Камни

Я ищу ее руки в молочно-белом тумане. Теплые, мягкие. Я чувствую чуть уловимый запах ее духов.
Туман движется, окутывает меня, застилает глаза, нос, так что становится трудно дышать, лезет в уши.  Но я знаю, что она здесь. Вот они, ее хрупкие плечи, тонкие перемычки ключиц, тонущих в темных, отливающих золотом волосах.
Она проскальзывает мимо меня, и я улавливаю только кусочек ее улыбки, только краешек губ, только ускользающий подол  удивительного знакомого платья.
Я  остаюсь один, даже туман исчез вместе с ней. А в моей руке осталось тепло ее руки.
 - Давай уйдем отсюда, мне не нравится этот тип, - слышу я и открываю глаза.
Правую руку мне напекло: утреннее солнце медленно наползало на мое спящее тело.
Миловидная блондинка в кислотно-зеленом купальнике еще долго озиралась на меня, вцепившись в своего тощего парня-студента.
Я поднялся и отряхнулся от земли. На мне было только белье. Рубашка и джинсы валялись неподалеку. Скомканная рубашка была еще в темных пятнах от воды. Видимо, вчера я не преминул искупаться, перед тем как упасть в сон прямо на земле. Вытирался я рубашкой.
Мимо пронеслась моторная лодка. Люди, сидящие в ней, помахали мне рукой. Я кисло помахал им вслед. 
Одевшись, я вышел из тени деревьев, и пошел вдоль берега, чтобы найти свою обувь.  Там, где я спал, обуви не было. Камни больно кололи ноги.
Я смотрел на них:  неужели я пришел сюда без обуви? Как я не напрягал память все без толку. Я не смог даже вспомнить, что  делал прошлым вечером.
Как ни крути, следовало идти домой. Но я не помнил, ни путь,  ни адреса своей квартиры. Возможно, это стоило списать на  сильный похмельный синдром. Через пару часов я должен был прийти в себя.
Солнце припекало нещадно. Я уселся на песок и стал кидать камешки в воду.
Плюх! И камень утонул. Сколько должно лет пройти, чтобы камни, лежащие на дне этой быстротечной, шумной реки, снова оказались на суше? 
 Я порылся в карманах и вытащил пачку сигарет. Меня не тянуло закурить, но я автоматически поднес зажигалку к сигарете, зажатой между губами. Все курильщики знают, что на солнце просто невыносимо курить. Мне показалось, что я выброшенная на берег рыба, которая хватает ртом воздух. Сухой гадкий воздух, оставляющий лишь горечь.
У себя на руке я нашел след, похожий на родимое пятно – след от ожога. Я был просто уверен, что это ожог, но не знал, как я его получил и когда это случилось.
Я закрыл глаза и снова увидел темные волосы, переливающиеся золотом и уголок розовых, смеющихся губ.
Во мне будто что-то сжалось, так что свернуло грудную клетку вовнутрь, руки сами обхватили голову, обдатой непонятной волной паники и отчаяния.
         - Какого черта! – крикнул я.
Я ничего о себе не знал. А единственные воспоминания о моей жизни хоронили меня заживо.
Когда я выбрался в город, был уже вечер. Я долго ловил попутку.
Добросердечный водитель  долго допытывался, куда меня отвести, а я лишь пожимал плечами. В конечном счете, он решил, что мое место в городе. Как он это понял, осталось для меня загадкой, да мне и не хотелось об этом думать. Мы быстро пронеслись мимо маленьких захудалых деревенек, где еще носятся полуголые дети, а по дорогам величаво несут себя коровы.
Разбитый автомобиль со скрипом выплюнул меня у маленькой церкви на самом краю города. Вместо денег я отдал водителю свои часы. Он сверкнул золотым зубом, сияние которого стократно усилилось на закатном солнце, и уехал, оставив меня одного.
Почему я не обратился к этому простодушному, обрюзгшему водителю за помощью? Я и сам не знал, но почему-то мне показалось, что это не в моем характере.
Я был как чистый лист. Я мог написать о себе все, что угодно и поверить в это. Я мог бы стать чем-то новым. И мне это нравилось.
Я был великовозрастным младенцем.
 Я мог бы поверить в бога.
Купола церкви светили так же как золотой зуб водителя, и поэтому я прошел мимо.
