Красный мрак. Часть 4

  Не дождавшись от меня аплодисментов, переходящих в овации, тетка, развернувшись на каблуках, как заправский военный, ушла в сопровождении охраны. Директора все не было. Не было многих учителей и школьников. Что делать? Пришли ребята - старшеклассники. Подошли, стали общаться. Все разговоры о происходящем перевороте в стране. Рассказываю о том, что их ждет – пионерия, комсомолия и прочая красная дрянь. И никакого инакомыслия! Всё единогласно и всем шагать  в ногу, и вперед  через тернии к звездам - кремлевским, масонским, сатанинским… Спрашивают, есть ли варианты. Рассказываю, что только сопротивляться вооруженно или в леса, в бега. Других вариантов нет.
- Ну что, юнкера, дадим бой красным или по домам? - Испытываю их вопросом в лоб. Подростки - вчерашние лихие ребята, гонявшие на скутерах, пившие ягу, смеявшиеся над опасностями и видевшие впереди одни только удовольствия, сейчас в растерянности молчали. Они не того духа, как те юнкера 1917 года, которым было за что биться. Юнкера жили при Империи, они учились, чтобы ее защищать, они любили ее, и их чистые детские души не принимали красное зловоние, поднимающееся над страной. А что сегодняшние подростки? За дерьмократию им биться? За то, что их родители падали вечерами от усталости, работая на ЖКХ и на кредиты без выходных, на двух работах и халтурках? За безработицу после учебы в платном ВУЗе ? За то, что в родном городе нет никаких перспектив, и в любом случае надо уезжать в Москву? За дедовщину в армии тем, кто не откосил? За засилье Кавказа и Азии в исконно русских городах? За этнопреступность? За коррупцию везде и во всем? За недоступную медицину? За невозможность заработать на  свой дом и машину честным путем? За растущее количество беспризорных детей и детей в приютах и детских домах? За выборы без выбора? Продолжать можно бесконечно, но вывод один - им за прежний строй биться нет никакого желания и смысла. А те, кто хорошо жил, тот небольшой процент предпринимателей и чиновников, приспособятся и к новой власти. Если выживут! Но воевать с красными не пойдут. Попытаются удрать за бугор. Так что, мистеры демократы, нет у вас защиты! Те, кого вы грабили и обманывали - за вас не поднимутся. А те, с кем вы заигрывали, те, которые продолжают дело преступников-коммунистов, вас растопчут легко и беспощадно. Они заберут у вас все, и мало кто успеет убежать за границу. При современных технологиях границу закрыть можно быстро и надежно.  В ваших услугах они вряд ли будут нуждаться. Они снова сделают из вас классовых врагов - «буржуев недорезанных» и показательно будут вешать на фонарях, которых вы за годы своего правления очень много установили на наших улицах. Фонарных столбов сейчас гораздо больше, чем в 17 году, помните об этом, нынешние правители, и выбирайте себе какой понравится столбик, когда несетесь мимо них в своих «Мерсах», «БМВ» и прочих буржуйских машинах! Вот если бы вы, раскрыв всю правду про большевиков, открыв все архивы, на которых написано «рассекретить через 75 лет», запретили бы коммунистов, как преступную партию, за геноцид, устроенный ими, начиная с 17-го года, убрали бы мумию с Красной площади, тогда бы жили бы себе спокойно. Но, правда, до прихода Царя, который вас тоже бы не пощадил. Но так ведь есть за что, не так ли? А теперь красные вам кровь пустят и ограбят вдобавок. Все это под одобрение нищей толпы, под улюлюканье и плевание вам в лицо. А как вы хотели - за все придется платить, и уже теперь!
- Я лично этих выродков устанавливать в Имперской школе не буду и покидаю эти стены - пока не уйдут большевики! Прощайте, ребята, и те, кто не сможет ужиться с ними, тоже уходите, через час они вернутся и начнут ставить к стенке всех, кто против них!
