тренер  был  очень  доволен  ею:
резкая,  выносливая,  она  с  лёгкостью  выполняла  все  упражнения  и
прислушивалась  к  его  замечаниям.

  Но,  вот  стало  холодать.   Скоро  зима  и  тренер  просил  передать
родителям, чтобы  они  купили  детям  коньки, назвав  модели  коньков и   адреса  магазинов.   Санька  смогла  сообщить  родителям  об  этом
только  через  неделю,  так  как  вечером  она  засыпАла  на  лестнице,
и  утром  в  спешке  забывала  сказать,  а  то  и  сказать  было  некому:
она  просыпалась,  а  в  квартире  уже  было  пусто.

  Она  долго  ждала, когда  ей  всё  же  купят  коньки.  А  пока ходила   на  тренировки, вместе  со  всеми  заливала  каток: ведь  искусственного  льда  тогда  было  очень  мало, а  может  и  вовсе  не  было.   
  Пока  не  ударили  морозы,  дети  учились  стоять  на  резиновых  ков-
риках  в  хорошеньких  белых  ботиночках  с  блестящими  лезвиями.
И  Санька  без  зависти,  но  с  восхищением,  любовалась  на  ребят,
представляя,  как  и  она  скоро  будет  сначала  неумело  ковылять  в
коньках  по  коврику,  а  затем  вместе со  всеми  выйдет  на  лёд...

  Вот  лёд  уже  готов!   И  дети,  в  нарядных  костюмах,  заботливо
сшитых  и  связанных  их  мамами   и  бабушками, осторожно  вышли  на
лёд,  держась  за  борта  самодельного  катка.   Всевозможные  шапочки
с  помпонами  и  кисточками,  свитера  с  оленями  и медведями, тёплые
вязаные  рейтузы  и  игривые  рукавички - всё  радовало  глаз  своим
разноцветьем!   Вокруг  катка  стояли  улыбающиеся  родители  и  Санька.

  Санька  стояла  у  бортика  с  промёрзшими  ногами  в  кожаных  ботин-
ках,  в  которых  пальцы,  скрючившись  от  тесноты,  уже  не  чувство-
вали  холода.  А  она  смеялась, улыбалась  вместе со  счастливыми деть-
ми, делающими  первые  шаги  на  льду,  надеясь, что  скоро  тоже  будет
среди  них...

  Коньки  ей  так  и  не  купили.  Каждый  раз,  когда  Санька  напоми-
нала  об  этом,  мама  рассеянно  переспрашивала: - "Коньки?  Какие 
коньки?  А-а-а, завтра  сходим..."   Но, ни  завтра, ни  послезавтра,
никогда  коньков  не  купили.  И  кататься  на  них  она  не  научилась.


  Потом  был  бассейн.  Также  тренер  её  заметил  и  пригласил  в
секцию.   В  бассейне  было  тепло.  Дети  сначала  разминались  в спорт-
зале, затем  шли  в  душ  и, только  после  него,  плавать.  Саньке  нра-
вились  занятия, только  после  них  очень хотелось  есть, а  денег  на
буфет  ей  не  давали.

  Однажды  на  тренировке  был  контрольный  заплыв.  Санька  плыла  первой,
выкладываясь  из  последних  сил.  И  вот - вот  скоро  финиш...  И  вдруг
в глазах  потемнело,а  когда  Санька  их  открыла - увидела  склонившиеся
над  ней  лица  ребят,  тренера,  медсестры.
  -"Ну  вот,  я  же  вам  говорила - голодный  обморок."- самодовольно
и  сердито  сказала  толстая  медсестра.

  Тренер  принёс  из  буфета  горячий,  очень  сладкий  чай, бутерброды...
Санька  молча  поела,  ушла  в  раздевалку  и  в  бассейн  больше  не вер-
нулась.


  Прошло  несколько  недель  и  она  снова  была  приглашена  в  другую
секцию: теперь в  секцию  спортивной  гимнастики,  которая  располагалась 
в  соседней  школе.   Там  нужна  была  форма: купальник  с  короткими
рукавами, а  сверху, как  поясок, надевалось кольцо  из  широкой  белой
резинки.  И  ещё - чешки.

  Зная,  что  ей  всё  равно  ничего  не  купят, Санька  взяла старую
тёмно-синюю  футболку  брата  и,  сшив  внизу  промежность, завернув
повыше  выемки  под  бёдра, получила,  как  ей  казалось,  вполне  при-
личный  купальник.  Чешек  не  было, но  были  старые  пуанты, в которых 
она  занималась  балетом  в  школьном  кружке, когда  училась во  втором
классе  и  откуда  ушла  после  того, как  сшив  себе  сама  "пачку"  из
марли, и,  явившись  в  балетный  класс  растрёпанной  курицей,  была
высмеяна  девчонками  и,  сколь  не  упрашивала  её  вернуться преподава-
тельница  Инга  Борисовна, Санька  ходить  в  кружок  не  стала.

  Пуанты  тоже  были  самодельными: из  парусины, а  в  носки  пуантов
набита  вата.   Их  Саньке  сшила  бабушка  в  один  из  своих  приездов  к  ним  в  новую  квартиру, откуда  потом  была  выставлена  отцом  с  просьбой  больше  не  посещать  их  дом.