Я знал этот город. И я знал, что этот город, как тысячи других городов в нашей стране, ничуть не хуже и ничуть не лучше. Но я смотрел на него другими глазами, глазами младенца,  познающего новый  мир, играющий красками, притягательный, но пугающий. Шагая по теплому асфальту босыми ногами, я вглядывался в дома, каждый из которых мог быть моим, и вглядывался в лица людей, каждый из которых мог быть моим другом и недругом. Я курил, сидя в тени деревьев полупустынных аллей.
Город гудел и жил собственной жизнью, совсем не замечая меня. Я был как потерянный винтик, который угодил под половицу щербатого пола,  в этом механизме общественного устройства.
На другой стороне звенели женские голоса. Я обернулся. Темной волной всколыхнулись волосы, розовый ротик старательно выводил слова.
Моментально вспотели руки. Я вытер их о джинсы и встал. Некоторое время я колебался, но потом пошел в сторону смеющихся женщин. Я решил, что просто подойду ближе, а там будь что будет.
Тонкие запястья, тесная блузка, голубые глаза. Я смотрел в них, как будто нащупывал дно. Нет, эти подводные камни мне не знакомы. Когда я прошел, женщины засмеялись.
Я не помню, в какой момент мне стало страшно, и ноги привели меня к зданию полиции. Я бежал, останавливался, спрашивал дорогу. Одна старушка перекрестила меня, когда я запыхавшийся, наверняка с  безумными глазами, уточнял свой путь.
Мысли текли с безумной скоростью: кто я, что мне делать, как мне дальше жить?
Но на пороге полиции я остолбенел от другой мысли: а что если я плохой человек? Какое обстоятельство могло занести меня берег реки без документов, без денег, без телефона, в конце концов?  Не лучше ли повременить? Не лучше ли попробовать сначала разобраться самому? Я мог быть жертвой, а мог бы сам приносить кого-то в жертву. Меня могли бы искать. А могли бы предпочесть забыть. 
И я пошел прочь.
Ночью похолодало. Пробирала дрожь и от голода ныл желудок.
Окна в домах засветились разноцветными звездами.  Люди пили чай на кухнях, люди собирались идти спать в  уютные постели, смотрели телевизор,  люди занимались любовью. Люди называли свои имена и называли других, люди помнили свое прошлое.
Отвлекаемый мыслями, я брел все дальше вглубь города. Пьяные обходили меня по ведомой только им территории, одинокие фигурки девушки убыстряли свой ход, только обернувшись назад, влюбленные парочки проплывали мимо в ореоле наивной и слепой веры в будущее.
В какой-то момент я услышал собачий вой. И я засвистел, как делал это много раз другой «я», как делал «я» из своего прошлого. Собака перестала лаять, и я услышал, как она несется ко мне. Попав под свет фонаря, я смог разглядеть ее. Большой молочного цвета лабрадор лизал мне руки, прыгал, поблескивал карими счастливыми глазами. Это был мой пес. Мой пес, я знал это. А он знал меня.
Опустившись на колени, я обнял пса и заплакал. Комок в горле заставлял хрипеть голос, когда я приговаривал:
-Хороший, хороший мальчик. Пожалуйста, отведи меня домой…
Мы долго просидели во дворе. Когда одна из дверей дома отворилась, пес нетерпеливо посмотрел на меня и побежал к ней. Я побежал следом. Вот, вот и я дома. Еще немного. Дверь квартиры была открыта.
Я вошел. Никого.  На кухне рассыпанный собачий корм и пустая бутылка коньяка. В комнате клочки разорванной фотографии. Я собрал их в ладони. Вот кусочек темных волос, вот краешек улыбающихся губ.
Рядом лежал мобильный телефон. Я взял его в руки и нажал кнопку блокировки. Засветившийся экран показал сообщение: « Прошу, не надо меня искать. Постарайся все забыть».
Забыть. Я прижался к стене. Я вспомнил свое имя и фамилию, я вспомнил, что выбросил сандалии в реку. Я вспомнил, как зашел в воду только с одной целью, чтобы последовать ее последнему совету. Но не смог. Наглотался воды и вылез на берег. Я вспомнил, как орал и молил бога, чтобы он стер из памяти прошлое.
Камни выбросило на берег, а я все стоял у стены и шептал: «Забыть…»