  Я не стал уничтожать мерзкие рожи красных правителей, чтобы не навлечь пристальное внимание красных к нашей школе и не осложнить жизнь тех, кто здесь останется. Я быстро вышел из школы и тихими улицами пошел домой.  Несколько раз я еле успевал нырнуть в подъезд или за дерево, когда мимо проезжали грузовики с автоматчиками и флагами кровавого цвета. Расстрельные команды вошли во вкус, их, как акул, почуявших кровь, теперь не остановить. Нечисть во всю гуляет по улицам родного города. Звонит телефон, это Андрей – муж сестры моей жены. Он  встревожено рассказывает, что у соседей идет обыск, слышны звуки борьбы и падающих вещей, плач ребенка. Говорю, что иду к нему и что я при оружии, пусть он потянет время и подольше не открывает. Звоню сыну, говорю, чтобы брал ПМ и выдвигался тихими улицами к Андрюхе. Дочь позвонила мне и попросила, чтобы ее знакомый пес Чап остался у нас, а то его хозяева куда-то исчезли и он, одинокий и голодный, бродит по поселку. Соглашаюсь. В голове план бежать за город, в одно безопасное местечко, там нам собака очень пригодится. Город сейчас ловушка для нас – тех, кто ненавидит красных и не смириться с их властью. Мы здесь легкая добыча и как на ладони. Надо бежать и быстрее, вот только Андрюху с семьей прихватим. Подхожу к дому. Паша тоже пришел, и я делаю ему знак, чтобы тихо двигался за мной. Приготовляем оружие к стрельбе и входим в подъезд. Слышу, что дверь ломают. Видимо, Андрюха их так и не пустил. Слышу плач крестника Илюхи. Нервы не выдерживают, и я киваю сыну. Мы  резко поднимаемся на площадку и начинаем их валить.
  Трое красных, раскинув руки, лежат бездыханно. Награбленные ими вещи, связанные в узлы, стоят в углу площадки. Андрей осторожно открывает дверь и видит нас. Обнимаемся, жмем руки. Предлагаю быстро собрать все необходимое и приготовиться к отъезду. Объясняю, что мы сейчас найдем транспорт и быстро все уедем в укромное место, иначе – смерть. Они не простят и скоро придут. Дверь закрывается. Там сейчас сборы, а мы бежим искать грузовик или, лучше всего, микроавтобус. Можно еще две легковушки, чтобы двум семьям уехать.
  На соседней улице стоят и грузовик, и микроавтобус. Решаем взять последний. Дверца у него открыта, ключи в замке зажигания и водитель тут же. Он сидит, опустив голову на руль, а от  виска красный ручеек крови выдает, что недавно водителя кто-то застрелил. Осторожно снимаем водителя и относим на лавку. Андрей с женой быстро грузят вещи, и мы едем к нашему дому. Начинаем выносить вещи. Сосед, Александр Павлович, испуганно выглядывает из-за двери.
- Куда вы все бежите? Наша власть же пришла - народная! Теперь у вас все будет! То, что раньше только у олигархов-буржуев было да у их прихвостней - «едросов». –   Я возражаю соседу:
-А ты вспомни, Палыч, сколько твои красные народу погубили по дороге к светлому будущему. Сколько священников, офицеров, даже не пошедших с белыми и просто интеллигентных людей было расстреляно, замучено в ЧК!
- Это ударные команды Троцкого делали: евреи, венгры, китайцы и латыши. Я против этого, но остальные коммунисты хорошие были, Фрунзе, например.
