Колхозница

Анна Матвеевна советскую власть любила и  никогда не задумывалась о том, взаимное ли это чувство. Ей особенно-то и некогда было задумываться об этом, да и не принято было думать о власти в  1976 году. Анна жила в хуторе, который назван был Большим. Работала в большевистском колхозе на разных сельских полевых работах, была многодетной матерью, три дочки и два сыночка, рождённых после дочек, чему был очень рад  их отец,  а её законный муж Павел Савельевич. Родное государство позаботилось о таких матерях: женщинам, родившим пятерых и более детей, оно разрешало выйти на пенсию в пятьдесят лет, а не в пятьдесят пять. Но родное государство не любило сюрпризов от своих граждан при обращении их о назначении пенсии. Вот тогда-то не у государства, а у обратившегося гражданина возникали проблемы. И пенсию не оформляли. А у Анны имя было – другое! Она и сама не знала, что она – Аксиньей была названа в свидетельстве о рождении, а в её колхозе отдел кадров все приказы писал на Анну, и муж её звал «Анькой» с момента, когда она сама сказала ему своё имя: Аня!
  Трудно было понять Анне Матвеевне, проучившейся в большевистской школе всего два класса, почему это так важно, что написано другое имя в потрёпанном, ветхом с едва различимыми записями документе- метрике, аж 1926 года! Походила и поездила тогда Анна по конторам и архивам, много университетов прошла поневоле, так что на огороде у неё капусту за это время тля закурчавила, картошка заросла травой и помидоры не дождались часа засолки: поломались от избытка ожиданий. Потому что и своим сыночкам и младшей дочке ей было некогда указания давать, а без указаний её детки думали не о капусте.
Но, наконец, Анну государство переименовало во всех документах на Аксинью и назначило ей пенсию: шестнадцать рублей! Что это сумма не так уж и мала, можно понять при сравнении цен. Десяток яиц, которые она могла собрать в курятнике и отнести в кооперацию, стоил пятьдесят две копейки. Не забудьте: в рубле сто копеек!
Анна-Аксинья была довольна и радовалась, что её труд оценили достаточной, по её мнению, суммой, большей, чем у Верки Семилиной, или попросту, Семилихи. Пенсия Веркина была пятнадцать рублей и пятьдесят копеек, поменьше, и это было очень Анне-Аксинье приятно.
И Анна-Аксинья поняла, что для односельчан-хуторян  надо устроить банкет.
 Во дворе, под жердёлой поставили столы: всего их было четыре, так как хуторян она не всех позвала, а только своё звено, баб, так же как и она, работающих, куда пошлют. Пригласила бригадира Андреевича, солидного дядьку, главного по должности в колхозе после председателя; а ещё были соседки, и две сестры Анны-Аксиньи, Евдокия и Мария, приехали из города Шахты. Столы, заставленные угощением, едва удерживали тяжесть изобилия сельской жизни. Им пришлось держать на себе жареных гусей, малосольные огурцы, отварную картошку, пирожки с фасолью, банки с густым взваром и бутылки с прозрачным варевом, крепостью, наверное, за сорок, хотя в двухсотграммовые стаканы наливали и государственную сорокаградусную воду. Был баянист Клим, бабы пели частушки, махали косынками и выбивали тапочками траву во дворе.  Мужики тянули довольно слаженно: «По диким степям Забайкалья…». Песню слушали ребятишки, внуки танцующих баб. Они все жили по соседству, и прибежали ко двору тётеньки Анны заранее и раньше своих бабушек. Ребятишки жевали сладкие фасолевые пирожки и болтали ногами на скамейке перед двором.   
