8. Остарушивание с видом на выход

 
            После очередной клизмы с клеем на десять литров правильно грезить о пургене, но Екатерина пыжилась, сортируя мысли. С возрастом она достаточно глубоко изучила себя, познала практически всё о своих наклонностях, способностях, нерадивостях, талантах и слабостях, круглосуточно находясь в себе или подле себя. Исключение составляло время сна, которое трудно было контролировать. Разгребая завалы дум, размышляла:
- Хорошо, что я работаю: в карман каплет, на голову - нет. Тогда, где пресловутое чувство глубокого удовлетворения? - Хронический острый недостаток уважения и преизбыток стрессов, тружусь молчком-сопком, не уличённая, но подозреваемая в подрывной подпольной деятельности, воровстве, саботажах и неверности делам фирмы. Другим дозволено истерить и тырить отфильтрованную воду «Ом» из куллера. Я одарена глаголами повелительного наклонения: «Нишкни! Живи и бойся! Помни нашу доброту!», и так-повсяк, и об косяк, со смирением кролика размножаюсь добрыми делами, ожидаю прекращения ядовитых впрыскиваний внутри сердечно и отупления колюще-режущего Дурындова меча Всея Змеи. Другим дозволено опаздывать и с утра, и с обеда, уходить с работы по УДО, не досидев положенного срока, им с готовностью растянуты гуинпленовы улыбки, из которых сыпятся комплименты, как картошка из дранти. Я приступаю к работе от самого ранья, но мой уход домой точно в срок однозначен штрафным санкциям, красным ковром и увольнением по статье. И, тем не менее.       
Работа. Благословенная работа, дарующая труженице минимум миниморум,  позволяющая не опуститься до уровня «гебен зи мир, битте», и спасающая от богатства, как блохастого пса от бешенства.  Из двух крылатых слов римского сатирика Ювенала "Хлеба  и зрелищ"  Катиной зарплаты хватало на первое без второго и соединительного союза. Но Катерина старалась, ибо возраст, каким кремом ни замазывай, каким бельём ни утягивай, какой краской ни закрашивай, найдёт лазейку и заявит о себе во всеуслышание и всеувидение. С некоторых пор в Катином уставшем сердце поселилась мечта: не "увидеть Париж и умереть", попугайничая Илью  Эренбурга, но, достойно остарушиваясь,  доработать до пенсии.
От курильщиков сладу нет. Глаза слезятся, под конец рабочего дня становятся кроличьими, в горле собирается всякая нехорошая всячина, нос зарастает болячками и распухает. Радуют глаза цветы, разросшиеся из крохотных отростков до размеров огородных лопухов в условиях острой кислородной недостаточности и офисной радиации.
        Катино рабочее место с видом на входную дверь, указывающей путь на выход, располагалось в небольшой комнате. На всеобщем обозрении Катя выглядела куклой, выставленной в витрину магазина. Слева – руку протяни – солнце, жарящее летом в наглухо закупоренные окна, осенью – сырость и сквозняк, зимой – холодный ветер. Справа – тонкая  пластиковая перегородка с распахнутой дверной пастью. Непрестанно курсирующие сотрудники и сотрудницы, напоминающие покупателей в магазине, проходя мимо прилавка с товаром, роль которого была отведена Кате, обязательно снижали скорость и заглядывали к ней. Просто так. Поглазеть. Прицениться.
И на очередной вопрос:
– Как дела?
Катя возьми, да и брякни:
– Квак в кваквариуме.