  Ноги  у  Саньки  выросли  и  пуанты  оказались  малы,  но,  вынув  вату
и  примерив  их  вновь,  она  смогла  убедиться,  что  пуанты  всё  же
подошли  ей  по  размеру  и  даже  были  почти  похожи  на чешки.  Вот  в
такой  спортивной  форме  Санька  стала  ходить  на  тренировки.
 
  Она  занималась  очень  старательно  и  тренер,  молодой  человек,  которого  дети  звали  просто  Виктор,  говорил,  что  у  неё  большие  успехи  и  через  Саньку  приглашал  родителей, чтобы  поговорить с  ними  о  переводе  их  дочери  в  специальную  спортивную  школу.  Но  никто, конечно, не  пришёл...

  Кончалась  третья  четверть.  Дневник  сиял  одними  пятёрками,  кроме
"домоводства",  по  которому   из - за  санькиной  самостоятельности, ей
"влепили"  двойку, после  чего  четвертная  оценка  снизилась  до тройки.

  Шили  фартук  и  к  следующему  занятию  нужно  было  оставить  непри-
шитыми  завязки  и  карман,  а  так  как  Саньке  вход  в  квартиру  по
известным  причинам  был  ограничен,  то  в  один  из  дней,  когда  ей
удалось  побыть  после  школы  дома,  она,  не  теряя  времени  зря, пришила  и  карман, и  завязки (ведь  швейной  машинки  на  лестнице  не  было).

  И  учительница,  посчитав  Саньку  выскочкой,  поставила  ей  двойку
"за  самостоятельность", как  было  указано  в  записи  в  дневнике.
Дневник  она  давно  подписывала  сама,  так  что  о  записи  никто  и
не  узнал,  а  общая  картина  успеваемости  за  третью  четверть  была
подпорчена такой нелепой  тройкой  по  "домоводству".

  Начались  каникулы,  но  тренировки  на  это  время  не  прекращались.
И  вот  однажды,  Санька  выполняла  на  бревне  "шпагат"  в  стойке  на
руках.  Рядом  подстраховывал  тренер.  И,  когда  элемент  был  почти
закончен, Санька,  похолодев,  услышала  предательский  треск - это
разошёлся  шов  купальника  в  промежности,  который  она  сама, как  ей  казалось  надёжно, сшила.  Хорошо,  что  под  купальником  были  трусы!

  Свалившись  с  бревна,  вся  пунцовая,  она  убежала  в  раздевалку и,  что  бывало  с  ней  редко,  долго  плакала  там,  ожидая,  когда  все
разойдутся,  незаметно  уйти  домой,  точнее  опять  в  подъезд.

  И  сколько  ни  просил  потом  тренер,  придя  к  ней  в  школу,
вернуться, Санька на  тренировках  больше  не  появилась.  Он  через  классного  руководителя  передавал  записки  санькиным  родителям, 
но  ответа  так  и  не  получил...


  А  Санька?  Санька  стала  ходить  в  Дом  Пионеров.   Она  посещала 
в  день  по  два  кружкА,  а  кружкОв  там  было  великое  множество:
шитья  и  лепки,  выпиливания  и  выжигания  по  дереву, вязания  и
рисования ...  Все  и  не  перечислить.

  Многому  научилась  она  там  и  всё,  чему  научилась,  пригодилось
ей  в  будущей,  не  очень  счастливой  жизни.   Эти  навыки  сделали
Саньку  независимой  и  самодостаточной,  помогли  перенести  все 
невзгоды  предстоящей  жизни.

  А, когда  ей  в  Доме  Пионеров  стало  неинтересно,  она  не  пошла
на  улицу, не  попала  в  дурную  компанию,  нет.   Она  нашла  себе
другое  место: она  пошла  в  библиотеку.   Там  тихо,  там  мягкие 
ковровые  дорожки  гасят  звуки  шагов, манят  к  себе  столы  с  зелё-
ными  абажурами  ламп;  там  книги  дарят  мечты  о  чудесных  приклю-
чениях, огромной  любви, преданности, понятиях  о  чести  и  достоинт-
ве.

  И она  росла  там, среди  книг, все  свои  самые  ответственные годы,
годы, когда  складывается  характер,  появляются  определённые  взгляды 
на  жизнь,  расширяется  кругозор,  примеряются  на  себя  духовные
ценности...

  И, когда  Саньки  исполнилось  14 лет, она  получила, наконец, ключи 
от  квартиры, но  они  ей  были  почти  не  нужны.  У  неё  появились
друзья, цель  в  жизни  и  свои  взгляды  на  эту  жизнь, правда  книжные, излишне  наивные,  честные  и  доверчивые,  которые  иногда  сыграют
плохую  роль в  её  судьбе.

  Но  главное, она  выстояла, она  стала  хорошим  человеком  с  откры-
тым  сердцем  и  чистой  душой.   И,  зная  наперёд  её  трудную  судь-
бу, понимая,  что  ждёт  её  впереди,  даже  как - то  неловко  желать 
ей  счастливого  пути...  Так  пожелаем  ей  терпения и  мужества 
прожить  эту  жизнь.