Small talking 13

А.

Иногда мне хочется, чтобы кто-то говорил.
А иногда — чтобы говорил только ты, а все молчали.
А иногда — чтобы молчали все.
И даже ты.
Чтобы была одна лишь музыка.
Чтобы весь мир стал музыкой: темные улицы, ночные фонари, светящиеся окна домов, строгие трамвайные пути, редко встречающиеся машины, грязные остатки снега вдоль обочин, туман, поглотивший верхушки высоток, мосты, над скованной льдом рекой, небо, в котором так давно не видно звезд...
Как много всего, что еще можно сыграть!
И как бесконечно больше того, что сыграть не удасться.
— не хватит времени.
— не хватит жизни.
— не хватит Вечности.
Меня так мало на этот огромный мир. 32 года я пытаюсь его обнять, но бесконечная череда моментов под моими руками, становится памятью...
Вспышка.
Мне 6. Я плачу в старом здании музыкальной школы, из-за того, что учитель опоздал, и у меня не будет урока.
Вспышка.
Мне 9 и я ненавижу фортепиано. Мне хочется детства, игр, смеха... Через 3 года, клавиши окрасятся кровью строптивости — эти разводы я буду видеть в каждый свой приезд. Тогда я еще не подозреваю, что через 15 лет, ненавистный мне инструмент, станет смыслом жизни...
Вспышка.
Мне 11. Я неумело играю прабабушке легкие пьесы на старинной скрипке, и ее 93х-летнее лицо светится от счастья. Это ведь благодаря ей, в доме появилась скрипка, когда от смерти был спасен один человек, в благодарность оставивший мастеровой инструмент тем, кто проявил сострадание... В этот момент я почти Паганини — у меня ведь есть свой благодарный слушатель.
Это называется "Вера в Себя".
Год спустя, я пробираюсь в соседский двор, надергать подснежников, чтобы принести их ей, уже лежачей, а она, тускло взглянув на стаканчик, куда я приладила свой нехитрый букетик, говорит пронзительное: "Как трудно умирать, Лена...".
В тот момент, мне захотелось схватить скрипку и играть, потому что я не знала больше, чем ей помочь. Я не знала, как, наверное, тяжело умирать одиноким, пусть и на руках, у исполняющих долг, родных.
Через 5 дней ее не стало...
И только 17 лет спустя, в дождливом, жарком августе, я по-настоящему узнала, что такое "терять".
Это то — к чему никогда не привыкнуть.
А 18 лет спустя, любя тебя, я умерла сама. И не раз.
"Этот мир звучит" (с)
Он звучит постоянно.
Он звучит отчаянно и тихо.
Он звучит ликующе и торжественно.
Он звучит нежно.
Я не вижу картин, я слышу.
Я знаю как звучит цвет.
Я слышу, как звучишь ты.
И ты не можешь быть пуст, потому что даже самая глухая пустота есть музыка.
Я люблю тебя.
Пусть это будет соль-минор.
Молчи. Так даже лучше.
Зелень твоих глаз — ми-мажор.
Чисто. Изумрудно.
Слушай.
Этот мир прекрасен.
Правда?

(Слушать:  Tomaso Antonio Vitali – Chaconne in G Minor
(perfomance of Jascha Heifetz - violin, Richard
Ellsasser - organ) )