Отпраздновала Аксинья Кутова свое счастье и опять пошла трудиться в поле. Трудилась усердно, но стала замечать, что уже трудно ей разбирать разговоры. И бабы это поняли, но не удивлялись: дело-то к старости, и не то ещё накатит; стали они ей погромче свои разговоры озвучивать, но слух у Аксиньи всё ослабевал и скоро бабы уже ей кричали прямо в ухо. Одна из баб, Ольга, была грамотнее их всех баб в звене, она с мужем недавно приехали в Большой, ей было обещана работа няни в колхозном детсаду, но оно ещё было занято молоденькой выпускницей средней большевистской школы. Девушка должна была поступить в вуз на факультет дошкольного воспитания, куда у неё было направление от колхоза. Ольга сумела объяснить оглохшей Аксинье, что надо ехать в город к врачу, который подберёт ей слуховой аппарат. 
– Тёть Аня, поезжайте в район за направлением в областную больницу, – посоветовала она.
В поликлинике, толпясь в ожидании под дверями кабинетиков сельских врачей, Анна-Аксинья уразумела, что слуховой аппарат выдадут ей бесплатно, так как она пенсионерка. Эта новость приободрила её, сразу мысли, где искать деньги на расходы поездки – ушли.  Женщина она была бережливой, но в её семье деньги не заводились. Появляясь на пороге в день получки, деньги, оглядев скромный быт домика Анны- Аксиньи и Павла, понимали, что их завтра вынесут из этого домика и отнесут в магазин. А денежки, конечно, мечтают поселиться во дворце, названным Банком. Но они не сопротивлялись намерением хозяев, ведь взамен их приносились пряники, макароны, сахар, соль и спички. Всё остальное, необходимое для семьи, росло в огороде или кукарекало и мычало в сараях.
Наступил день отъезда. В областном городе её ждала средняя дочь Рита, она жила  недалеко от больницы, куда ей выписали направление к врачу-сурдологу. На другой день Рита с матерью пришли проходить обследование. На этаже, где рядом с кабинетами докторов, на стенах висели  в рамках и под стеклом, написанные мелким, мелким шрифтом, инструкции-памятки врачам и их пациентам, было много народа, но все как-то потихоньку расходились.  Анна-Аксинья и Рита уже видели, как довольный народ получал коробочки, в которых было то, за чем они, приехав с разных районов области, собрались в одном месте.
Вызвали и их. Рита зашла вместе с матерью, объяснять докторам, что и как   у матери со слухом, врачи делали, что полагалось, Анне-Аксинье ещё и на завтра было назначено явиться к ним:  аппарат для неё - бесплатный, но государству-то стоит денег и бумаг требовалось много приложить к записям в журналах.  Анна-Аксинья чувствовала гордость за себя, что она многодетная и такая заслуженная и ради неё, простой колхозницы построили такую большую больницу и выучили столько молодых людей на врачей. И как же ей стало неловко за самовосхваление, когда она, с бумагой на получение слухового аппарата, уже в кабинете, где их выдают, вдруг понимает, что спрашивают:
– Вы колхозница?
И люди стали что-то говорить, и Рита достала кошелёк и заплатила за коробочку с аппаратом почти сорок рублей. Анна-Аксинья не слышала, что говорилось, но понять смогла: за аппарат попросили заплатить.
Вот так  Анна-Аксинья ещё повысила свой уровень знаний, еще один университет заочно закончила и область её знаний настолько узка, что даже районные врачи не знали то, что узнала она. Колхозным пенсионерам протезирование, а выдача слухового аппарата – это и есть протезирование, проводилось за плату.  Не стала Анна-Аксинья Кутова вспоминать про палочки за трудодни, что ставили ей в колхозе за работу. Ведь это было в её молодые годы, когда силы молодые позволяли ворочать и вилами и граблями и просто руками, наравне с мужиками. Не стала Анна-Аксинья допытываться, когда ей можно выкинуть облигации Госзайма, которые  государство заставляло брать, когда выдавал колхоз, всё-таки, немного денег, но не давал их долго подержать в руках, он, колхоз, должен был слушаться своего руководящего и забирать её деньги в обмен на облигации.  Женщиной Анна-Аксинья была понятливой, и любить своё государство от этого меньше не стала и думы о взаимности любви – не начинала!  История эта – была в хуторе, улицы которого самые длинные, может быть и из всех известных хуторских улиц Ростовской области!