Нити памяти

Дети и война - нет более опасного сближения
этих противоестественных вещей».
А. Твардовский

   Маленькие узники... Пламя войны их выхватило из детства. Каждый попавший за колючую проволоку готов был сказать: "Ненавижу тебя, фашистская гадина! Все равно тебе придёт "капут", а мы будем жить!"
   ... Моросит мелкий дождь. Полосатая одежда, прилипшая к телу, не греет. А тут ещё порывистый ветер пробирает до костей. Взрослым легче переносить страдания на аппельплаце - они прижимаются друг к другу, пытаясь сохранить тепло, переступают с ноги на ногу и ждут, когда же у блокфюреров сойдётся счёт. Ждут и дети, тоже узники. Они тоже хорошо усвоили, что "Мютцен! Ауф!" - это команда для того, чтобы заключённый надел головной убор; значит - конец многочасовому стоянию. Стучат деревянные колодки. Узники расходятся по баракам. Расходятся, чтобы съесть ломтик хлеба наполовину с опилками (такой рецепт придумали нацисты), выпить кружку тёплой баланды, почему-то именуемой кофе. Просушиться, если успеешь за короткую ночь, и на нары. В бараке, перед сном, в разных углах заводят разговор.
   - Бывало, придешь с работы, - начинает приглушённо сиплый голос, - а стол уже накрыт. А на столе, мать честная, чего только нет! Щи горячие, наваристые, сальце жареное, картошка в мундире с маслицем!..
   - А я, бывало, любил, - поддерживает его сосед справа, - блины и вареники с творожком...
   Потом вдруг кто-то из темноты орал на них матом и те замолкали. В Бухенвальде такой разговор считался запретным - зачем травить душу, когда в животе пусто, хотя почему только в Бухенвальде, в других тоже.
    У каждого малолетнего и взрослого узника в полосатой одежде была своя печальная дорога. Долгая, изнурительная, опасная, но каждый в душе надеялся, что она не будет последней, избавительной. И все-таки чаще всего её называли "дорогой смерти". За колючей проволокой дух и мужество человека, ставшего номером, остаются наедине с врагом, наедине со смертью. Это - борьба. Борьба во имя того, чтобы выжить и стать свободным. Не каждый её выдерживал. Саша Могильный, прошедший Заксенхаузен и пробывший там 900 страшных дней и ночей, выдержал. Из 20 тысяч советских военнопленных, доставленных в концлагерь, в живых осталось только две с половиной. Парнишка выжил в том аду, потому что рядом оказались сильные люди, которые бесстрашно боролись за человеческое достоинство, за жизнь и свободу. Они и Александра привлекли к подпольной работе.
    За тринадцать лет поиска удалось отыскать малолетних узников фашистских концлагерей, проживающих теперь в Херсоне и Риге, в Кривом Роге, в Киеве и Ленинграде. Записал десятки свидетельств-исповедей. С помощью многочисленных помощников прочёл воспоминания Жоржа Семпрена, испившего до дна чашу страданий в Бухенвальде. И мне подумалось: пусть, как в зеркале, увидят себя молодчики из расистско-фашистского национального фронта, что их фанатизм может привести к  ужасам гитлеровских изуверов. Если у них есть дети, то пусть они ужаснутся! Не могу  удержаться, чтобы не поведать маленькую, но потрясающую по драматизму историю.
    … Это было зимой, в последнюю, самую холодную зиму войны. В Бухенвальд, в лагерь в буковом лесу под городом Веймаром, днями и ночами тянулись эшелоны с эвакуированными узниками. Однажды в одном из эшелонов, где в вагонах оставалось по нескольку человек, при разборке трупов,   в негнущейся обледенелой одежде и примёрзших друг к другу обнаружили целую группу живых ребят. Около 15  человек. Эсэсовцы вначале было растерялись, как если бы не знали, что делать с этими детьми в возрасте от восьми до двенадцати лет. И они собрали их в одном углу.
    Наконец, только эта одна кучка в пятнадцать детей осталась на опустевшем перроне. Через некоторое время вернулись эсэсовцы. Их стало втрое больше. Или им были даны точные инструкции, или же представлена полная свобода действий. Возможно, что им было дано разрешение:  выдумать способ, которым надо  уничтожить этих детей. Во всяком случае, они вернулись большой толпой, с овчарками на поводках. Шумно гогоча, они перебрасывались шутками, выкрикивали насмешки и тут же прыскали со смеху. Развернувшись дугой, они погнали перед собой по широкой аллее эту группу ребят. Помню, ребята беспокойно озирались вокруг, посматривали на эсэсовцев. Видимо, они думали, что их просто-напросто конвоируют в лагерь, как только что сделали с их взрослыми товарищами.