- Нет, Палыч, не может одно и то же дерево приносит плоды ядовитые и хорошие! – Ответил я, сбегая по лестнице к машине, а сам вспомнил, что недавно прочитал про «хорошего» Фрунзе. Из сорока прожитых лет треть Фрунзе провел в тюрьме и ссылке по обвинению в терактах. Но в революцию гимназист, пристально следивший за сводками с Русско-японской войны, окунулся не сразу. «Жаль, что у нас в России среди студенчества опять происходят беспорядки. Это на руку японцам. Они очень рассчитывают на эти беспорядки», — пишет он другу в марте 1904-го. Вот так! А в 1907 году в Шуе Фрунзе организовал неудавшееся покушение на полицейского урядника. В нападении участвовали двое: одного схватили, а во втором быстро распознали «товарища Арсения» (тогдашний псевдоним Фрунзе). Впрочем, сам урядник разглядел только папаху, воротник и нос нападавшего, и соратникам Фрунзе удалось сфабриковать ему алиби. В итоге смертный приговор смягчили — надавила и общественность, среди прочих на дело повлиял литератор Владимир Галактионович Короленко. Осужденный Фрунзе попал на каторгу, а позднее проживал в ссылке в Сибири. Подобно Тухачевскому, Фрунзе не колебался  карать восставших крестьян за «классовую несознательность». Он проявил талант организатора и умение подобрать компетентных специалистов. Об этом вспоминал впоследствии один из таких военспецов — опытный царский офицер, бывший генерал-майор Генштаба Федор Федорович Новицкий. Меньше восторга, правда, это умение вызывало у председателя Реввоенсовета Льва Троцкого, по мнению которого, Фрунзе «увлекали абстрактные схемы, он плохо разбирался в людях и легко подпадал под влияние специалистов, преимущественно второстепенных». После победы над Врангелем, в 1921 году Фрунзе был направлен в Турцию для подписания договора с Кемалем Ататюрком. Ехал нелегально: под одним из прежних своих псевдонимов — Михаила Михайлова, — на итальянском пароходе, с письмом от Ленина о согласии советского правительства на территориальные уступки в пользу новой революционной Турции. А следом шло советское судно с миллионом рублей золотом и вооружением. Молодое советское государство, укрепившись, искало себе союзников. О той поре напоминает монумент «Республика» на площади Таксим в Стамбуле, где по левую руку от Ататюрка стоят Михаил Фрунзе и другой советский военачальник Климент Ворошилов. Под началом Фрунзе проводится военная реформа, сам он пишет ряд военно-теоретических работ и становится автором базирующейся на основах марксизма военной доктрины. Это пик его карьеры. Правда, беспокойство Фрунзе вызывает здоровье членов семьи: жена страдает чахоткой, а четырехлетняя дочка Таня по неосторожности выколола себе ножницами глаз — только берлинские врачи сумели спасти ребенку зрение. Фрунзе находит отдушину в быстрой езде: сам садится за руль или говорит шоферу, чтобы гнал. В 1925 году он дважды попадает в аварии, и уже ходят слухи, что неслучайно. Последняя из них произошла в сентябре: Фрунзе вылетел из машины и сильно ударился о телеграфный столб. После аварии у Фрунзе в очередной раз открылась желудочная язва — болезнь он подхватил, еще будучи узником Владимирского централа. Последовавшей операции наркомвоенмор не пережил. По официальной версии, причиной смерти стала совокупность трудно диагностируемых заболеваний, приведших к параличу сердца. Но уже год спустя писатель Борис Пильняк выдвинул версию, что Сталин таким образом избавился от потенциального конкурента. Кстати, незадолго до смерти Фрунзе в английском «Аэроплане» вышла статья, где его называли «русским Наполеоном». Между тем, кончины мужа не перенесла и супруга Фрунзе: в отчаянии женщина покончила с собой. Их детей — Таню и Тимура — воспитывал Климент Ворошилов.
  Мы делали уже пятую «ходку» за вещами, а Палыч все не унимался. Ему, видать, важно было сейчас не столько нас убедить, сколько самому разобраться.
- Ну и куда вы? Снова за Дон, в Белую гвардию? Расхлопуют снова вас, господа! Может, лучше с народом?!
  Я остановился и поставил узел с одеждой на ступени.
-Слушай, ну вот придут к тебе, Палыч, допустим, сейчас, а нас, например, задержали, и скажут: если ты с нами, на вот «калаш» и расстреляй беляков. Если не будешь стрелять, то тебя самого к нам поставят и хлопнут. Ты будешь наши семьи расстреливать? Молчишь. То-то же. А надо определяться, с кем ты, теперь такое время пришло.
  Палыч опустил голову и медленно закрыл дверь. Я взял узел - и бегом к машине. А то и правда, поймают, и Палыч дрожащими руками стрельнет. Ведь поранит сначала,  не сразу-то и убьет с таким настроем. Намучаешься с ним. Тьфу, какие мысли лезут. Бежать скорее.