Глава I. Побег 7

Вокзал встретил Запруду суетой и гулом множества людей. Они ходили, сидели, стояли, разговаривали, кричали, ели, пили, отправляли естественные потребности. В общем – жили, ожидая прихода или отправления. Прежде всего, Запруда решил подкрепиться и с этой целью отправился в вокзальный ресторан – оазис гулкой пустоты и белых скатертей средь шумного потного моря людей. Выйдя из ресторана, Запруда с большим удовольствием закурил, пустив первую густую струю дыма в чистое небо. Жизнь на сытое брюхо не казалась такой уж гадкой. Есть в ней приятные места, например – Москва. Давненько он не бывал в златоглавой, давненько не ощущал биение звериного сердца столицы. Давненько. Да и Настю пора повидать. Может быть – Запруда улыбнулся – повоспитывать, если это ещё не поздно. Сходить с ней в зоопарк, посидеть в кафе. Словом, повидаться, пообщаться, порадоваться.
Всё ещё улыбаясь, Запруда вступил в здание вокзала и тут нос к носу столкнулся с Семинюком. Ноги Игоря налились чугуном, намертво приклеившись к гранитному полу. Семинюк, казалось, был не меньше Запруды поражен этой встречей. Вместо того чтобы хватать, крутить руки, валить на пол и звать подмогу, Семинюк повёл речи – главная ошибка плохих парней Голливуда (хороших, впрочем, тоже).
– Пантера, бля! – воскликнул удивленный Семинюк, – ты как здесь ока...
Последнее слово Семинюк не успел договорить. Ножной чугун в одно микромгновение обратился в субстанцию легче воздуха. Со всей силы, без замаха, Запруда треснул Влада (ему показалась, что перед ним стоял Влад) сумкой по голове, второй рукой сильно толкнул его в грудь. Семинюк пал, как могучий дуб, подрубленный у основания мелкими дровосеками, и содрогнулись стены вокзала.
Но этого Запруда уже не видел. Он бежал, летел, несомый невесомым эфиром в ногах, едва касаясь заплеванного штучного бетона платформы, выщербленного асфальта, пыльных тропинок, поросших по обочинам пышным сорняком. Мелькали вагоны и рельсы, серые здания и заборы, гаражи и пустыри. Ветер свистел в ушах.
Наконец, эфир весь вышел. Обессиленный до последней крайности, Запруда привалился к столбу. Из горящих легких дыхание вырывалось со свистом и стоном. С бровей и ушей капал пот на землю и мгновенно высыхал, оставляя в пыли крошечные кратеры. Колотилось сердце, мелко дрожали ноги.
Мимо прошла кошка. Она осуждающе посмотрела на Запруду. «Зачем же так издеваться над собой, – говорил её взгляд, – так и концы не долго отдать до срока». Ничего не ответил Игорь кошке. Он спиной прижался ц столбу, медленно сполз и в сидячем положении впал в прострацию.
Долго ли, коротко ли сидел Запруда, успокаивая сердце, восстанавливая дыхание, да только пришел он в себя настолько, что снова стал соображать. Он огляделся окрест. Его окружали блочные пятиэтажки, исполненные в классическом советском стиле, которые в народе принято называть по имени тогдашнего царя. Когда-то, во время бесшабашной юности Игоря, в былинные времена Агдама и водки за три шестьдесят две, их строгие фасады покрывали желтые, розовые и голубые краски. Неумолимое время стёрло различие цветов, окрасив всё серым. Оно не только изменило цвет домов, но и потрудилось над ландшафтом. Деревья, дающие людям тень а птицам приют, полностью исчезли, а на их месте появились гаражи и сараи, где всякая живность хрюкала, кудахтала и блеяла. Так город слился с деревней, о чем мечтали поколения марксистов.
В просвете между домами Запруда увидел кусок дороги, по которому изредка мелькали машины. Туда, предварительно приведя себя в порядок, и направился он. Только он выбрался из спящего царства хрущевок и ступил на широкий тротуар, протекающий вдоль дороги, как приметил приближающийся к остановке автобус. К нему пришлось подбежать. И этот короткий в двадцать метров бег болью отозвался во всех суставах.