    Внезапно эсэсовцы спустили собак и принялись колотить детей дубинками. Они хотели заставить их бежать, чтобы таким образом устроить новый вид охоты со сворой гончих... Охоты, которую только что изобрели или которую им приказали организовать... Под градом ударов, тормошимые собаками, прыгающими вокруг них и кусающими их за ноги, без лая и рычания - это были специально выдрессированные овчарки - дети принялись бежать к воротам лагеря.
    Возможно,  в эту минуту они ещё не понимали, что их ждет. Возможно, они ещё думали, что это не более, как последнее издевательство перед тем, как загнать в лагерь. И ребята бежали в фуражках с длинными козырьками, надвинутыми на глаза.
   ... Они передвигали ногами как-то особенно неловко, медленно и в то же время рывками, как в кошмарном сне, когда бежишь со всех ног, бежишь, не зная куда.
   - Это кошмар, эта псовая охота, где эсэсовцы в чёрном с черепами на тульях - всё, что бежало сзади этих ребят, вскоре поглотило самых слабых из них. Тех, кому, возможно, было не более восьми лет. И те, кому вскоре не хватило сил двигаться, были опрокинуты, истоптаны, истерзаны на земле.
    ... Они лежали распростёртыми вдоль аллеи. Их измождённые тела, как беспорядочно разбросанные ветки, отмечали весь путь этой жуткой псовой охоты со сворой гончих. Вскоре из них осталось только двое: большой и маленький. Фуражки они потеряли в безумном беге. На посеревших личиках, как льдинки, поблёскивали глаза. Было видно, что малыш уже не чувствовал ни своих ног, ни того, что под ногами. За ними с ревом и улюлюканьем неслись эсэсовцы. Овчарки принялись заливаться лаем и рычать: запах крови привёл их в исступление. И в этот момент тот, кто постарше, замедлив бег, схватил руку малыша, который спотыкался и шатался. Вместе они пробежали ещё несколько шагов, пока удары дубинок их не настигли. Они упали вместе, лицами к земле. Рука младшего застыла в руке старшего. Навсегда...
    Эсэсовцы собрали и привязали ощетинившихся и рычащих собак. Затем они проделали путь в обратном порядке, стреляя в упор в голову каждого, лежавшего на этой широкой аллее.
    Нет, нельзя слушать без содрогания эти воспоминания очевидца. Фашизм - настоящее исчадие ада, человеконенавистничество, коричневая чума. Не устаю это повторять для того, чтобы эти ужасы никогда не повторились. Согласен с писателем из Киева Владимиром Литвиновым, которого хорошо знаю и ценю за соучастие в судьбах детей-узников фашистских концлагерей, что история малолетних узников не может быть только «темой». Она должна быть жизнью, судьбой. Искренне рад, что предложение (тогда) Советского детского фонда имени В. И. Ленина о приравнивании оставшихся бывших малолетних узников фашистских концлагерей к участникам Великой Отечественной войны узаконено. Этот факт можно рассматривать как очередное завоевание перестройки и демократизации общества.
    Не так давно стало известно, что в нашей стране родилась организация патриотического направления - Союз интернационалистов, который отстаивает права и интересы участников Великой Отечественной войны, воинов-интернационалистов, борцов антифашистского Сопротивления, бывших узников фашистских концлагерей и тех, кто был незаконно репрессирован, а потом реабилитирован Советской властью. Этот Союз оказывает всемерную помощь детям-сиротам, детским  учреждениям, инвалидам и престарелым, больным и бездомным. Верю в то, что эта организация даст достойный отпор и тем малочисленным группкам юнцов со свастикой на рукаве, проповедующих нацистские принципы, которые нет-нет да и появляются в некоторых городах нашей страны. Гитлеровская символика на куртках -  это не дань моде, это осквернение памяти погибших, унижение тех, кто выжил и победил, пройдя сквозь кровь ран, слёзы, боль и унижения.
    Так можем ли мы спокойно смотреть на мускульную игру таких «сильных личностей»? Конечно, нет. Мы не имеем права забыть последних свидетелей.