Запруда сел на заднее сиденье полупустого салона, где не было окна, через какое его могли узреть с дороги. Автобус простуженно чихнул, хищно лязгнул дверью и отчалил от остановки. Похоже, автобус этот служил связующей нитью между прожорливым городом и охочем до мануфактуры селом. В первой трети салона плотной группкой расположились внушительных размеров женщины с крепкими руками и спинами, но без определенного возраста. В проходе стояли прочные, как дружба народов, китайские сумки, из которых высовывали свои алюминиевые головки молочные бидоны. На коленях крестьянки бережно держали пластиковые пакеты явно магазинного происхождения. Над женщинами стоял ровный гул. Так гудят, наверное, пчелы в улике после трудового дня. Несколько поодаль, в середине салона, сидели трое мужчин, загорелых так сильно, будто их покрасили марганцовкой. Несмотря на жару, они были в пиджаках и кепках. Мужчины степенно молчали.
От женской группы отвалилась кондукторша. На могучем боку её приютилась коричневая сумка, другой бок украшал патронташ билетов различного достоинства.
– Куда едем? – обратилась кондукторша к Запруде.
В свете последних событий вопрос этот показался Игорю несколько бестактным. Он и сам хотел поинтересоваться куда, собственно, везёт его автобус, но не желая при этом привлекать внимание.
– До конечной.
Ни один мускул не дрогнул на суровом лице женщины. Она ждала с равнодушием греческой богини. Запруда догадался, что ждет она оплату за проезд. Он порылся в карманах и обнаружил в нагрудном кармане рубашки двадцатку, ещё влажную от пота. Кондукторша укоризненно покачала головой, но купюру приняла. Опустила её в брюхо сумки, а оттуда извлекла две двушки, вручила их Запруде и величественно удалилась к подругам.
Автобус резво катил сквозь бескрайнее золото пшеничных полей, кое-где уже тронутое осенними комбайнами. Изредка он останавливался в селах и хуторах. Порой дорога бежала ровно и гладко, порой становилась извилистая и ухабистая, и тогда алюминиевые бидоны и стеклянные банки встревали в женский разговор. Через полтора часа такой езды автобус с протяжным шипением, словно испустил он дух, остановился на сельской площади. Женщины, которые не вышли раньше, и двое степенных мужчин стали собираться к выходу. Запруда догадался, что это и есть конечная остановка.
На площади рядом с двухэтажным зданием, убранным двумя вывевавшими жовто-блакитными стягами, расположилась современная стекляшка универсама. В местности шиферных крыш и стен потемневшего силикатного кирпича смотрелась она инородным телом и потому приковывала внимание. АТБ – большие красные буквы украшали стеклянный фасад универсама. Видимо село было большое, коль известная фирма построила здесь магазин.
В универсаме Запруда приобрел рюкзак, легкий и вместительный, удобный для дальних походов, запасся провиантом и напитками. В маленьком кафетерии выпил чашку кофе – на удивление хорошего для этих отдаленных мест. Он вышел из универсама и направился куда глаза глядели. Глаза глядели прочь от большака, прочь от цивилизации с её неразрешимыми проблемами.
Просёлочная дорога вывела его из села. Причудливо петляя, побежала она по пшеничным и кукурузным полям с редкими щетками лесозащитных полос. Запруда шел и шел по затвердевшей до каменного состояния земле, и стало у него на душе хорошо и спокойно. Так хорошо и спокойно, как не бывало давно уже, как бывало, наверное, только в безоблачном детстве. В синем небе пел песню жаворонок, в придорожной траве стрекотали неугомонные кузнечики, торопливо куя своё недолгое счастье, качая метёлками, шумела на ветру кукуруза. Дорога и поля утопали в тихой неге позднего украинского лета.
Дорога через мосток пресекала маленькую речку. Как все малые украинские реки – тихую, во многих местах поросшую камышом. В тени плакучих ив Запруда сбросил с себя рюкзак и одежду. Он постоял на берегу, подставляя плечи и грудь косым лучам солнца, начавшему последнюю четверть своего дневного пути. Потом искупался в тёплой воде. Просохнув, он перекусил мясными консервами и хлебом, подкрепив свой спартанский ужин тремя добрыми глотками Немирова – гордости отечественного водкостроения.
В прекрасном расположении духа он отправился дальше, неизвестно куда, неизвестно зачем. Но именно в этом Запруда находил прелесть своего положения.